Портрет Салтыкова Щедрина

Ближе всего к портрету-картине Крамского «Некрасов в период Последних песен» ярошенковский портрет Салтыкова-Щедрина и не по композиции, не по аксессуарам, в которых ничего общего, не по привычной, жизнью скрепленной связи имен (Некрасов — Щедрин), а по замыслу, по масштабу и глубине его. Его кисти принадлежит и портрет Салтыкова-Щедрина известного русского писателя. Портрет Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина по праву занял достойное место среди лиц выдающихся русских людей. Портрет Салтыкова-Щедрина был исполнен Крамским по заказу Павла Михайловича Третьякова, для создаваемой коллекционером галереи «лиц дорогих нации».

Кроме того ряд отдельных изд. : Сказки. В юморе С. -Щ. Что касается образов, то поскольку им нельзя отказать в типичности, они большей частью варьируют уже существовавшие в русской литературе типы (в особенности образы Гоголя). С. -Щ.

не видел тех исторических сил, к-рые осуществят его мечту о сознательно управляющем собою человеческом обществе, овладевшем своими силами. она отсталая, упирающаяся, коснеющая в своей грязи, крепостническая Россия. Финал пьесы является апофеозом этой идеи.

Все это не могло не осложнять для С. -Щ. Сам С. -Щ. предисл. После окончания лицея в 1844 году Салтыков служит в канцелярии военного министерства. Так в 1848 г. Салтыков оказался в Вятке. Вместе с тем сатирик не преследовал каких-либо узкопамфлетных целей.

  1. Салтыков-Щедрин, Михаил Евграфович
  2. Портрет писателя-сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина
  3. Описание картины «Портрет писателя-сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина»
  4. Биография — Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
  5. Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
  6. Михаил Салтыков-Щедрин: биография
  7. Михаил Салтыков-Щедрин: последние новости

Бесспорно изобличающий смех звучал и в народных эпизодах. знает и ей настоящую цену. Салтыковские мужики — пассивные протестанты.

Трагизм для него не в «трагической вине» героя (в этой буржуазно-дворянской концепции он видит охранительные тенденции), а в общественном строе, обессмысливающем человеческую жизнь (см. Брудастый-Органчик, с «неким особливым устройством» вместо головы исполнявшим только две пьески: «Не потерплю. » и «Разорю. ». В 1881—1882 годах он печатает «Письма к тетеньке». Он выступил активно против белого террора, против так наз. Условность временных границ (1731–1825) подчёркнута числом градоначальников – 22: столько самодержцев было на Руси с Ивана Грозного и до Александра II, правившего в 1860-е гг. Оно активный двигатель действия.

  • Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
  • Годы жизни Михаила Салтыкова-Щедрина
  • Видео: История одного шедевра ГТТ
  • Основные достижения Салтыкова-Щедрина
  • Основные даты биографии Салтыкова-Щедрина

Его низводили на степень фельетониста, забавника, карикатуриста, видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича». Так, характеристика Зубатова построена на «афоризмах» этого столпа губернской николаевской администрации, на изречениях, выявляющих всю сокровенную его сущность и сразу очерчивающих его образ. Сатира здесь, в этой сложной диалектике жизни и истории, находит свои сюжеты, темы, типы. ГИХЛ — Гослитиздат, Л., 1933—1935 в 20 томах. «Мелочи жизни» отличаются обилием рельефно воспроизведенных картин бытовой повседневности и в особенности глубиной проникновения в психологию измученных жизнью людей. умел отличать качественные изменения в историческом развитии целых общественных групп. В. помпадурах образы бюрократов встречаются снова, но уже на более высокой ступени художественного изображения. «Пусть каждый делает то, что может» — таков в это время девиз писателя.

«Жизнь— лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом «оно так, — отвечает какой-то недоброжелательный голос, — но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью. » Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными— но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина), 6 облечённого особыми полномочиями для обуздания печати7. Это впечатление объясняется тем, что С. -Щ. показывает тенденцию как совершившийся факт. В «поруганном образе раба» Салтыков признал образ человека.

Салтыков терпеливо ждал, когда Елизавета вырастет и они поженятся. См. Сходящее на-нет дворянство в другом аспекте, — в его попытках приспособиться к обстоятельствам, принять участие в наступившем после реформы промышленном оживлении, связанном со спекулятивным ажиотажем, — эта часть помещичьего класса показана в «Дневнике провинциала в Петербурге» (1873).

Одним из таких «алтарей» объявлен монархический государственный строй. Пеньки, пеньки и пеньки кой-где тощий лозняк. не упразднен 19 февраля. В типе «пенкоснимателя» изобличается пореформенный либерализм в основных его разновидностях. собр.

  1. Интересные факты из жизни Салтыкова-Щедрина
  2. Словари и энциклопедии на Академике
  3. Начало литературной деятельности
  4. Возобновление литературной деятельности
  5. Краткая биография Салтыкова-Щедрина

Все это шло от индивидуального дарования автора: публицистические статьи создавал крупный художник-сатирик. вместе со всей крестьянской демократией иллюзии «нового курса» в правительственной политике. страстно ненавидит все унаследованное народом от крепостного права. В противовес им, для выражения симпатий автора, в «Губернских очерках» используются элементы народного творчества, культивируется крестьянский сказ («Пахомовна», «Аринушка»). Гиперболические картины изображали современную жизнь, находящуюся под «игом безумия».

Салтыков-Щедрин, 
Михаил Евграфович

перепеч. Однако вскоре красота победила: тайно встречаясь с Лизой, писатель серьезно влюбляется. С помощью смеха Салтыков-Щедрин сорвал маску, разоблачил фальшивую претензию. «История одного города» — наиболее концентрированное выражение революционно-демократического взгляда на исторически сложившийся политический строй российского государства. Эскалация мортальных образов, достигающая почти степени фантасмагории наблюдается в «Господах Головлёвых»: это не только многочисленные повторяющиеся физические смерти, но и угнетенное состояние природы, разрушение и тление вещей, разного рода видения и мечтания, расчёты Порфирия Владимирыча, когда «цифирь» не только теряет связь с реальностью, но переходит в своего рода фантастические видения, завершающиеся сдвигом временных пластов.

Их в первой половине XIX в. писали по давнему шаблону. (1933—1936). Они были способом сатирической типизации. Салтыков-Щедрин имел в виду и французский бонапартизм и милитаристский режим Бисмарка. Но как принцип, как «основа», на которой прочно стоит государство, «святыня семьи» нисколько не пошатнулась.

Начавшееся в конце 70-х гг. и т. п. Более того, обстоятельства совпали для Салтыкова крайне неудачно. были допущены перегибы и тактические ошибки в этой борьбе. Происходит фантастическое превращение Провинциала в миллионера, которого обкрадывает Прокоп, в результате чего затевается судебный процесс, разыгрывается борьба за «наследство». В «Дневнике» с полной силой развернулись «беллетристические» стороны таланта автора.

Он вооружается против новой программы: «прочь фразы, пора за дело взяться», справедливо находя, что и она — только фраза и вдобавок «истлевшая под наслоениями пыли и плесени» («Пошехонские рассказы»). На холсте мы видим выдающегося русского писателя. Рядом с «Господами Головлёвыми» должна быть поставлена «Пошехонская старина»— удивительно яркая картина тех основ, на которых держался общественный строй крепостной России. «Улица» в представлении С. -Щ. Другим также в своем роде трагическим образом является возрожденный Молчалин из цикла «В среде умеренности и аккуратности», чрезвычайно углубляющий свой литературный прототип. Закованная как бы в броню чеканного стиля, властно сдержанная художником, подчиняющим ее всегда своим целям, эта страсть, этот щедринский пафос наполняют читателя чувством ответственности перед жизнью.

Беспощадно характеризуются его поэты (Фет, Майков), украшающие паразитизм, разоблачается «мотыльковая» крепостническая эстетика (статья о К. Павловой), обнажается дилетантизм не только в поступках, но и в мыслях и даже в самых утонченных эмоциях лучших представителей враждебного класса, обнажается классовая корыстность их свободолюбия. Удивительно красноречив и выразителен этот пейзажный образ у Салтыкова-Щедрина. С этими мыслями С. -Щ. Реакционная провинция — отражение «либеральной» столицы, а «либеральная» столица продолжает новыми методами традиции помещичьей государственности. I. Сочинения, 9тт., СПБ, 1889—1890 Полное собр.

Отмечая в них ошибки, он требовал «полной картины деятельности, а не изложения обязанностей», как это делали некоторые исправники и городничие. В статье о поэте А. В. Кольцове, особенно в запрещенном цензурой варианте (статья написана летом 1856 года, некоторое время спустя после появления диссертации и «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского), утверждалось, что большой художник всегда является «представителем современной идеи и современных интересов общества». С. -Щ.

Последний полагал, что Иудушка сам на себя руки не поднимет, «не удавится никогда» он будет «делаться все хуже и хуже и умрет на навозной куче, как выброшенная старая калоша» (письмо к M. E. Тут что ни фраза, то преувеличение, что ни слово, то невероятность. означает администратора, достигшего уже «степеней известных», прежде всего губернатора, выдвинутого на свой пост благодаря покровительству вывысокопоставленных лиц, часто их жен или любовниц, то «тащкентцы» представляют другой слой. Революционную настроенность усиливала атмосфера приближающейся грозы революции 1848. В этих очерках тема буржуазного хищника была затронута С. -Щ.

Он оказался также невольным и страшным пророчеством – предвестием тоталитарных режимов 20 в. Два праздника в году – весной и осенью, которые отличаются от будней «только усиленным упражнением в маршировке» «серая солдатская шинель» вместо неба и шпионы в каждом доме. Автор очерков понимал, что смирение и пассивность русского крестьянства есть необходимое следствие вековой неволи, «искусственных экономических отношений», то есть крепостного права, ввергнувшего народ в пучину темных суеверий, невежества, бескультурья, полуголодного существования. Самый психологический облик кокетливо молодящейся дамочки — «тетеньки», увлекающейся, не чуждой духовных интересов и в то же время неустойчивой в своих убеждениях, — остроумная насмешка над российским либерализмом.

Отечественная литература обогатилась блестящими сатирическими типами «чумазых», обобщившими характернейшие явления жизни. Молчалинский характер раскрывается в сатире в трех типических положениях: в положении, когда Молчалины приспосабливаются к «благодетелям», к «нужному человеку» в положении, когда Молчалины находятся в зените своего благополучия в положении, когда в благоустроенную жизнь Молчалиных врывается беда, грозящая смести созданный ценой громадных усилий уют. На самом деле любовь никогда не была чужда Салтыков-Щедрин: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья».

Он продолжал свою борьбу в глубоко чуждой ему либеральной печати — в «Вестнике Европы» и в «Русских ведомостях». Ничего похожего на ревностное отношение к службе у нового чиновника не было. Ненависть к «мелочам жизни» — это ненависть великого сатирика к создающему их общественному строю, это призыв к достойному человека существованию, эмансипирующему от поглощающих его мелочей.

Салтыков-Щедрин не отделял себя от лагеря «Современника». Удручаемый «мелочами жизни», он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: «забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой». Юмор, как и у Гоголя, чередуется в «Губернских очерках» с лиризмом такие страницы, как обращение к провинции (в «Скуке»), производят до сих пор глубокое впечатление. Сказание о шести градоначальницах особенно богато историческими аналогиями и намеками. Термином «обличительство» сатирик обозначил некоторые из своих — порою ошибочных — взглядов начала шестидесятых годов.

Мы видим победоносный поход «чумазого» на «дворянские усыпальницы», слышим допеваемые «дворянские мелодии», присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в «пущании революции промежду себя». Сатирик воспроизводил не статичные, не одномерные характеры, а живые, объемные, хотя «тенденциозность» исходных авторских намерений кое-где и ощущалась. В лице Молчалина дан тот распространенный тип исполнителя-приспособленца, к-рый входит в историю не персонально, а под общим наименованием «и другие», но без к-рого не обходится ни одно реакционное начинание. «Кто видит слезы крестьянки.

Салтыков-Щедрин писал: «Если, например, о пошехонцах сложилось в народе поверье, что они в трех соснах заблудились, то я имею вполне законное основание заключать, что они действительно когда-нибудь совершили нечто подходящее к этому подвигу. Обстоятельствами тогдашнего времени объясняется и то, что автор «Губернских очерков» мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. Мать, Ольга Михайловна Салтыкова (в девичестве — Забелина), была дочерью московского купца. В это время грани между либералами и реакционерами настолько стираются, что один из самых передовых идеологов дворянства, гуманный и культурный Тургенев, дает в «Отцах и детях» лозунг торжествующей реакции.

Но мы находим в «Губернских очерках» и другие элементы нового стиля вообще и щедринского в особенности. ред. С. -Щ. Чем были «Губернские очерки» для русского общества, только что пробудившегося к новой жизни и с радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного слова, — это легко себе представить.

Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал— сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках» 1847), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март 1848). Ни у кого из русских художников картина весны, майского цветения, майского пиршества красок, «зеленого шума» не приобретала столь мрачного колорита, не пронизывалась таким щемящим чувством истощения жизни, не соединялась с такой тоскливой мыслью о безнадежности, как у автора «Благонамеренных речей». Это эпохи торжествующей реакции, когда ташкентские рыцари насаждают «цивилизацию» у себя дома, когда для кулаков Живновских и т. п. В литературу, с другой стороны, вторгается улица, «с её бессвязным галденьем, низменной несложностью требований, дикостью идеалов»— улица, служащая главным очагом «шкурных инстинктов».

Не было здесь, однако, комизма ради комизма, пустого шаржирования, «веселонравия», как трубила об этом либеральная и реакционная печать. Совсем иное у Салтыкова-Щедрина. Эзоповски именуя широкие оппозиционные круги русской интеллигенции «тетенькой», Салтыков-Щедрин сосредоточился на критической характеристике их идеологической расплывчатости, политической повадливости и половинчатости. Реализм С. -Щ.

сочин» Добролюбова, т. I, ГИХЛ. Только в «Истории одного города» это обобщение находит себе наконец соответствующую форму.

В таких вещах, как «Гегемониев», «Зубатов», мы узнаем уже зрелого Щедрина. «Немногие страницы, — писал Страхов, — где является солдат Каратаев имеющий столь важный смысл во внутренней связи целого рассказа, едва ли не заслоняют собою всю ту литературу, которая была у нас посвящена изображениям быта и внутренней жизни простого народа»1. Стасюлевича, «Русские ведомости» В. M Соболевского).

«Я еду, — пишет автор в очерке «Опять дорога», — и положительно ничего не узнаю. Приступ, экспозиция — «статейная». Несколько позже им была составлена записка об устройстве градских и земских полиций, проникнутая мало ещё распространенной тогда идеей децентрализации и весьма смело подчеркивавшая недостатки действовавших порядков. Щедрин как критик и публицист продолжает в «Современнике» (1863—1864) дело, начатое им в «Губернских очерках», продолжает, учитывая критическую работу, к-рую проделали великие демократы-революционеры Чернышевский и Добролюбов.

наследников автора, СПБ, 1891—1892. Дело в том, что, не будучи в силах развить свою «утопию» из самой действительности, ощутить в последней зарождение и рост первой, он, сравнивая окружающую жизнь с «реальностью будущего» — с достойным человека разумным миром, не мог не воспринимать эту жизнь как карикатуру на этот мир. Однако нельзя отрицать, что писатель располагает к себе, хоть и выглядит замкнутым. Страх перед этими мелочами и тогда и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому и самому Салтыкову— но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. Принцип историзма салтыковской сатиры необычайно удачно художественно конкретизируется в мотиве разорения русской жизни, пронизывающем «Благонамеренные речи».

Полицейский участок сменяется адвокатской конторой, купеческий особняк — фешенебельным трактиром, салон на пароходе — постоялым двором в уездном городишке, дворянская усадьба Проплеванная — залой Каширского окружного суда именье князя Рукосуя — нищим селом Благовещенским, столичная судебная камера — редакцией газеты «Словесное удобрение» и т. д. Это отношение к народу объясняется тем, что для С. -Щ. Он принадлежал к ней ибо все его помыслы, вся его работа принадлежали прежде всего мужику, «мелкому производителю», так как вместе с народниками он не представлял себе исторической роли пролетариата, но за этим проходит черта, отделяющая его от народнической идеологии. Утопизм же как постоянный идеал и предвосхищение нового человеческого общества определяет то, что часто нам кажется шаржем, карикатурой в его творчестве. О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной после смерти Салтыкова-Щедрина в его бумагах и подробно изложенной в «Материалах» для его биографии, он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным.

В статье о «Круглом годе» Е. Утин взялся разъяснить сложный вопрос об отношении сатирика к идеалам. в написанных после 1 марта главах «Современной идиллии», — уничтожающей сатиры против полицейского государства Александра II и Александра III. Салтыков-Щедрин дал сложное историко-философское обоснование этой «чернорабочей» тактики, которую он сам характеризует словами: «благородное неблагородство». Кара, это — дети, к-рым страшны их отцы.

Главное в поэтике новой сатиры — это «родопроисхождение», «жизнеописание» героев изображение процесса переплавки впечатлений, побуждений, влияний, стимулов социальной среды в «ташкентское» мировоззрение, в «ташкентский» характер. отношение помещичье-буржуазного общества к «духовному производству», его мораль «купли-продажи», его универсальная корыстность. всегда перспективно, всегда устремлено в будущее. Здесь также нередки элементы художественного преувеличения и фантастики. рассказал о «конфузе» старой бюрократии, вначале испугавшейся «новых веяний», то в других показано, как под лаком «реформ» сохраняются «краеугольные камни» бесчисленных Крутогорсков, как умирающие, «погребенные заживо» оправляются, убедившись в безосновательности своих страхов.

Тебеньковы хлопочут о том, чтобы дворянско-буржуазные принципы семьи, собственности, государства оставались в глазах «печенегов» священными и неприкосновенными. Изначально он даже предложил сослать Салтыкова рядовым на Кавказ, но здесь уже Николай одернул Чернышева в излишнем рвении и сказал: «Но ты уж что-то чересчур тут стараешься». «Дети» Молчалиных уже отрываются от веры «отцов», встают на новый жизненный путь. Глубоко задумался над драматической судьбой семейственного начала в современном обществе автор «Анны Карениной», «Воскресения», «Крейцеровой сонаты».

стоит на той точке зрения, что освобождение масс может быть совершено только массами и потому для него приобретает основное значение вопрос: как подойти к массе, чтобы поднять ее на борьбу. Майор Прыщ, обладатель фаршированной головы, которая была съедена предводителем дворянства, одержимым «гастрономической тоской». В сказке-элегии «Приключение с Крамольниковым» и в споре по поводу ее идейного содержания с крайне в эту пору поправевшим Г. 3. Мелочи жизни). Постоянно повторяясь, этот мотив свидетельствует о какой-то общей точке зрения, о каком-то общем критерии.

Незаменимой утратой был для него вот таким образом разрыв непосредственной связи между ним и публикой. 1870 3 изд. В этом исторически обусловленная ограниченность С. -Щ., в этом то, что осталось у него от утопизма, к-рый он так гениально преодолевал, в этом то, что ограничивает всякое просветительство, как бы революционно оно ни было: непонимание тех исторических условий, при к-рых масса становится восприимчивой к революционной идее. Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Салтыкова-Щедрина позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер. У Салтыкова-Щедрина еще не было отчетливого понимания этой исторической перспективы.

Наступил момент, вспоминает писатель, когда «вера в могущество обличительного дела прекратилась» — и вот тогда-то последовал «период затишья, в продолжение которого я очень страдал». Черты просветительства сказываются у С. -Щ. Художественное преувеличение как форма предвидения — такова другая его функция в сатире1. Это барский паразитизм, барское тунеядство опустошают землю. Писательский «приговор» у автора «Губернских очерков» приобретал всю силу демократической непримиримости к существующему режиму.

«Священной дружины» и объективно поддерживавшего его предательски-трусливого либерализма. так глубоко, так страстно возненавидел. стал на точку зрения наиболее объективной для своего времени идеологии и потому мог в отличие от помещичьей литературы раскрывать противоречия формы и содержания в идеологии господствующих классов, раскрывать за «гуманной» видимостью корыстную сущность, за внешними различиями реакционеров и либералов — внутреннее их единство. Был шестым ребёнком потомственного дворянина Евграфа Васильевича Салтыкова (1776–1851).

Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 и погребён 2 мая, согласно его желанию, на Волковском кладбище, рядом с И. С. Тургеневым. Неудивительна частота появления в текстах Щедрина мортальной темы. Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776—1851). Автоматизм в действиях, преобладание механического и физиологического над психологическим, а главное — интеллектуальным, чувственности над логикой, над разумением — вот своеобразный предмет щедринской сатиры, связанный с определенным общественным строем.

Враждебность интеллектуально-волевому складу «лишнего человека», отсутствующая в изображении его либерально-дворянскими художниками, характерна для щедринского воспроизведения этого типа. Начало этого периода отмечено «Историей одного города», «Помпадурами и помпадуршами», «Признаками времени», «Письмами о провинции». «Систематический бред» Угрюм-Бурчеева был сатирическим обобщением теории и практики тоталитаризма – от утопий Т. Мора до аракчеевских поселений и современных Салтыкову социальных теорий.

не впервые. Определяющим здесь явился политический мотив, мотив самосохранения героев испытывающих на собственной шкуре свирепое давление реакционного политического режима. В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими «стихотворениями в прозе». Салтыков-Щедрин издевался над откровенно шкурной обывательской мудростью «вяленых вобл» и пискарей, рабьей философией выпрашивания подачек самоотверженных и здравомыслящих зайцев. Крутогорск перерастает в Глупов, крутогорские типы в глуповские, т. е. сочин., под ред.

По широте своего захвата эта сатира тяготеет к социальному роману и подчас перерастает в него («Господа Головлевы», «Современная идиллия»). С появлением щедринской сатиры демократическая критика впервые отметила «ограниченность» гоголевского реализма, в котором до сих пор видела наиболее полное, никем не превзойденное выражение «отрицательного», «сатирического» направления в отечественной литературе.

Его жестоко терзала и мучила болезнь цензурный гнет стал еще более нестерпимым, а к этому прибавлялась необходимость налаживать, после закрытия «Отечественных записок» в 1884 году, сотрудничество в идейно чуждых журналах и газетах («Вестник Европы» M. M. Решительно заявляя свинье, что в ней корень зла, он все же старался «изловчиться», чтобы избегнуть ее чавканья. Занимает свой пост Салтыков-Щедрин в то время, когда завершился главный цикл «великих реформ» и, говоря словами Некрасова, «рановременные меры» (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) «теряли должные размеры и с треском пятились назад». Интересно, что саму повесть «Запутанное дело» он очень не любил и уже потом, спустя годы, однажды заметил в частной беседе: «И дернул же меня черт написать такую ерунду». Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом другие, напечатанные в «Современнике» (ред. Чернышевский опубликовал в «Современнике» в 1857 году одну за другой две большие статьи (свою и Добролюбова) с высокой положительной оценкой книги.

Сомнения в допустимости административного «усмотрения» появляются у помпадура в период «либеральных веяний», когда были сделаны попытки придать провинциальной администрации более «европейский», соответствующий «требованиям времени» вид. статьи к вышедшим томам «Полного собр. Он переплел руки и смотрит на зрителя глубоким задумчивым взором. С. -Щ. Щедринское понимание проблемы «талантливой натуры», т. е. С. -Щ. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»).

в статье «Отрезанный ломоть», вошедшей впоследствии в «Недоконченные беседы»). Приписывали Салтыкову роман с супругой губернатора А. И. Середы — Натальей Николаевной, женщиной уже весьма солидного возраста. указатель), «Книга и пролетарская революция», 1933, 8, стр. 106—107. Величие С. -Щ. С этим связана еще одна близкая нам черта: тесное сотрудничество образного и логического мышления, оплодотворяющее друг друга, создающее умное искусство, «умную», а не «глуповатую» поэзию.

В 1889 г. задумал произведение, от которого сохранился только небольшой эскиз. «Священные принципы» современного строя исследовались здесь под новым углом зрения: показывалось, как появление на арене русской истории буржуазных «столпов» неизмеримо усиливало антагонистичность русского общества. Но важна была общая устремленность произведения. В «Помпадурах и помпадуршах» может быть впервые обнаружилась та особенность сатиры зрелого С. -Щ., к-рая подымает революционно-демократический реализм на большую высоту над дворянским реализмом: умение предвидеть, заглянуть в будущее, умение, являющееся следствием глубокого проникновения в настоящее, познание не только того, что представляет собою сейчас данное явление, но и куда оно растет. Однако в этой же семье его постигает кара. Намеченное в 1857—1862, вырастающее из публицистических рассуждений в общественных хрониках 1863—1864, теперь оформляется в ярких художественных типах «Помпадуров и помпадурш» (1863—1874) и «Ташкентцев» (1869—1872).

в этот период обычно тогда, когда он говорит о мужике. В русской литературе были гениальные сатирики и гениальные сатиры, но столь смелой сатиры, как «История одного города», в ней не было. II. Одним из своеобразных моментов построения этого жанра является сатирическое описание, принимающее форму воспоминания иногда лирически (в ранний период), а иногда юмористически окрашенного.

Салтыков-Щедрин не был участником революционного подполья. И все же он не смог выйти из границ революционного демократизма и утопического социализма. Впечатление нудного удушающего пустословия достигается тем, что художник заставлял своего героя вертеться в кругу одних и тех же понятий о «семье», «боге», «капитале». Популяризации этой важнейшей задачи освободительного движения и должны были служить, по мысли сатирика, «Благонамеренные речи». в области сатиры — Гоголя. В «Сатирах в прозе» с углублением и конкретизацией мировоззрения нарастает обобщенность художественного изображения, преодолевается эмпиризм. В письмах брату Салтыков назвал свое вятское пристанище «довольно сносной квартирой» и отмечал, что живет он достаточно скромно. Наиболее удачно показан здесь страх перед крестьянской революцией самых темных прослоек помещичьего класса их сентиментальное ханжество, полное тихой злобы к «меньшому брату» — к мужику, перестающему быть крепостным и заявляющему о своем человеческом достоинстве («Госпожа Падейкова»).

Сатира С. -Щ. Памятником этой борьбы остались «Письма к тетеньке» из к-рых третье письмо, прямо направленное против «Священной дружины», было запрещено цензурой и появилось в нелегальной печати. Слова Салтыкова-Щедрина о «рабьем языке» не следует понимать буквально. к книге К. К. Арсеньева «Салтыков-Щедрин», СПБ, 1906 продолжение этой работы: ДобровольскийЛ. Революционные возможности крестьянства подвергались решительной переоценке.

«Сказки» изданные особо в 1887, появлялись первоначально в «Отечественных записках», «Неделе», «Русских ведомостях» и «Сборнике литературного фонда». Знаменитым казарменным «идеалом» Угрюм-Бурчеева охватываются наиболее реакционные эксплуататорские режимы не одной какой-нибудь эпохи, а многих эпох. Смех — «оружие очень сильное, — заявлял сатирик, — ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех». Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели», может быть и «Бедных людей», но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину).

Главная задача сатиры, по мысли Салтыкова-Щедрина, — тщательное «исследование», глубокий анализ всего многообразия жизненного процесса, проходящего под игом «призраков». Остается такой признак народничества, как «признание капитализма в России упадком, регрессом». Так беспощадно разоблачать «дореформенного» либерала, еще не успевшего обнаружить свою реакционную сущность, как это делал С. -Щ.

В то же время ему удается в чрезвычайно искусной эзоповской форме дать знать «читателю-другу», что он не должен понимать его буквально. – 1889, Санкт-Петербург), русский прозаик, публицист, критик. В период ссылки с ним жили старый слуга («дядька») Платон и молодой камердинер Григорий. Ища всюду разумных связей, стремясь к уразумению жизненных процессов, революционно-демократический реализм не может существовать без «тенденции», без мировоззрения идеала: без этого он лишился бы своей обобщающей силы. В ином эмоциональном ключе даны Ивашки, «глуповцы».

Неистощимый родник смешного и таился как раз в «буквальном» истолковании народных афоризмов, словесной фигуры или, как выразился однажды сатирик, в «тропическом» (от слова «тропы») их распространении. Ту же борьбу продолжает С. -Щ. Общими классовыми интересами, связывающими «лишних людей» с якобы отвергаемой ими средой, объясняется и их либерализм. Ещё печальнее картины, представляемые разлагающейся семьей, непримиримым разладом между «отцами» и «детьми» — между кузиной Машенькой и «непочтительным Коронатом», между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Стёпой. Художник создавал оригинальные обобщения, в самой структуре которых наличествуют элементы, активно способствующие рождению нарицательного понятия, типа.

Для правящих классов «отечество» было прежде всего страной, в к-рой они могли чувствовать себя почти, как в Ташкенте, как в своей колонии, к-рую они подвергали систематическому разграблению. Исходная позиция в деятельности сатирика — это постижение «безвестной жизни масс». откровенно заявляет о «прозаических» деловых элементах своей сатиры, ставящей не вторичные психологические, а первичные, определяющие психологию общественные моменты в центре художественного внимания. Общий тон жизни — хаос, развал, оскудение. Инертность и «бессознательность» масс ярче всего выразились в неорганизованных, не проясненных сознанием и отчетливым пониманием целей бунтарских вспышках, нисколько не облегчающих положения народа и отмеченных чертами глубокой политической отсталости.

Для обобщающей мысли сатирика границы между «заправской» Россией и среднеазиатскими владениями обладали довольно относительной устойчивостью. обр. В 1844 году окончил лицей по второму разряду (то есть с чином X класса), 17 из 22 учеников были исключены, так как поведение их аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у Щедрина присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания.

Пишет он в это время очень много, сначала в разных журналах (кроме «Русского вестника»— в «Атенее», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), но с 1860 года— почти исключительно в «Современнике» (в 1861 году Салтыков поместил несколько небольших статей в «Московских ведомостях» (ред. ст. Автору «Ревизора» и «Мертвых душ» недоставало, утверждал Чернышевский, объяснения жизни. Постепенно Салтыков проникся либеральными идеями и под их влиянием создал повесть «Запутанное дело». Его взбесившийся клоп должен был как бы уже высказывать свои «клопиные» мысли, совершать «клопиные» поступки, раскрывать свой «клопиный» характер.

И мы, рабочие, присоединяемся к общей скорби о великом человеке»2. III. Весьма возможно, что при чтении Салтыкова-Щедрина смеялись порою «помпадуры» или «ташкентцы» но почему. Из написанного им между 1858 и 1862 годами составились два сборника— «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» и тот и другой изданы отдельно три раза (1863, 1881, 1885). Если «помпадур» у С. -Щ.

В 1857—70 гг. Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. Здесь С. -Щ. вопроса о перспективах революции, о путях к ней. У С. -Щ.

Страх перед этими мелочами и тогда и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому и самому Салтыкову-Щедрину — но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. Эзоповски зашифрованным оставляет Салтыков-Щедрин то место в рассуждениях из «Круглого года», где по ходу мысли надо было ответить, что же станет «потом», когда «ясность» будет массой достигнута. Р. в помещичьей семье. Весьма вероятно, что стеснения, которые «Современник» на каждом шагу встречал со стороны цензуры, в связи с отсутствием надежды на скорую перемену к лучшему, побудили Салтыкова-Щедрина опять поступить на службу, но в другое ведомство, менее прикосновенное к злобе дня. Главный герой романа Порфирий Владимирович Головлёв (прозванный Иудушкой) во имя бессмысленного обогащения презрел ближайшие родственные связи: предал братьев, сыновей, мать. Цена этого либерализма показана не только в рассуждениях «талантливых натур», но и на практике — на их отношении к окружающему миру, к крепостным, для к-рых благородные «принципы» хозяев не означали ни улучшения быта, ни даже отмены порки, производимой, правда, не Буеракиными, а облеченными всей полнотой власти немцами-управляющими. Это же изд. Вторая сюжетная линия развивается параллельно первой в форме сновидения.

В народнических «Отечественных записках» С. -Щ. Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Михаила Салтыкова позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер. Он начинается обычно с социально-философского размышления или публицистического анализа фактов и отношений по стилю — это начало своеобразного «эссе», где только характерный язык, проникнутый язвительной иронией или сокрушительным сарказмом и сатирические маски указывают на особое художественное качество про изведения. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал — сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках» 1847), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март 1848). Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. пошел, дать высокую оценку «Губернским очеркам».

Неверно было бы заявлять, что автор «Истории одного города» не видел в народной среде никаких положительных явлений. сочин» тексты С. -Щ., опубликованные в газетах, журналах, сборниках, как и тексты, принадлежность к-рых С. -Щ. Для сестёр Болтиных из которых одна в 1856 стала его женою, он составил «Краткую историю России». В своих «материалах для социального романа» С. -Щ.

Так сатирически обобщалась эволюция либеральной дворянской интеллигенции. Лопатиным и др. ), о том, что он, будучи руководителем «Отечественных записок», смело печатал на страницах журнала произведения участников революционного движения и оказывал им разнообразную помощь. статей, ГИХЛ, М. — Л., 1932 ПолянскийВ., Салтыков в своих письмах, «Воинствующий материалист», 4, М., 1925 (и в сб. ст.

Самодержавно-крепостническая Россия казалась тогда несокрушимой и борьба с ней бесплодной. Сравнивая старую дворянскую литературу с литературой «улицы», С. -Щ. Неизвестные страницы, ред., предисл. Они выражают недовольство, ропщут, бунтуют. Удручаемый «мелочами жизни», он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: «забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой». — Наблюдая со своей сторожевой башни изменчивые картины настоящего, Михаил Салтыков никогда не переставал вместе с тем глядеть в неясную даль будущего. Говоря словами Ленина, здесь он «классически высмеял Францию, расстрелявшую коммунаров, Францию пресмыкающихся перед русскими тиранами банкиров, как республику без республиканцев» (Ленин, Сочинения изд. Салтыковская сатира проделывала огромной исторической важности очистительную работу.

В 1884 правительство запрещает издание «Отечественных записок». Они активно добивались всевозможных возмещений за утраченную крепостническую власть. Энгельс в 1891 году писал о «глубокой социальной революции, происходившей в России со времени Крымской войны»1. И тут С. -Щ.

Намеченная уже в «Губернских очерках» тенденция к обобщенному сатирическому изображению действительности, к обнаружению этих «краеугольных камней» получает в произведениях 1857—1862 дальнейшее развитие, в соответствии с большей идеологической зрелостью автора. Если в таких очерках, как «Зубатов», «Наш губернский день» и др., С. -Щ.

Идеалы сатирика, по словам автора статьи, сводятся к тому, чтобы устранить «бесправие русской жизни», устранить произвол «futur-ministre» Феденьки Неугодова и добиться «более правильного общественного строя»1. Е. Салтыков» (СПб., 1899). 1870 3 изд. Герои его сатир в общем укладывались в рамки житейски-бытового правдоподобия. На первый взгляд кажется, что в изображении народа в «Истории» писатель обращался к тем же приемам гиперболы и гротеска, какими создавались сатирические типы правителей.

Чем были «Губернские очерки» для русского общества, только что пробудившегося к новой жизни и с радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного слова, — это легко себе представить. Надо же напомнить. ». ). Я сделался вполне деловым человеком и едва ли в целой губернии найдется другой чиновник, которого служебная деятельность была бы для нее полезнее. Сверх того в «Отечественных записках» были напечатаны в 1876 году «Культурные люди» и «Итоги», при жизни Салтыкова не перепечатанные ни в одном из его сборников, но включенные в посмертное издание его сочинений. Салтыкову-Щедрину от 30 декабря 1876 г. ).

Этот собирательный образ покоился на богатой фактической основе ею послужили и жизнь и «творчество» реальных деятелей либеральной журналистики, науки, литературы. Например, знаменитое уподобление реакционного «благонадежного» обывателя взбесившемуся клопу. Внешность Салтыкова врач описал как среднего роста с длинными волосами и бледным лицом. Бывают эпохи, когда разница между Россией и «Ташкентом» совсем стирается. Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Основной аспект характеристики Молчалиных — социально-психологический. «Больное место» (напечатано в «Отечественных записках» 1879, перепечатано в «Сборнике»), в котором этот разлад изображён с потрясающим драматизмом — один из кульминационных пунктов дарования Салтыков-Щедрин «Хандрящим людям», уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются «люди торжествующей современности», консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к абсолютно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один — «с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой — с Плющихи в столичном городе Москве».

вступил в редакцию «Современника» в чрезвычайно трудное для крестьянской демократии время. пришлось быть в положении правды в ее диалоге с торжествующей свиньей (см. Пока существовали «Отечественные записки», то есть до 1884, Салтыков-Щедрин работал исключительно для них. С. -Щ. Оправданное неверие в силы народнической интеллигенции, презрение к либералам, сознание полной невозможности апелляции к крестьянской массе, к той массе, к-рой была посвящена вся его деятельность, — вот что определяло настроения С. -Щ.

главный объект внимания Салтыкова – жизнь провинциальная, чиновничья в частности. Первая — связана с похождениями Провинциала и Прокопа в столице, где они, «впутываясь» то в одну, то в другую «историю», встречаются с дельцами, чиновниками, земцами, консерваторами, либералами. С. -Щ. Это были «поумневшие» помещики, отказавшиеся от либеральных увлечений, особенно те, кто извлек выгоду на «прусском пути» развития, новая хищническая буржуазия и вся армия прихвостней этих преуспевавших элементов, обслуживавшая их и в области литературы, создававшая для них литературу безыдейную, угодническую, «пенкоснимательскую». Финал Иудушки разработан сатириком во внутренней полемике с Гончаровым. Маяковский-сатирик с поистине щедринской зоркостью различал любившие маскироваться под новое и благовидное пороки современной ему действительности, клеймил старое помпадурство, успевшее превратиться в «комчванство», пошлую мораль возродившегося молчалинства, откровенную дрянь обывательщины и мещанства.

он представлял революционное просветительство 60-х. Эта калейдоскопическая смена мест действия «Идиллии» происходит отнюдь не по авторскому произволу. Полотно, принадлежащее Третьяковской галерее и выполненное по заказу собирателя, по типу близко к прославленным работам В. Г. Перова начала 1870-х годов (изображениям А. Н. Островского и особенно Ф. М. Достоевского). С. -Щ. В очерке «Гегемониев» С. -Щ.

Здесь намечается тип бюрократа-приспособленца, к-рый, смотря по времени, прикрывает либеральными фразами свою «обуздательную» деятельность или обходится без таковых, заменяя их более подходящей фразеологией. «Ташкентец» — это явление новое сравнительно с «помпадуром», но и старое, продолжающее вековую традицию. Но историческая ограниченность С. -Щ. Не буквально, конечно, а в том же смысле».

Немного, вообще, найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. юмор С. -Щ. Под их уродливой сенью возникает глубоко трагический мотив «ухудшения жизни», «порчи» общественного человека. Оценку идей господствующих классов за это время (1857—1862) в свете их дел мы находим в «Сатирах в прозе» и в «Невинных рассказах». Публично обсуждались планы компенсаций в форме учреждения аристократической «конституции», обеспечивающей право дворян выступать в роли советчиков самодержавной власти. Он показал, как в мире собственников изнутри подрывалась семья, превращалось в фикцию то, что на словах выдавалось за «краеугольный камень» современного социального уклада.

«Решительное влечение к литературе» почувствовал в период учебы в Царскосельском (Александровском) лицее, где начал писать стихи (частично опубл. «Под влиянием тщеты обличений» был нарушен необходимый контакт с читателем. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков-Щедрин чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»). Никого не любя, ничего не уважая, заменяя отсутствующее содержание жизни массой мелочей, Иудушка мог быть спокоен и по-своему счастлив, пока вокруг него, не прерываясь ни на минуту, шла придуманная им самим суматоха. С рис.

Залог успеха «искусства слова» он видел в углублении и расширении его реалистического содержания. Но Хрептюгины и Размахнины произведений 50—60-хг. г. к проблеме народной массы. Всю свою жизнь боролся со взяточничеством. «Положения» недостаточно диференцированы.

Смерть и смертоносность в социальной реальности, где Щедрин болезненно остро видит отчуждение, ведущее к утрате человеком самого себя, оказывается только одним из случаев экспансии смертоносного, что заставляет отвлечь внимание только от «социального бытописательства». Иванушка — народ стал в центр анализа общественно-политических отношений эпохи («Сатиры в прозе»). Сверх того в «Отечественных записках» были напечатаны в 1876 «Культурные люди» и «Итоги», при жизни Салтыкова-Щедрина не перепечатанные ни в одном из его сборников, но включенные в посмертное издание его сочинений. Художник, непричастный «труду современности», будет лишь создателем бесцветных «кунштуков». «Новая жизнь еще слагается она не может и выразиться иначе, как отрицательно, в форме сатиры или в форме предчувствия и предвидения», — как-то заметил Салтыков-Щедрин. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить».

Действительно, губернатор А. И. Середа хорошо относился к Салтыкову, собственно, как и сменивший начальника губернии на важнейшем посту Н. Н. Семенов. также вступ. В ноябре 1855 ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню) в феврале 1856 он был причислен к Министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю Восточной войны, в 1855). Отражая настроения русской общественности, Салтыков-Щедрин провозгласил, что, как ни тяжело в настоящее время «мальчику без штанов», как ни угрожает ему перспектива нового колупаевского гнета, все же он не испорчен буржуазностью, не ослеплен видимостью комфорта и благополучия, в нем душа свободна, он решительнее, чем зарубежный аккуратный «мальчик в штанах», способен рассчитаться со своими врагами. В самой композиции книги выдерживался принцип социальной группировки материала.

Он заклеймил трусливый дворянско-буржуазный либерализм уничтожающей сатирической формулой «применительно к подлости». «Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». «Мужик», «народ» в «Сатирах в прозе», от имени к-рого и во имя к-рого создается сатира, обрисован здесь в общем (за исключением очерка «К читателю») не сатирически, а лирически.

показал также, как помещик, поскольку он сам не превращается в хищника нового — деруновского — типа (и этот процесс показан С. -Щ. ), вытесняется из среды командующих групп. мыслит «психологию» своих героев как производную от конкретно-исторических условий общественной жизни Это и делает его психологию подлинной, реальной, что и сообщает сатире С. -Щ. Только в самом конце этюдов о Глупове проглядывает нечто похожее на луч надежды: М. Е. Салтыков выражает уверенность, что «новоглуповец будет последним из глуповцев». В очерках, написанных в Твери в нач. Сердечно привязанный к своей родине, он верил в ее лучшее будущее. же первый сделал российскую государственность предметом сатиры. В роли земских деятелей выступили в «Дневнике» гоголевский Перерепенко, тургеневские и гончаровские персонажи.

Мы очень мало знаем о внутренней жизни С. -Щ. Оно чуждо всякой сентиментальной идеализации. Это — одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нём поэтическая жилка. В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «идти вперёд — трудно идти назад — невозможно». (Обзор содержания статей, помещённых Михаилом Салтыковым в «Современник» 1863 и 1864, см. Это специфика именно салтыковского сатирического образа. вступил в редакцию «Современника» вскоре после ареста Чернышевского (в 1862), отказавшись от службы в правительственном аппарате, где занимал довольно видное положение (Салтыков был вице-губернатором).

В шелухе высокопарных слов о потомстве, о процветании, о «святом деле» и великих задачах молодого возрождения и тому подобном у «сеятелей» упорно пробивалось не выдуманное, а истинное «дело», забота о личном обогащении, забота о брюхе идея «взаимного самовознаграждения». Таковы «Премудрый пескарь», «Бедный волк», «Карась-идеалист», «Баран непомнящий» и в особенности «Коняга». Не сатира в виде «лирического отступления», часто пародического, а подлинный лиризм появляется у С. -Щ. Этой гнусной фальши, прикрывающей крепостническое прошлое, С. -Щ. Майковым и публицистом В. Милютиным. возвращается на государственную службу.

Произведения этих лет, опубликованные в основном в «Вестнике Европы» и «Русских ведомостях», в большинстве своём лишены искромётного смеха, в них преобладает трагический элемент, но в художественном отношении это знаменовало новый виток творческой эволюции Салтыкова, что особенно заметно в цикле «Сказок». Кто слышит, как они льются капля по капле. После запрета «Отечественных записок» Михаил Салтыков помещал свои произведения преимущественно в «Вестнике Европы» отдельно «Пёстрые письма» и «Мелочи жизни» были изданы при жизни автора (1886 и 1887), «Пошехонская старина»— уже после его смерти, в 1890 году.

Мать писателя, Ольга Михайловна Забелина (1801—1874), была дочерью московского дворянина Михаила Петровича Забелина (1765—1849) и Марфы Ивановны (1770—1814). И действительно, Бородавкин («История одного города»), пишущий втихомолку «устав о нестеснении градоначальников законами» и помещик Поскудников («Дневник провинциала в Петербурге»), «признающий небесполезным подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих» — это одного поля ягоды бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, всё равно идёт ли речь о прошедшем или о настоящем. Среди мрака и запустения настоящего, среди «царюющего зла», как маяк, светили сатирику слова, полные глубокого смысла и значения: «добро», «красота», «истина», «свобода», «справедливость» — именно эти слова в раздумьях Крамольникова, Имярека соединяются с понятиями о благе народа, о процветании страны. Можно сказать, что одинаково хорошо он работал во всех жанрах.

«Academia», Л., 1931 Неизданные письма, 1844—1882. Пока существовали «Отечественные записки», то есть до 1884 года, М. Е. Салтыков работал исключительно для них. «Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». Салтыков-Щедрин блестяще опровергал идеалистическое понимание художественности, когда литературе отказывают быть средством образного познания мира, когда из творчества изгоняется мировоззрение, которое хотят заменить интуицией, «прирожденной силой созерцания». В жанровом отношении Салтыков, называвший себя «летописцем минуты» и связанный условиями журнальной работы, отдавал предпочтение малым формам, которые изначально или ретроспективно объединял в циклы (из очерков выросли романы «Господа Головлёвы», «Современная идиллия»). Тогда же был написан портрет писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина.

С изумительной проницательностью С. -Щ. Елисеевым сатирик высказал искреннее сочувствие активным формам революционной борьбы.

В них С. -Щ. и ЛавровВ., Материалы к библиографии литературы о М. Е. Салтыкове-Щедрине за 1906—1933 гг., «Литературное наследство», 13—14, М., 1934 МакашинС., Материалы для библиографии переводов сочинений Щедрина на иностранные языки и критической литературы о нем за 1861—1933 гг., там же, 13—14, М., 1934 Щедринские архивные фонды в СССР. Об этом и свидетельствует написанный Салтыковым-Щедриным в апреле 1862 года проект программы несостоявшегося журнала «Русская правда», где развивалась идея консолидации всех «партий прогресса», — по-видимому, от Чернышевского до Дружинина, — на почве достижения ближайших целей. Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у Салтыкова-Щедрина.

С. -Щ. Соответственно этому изменяется и роль юмора в щедринской сатире. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. «Болен я, — восклицает он в первой главе Мелочей жизни8. Художественная характеристика буржуазности, персонифицированная в типах «чумазых» имела и еще один важный аспект. Негодуя против «улицы» и «толпы», М. Е. Салтыков никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов».

«Кто видит слезы крестьянки. Он безуспешно бьется над вопросами: как преодолеть пропасть, отделяющую действительность от идеала будущего, как преодолеть утопичность и романтичность социалистических программ, коль скоро они не находят в настоящей жизни никаких «зачатков будущего». Но ведь только два десятилетия спустя, в 1905 году, В. И. Ленин заявит: «Мы дожили до революции. Собрание сочинений М. Е. Салтыкова с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 томах) в год его смерти (1889) и выдержало с тех пор много изданий. Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая— психологом-художником.

Слова Салтыкова о «рабьем языке» не следует понимать буквально. За короткий исторический срок возникли и сменили одна другую две революционные ситуации (1859—1861, 1879—1881). Первые сказки «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик», «Пропала совесть» (все – 1869) гротескны и исполнены комизма. Радикальный критик В. А. Зайцев бранной формулой «ругающийся вице-губернатор» определил беспримерное положение Салтыкова в общественно-литературной жизни России: чиновник, занимавший высокие государственные посты (вице-губернатор в Рязани и Твери, председатель Казённой палаты в Пензе, Туле и Рязани), он в своих литературных произведениях был самым ярким обличителем царивших на Руси беспорядков. Это мужчина в возрасте.

Салтыков-Щедрин стал мастером иносказания, завуалированной эзоповской речи. Внимание Салтыкова-Щедрина привлекли статьи Н. Страхова о романе «Война и мир». Или — обозначение самодовольных реклам либерализма названием «прыщи, посредством которых разрешилось долго сдерживаемое умственное глуповское худосочие». далеко не сочувствовал террору.

Сочувствуя народу как носителю идеи демократизма, т. е. В центре внимания писателя исследование того, как социально-политические условия влияют на психологию и поведение рядового, «среднего» человека – либерального интеллигента. И ты — сиди и мужик — сиди— всем сидеть дозволено. » Эта смешная и грустная бестолковщина, соединяющая наивное мужицкое царелюбие с комическим понятием «слободы», характеризует невысокий уровень сознания масс. Художественное преувеличение в сатире вбирает в себя психологический анализ (без помощи такого анализа невозможно, например, вскрыть «готовности» человеческой личности) и бытопись и даже пейзажный рисунок.

неоднократно переиздавалось А. Марксом — последний раз в прилож. Но не следует думать, что, говоря о «так называемом» обличительном периоде своей литературной деятельности, писатель имел в виду период создания «Губернских очерков» и сам себя относил к «обличителям». Социальный роман должен отразить новые закономерности жизни, полной теперь всяких неожиданностей и катастроф, проходящей «не в уютной обстановке семейства», а на улице, на площади, в борьбе и сутолоке. В 70-е—80-е годы Ге создал несколько портретов наиболее выдающихся русских писателей. Несмотря на то, что фраза эта была сказана императором больше в шутку, Чернышев довольно серьезно воспринял эти слова, видимо, посчитав себя публично опозоренным.

В губернском правлении накапливались полуметровые «толпы» бумаг. С. -Щ. Ближе всего Щедрин Некрасову своим резким противопоставлением высших и низших социальных слоев: «благородные» чиновные бюрократы и их «рабочие руки» — приказные, подьячие помещичье-чиновный мир и крестьяне, беспощадность в изображении далее лучших представителей первого использование украшающих элементов (мифологизмы и т. п. ) дворянского литературного стиля идеализирующих действительность, в целях противопоставления неприглядной реальности — обманчивой видимости. сочин» Чернышевского, т. III, СПБ, 1906 и в «Избр.

к современной ему зап. -европейской жизни цикл «За рубежом», в к-ром царская Россия сопоставлена с буржуазной демократией. Проблема семьи живейшим образом занимала крупных русских художников. Вопреки всем внешним формам, приводившим в восторг либералов, С. -Щ. Художественно обобщая опыт освободительной борьбы накануне демократического подъема (1879—1881), он в «Господах Молчалиных» показал, как властно утверждаются в жизни революционные идеи и революционная практика, как становятся они активно действующим фактором социальной среды.

Он не верит в возможность предотвратить эту «трудную пору» — революционный взрыв — «компромиссами и соглашениями». — Е. П. ) идеала». Но не служба интересует его. Всеми этими чертами глубокого реализма сатира С. -Щ. Народ, стоявший до сих пор у С. -Щ. Порой смех проникался горечью трагического мироощущения, становился резко бичующим, язвительным, саркастическим, но не угасала в сатирике большая любовь к людям.

Салтыков-Щедрин знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует — но этот читатель «заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». «Все отрицание г. Щедрина, — писал критик, — относится к ничтожному (читай: помещичьему.

Именно вот таким образом Салтыков-Щедрин главной темой очередного произведения избрал общественные настроения в России в связи с реакционной «внутренней политикой» самодержавия. Вскоре молодой Салтыков именно в литературе, в «писательстве» будет искать выход из мертвящих традиционных условий жизни, готовивших для него обычную карьеру «просвещенного» вотчинника или преуспевающего николаевского чиновника-службиста. Надо прежде всего заставить обездоленную массу проникнуться «сознанием своего права не голодать» и лишь после этого сможет она подняться на высоту революционного идеала, «потребует уже иного права» — права на достойную человека жизнь. Во всеоружии социологических исторических, философских мотивировок сатирик анатомирует психологию приноравливания к подлости господствующих отношений, к поворотам и изменениям переходной исторической эпохи, к «взлетам и падениям» правящих клик, групп и партий.

Творчество С. -Щ. Рациональная связь вещей, оценка явлений с точки зрения наличия этой связи извне и внутри искание «разумной», т. е. В ноябре 1855 года ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню) в феврале 1856 года он был причислен к Министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю Восточной войны, в 1855). изд. Великий сатирик умер вскоре после того, как дописал это свое последнее произведение. Будучи втянуто во всеобщий хаос пореформенной смуты, под влиянием «нигилизма» и «безбожия», семейное начало, по мысли писателя, подверглось временной порче.

Иудушка тянется к массе слов, уже «осмысленных ложью». этот удар, он все же не сдался. материалов, под ред. Так. Вот очень характерные для той поры рассуждения Салтыкова-Щедрина. В связи с событиями февральской революции 1848 года во Франции русские власти усилили полицейско-цензурный надзор за печатью.

Наиболее характерные признаки эпохи раскрыты в групповых сатирических портретах «сеятелей-земцев», «легковесных», «хищников», «соломенных голов», «гулящих людей», «историографов», «складных душ». преобладает трагическая интонация, они насыщены философскими мотивами, религиозной символикой и по жанру тяготеют к преданию или притче: «Дурак», «Баран-непомнящий», «Христова ночь», «Рождественская сказка». Этому хищнику царизм прежде всего выгоден и недаром он выступает у С. -Щ. В их лице хищничество с небывалой до тех пор смелостью предъявляет свои права на роль «столпа», то есть опоры общества — и эти права признаются за ним с разных сторон как нечто должное (припомним станового пристава Грацианова и собирателя «материалов» в «Убежище Монрепо»).

Перед этой могучей страстью смолкают всякие доводы буржуазной и дворянской эстетики. за вятские годы. и вступ. «Больное место» (напечатано в «Отечественных записках» 1879, перепечатано в «Сборнике»), в котором этот разлад изображён с потрясающим драматизмом— один из кульминационных пунктов дарования М. Е. Салтыкова «Хандрящим людям», уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются «люди торжествующей современности», консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к абсолютно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один— «с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой— с Плющихи в столичном городе Москве». Однако в своей полемике С. -Щ.

И Чернышевский и Добролюбов исходят в своей оценке из основной тенденции произведения, выразившейся в том, что С. -Щ. в книге А. Н. Пыпина «M. 3, т. X, стр. 238). Об этом отлично сказал А. В. Луначарский: «Именно то, что свой тончайший и ядовитейший анализ русской общественности и государственности Щедрин умел виртуозно одевать в забавные маски, спасло его от цензуры и сделало его виртуозом художественно-сатирической формы»1. Он полемически заострил свой разбор «Губернских очерков» против их либеральной интерпретации. В лице Каратаева, заявлял критик, Толстой показывает «силу и красоту русского народа», его «страдательный», «смирный героизм»2. С. -Щ.

В произведениях конца семидесятых годов и позже, на склоне творческого пути, Салтыков-Щедрин обдумывал тему «забытых слов». Борьбу с «улицей» С. -Щ. Как художник С. -Щ. к журн. В конце 60-х гг.

Его захватили общественно-литературные интересы.

Он показал себя мастером бытописи, жанровых сцен, знакомивших читателя с миром петербургских ресторанов, кутежей, театральных увеселений, кокоток — всем тем, к чему обращены помыслы «стадных» героев. Большая часть написанного им в это время вошла в состав следующих сборников: «Признаки времени» и «Письма из провинции» (1870, 72, 85), «История одного города» (1 и 2 изд. написаны произведения, объединённые в сборники «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» (первоначально печатались в основном в «Современнике») цикл «Письма о провинции» и др. Последнее произведение — одно из самых художественно-совершенных у С. -Щ.

Салтыкова называли «сказочником», его произведения — фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. князя Чебылкина в коляске, — ирония здесь захватывает даже и лошадей, «бессловесных»), то сарказмом, бьющим по нелепости мыслей и поступков. Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений.

Таковы «Премудрый пискарь», «Бедный волк», «Карась-идеалист», «Баран непомнящий» и в особенности «Коняга». Некоторые из очерков этого цикла, казавшиеся в свое время чрезмерными преувеличениями, предвосхитили российское губернаторское черносотенство периода 1905 и позднее («Помпадур борьбы»). Затем Салтыков-Щедрин поделил эти функции между двумя персонажами: благодушным фрондером-рассказчиком и его приятелем Глумовым, которому свойственны постоянно «придирчивое настроение духа», скепсис ирония, желчь. Среди народных персонажей «Благонамеренных речей» не встречается героических фигур, подобных некрасовскому богатырю Савелию.

Но зато на виду у всей мыслящей России был подвижнический труд Салтыкова-Щедрина в литературе, которую он страстно любил и которой отдал все силы своей щедрой души, на виду у всех была его титаническая борьба с царизмом. Внимание сосредоточивается на ее охранительной сущности. То, что в доме до этого никто не проживал и он был чистым и опрятным имело значение для приезжего ссыльного чиновника, родившегося и выросшего в богатой семье. Н. В. Яковлева, Гиз, Л., 1924 (1925), Неизданный Щедрин, Л., 1931 М. Е. Салтыков-Щедрин. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». оправданной разумом необходимости, отрицание иррациональной «случайности», ставшей необходимостью, навязывающей свои следствия, — вот что связывает различные элементы творчества С. -Щ., о чем бы он ни писал — об Угрюм-Бурчеевых, о Митрофанах, ташкентцах, помпадурах, Молчалиных или французских натуралистах.

Он прослеживал воздействие на героев семьи, школы, родственного окружения, общественного мнения, которое олицетворяли «соседи», «знакомые», «товарищи», «воспитатели» и «наставники». сочин» С. -Щ. Он полагал, что если из провозглашенного идеологами самодержавия принципа «распорядительности» «извлечь» все исторические следствия и современные результаты, то с помощью логических доведений писатель-сатирик непременно натолкнется на закономерное в этом случае сопоставление царской политики с механическим органчиком или чем-то похожим на него. Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. Был еще один момент в «Истории одного города», характерный для С. -Щ., это — его отношение к народу. Действия героев «Идиллии» ничего не имели общего с обычными семейственными мотивами «прежних романов».

Он вооружается против новой программы: «прочь фразы, пора за дело взяться», справедливо находя, что и она— только фраза и вдобавок «истлевшая под наслоениями пыли и плесени» («Пошехонские рассказы»). Начался наиболее плодотворный период лит-ой деятельности С. -Щ. «Торжествующая свинья», выведенная на сцену в одной из последних глав, «За рубежом», не только допрашивает «правду», но и издевается над ней, «сыскивает её своими средствами», гложет её с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. «Россия, — так размышляет герой повести, — государство обширное, обильное и богатое да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве».

В «Истории одного города» проведена уже черта, отделяющая С. -Щ. было перепечатано Литературно-издат. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как «озорник», первообраз «помпадуров» или «надорванный», первообраз «ташкентцев», как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие. вне Глупова, теперь составляет младшее глуповское поколение. Рабская покорность народа, возвеличенная всякими реакционными идеологами под именами разных рабских добродетелей — «смирения», «долготерпения», «всепрощения» и т. п., — так же служит предметом сатиры, как и беспредельно-жестокая тупость его угнетателей — Бородавкиных, Угрюм-Бурчеевых и т. п. Впрочем, он и сам, по воспоминаниям мемуаристов, был большим любителем женского пола.

Но крестьянская революция не разразилась и перед С. -Щ. Впервые это было отражено в «Благонамеренных речах» (1875—1876), в основных очерка этого замечательного цикла: «Столп», «Кандидат в столпы», «Превращение», «Отец и сын» и др. 1883), «Помпадуры и Помпадурши» (1873, 77, 82, 86), «Господа Ташкентцы» (1873, 81, 85), «Дневник провинциала в Петербурге» (1873, 81, 85), «Благонамеренные речи» (1876, 83), «В среде умеренности и аккуратности» (1878, 81, 85), «Господа Головлёвы» (1880, 83), «Сборник» (1881, 83), «Убежище Монрепо» (1882, 83), «Круглый год» (1880, 83), «Современная идиллия» (1887—1881), «За рубежом» (1880—1881), «Письма к тётеньке» (1882), «Недоконченные беседы» (1885), «Пошехонские рассказы» (1886). Зимой 1877 года художник начал работу над полотном. «Academia», М. — Л., 1935 Губернские очерки, вступ.

метров. Большая часть написанного им в это время вошла в состав следующих сборников: «Признаки времени» и «Письма из провинции» (1870, 72, 85), «История одного города» (1 и 2 изд. «Последнее время, — писал Салтыков-Щедрин, — создало великое множество типов абсолютно новых, существования которых гоголевская сатира и не подозревала».

Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как «озорник», первообраз «помпадуров» или «надорванный», первообраз «ташкентцев», как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие. Я. Эльсберга, автолитографии А. Н. Самохвалова изд. Но эту горькую необходимость С. -Щ. С. -Щ. Особо учрежденный для этой цели секретный комитет обратил внимание на повести Салтыкова (на «Запутанное дело» прежде всего).

Крестьянское свободомыслие не идет дальше трактирных разговоров о том, что прежде, бывало, «дворяне форсу задавали», а «нынче слободно нынче батюшка-царь всем волю дал. Это были акты большого мужества со стороны С. -Щ, тогда уже разбитого недугами старика. У М. Е. Салтыкова нет ни клинических терминов, ни стенографически записанного бреда, ни подробно воспроизведенных галлюцинаций но с помощью нескольких лучей света, брошенных в глубокую тьму, перед нами восстает последняя, отчаянная вспышка бесплодно погибшей жизни. Как прозорливейший художник С. -Щ.

Высшее правительство было вне пределов сатиры как нечто священное, неприкосновенное. не противоречит его сатире, а служит ей, углубляет ее отрицание. Роман активно развивается, однако союзу мешает молодость невесты. Другое действующее лицо романа — «женщина-кулак», Крошина — напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Салтыкова-Щедрина.

Из предшествующего изложения нетрудно вывести основные признаки реализма С. -Щ. В «Круглом годе» (1879) Салтыков-Щедрин, касаясь истерии своего идейно-творческого развития в шестидесятые годы, писал в автобиографических главах о сложных духовных поисках, о времени мучительных сомнений и раздумий, которому, по его словам, предшествовал «период так называемого обличительного направления». по «Справочнику к II и III изданиям Сочинений В. И. Ленина», Партиздат, (Л. ), 1935, стр. 488 и в сводке А. Цейтлина «Литературные цитаты Ленина. Это изд.

Непосредственным виновником процесса «умертвия» выступал Иудушка. Закрытие в 1884 г. «Отечественных записок» сказалось на манере Салтыкова, «утратившего юмор». В феврале 1862 Салтыков-Щедрин в первый раз вышел в отставку. «Жизнь — лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом «оно так, — отвечает какой-то недоброжелательный голос, — но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью. » Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными — но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением негласного комитета, облечённого особыми полномочиями для обуздания печати. В 1844 окончил курс по второму разряду (то есть с чином десятого класса), семнадцатым из 22 учеников, так как поведение его аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у него присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. Тип чумазого развертывался в динамике. В «Благонамеренных речах» С. -Щ.

Главное здесь — отношение к самому ревизору, так сказать, к проблеме ревизора. Оно формулируется с предельной ясностью в словах: «закон для вельмож, да для дворян действие имеет, а простой народ ему не подвержен». Юмор, как и у Гоголя, чередуется в «Губернских очерках» с лиризмом такие страницы, как обращение к провинции (в «Скуке»), производят до сих пор глубокое впечатление. Иониной дочь Лидия на самом деле являлась внебрачным ребенком Салтыкова. С. -Щ. И действительно, Бородавкин («История одного города»), пишущий втихомолку «устав о нестеснении градоначальников законами» и помещик Поскудников («Дневник провинциала в Петербурге»), «признающий небесполезным подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих»— это одного поля ягоды бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, всё равно идёт ли речь о прошедшем или о настоящем.

По своей сущности «Губернские очерки» — глубоко антикрепостническое произведение. Отсюда мотив кукол и кукольности («Игрушечного дела людишки», Органчик и Прыщ в «Истории одного города»), зооморфные образы с разными видами переходов от человека к зверю (очеловеченные звери в «Сказках», звероподобные люди в «Господах Ташкентцах»). М. — Л., 1934) МихайловскийН. К., Щедрин (1889—1890), Сочинения, т. V, СПБ, 1897 ПыпинА. Н., М. Е. Салтыков, СПБ, 1905 АрсеньевК. К., Салтыков-Щедрин, СПБ, 1906 Евгеньев-МаксимовВ. Е., В тисках реакции, М. — Л., 1926 ОльминскийМ. С., О печати, Л., 1926 (гл. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». С. -Щ.

Нерасторжимое соединение реакционной политики и уголовного преступления — характерный признак времени, давший «Современной идиллии» и основную тему и основной сюжет. Как ни был захвачен С. -Щ. «И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Именно таким художником и был Иван Николаевич Крамской. С. Борщевского изд. В. Ф. Корша), в 1862 — несколько сцен и рассказов в журнале «Время»).

Незадолго до опубликования этих строк в статье о «Губернских очерках» (декабрь 1857 г. ) критик утверждал, что Салтыков-Щедрин органически усвоил принцип народности, он абсолютно сознательно встал на крестьянскую точку зрения и в свете ее рассматривает «все вопросы жизни». Он хотел поселиться в Москве и основать там двухнедельный журнал когда ему это не удалось, он переехал в Петербург и с начала 1863 года стал фактически одним из редакторов «Современника». В оценке реформы 19 февраля С. -Щ.

В художественном отношении еще незрелая, слишком «книжная» и «умозрительная» повесть «Противоречия» примечательна своим горячим откликом на злободневные философско-политические споры времени. Старое в новом обличий, бюрократия и «реформы», бюрократический либерализм — все это прослежено в его дальнейшей судьбе, в дальнейших видоизменениях в связи с победой реакционных сил в стране. У Салтыкова-Щедрина, стоявшего на уровне демократических и социалистических идей века, никогда, даже в самые «худые» и ужасные времена реакционных бешенств, разгула цензуры, не утрачивалась вера в торжество правды и разума, вера в неистощимость исторического творчества человечества. Но исключает ли бытовой очерк социальную сатиру. Смех как бы застывал, уступая место патетике горечи и негодования.

Под сенью молчалинства совершаются бессознательные злодейства. продолжает дело «Современника» и в ту пору, когда реакционные элементы народничества взяли верх над революционными. Внутренняя планировка дома до сих пор сохранилась почти без изменений. Повести Салтыкова-Щедрина примкнули к тому течению русской беллетристики, которое творчески осуществляло провозглашенные Белинским принципы «натуральной школы». В феврале 1862 года Салтыков в первый раз вышел в отставку. В. Кирпотина, Гослитиздат, М. — Л., 1935 избранные произведения, ред.

Так в первый же день, появившись в приемной губернатора, Салтыков начал его критиковать. Традиционный критический подход акцентирует внимание на отношении Салтыкова к реформам (не замечая разницы между личной позицией и художественным текстом). Все местные учреждения в январе присылали донесения о своей деятельности в истекшем году.

Коллекционер Павел Третьяков решил создать в своем музее галерею выдающихся соотечественников, которые внесли свой вклад в развитие России. Прежде всего, он дорог нам тем, что, как Гулливер над лилипутами, возвышается над «мелочами жизни» своей эпохи, над всей той ограниченностью мысли, к-рая вредит многим высокохудожественным произведениям дворянской литературы. В «Истории одного города» (1869—1870) С. -Щ. Сюжет и композиция хроники подчинены изображению распада, гибели головлевской семьи. Семья Нагорновых фатально выкраивала из своего отпрыска ташкентца-чиновника. Обращаясь к человеку «героической мысли», он пишет: «Пусть внутренний мир твой остается цельным и недоступным ни для каких стачек, пусть сердце твое ревниво хранит и воспитывает те семена ненависти, которые брошены в него безобразием жизни, — все это фонд, в котором твоя деятельность должна почерпать для себя содержание и повод к неутомимости. В интерпретации текстов М. Е. Салтыкова имеются две исследовательские линии.

Знаменитый монолог Прогорелова в «Предостережении» обнимал широкий круг явлений, вопросов и проблем общечеловеческой истории. от идеологии народничества. Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 т. ) в год его смерти (1889) и выдержало с тех пор много изданий. В первой повести М. Е. Салтыкова, «Противоречия», которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти.

В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Собранные в одно целое, «Губернские очерки» в 1857 году выдержали три издания (впоследствии— ещё множество). Крамской портретировал Щедрина дважды. Нынче, коли ты хочешь — сиди.

устанавливается впервые. А. Макашин), убеждающими, что это сатира не историческая (упрёк А. С. Суворина), а «абсолютно обыкновенная». Они нужны были демократическому поколению в годы, когда царское правительство травило и преследовало «нигилистов», революционеров. Это— одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нём поэтическая жилка.

справедливо усматривает в ее деятельности влияние реакции, отмечая «понижение тона» в проповеди культуртрегерства. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Но затем авторский монолог начинает обрастать элементами «чужой речи», монологами разных изображаемых фигур их «афоризмами», в к-рых они обычно выражают у С. -Щ. Понятие «улицы» внесло свои коррективы в щедринскую оценку стародворянской литературы, оценку, оправдываемую исторически, но все же в пылу борьбы достаточно одностороннюю.

«Смерть Михаила Евграфовича, — писали они вдове умершего сатирика, — опечалила всех искренне желающих добра и счастья своей родине. Крепостническое, сопротивляющееся реформе дворянство, с точки зрения С. -Щ., менее опасно. На этот раз предметом сатиры становится сама верховная власть Российской империи. Малоизвестно, но именно в Вятке Салтыков встретил любовь всей своей жизни. Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо».

расширяет границы своей сатиры за пределы ташкентцев и помпадуров. М., 1934» ОльминскийМ. С., Статьи о Щедрине (1906—1929), Гиз, М. — Л., 1930 Его же, По литературным вопросам, Сб. меньше схематизма, чем у кого-либо из других великих сатириков. Появлением стыда заканчивается программный роман «Современная идиллия» (1877–83). отразил путь Деруновых вверх из провинции в столицу, к-рую они начинают завоевывать (очерк «Превращение»). «Новая Москва», М., 1929 История одного города, вступ.

В письме брату Салтыков сообщал: «Работы такая погибель, что я решительно нередко теряюсь: иногда и желал бы всякое дело обработать совестливо и зрело, но так устаешь, что дело невольно из рук валится. Эта деятельность дала писателю богатый опыт. Ординарная, алогичная речь Иудушки, ее лексика и синтаксис создают особую «стилистическую атмосферу». «То была первая свежая любовь моя, то были первые сладкие тревоги моего сердца. » — писал позже Михаил Евграфович. Сатирик отвечал рутинерам от эстетики: «Мы тогда только интересуемся произведением науки или искусства, когда оно объясняет нам истину жизни и истину природы». Весьма возможно, что при чтении М. Е. Салтыкова смеялись порою «помпадуры» или «ташкентцы» но почему. «лишнего человека», отличается последовательным, уже не дворянским, а революционно-демократическим реализмом.

Критическая мысль входит необходимым элементом в художественное творчество С. -Щ., в к-ром огромную роль играют пародируемые или чрезвычайно углубляемые им, возрождаемые в новой обстановке, творчески продолженные им вместе с жизнью образы классической литературы (Тургенева, Гоголя, Грибоедова, Фонвизина). текста К. Халабаева и Б. Эйхенбаума) Полное собр. Знаменитое гоголевское описание гражданской палаты, где оформлялась покупка «мертвых душ», тоже оставляло впечатление нечистоплотности.

Но это широкое обобщение долго не может найти соответствующей ему образной формы. Оно именно — «в прозе» С. -Щ. В 70-х гг. «Торжествующая свинья», выведенная на сцену в одной из последних глав, «За рубежом», не только допрашивает «правду», но и издевается над ней, «сыскивает её своими средствами», гложет её с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. 1850-х —1860-е гг. Народ сочинил множество метких прозвищ, одних людей или группу лиц назвал головотяпами, других — гущеедами и т. д. Сатирик развертывал народные формулы, народные изречения в картины, в гротескные образы.

Писатель-сатирик и публицист не мог творить, не испытывая постоянного, «доверительного», «интимного общения» с прогрессивной, мыслящей Россией. С. -Щ. В вятском обществе Салтыков был принят не как опальный бунтарь, а как человек с хорошими средствами (родители его имели более 2000 крестьянских душ), благородного происхождения и блестящего образования, притом как завидный жених для лучших вятских невест. Реакционные дворянские группы взяли силу. Борьба с нигилизмом объединяет теперь силы контрреволюции.

в последние годы жизни. Достаточно вспомнить, как Маркс заклеймил французский бонапартизм афористической формулой: «Только воровство может еще спасти собственность, клятвопреступление — религию, незаконнорожденность — семью, беспорядок — порядок. »1. умел быть понятным своему читателю. Я. Е. Эльсберга, М., 1935 ЭльсбергЯ., Стиль Щедрина, «Литературная учеба», 1936, 4, 5 и 6.

Мало того, С. -Щ. Если в «Глуповском распутстве» Иванушка полон революционной энергии и чувства превосходства над Сидорычами, Трифонычами и Зубатовыми, т. е. С. -Щ. Помещик зря продал лес купец зря срубил его крестьянин зря выпустил на порубку стадо. Так продолжалось и на склоне его жизненного пути. Они положили начало целой литературе, получившей название «обличительной», но сами принадлежали к ней только отчасти.

Та борьба, к-рую С. -Щ. ЧернышевскийН. Г., «Современник» 1857, 6 (о «Губернских очерках» С. -Щ. И. Р. Эйгеса. Концепция «Ташкентцев» уже намечена в «Гегемониеве» из «Невинных рассказов», в рассуждении о «варягах», управляющих страной как своей колонией. Не щадит Салтыков-Щедрин и новые учреждения — земство, суд, адвокатуру, — не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими «мелочам жизни». Она не судит преступления и пороки с точки зрения интересов дворянско-буржуазного общества и государства, а судит это общество и государство за преступления и пороки, уродующие человека.

Логично, что на Салтыкова обращали внимание вятские барышни искавшие его расположения. В священных «союзах» и принципах современного общества, призванных демонстрировать его гармонию, сатира Салтыкова-Щедрина обнажила кричащие антагонизмы: моральный развал семьи, воровское, грабительское созидание собственности, ложь, лицемерие и пустословие религиозных заповедей. Рядом с «Господами Головлёвыми» должна быть поставлена «Пошехонская старина» — удивительно яркая картина тех основ, на которых держался общественный строй крепостной России. Гоголь сокрушает своего городничего и ему подобных тем, что заставляет их принять мнимого ревизора за настоящего, поверить в фантом своего взяточнического воображения, но «идея» ниспосланного свыше «из Петербурга» — подлинного ревизора торжествует.

Вслед за Чернышевским и Добролюбовым Салтыков-Щедрин ценил в литературе «главный орган общественного самосознания». Тургеневские персонажи в «Дневнике» выступали в сюжетно динамичных главах, в главах, где изображался судебный процесс по делу о тайном обществе и выдерживали нечто вроде экзамена на политическую благонадежность. «Однако в этих пределах, — справедливо отметил исследователь, — он сделал все возможное и явился одним из тех ближайших предшественников, от которых отправлялись в своей деятельности русские революционные марксисты и наследие которых взяли на свое вооружение»1.

Их крупными достоинствами были — суровый сатирический анализ антагонистических противоречий дворянско-буржуазной действительности, разоблачение узаконенных «понятий», «принципов» и «норм», маскирующих эгоизм собственника, молчалинскую мораль или произвол богатых и сильных, тонкое проникновение в психологию трагически угасающих человеческих жизней. Эта новая сила властно заявляет о себе и в легальной прессе («Современник») и в подпольи (прокламации «Великорусе», 1861 «К молодому поколению», «К солдатам», «Молодая Россия», 1864). Даже больше — С. -Щ. у Гоголя. Изображая «лишнего человека» в единстве с бытом его среды, противопоставляя это единство его речам, тому, что он сам о себе думает, С. -Щ.

В их лице хищничество с небывалой до тех пор смелостью предъявляет свои права на роль «столпа», то есть опоры общества— и эти права признаются за ним с разных сторон как нечто должное (припомним станового пристава Грацианова и собирателя «материалов» в «Убежище Монрепо»). В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека. Вначале у сатирика складывался своего рода гончаровский вариант жизненного конца Иудушки. Еще до Добролюбова С. -Щ. Название «Сатиры в прозе» отлично передает жанровое своеобразие этого цикла. Однажды очнувшись, Порфирий Головлёв должен был почувствовать страшную пустоту, должен был услышать голоса, заглушавшиеся до тех пор шумом искусственного водоворота.

Занимает свой пост М. Е. Салтыков в то время, когда завершился главный цикл «великих реформ» и, говоря словами Некрасова, «рановременные меры» (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) «теряли должные размеры и с треском пятились назад». Лейтмотив «Истории» – беззаконие и произвол как принципы внутренней политики и общественной жизни. Петрашевский пригласил Салтыкова побывать на своих знаменитых «пятницах» — еженедельных собраниях, на которых обсуждались актуальные политические вопросы. гуманен по отношению к «жалким, смешным чертям», порождаемым этим болотом и это выражается в его юморе.

приходилось убеждать ее в полезности для нее «свободы обсуждения» как своего рода клапана для общественного возбуждения. он неоднократно касается французских дел. Художественное исследование жизни с этой «общественной» стороны и дает обильную пищу для сатиры. Почти все бунтарские эпизоды в «Истории одного города» освещены авторской улыбкой, порой иронической, порой полной недоумения и горечи, порой скептической. сочин» Чернышевского, Гослитиздат, М., 1934) ДобролюбовН. А., «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина» «Современник», 1857, 12 (и в «Полн.

Гуманистическая идея «Современной идиллии» и заключалась прежде всего в том, что подчеркивала значение нравственной ответственности «средних людей» за их жизнь, за их общественное поведение, за судьбы родины, за судьбы народа. И так далее в том же роде. Вместе с тем современники свидетельствуют о встречах писателя с видными революционерами (Г. Гласность и «устность», либеральное витийство, направлено на защиту дворянских привилегий против революционной демократии — с одной стороны, на благонамеренную критику отдельных недостатков бюрократического механизма в целях усыпления общества — с другой. В. Я. Кирпотина, П. И. Лебедева-Полянского, П. Н. Лепешинского Н. Л. Мещерякова, М. И. Эссен.

Тип Пафнутьевых сатирически обобщал один из самых заметных «признаков» пореформенного времени — растущую помещичью агрессию, деятельное стремление вчерашних крепостников сохранить свои позиции хозяев жизни. То, что больше всего вызывало их сочувствие — «внутренний разлад» «лишнего человека», — объясняется С. -Щ. С каким-то щемящим лиризмом рисуются в этой главе переживания погорельцев их бессильное отчаяние, тоска, охватывающее их чувство безнадежности, когда человек уже не стонет, не клянет, не жалуется, а жаждет безмолвия и с неотвратимой настойчивостью начинает сознавать, что наступил «конец всего». Представление о социальных контрастах у автора суммарно. Здесь осмеяны восторги либералов перед «национальным богатством» — результатом капиталистического преуспеяния, означающего нищету для создающих это преуспеяние трудовых масс. Е. Салтыков» (СПб., 1899). в «Полном собр. Текст насыщен «историческими совмещениями и проекциями» (С.

Признавая «Губернские очерки» «бытовыми обличительными очерками», отрицали за ними значение социальной сатиры. Автор «Истории одного города» считал себя защитником народа и более последовательным, чем сам народ, врагом его врагов. Всё написанное Салтыковым-Щедриным в первой половине семидесятых годов XIX века даёт отпор, главным образом, отчаянным усилиям побеждённых — побеждённых реформами предыдущего десятилетия — опять завоевать потерянные позиции или вознаградить себя, так или иначе, за понесённые утраты.

обязана не столько просветительскому, сколько революционному характеру своего стиля. демократии, Чернышевскому и Добролюбову, за к-рыми С. -Щ. Герой попадает в новые социальные сферы (судебные чиновники, адвокатура, поместные дворяне, купечество) и завершает свой жизненный бег в больнице для умалишенных.

В наказание за вольнодумие уже 28 апреля 1848 года он был выслан в Вятку (Киров) и 3 июля определён канцелярским чиновником при Вятском губернском правлении. Для сестёр Болтиных, дочерей вятского вице-губернатора из которых одна (Елизавета Аполлоновна) в 1856 стала его женой, он составил «Краткую историю России». Предупреждая упреки в постепеновщине и практицизме, С. -Щ. Она руководит студенчсеким движением, воскресными школами, она создает такие организации как («Земля и воля»). и в принципиальном снятии границ между образным и логическим мышлением. непосильной.

Более того. Отд. Известны лишь внешние факты.

Отсюда — от этого непонимания — пессимистические умонастроения С. -Щ. Опыт объемных публицистических характеристик («обломовщина», «темное царство» и т. д. ) был воспринят Салтыковым-Щедриным и творчески распространен на область художественной сатиры. применяет здесь прием, к-рый станет у него излюбленным в дальнейшем, «прием», показывающий, насколько культурно было его восприятие жизни и насколько далеко от книжности было его восприятие литературы. Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели», может быть и «Бедных людей», но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). Эмпиризм еще не преодолен обобщающей силой щедринского дарования.

«Признаки времени» и «Письма о провинции» отражают ту публицистическую подготовку С. -Щ. Период проведения крестьянской реформы писатель считал переходным, переломным. Недоброжелатели поговаривают, что он тайком пару раз ездил во Владимир к Лизе. В положении «отцов» назревают драматические коллизии, возникают острейшие конфликты с «детьми» и эти конфликты разрешаются трагически. Писатель демократических убеждений посчитал возможным и полезным сотрудничать с теми, в «руках которых хранится судьба России».

не ограничился пассивным сочувствием жертвам реакции. Вдохновенные и колючие страницы салтыковских сатир способны эффективно помочь воспитанию нового, социалистического человека — человека глубоко идейного, цельного, духовно богатого, умеющего широко понять и оценить жизнь как творчество, любящего народ и самоотверженно борющегося за его счастье. Салтыкова называли «сказочником», его произведения— фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. Салтыков критически оценивал достоверность и полноту представленных донесений.

Это особенно заметно при сравнении картин, аналогичных по сюжету, — например, картин пьянства у Салтыкова-Щедрина (Степан Головлёв) и у Золя (Купо, в «Assommoir»). обрушивается прежде всего на верхушку изображаемого им мира. поднялся до подлинно демократической сатиры на эту государственность, на «варягов», т. е. Другое действующее лицо романа— «женщина-кулак», Крошина— напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Михаила Салтыкова. Оно обусловлено, разумеется идейными соображениями. В советское время опубликован ряд неизвестных текстов Щедрина. До конца в поисках этого выхода со все возрастающею болью возвращался С. -Щ.

как преуспевающего чиновника. «Гоголь — писал Добролюбов в статье «О степени участия народности в развитии русской литературы», — в лучших своих созданиях очень близко подошел к народной точке зрения, но подошел бессознательно, просто художнической ощупью»2. Беспощадный к общественному строю — к «болоту», ко всему навязываемому и внедряемому им в человеческое сознание, — С. -Щ. Но проблема «общественной забитости» народа по-прежнему остается для Салтыкова-Щедрина одной из самых острых проблем современности. Пишет он в это время очень много, сначала в разных журналах (кроме «Русского вестника» — в «Атенее», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), но с 1860 — почти исключительно в «Современник» (в 1861 Салтыков-Щедрин поместил несколько небольших статей в «Московских ведомостях» (ред. Все это, развязывая руки реакции, не могло не отразиться и на положении «Отечественных записок» и ее ответственного редактора. Обстоятельствами тогдашнего времени объясняется и то, что автор «Губернских очерков» мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности.

до того момента, когда крепостнич. Требуя «свободы», либералы считают вредным увеличение крестьянских наделов, стремятся всеми возможными способами усилить эксплоатацию крестьянства, облегчить превращение его труда в товар.

Оригинальным художественным построением выделялся групповой образ «статистиков». «Болен я, — восклицает он в первой главе Мелочей жизни, — невыносимо. С. -Щ. Из этих публикаций отметим т. : М. Е. Салтыков-Щедрин. Недосягаемый для цензурного устава, С. -Щ. Портрет Салтыкова-Щедрина Крамской создал в свойственной ему манере.

Салтыков и сам, очевидно, удивлялся своей служебной прыти. состоял на государственной службе, но не прекращал занятий литературой, за исключением периода Вятской ссылки (1848—55), куда был отправлен за первые повести, в которых силён элемент социальной критики: «Противоречия» (1847), «Запутанное дело» (1848). И это, может быть, наиболее характерная черта эпохи впервые «мелкий производитель» находит близкую себе социальную группировку, способную ясно выразить его требования, впервые в лице своих идеологов начинает создавать соответствующую его интересам трудовую культуру, противостоящую дворянской и во многом ее превосходящую. выражается сочувствие к бессильно барахтающимся в житейской тине людям, не понимающим своей зависимости от общественных отношений, не знающим разумных путей. В форме «исторической сатиры» С. -Щ. Так создается гротескный образ, сатирический фантастический персонаж. Не могло не быть близко этим проницательнейшим критикам и то отношение к либералам, к-рое выразилось в очерке «Скука», где находим и трогательное обращение к «учителю» — Петрашевскому.

Не может ли он быть своеобразной ее формой. Нельзя назвать его красивым, художник нисколько не польстил своей модели. Даже проблески сознания у глуповца связаны с физиологическими отправлениями. Сатирик противопоставляет составные части этой легенды: «Обилие» — «Порядку». Писатель четко выражал свои демократические симпатии.

Салтыков-Щедрин писал политическую сатиру. Он сблизился с даровитым критиком Вал. Вот почему оно умело видеть грядущее в настоящем: с чрезвычайной ясностью в виде «новой опасности» и довольно смутно как победу над всякими опасностями, непрерывно вызываемыми нелепым общественным строем. Здесь появляются «Мелочи жизни» — книга серых красок, серых тонов, проникнутая глубоким чувством трагизма той будничности, на к-рую обрекает людей собственнический строй.

Он называет девушку ласково «Бетси». Здесь прежде всего должно быть названо имя Салтыкова-Щедрина. Да в конце концов ведь и глуповцы не безответны. Представляя либеральное течение, «тетенька» то невпопад возрадуется фарисейской политике царизма конституционными посулами успокоить общественное возбуждение, то опечалится, узнав, что благонамеренные напористо расправляются с революцией с помощью тайного террора («Священная дружина»), то трусливо бросится в объятия исправника, когда «диктатуру сердца» и «народную политику» сменяет жестокий курс репрессий, полицейской расправы.

В «Господах ташкентцах» мы знакомимся с «просветителями, свободными от наук» и узнаем, что «Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем». Однако на развалинах дворянского благополучия вырастал не полезный злак, а вредный сорняк. «Прочтите, — писал Чернышевский, — его рассказы «Неумелые» и «Озорники» и вы убедитесь, что он очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено. на классово враждебную массе, эксплоатирующую ее власть.

Вводя в свою сатиру богатое, реалистически понятое психологическое содержание, С. -Щ. Салтыков-Щедрин обнаружил замечательное мастерство в выборе сюжета, который давал, говоря словами Гоголя, «вживе верную картину всего значительного в чертах и нравах» описываемой эпохи.

Второй из упомянутых подходов, восходящий к идеям В. Б. Шкловского и формалистов, М. М. Бахтина указывает на то, что за узнаваемыми «реалистичными» сюжетными линиями и системой персонажей скрывается коллизия предельно абстрактных мировоззренческих концептов, в числе которых «жизнь» и «смерть». к стремлению к «общебуеракинскому обновлению», к-рое они считали необходимым «для поправления буеракинских обстоятельств». С особенным негодованием обрушивается сатирик на «литературные клоповники» избравшие девизом: «мыслить не полагается», целью— порабощение народа, средством для достижении цели— оклеветание противников. очерк «К читателю», в особенности его недавно опубликованный вариант, «Каплуны»).

Е. Жака, Б. Покровского, К. Ротова изд. Но Щедрину предстояло еще пройти период самоопределения изживания всяких иллюзий. «Писания мои, — указывал он, — до такой степени проникнуты современностью, так плотно прилаживаются к ней, что ежели и можно думать, что они будут иметь какую-нибудь ценность в будущем, то именно и единственно, как иллюстрация этой современности». У Гоголя вы не найдете ничего подобного мыслям, проникающим эти рассказы». Факт громадного значения, ускоряющий разложение господствующего класса и его культуры, вызывающий переход наиболее передовых его элементов на социально иные позиции, стимулирующий процесс их внутренней перестройки.

«Письма о провинции» трактуют о борьбе «историографов» — чиновников-крепостников — с «пионерами» — чиновниками, проводящими реформы на почве ужасающей бедности русской провинции — бедности, нисколько не облегчаемой «реформами». Материал для сатирических обобщений Салтыков черпал из российской истории. «главной опасностью», наиболее крепким оплотом Глупова. Новый художественный принцип Салтыков-Щедрин успешно затем реализует в ряде крупных сатирических полотен («В среде умеренности и аккуратности», «Современная идиллия», «Письма к тетеньке» и др. ). После запрета «Отечественных записок» Салтыков-Щедрин помещал свои произведения преимущественно в «Вестнике Европы» отдельно «Пёстрые письма» и «Мелочи жизни» были изданы при жизни автора (1886 и 1887), «Пошехонская старина» — уже после его смерти, в 1890. Союзником злобы являлось непонимание.

Чиновничья служба — далеко не частный эпизод в биографии сатирика. Салтыков-Щедрин полагал, что демократической интеллигенции предстоит будничная, кропотливая, «негероическая» работа исключающая в данное время мысль о революционном восстании. С. -Щ. До последней минуты он оставался борцом, несмотря на горькое чувство «обреченности», одиночества, к-рое охватило его в реакционные 80-е гг. «Ташкент везде, где бьют по зубам». «Безумие» власти подчёркнуто гротесковыми образами безголовых правителей.

Наоборот, «просвещение» этих высших классов их «цивилизаторское» опекание масс становятся предметом бичующей сатиры. ст. В эти годы начинается и публикация очерков, составивших цикл «Помпадуры и помпадурши» (1863—74), где сатирически показаны характерные признаки властителей-помпадуров: невежественность, легкомысленная страсть к разрушению и сластолюбие. Об этом сам Михаил Евграфович очень ярко сообщал своему брату в одном из писем: «Ты не поверишь (. ), какая меня одолевает скука в Вятке.

САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН Михаил Евграфович (1826—1889) — великий руский сатирик. в своем дореформенном произведении, можно только с позиций, качественно отличных от позиций помещичьего либерализма. Так, вождь дворянского либерализма Кавелин высказывается против политических гарантий и взывает к сильной власти, ограждающей пулями и штыками устои классового общества, одобряет арест Чернышевского и другие правительственные репрессии как охрану порядка и даже поддерживает клеветническое утверждение царских жандармов, что «нигилисты» являются виновниками петербургских пожаров (1862). идет дальше внешних признаков. Он с надеждой писал о том, что народные массы смогут подняться к сознательному историческому творчеству и это обстоятельство решительно повлияет на судьбы России.

Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Михаила Салтыкова, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных» заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Иногда (например в одном из «Писем к тётеньке») Салтыков-Щедрин надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество «не поддастся наплыву низкопробного озлобления на всё выходящее за пределы хлевной атмосферы» иногда им овладевает уныние при мысли о тех «изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества — и канули в вечность» (конец «Современной идиллии»). Плетнёва) 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее (все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений). С. -Щ. Эта охранительная сущность дворянской культуры вообще и литературы в особенности заслоняет ее прогрессивные элементы, подобно тому как эти элементы отходили на задний план в самой жизни.

Иносказательным «а потом — что бог даст» художник подчеркивал именно эту мысль. и коммент. Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова-Щедрина, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений. В щедринском образе Порфирия Головлева явственны трагические элементы. Разнообразие духовных интересов, увлечение театром, неодолимая тяга к литературе, сочинительству заметно отличали одаренного юношу в среде воспитанников казенной школы, рассадника министров и «помпадуров», как иронически называл сатирик Царскосельский лицей, в котором провел долгие годы.

Однако сатирические типы писателя пережили свое время. Неудивительно, что и средства дворянской литературы, служащие к украшению жизни класса и к возвеличению его «отечества», направлены против него, служа формой для авторской иронии. После возвращения из Вятки Салтыков-Щедрин служил в министерстве внутренних дел.

Переходя в гротеск, сатира С. -Щ. С 1878, когда С. -Щ. Монархическая Россия после 1861 года «силилась» казаться процветающей страной, страной свободы, прогресса. В «Братьях Карамазовых» Достоевский рисовал картину духовного и физического распада дворянской семьи. Чтение статей великого критика приобщило будущего писателя к лучшим идеям его времени. Жизненный строй, создавшийся на почве крепостного права, для С. -Щ.

Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776—1851). Деруновы же сила, к-рую чувствуют все, от мужика до губернатора. Нельзя было толковать о выборе «просто мерзкой мерзости предпочтительно перед мерзейшею» в то самое время, когда подпольные силы, вызванные к жизни натиском освободительного движения, делали героические попытки революционными мерами сломать хребет самодержавию. Жизненная сфера проявления ее чрезвычайно широка, охватывает большую область профессий, занятий, обстоятельств, где живет и действует «зауряд»-человек классов и сословий, стоящих над народной массой. Образы «пенкоснимателей» наделены несомненным обобщающим содержанием.

В этом отношении особенно характерен очерк «Сомневающийся» в «Помпадурах и помпадуршах». В результате создавался объемный групповой образ русского либерала пореформенной поры. Подлинное искусство «чем ближе вглядывается в жизнь, чем глубже захватывает вопросы, ею выдвигаемые, тем достойнее носит свое имя». Кроме хозяйственного отделения, ведал еще и газетным столом (с библиотекой при нем) и типографией.

Расцветшее мастерство Салтыкова-Щедрина проявилось и в разящей силе образов «Убежища Монрепо». На помещичьих образах, картинах дворянских усадеб лежит печать обреченности, уныния, мертвенной серости. В социально-психологическом романе «Господа Головлёвы» (1875—80) показана «история умертвий» дворянской семьи. Михаил Салтыков знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует— но этот читатель «заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». У писателя были искренние, пламенные почитатели. Он открывает их даже в самом «Иудушке» (Порфирии Головлёве)— этом «лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях».

Но особенно важен для характеристики отношения С. -Щ. Ближайшее начальство Салтыкова — военный министр Чернышев, а также III Отделение и сам царь увидели в них «вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу и ниспровергших власти и общественное спокойствие» 2. После «Истории одного города» наиболее полно народная жизнь, народные типы изображались в «Благонамеренных речах». Каждый из циклов посвящен какому-нибудь охранительному устою: «Благонамеренные речи» (1872—1876) — собственности, «Круглый год» (1879) — помещичье-буржуазной государственности, ответвившиеся от «Благонамеренных речей», «Господа Головлевы» (1872—1876) — распаду помещичьей семьи.

В метаниях героев есть своя логика, управляет ею все тот же политический нерв. Но надо было стоять на социалистической точке зрения, надо было явиться свидетелем пореформенного роста капитала, разорительных приемов обогащения и наживы, чтобы бытовую зарисовку «гражданской палаты» силою сатиры превратить в символическую картину зловонного, кровавого торжества буржуазного принципа собственности. В последнем своём произведении – хронике «Пошехонская старина» (1887—89), возвращавшей к временам крепостничества, Салтыков, как и в «Господах Головлёвых» использовал некоторые автобиографические элементы, но не воспроизводил жизнь и нравы своей семьи, о чём предупреждал читателей: «Автобиографического элемента в моём настоящем труде очень мало он представляет собой просто-напросто свод жизненных наблюдений, где чужое перемешано с своим, а в то же время дано место и вымыслу». «общества» исступленно проклинавшего революцию и революционеров, с к-рыми недавно еще заигрывало.

Было бы в высшей степени опрометчивым салтыковскую традицию в сатире сводить к гротеску и гиперболе и выдвигать в качестве единственного поучительного образца стилевые принципы «Истории одного города» и оставлять в тени другую стилевую линию, представленную «Господами Молчалиными» и «Господами Головлевыми». «Помпадуры» — это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона «Ташкентцы» — это исполнители помпадурских приказаний. Этот образ с потрясающей силой воплощал мысль о кризисе общественных устоев. В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «идти вперёд— трудно идти назад— невозможно». В. Ф. Корша), в 1862 году— несколько сцен и рассказов в журнале «Время»).

Неизбежная в этом случае практика «уступок», «компромиссов», «сноровки» не должна смущать людей социалистического идеала. Трагизм он понимает как «зло, разлитое в воздухе», ставшее незаметным, привычным и тем вернее уродующее и разлагающее человека. Особенно разнообразны типы, взятые Салтыковым-Щедриным из крепостной массы. в концентрированной форме характеризует отношение бюрократии к законности во всех стадиях: в дореформенной, реформирующейся и в пореформенной Руси и до либеральных «веяний» и после них.

умудрился превратить в высокое искусство слова. И в то же время острый взгляд и плотно сжатые губы подчеркивают силу его воли и характера. Свежие сатирические краски и коллизии дали писателю прием «дописывания» биографий литературных персонажей1, прием доведения до крайностей тех социально-психологических «готовностей», которые в материнском, так сказать, произведении обозначались как слабость характера героя, недостаток воли искреннее заблуждение. Людям демократических убеждений необходимо стать ближе к действительности, «какова бы она ни была», окунуться с головой в практическую деятельность, чтобы создать лучшие условия для борьбы за осуществление передового идеала. В размышлениях Крамольникова о том, что он «не самоотвергался», «не спешил туда, откуда раздавались стоны», то есть не принял непосредственного участия в революционной борьбе, в этих проникнутых искренним чувством и болью сердечной словах есть что-то и от авторской самокритики, в них выражена неудовлетворенность одной лишь литературной формой борьбы, одним лишь протестом словом, которое к тому же почти и не доходило до забитых и неграмотных масс.

«Его поражало безобразие фактов и он выражал свое негодование против них о том из каких источников возникают эти факты, какая связь находится между тою отраслью жизни, в которой встречаются эти факты и другими отраслями умственной, нравственной, гражданской, государственной жизни, он не размышлял много». «Помпадуры»— это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона «Ташкентцы»— это исполнители помпадурских приказаний. Письма 1845—1889, с прилож. В щедринской трактовке «призраки» — внутренне уже прогнившие, отвергнутые историей дворянско-буржуазные устои: социально-экономические, государственные, семейно-бытовые.

Из написанного им между 1858 и 1862 годами составились два сборника — «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» и тот и другой изданы отдельно три раза (1863, 1881, 1885). Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, — сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, — ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё А теперь потрудитесь-ка их поискать. Навсегда запомнил, а в конце своей жизни с бесстрашной правдивостью воспроизвел обломовщину захолустной усадьбы с ее родовым паразитизмом и изощренное выжимание соков из крестьян и дворовых «купчихой»-матерью.

Помощников у меня решительно нет ибо всякий старается сбыть дело с рук. Плетнёва) в 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений. писем к нему и др. И не потому, что писатель разуверился в осуществлении высоких слов-идеалов. Противоречия в лагере господствующих классов стушевываются перед противоречием между помещиком и крестьянином ибо «пресловутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разукрашенная либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок» тому же крестьянству, восстания к-рого они так страшились. называл ее «материалами для социального романа», к-рый заменит психологический роман дворянской литературы.

Салтыков стал одним из участников известного кружка, руководимого М. В. Петрашевским. По окончании лицея (1844) Салтыков становится чиновником. «Россия, — так размышляет герой повести, — государство обширное, обильное и богатое да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве».

В «поруганном образе раба» Салтыков-Щедрин признал образ человека. «Губернские очерки» и «Сатиры в прозе»), к-рых одно время стали стесняться у себя дома. Однако ему не хватало четкости и последовательности революционных выводов. Его тема, сюжет, композиция, вся система образов определены сознательной авторской установкой изобразить «мытарства общественной неурядицы», показать, как реакционная «внутренняя политика» царизма вторгается в судьбы современного человека, в судьбы страны. Беспощадно разрушив иллюзии буржуазного прогресса, С. -Щ. В поздних сказках 1885—86 гг.

продолжает свою борьбу против либерализма, на этот раз уже дворянски-буржуазного, принявшего ту форму, к-рую сатирик назвал «пенкоснимательством», — либерализма, отражающего смычку наиболее изворотливых помещиков с буржуазными тузами, либерализма жалкого, трусливого, угоднического, обслуживающего интересы подымающейся хищнической буржуазии, к-рую С. -Щ. Его пустословие проявлялось в своей разрушительной функции. С. -Щ. В веселом по форме диспуте «Мальчика в штанах» и «Мальчика без штанов» содержалось поучительное сопоставление России и Запада.

Реальность Глупова — реальность сна, его события — сновидения и даже губернаторы у глуповцев властны лишь над «судьбами их сновидений». «Признаки времени» — публицистический сборник, в к-рый вошли некоторые общественные хроники из «Современника» (полностью они до сих пор не перепечатывались) и статьи из «Отечественных записок». В Салтыкове-Щедрине Чернышевский узнал своего сильного идейного союзника.

В литературу, с другой стороны, вторгается улица, «с её бессвязным галденьем, низменной несложностью требований, дикостью идеалов» — улица, служащая главным очагом «шкурных инстинктов». Весьма вероятно, что стеснения, которые «Современник» на каждом шагу встречал со стороны цензуры, в связи с отсутствием надежды на скорую перемену к лучшему, побудили Михаила Салтыкова опять поступить на службу, но в другое ведомство, менее прикосновенное к злобе дня. в книге А. Н. Пыпина «M. Автор сатирически резок, когда он знакомит читателя с сановными бюрократами Чебылкиными, тунеядствующими «талантливыми натурами», мошенниками купцами и, наоборот, тон писателя абсолютно изменялся, когда он обращался к жителям курной крестьянской избы, терпеливо и покорно выносящим неслыханную нужду, злую рекрутчину, подневольный труд и казенные тяготы.

В «Сатирах в прозе» и «Невинных рассказах», вышедших отдельным изданием в 1863 году, раскрылись новые грани реализма сатирика, расширились горизонты писательского видения усиливается степень художественных обобщений, более резкой и отчетливой становится поляризация противоборствующих сил. В сатирической хронике «История одного города» (1869—70) Глупов стал главным действующим лицом. В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими «стихотворениями в прозе». в 1841—45).

Мы напомнили эти исторические факты, так как без учета их невозможно понимание процесса созревания щедринской сатиры. были плохо поняты и истолкованы даже в среде «Совремрнника», где Чернышевского и Добролюбова сменили публицисты, не отличавшиеся ни проницательностью, ни революционной выдержанностью. Пожалуй, ни об одном из крупных русских писателей не было высказано столько разноречивых суждений, как о Салтыкове-Щедрине. стремится охватить человека во всей полноте его «определений» и умеет открыть разностороннее содержание в самой плоской натуре, как будто созданной для сатирического поношения. Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. Умение вести групповой диалог, передать живые интонации беседы, сборища, заседания или раута, лаконичные речевые характеристики, охватывающие множество персонажей от светского шалопая и жуира до протоиерея, щеголяющего церковнопоминальным красноречием, — все это яркая демонстрация высокого мастерства романиста.

Главы «Истории одного города», где писатель рассказывает о тяжелой, бедственной судьбе глуповцев, страдающих под игом угрюм-бурчеевского режима, проникнуты глубоко трагическими мотивами. Образующие цикл очерки-«параллели» написаны по одной и той же схеме. Герой повести, Нагибин — человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». «Нива», СПБ, 1905—1906.

См. «За рубежом»). В это издание входят все, не включенные в дореволюционные «Собр. Не щадит М. Е. Салтыков и новые учреждения— земство, суд, адвокатуру, — не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими «мелочам жизни». У С. -Щ. Его идеологи вынуждены опираться на наиболее отсталые слои своего класса. Ряд авторов даже придерживались мнения о том, что рожденная в 1856 г. С. К.

Впалые щеки, морщины и запавшие глаза не украшают человека. стал мучительный вопрос о том, как добраться до Буянова. неосуществимым стремлением согласовать с интересами своего класса «новые веяния». В 1844—68 гг. Кульминация этого ряда – «идиот» Угрюм-Бурчеев, задумавший втиснуть в прямую линию «весь видимый и невидимый мир».

О чем писать и как писать — вот вечные вопросы для художника, неотступно и горячо волновавшие Салтыкова-Щедрина. Либерализм «лишних людей» в конце концов сводится у С. -Щ. Вокруг его имени и его творчества буквально кипела острая борьба мнений. ШиловА. А., Библиография произведений Салтыкова и отзывов о них, в прилож. Эта форма и представляла собою один из конкретных способов укоренения сатиры на «почве общественной». Композиция и живопись портрета строги и сдержанны.

В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека. Мы видим победоносный поход «чумазого» на «дворянские усыпальницы», слышим допеваемые «дворянские мелодии», присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в «пущании революции промежду себя». Смешное здесь становится страшным, в алчности и лицемерии Иудушки воплощена ложь целого жизненного строя, к-рому фальшь и лицемерие органически свойственны и гибель к-рого они же ускоряют. Он открывает их даже в самом «Иудушке» (Порфирии Головлёве) — этом «лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях». Переплетенные пальцы рук подчеркивают напряжение. к созданию художественно-совершенных сатир, к-рая так характерна для его своеобразного творчества.

лирические отступления Гоголя (обращение к Глупову) или оно принимает излюбленную в дворянской литературе форму пейзажа, к-рый является здесь средством сатиры. Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая — психологом-художником. как революционно-демократического сатирика в том и заключается, что он ясно видит, насколько еще глубоко-крепостнической оставалась «новая» Россия, сколько пережитков крепостного права душило жизнь страны после буржуазной реформы, к-рая, как указал Ленин, была в России проведена крепостниками. Он не полемизировал с миром отжившим. Салтыков арендовал весь дом — четыре комнаты и «людскую» — общей площадью около 120 кв.

Это не так. реформа вызвала вместо революции лишь отдельные крестьянские восстания. примкнул к «народнической демократии» ибо она была в свое время революционной. Часто «улица» совпадает с реакцией, с ее мракобесием, часто «уличным» является для С. -Щ. Жизнь разрешает сомнения старого помпадура по поводу отношения его к идее законности.

сочин., 12тт. изд. Новое идейно-художественное обогащение и развитие типа фрондирующего крепостника будет затем осуществлено в «Дневнике провинциала» в образах Прокопа и Дракиных. Высказывания В. И. Ленина о Щедрине см.

Пробуждением «одичалой совести» Иудушки, удивившим современников Салтыкова, венчается и роман «Господа Головлёвы». Нет пределов «глупого и пошлого, до которого не доходила бы действительность», лишенная руководства разума. Он дал сатирически заостренные оценки как этой, так и других реформ Александра II в двух словах: «глуповское возрождение». Но страшным становится то, что все человечное ограничено у него пределами семьи.

Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, — сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, — ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё А теперь потрудитесь-ка их поискать. Чувство изолированности еще более усугублялось исключительно своеобразным положением С. -Щ. В сатирическом описании пародируются напр. Для него ясно, что путь из Глупова в Умнов лежит через Буянов, что без революции никакое подлинное возрождение страны невозможно.

Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 года и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище, рядом с И. С. Тургеневым. «Короткоголовый» статский советник Иванов, то ли умерший от натуги, силясь постичь очередной сенатский указ, то ли уволенный в отставку «за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов перешла в зачаточное состояние». В цикле «Круглый год», отвечая на всякие провокации реакции, стремившейся заткнуть ему рот, С. -Щ. Они положили начало целой литературе, получившей название «обличительной», но сами принадлежали к ней только отчасти.

Буржуазно-дворянская Россия принялась тогда особенно усердно насаждать цивилизацию в Ср. Оно было закончено довольно быстро. На страницах «Современника» в своих художественно публицистических общественных хрониках и рецензиях С. -Щ. На самом деле любовь никогда не была чужда М. Е. Салтыкову: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья».

С. -Щ. С. -Щ. блокируется с народниками идет с ними, но среди народнических идеологов 70-х гг. Щедринская сатира меньше всего направлена против отдельных людей.

В «Господах ташкентцах» мы знакомимся с «просветителями, свободными от наук» и узнаем, что «Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем». В 1885 году он предпринимал специальные меры (через Н. А. Белоголового), чтобы привлечь внимание зарубежного читателя к четырем своим «повестушкам» («Больное место», «Похороны», «Старческое горе», «Дворянская хандра»). Один из финальных эпизодов «Истории одного города» связан с появлением у глуповцев стыда, уничтожившего их страх перед «идиотом» Угрюм-Бурчеевым.

Но в «Губернских очерках» социальная сатира не могла еще быть развернута во всей полноте. Напротив, «непочтительные» Коронаты стремятся освободить народ от веры в «призраки», в священные «союзы» собственнического мира. В очерке «Приезд ревизора» (1857) показана сила инерции «обновляющегося» крепостнического общества не только на старой провинциальной администрации, но и на ревизующем ее «либеральном» чиновнике из центра.

Как ни глубоко поразил С. -Щ. «Губернские очерки» — это сатира на правительственную систему и ее идеологию, а не произведение той обличительной литературы, от к-рой отмежевывалась революционная демократия. Опорой, «столпом» отныне становится наряду с помещиком, сумевшим приспособиться к новым условиям, кулак, капиталист из целовальников, неуклонно поднимающийся вверх использующий народное бесправие и государственное принуждение в интересах не знающей предела эксплоатации трудовых масс. У С. -Щ. Горечью проникнуты страницы салтыковских сатир, где говорится об этом. «Улица» выражает пестроту и сложность сил, с к-рыми приходится бороться революционной демократии. После 1 марта 1881 засилье «улицы» в литературе достигло крайних пределов.

Либералы в «Сатирах в прозе» являются для С. -Щ. пришлось неоднократно одергивать напр. «Право на печать») Его же, Щедрин и Ленин, «На литературном посту», 1929, 14 и 17. Во второй пол. Ведь и упорный правдолюбец Евсеич наделен незаурядной нравственной силой.

Описаний у Салтыкова-Щедрина немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Он хотел поселиться в Москве и основать там двухнедельный журнал когда ему это не удалось, он переехал в Петербург и с начала 1863 стал фактически одним из редакторов «Современника». Надо же напомнить. ». ).

1883), «Помпадуры и Помпадурши» (1873, 77, 82, 86), «Господа Ташкентцы» (1873, 81, 85), «Дневник провинциала в Петербурге» (1873, 81, 85), «Благонамеренные речи» (1876, 83), «В среде умеренности и аккуратности» (1878, 81, 85), «Господа Головлёвы» (1880, 83), «Сборник» (1881, 83), «Убежище Монрепо» (1882, 83), «Круглый год» (1880, 83), «Современная идиллия» (1877—1881), «За рубежом» (1880—1881), «Письма к тётеньке» (1882), «Недоконченные беседы» (1885), «Пошехонские рассказы» (1886). Всё это, за исключением немногих сцен и рассказов, вошедших в состав отдельных изданий («Невинные рассказы», «Признаки времени», «Помпадуры и Помпадурши»), остаётся до сих пор не перепечатанным, хотя заключает в себе много интересного и важного (Обзор содержания статей, помещённых Салтыковым-Щедриным в «Современник» 1863 и 1864, см. В радикальном отрицании либерального «прогресса» — революционная сила «Истории одного города». Этого талантливого русского мыслителя и революционера он позже называл «многолюбивым и незабвенным другом и учителем».

Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у М. Е. Салтыкова.

Под пышными ризами самодержавия как могучей «устроительной силы истории» салтыковская сатира различила угрюм-бурчеевщину, деспотизм, удушающий живую жизнь, повергающий народ в пучину неисчислимых бедствий, вредный «призрак», место которому уже давным-давно на историческом кладбище. облек «лишнего человека» в обломовский халат. Кто слышит, как они льются капля по капле. Особенно замечательна его страстная защита Парижской коммуны в «Итогах», его критика оппортунизма былых революционных идеологов (напр. Пафос сказок — в любви к угнетенному и страдающему народу, в думах о его бесправном положении, в горьких сетованиях на его долготерпение и покорность, на его наивные политические надежды найти правду и защиту у власти («Коняга», «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил», «Путем-дорогою», «Деревенский пожар», «Праздный разговор», «Кисель» и др. ). В народной массе есть смелые, отважные люди, героические личности.

Автор намеревался завершить роман-хронику главой «У пристани»: Порфирий Головлев женится на Нисочке — дочери изворотливой и хищной помещицы и находит свою унылую жизненную «пристань» (подобно тому как Обломов закончил свое существование в домике Пшеницыной). Одним из интереснейших примеров преодоления чуждых влияний путем их использования является «Приезд ревизора» из серии «Невинные рассказы». «Сказки» изданные особо в 1887 году, появлялись первоначально в «Отечественных записках», «Неделе», «Русских ведомостях» и «Сборнике литературного фонда».

имеющие более глубокие исторические корни, чем система управления какой-либо определенной эпохи. Он развенчал эпоху «великих реформ», вскрыв ничтожность ее результатов, засилие крепостнических пережитков во всех сферах русского общества. Собранные в одно целое, «Губернские очерки» в 1857 выдержали два издания (впоследствии — ещё множество).

Могильный, кладбищенский колорит окружал хищников и стяжателей, разорителей жизни. Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Салтыкова-Щедрина, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных» заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Не даром Ленин, Сталин и их сподвижники так часто обращаются к С. -Щ. Только в самом конце этюдов о Глупове проглядывает нечто похожее на луч надежды: Салтыков-Щедрин выражает уверенность, что «новоглуповец будет последним из глуповцев».

Раздел «Талантливые натуры» достаточно подтверждает это. Борьба с реакцией продолжается в «Пестрых письмах», представляющих во многом ответ на закрытие «Отечественных записок», предуказывающих дальнейший путь не только российской, но и мировой реакции, ее расистские теории и в особенности продолжается она в «Сказках» и в дописанной уже великим борцом буквально на смертном одре «Пошехонской старине». Глупов еще то и дело сбивается на Крутогорск. и комментария А. Лаврецкого, М. 1935 и др.

С 1858 года он становится вице-губернатором сначала в Рязани, затем в Твери. «Губернские очерки» (1856—1857), написанные С. -Щ. Темы государства, семьи и собственности, взятые порознь и разработанные в своем особом идейно-образном ракурсе в предшествующих произведениях, собираются как бы в фокусе в «Благонамеренных речах» (1872—1876), а также и в «Убежище Монрепо» (1878—1879). НКП в 1918 Сочинения, 6тт., Гиз., Л., 1926—1928 (ред. находится обильная работа, когда оголтелая контрреволюция топчет «посев будущего». 28 апреля (10 мая) 1889 года Салтыков-Щедрин умер.

Нет у него народнической веры в особый, самобытный путь развития России, нет у него и характерно народнического «игнорирования связи интеллигенции и юридико-политических учреждений страны с материальными интересами определенных общественных классов». Примкнув к первой, С. -Щ. Вот почему ни либеральные, ни славянофильские мотивы не могли помешать вождям революцион. По воспоминаниям современников, Салтыков намеревался напомнить русскому обществу забытые им слова – «совесть, отечество, человечество». Важнейшим в судьбе начинающего писателя был разговор, который случился на одном из светских раутов между начальником Салтыкова в военном министерстве А. И. Чернышевым и Николаем I. Император попенял Чернышеву: «И что это твои служащие таким бумагомарательством занимаются. ». Идейно-художественную концепцию «Благонамеренных речей» Салтыков-Щедрин прокомментировал в известном письме к Е. И. Утину от 2 января 1881 года.

Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом другие, напечатанные в «Современнике» (ред. «Современная идиллия» представляет собою великолепный образец такого общественного сатирического романа. Иногда (например в одном из «Писем к тётеньке») Салтыков надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество «не поддастся наплыву низкопробного озлобления на всё выходящее за пределы хлевной атмосферы» иногда им овладевает уныние при мысли о тех «изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества— и канули в вечность» (конец «Современной идиллии»). Эта идейно-историческая подпочва питала глубокий психологический реализм финальных сцен «Господ Молчалиных».

В русской прозе трудно найти более выразительную по словесной живописи и проникновенному, хватающему за сердце драматизму картину деревенского пожара, чем та, которая дана в «Истории одного города». над либеральными и консервативными помещиками и бюрократией, то уже в очерке «К читателю» отразилось разочарование в революционных возможностях крестьянства. Салтыков-Щедрин заметил в письме в редакцию «Вестника Европы», что если бы он собирался писать историческую сатиру на XVIII век, то ограничился бы «Сказанием». Велика была социальная чуткость С. -Щ., но он не понимал, что капитализм, наступление к-рого в России он так гениально возвестил, порождает в лице пролетариата своего могильщика.

Это особенно заметно при сравнении картин, аналогичных по сюжету, — например, картин пьянства у Михаила Салтыкова (Степан Головлёв) и у Золя (Купо, в «Западне»). вел с конца 60-х гг., обобщается им в понятиях «улица», «уличная мораль», «уличная философия». Эта сатира предельно обобщена. Таковы его Молчалины, Митрофаны и ряд других, казалось бы, безнадежно примитивных фигур. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить». Именно то, что художественный стиль С. -Щ. Негодуя против «улицы» и «толпы», Салтыков-Щедрин никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов».

Крутогорск — псевдоним определенного губернского города. Обвинение современиками С. -Щ. Но в то же время автор устами этого героя высказывал свои оценки. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами, но и писал — поначалу небольшие библиографические заметки, напечатанные в журнале «Отечественные записки». В «Дневнике» сплетаются две сюжетные линии. Маскируясь, он срывал маски.

русской жизнью, ее проблемами и типами, он не переставал напряженно следить за европейской жизнью и горячо откликаться на ее события. В «Гегемониев» С. -Щ. Требования журналистской оперативности определяли активное обращение к публицистике и к художественно-публицистическим циклам: «Недоконченные беседы» (1873—84), «За рубежом» (1881), «Письма к тётеньке» (1881—82), «Мелочи жизни» (1886—87). Но уже и в «Истории одного города» соображения цензурного характера играли не последнюю роль. Смысл салтыковских замечаний заключался, однако, в том, чтобы правильно ориентировать современную сатиру, направить ее жало прежде всего не против психологических, моральных изъянов отдельной личности, а против «силы вещей», против существующих социальных отношений, которые и являются главной причиной всяческих нравственных уродств и дикостей. Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо».

нанес своим произведением страшный удар. Его низводили на степень фельетониста, забавника, карикатуриста, видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича». В 1868 он навсегда покончил с государственной службой (он был тогда председателем Казенной палаты в Пензе) и вступил в редакцию «Отечественных записок» Некрасова.

был вполне солидарен с наиболее революционными идеологами эпохи. Так Салтыков-Щедрин в 1879 году — в период «второго демократического подъема» — прозрачно намекал на то, что в его обобщениях русской действительности, в его прогнозах и ожиданиях революция не исключается. не в признании капитализма регрессом по сравнению с общинным строем крепостной России, а в том, что он не видел качественного отличия русского капитализма от крепостничества, не видел в нем силы, к-рая ликвидирует пережитки последнего и вырастит пролетариат, ведущий за собой к победоносной революции крестьянские массы. В случае цензурных придирок вся, так сказать, «ответственность» за произнесенные резкие речи возлагалась не на автора, а на критикуемого им героя 3.

замечает, что речь идет только «о том, чтобы найти исходный пункт, который соответствовал бы насущным нуждам толпы и из которого можно было бы вести ее далее». С особенным негодованием обрушивается сатирик на «литературные клоповники» избравшие девизом: «мыслить не полагается», целью — порабощение народа, средством для достижении цели — оклеветание противников. Колористически художник решил портрет в темных приглушенных тонах. Герой повести, Нагибин— человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Серьезно, даже несколько сурово и замкнуто лицо писателя. Эти искания С. -Щ. Сатирик анализировал психологию умеренности и аккуратности, психологию угодничества и изворотливой исполнительности, то есть психологию молчалинства.

статей автора «Вопросы современной критики», М. 1927) БорщевскийС., Проблема щедринской сатиры, «На литературном посту», 1929, 9 ДесницкийВ., На литературные темы, Л. — М., 1933 ЭльсбергЯ., Салтыков-Щедрин, М., 1934 КирпотинВ., Салтыков-Щедрин в 60-х годах, «Литературный критик», 1935, 3 Его же, «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина в классовой борьбе 60-х гг., «Новый мир», 1935, 6 ЛаврецкийА., Щедрин — литературный критик, Гослитиздат, М., 1935 Письма Г. З. Елисеева к М. Е. Салтыкову-Щедрину, Подготовка текста писем и примеч. «Сатиры в прозе» (1863) подводят нас к наиболее широким художественным обобщениям писателя. Мысль Салтыкова-Щедрина устремлялась к той еще далекой эпохе, когда и «ветхие люди» и новые «кровопийцы» сойдут в «общую могилу». Эта форма — «эзопов язык», форма, в к-рой революционное по существу содержание, должно стать неуязвимым для царского закона. Он берет курс на революционную ликвидацию самодержавия силами восставшего народа.

Ранним повестям суждено было стать переломным моментом и в плане биографическом. Ко второй половине семидесятых годов относится создание им таких типов, как Дерунов и Стрелов, Разуваев и Колупаев. Последнее произведение сатирика — «Пошехонская старина» (1887—1888) — являлось также политически-актуальным произведением, несмотря на то, что посвящено далекому прошлому. Эта разумная связь познается человеком в природе и вносится в общественную жизнь.

Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Здесь уже выработана форма знаменитого щедринского сатирического очерка. «Пошехонская старина» остается наиболее реалистическим изображением помещичье-крепостического быта в русской литературе, быта, наиболее типичного для помещиков «средней руки», для малокультурного российского захолустья.

Описаний у Салтыкова немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Ещё печальнее картины, представляемые разлагающейся семьей, непримиримым разладом между «отцами» и «детьми»— между кузиной Машенькой и «непочтительным Коронатом», между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Стёпой. О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной после смерти М. Е. Салтыкова в его бумагах и подробно изложенной в «Материалах» для его биографии, он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным. Но характер этого лиризма быстро изменяется.

Союзником злобы являлось непонимание. Но на встрече присутствовал лечащий врач губернатора, который в своих заметках довольно подробно описал детали первой его встречи с молодым ссыльным чиновником. наиболее типичным его представителем мог быть лишь «хозяйственный мужичок». Сатира исследует «алтари» современного общества, разоблачает их полную историческую несостоятельность. Да в «Губернских очерках» и сам автор высмеивал рьяных либеральных обличителей вроде Соллогуба. Времена одного только литературного давления уже прошли»2.

.