Скоротечны Осенние Сумерки
Скоротечны осенние сумерки. Быстро быстро к редколесью, подальше от наседающей тьмы. Идти дальше некуда. Слушаю. Озираюсь. Слушать уже нечего. Скоротечны осенние сумерки.
Владислав Ходасевич — Осенние сумерки: Стих
Пока они представляют собою два враждебных коллектива. Приехал я в семидесятые годы, глянул на Манскую гриву и что-то меня встревожило, что-то на ней было неладно, вроде бы не хватало скольких-то берез на юру, вроде бы дыра на гриве образовалась, глаз или зуб там вынули. Чушь.
Они организованы и вооружены. Тигр берет то, что хочет. Арест, суд, казнь.
- Читать бесплатно книгу Затеси – Астафьев Виктор
- Осень и снова нежданно – негаданно
- Астафьев Виктор Петрович – Затеси
- Другие стихи Владислава Ходасевича
Теперь, если я сижу не в траншеях, а в шести верстах от Анапы, в «Шато Кабернэ», то почему не иду ночью в город, не взламываю ювелирный магазин Муравейчика, не беру себе камни и золото, а если подвертывается сам Муравейчик, то и его с удовольствием – клинком вот сюда. – Он твердо показал пальцем на то место, где начинается шея. – Почему я этого до сих пор не делаю. Я же отныне называю это полным осуществлением права личности. Это были именно те самые «бездны», о которых она мечтала когда-то на квартире у Телегина. И это будет тогда, когда какой-нибудь человек скажет тому пятидесятимиллионному коллективу: «Болваны, стреляете не по той цели». Он зажжет свечу и спустится сюда к паукам.
Мы хотим, а если прямо и не хотим, то ничего не имеем против убийства и грабежа. В основе морали положено право личности, а не коллектив. Вы – социализм, а мы – закон джунглей, а мы – организованную железной дисциплиной, священную анархию. Смотрел, дивовался природе и соразмерной мудрости ее. Пусть будет так. Стало быть, вопрос сводится к моему личному ощущению, кого я считаю своим врагом. А мыслей у него за войну, за голодное сиденье в «Шато Кабернэ», полуразрушенном доме на двух десятинах виноградника – единственном достоянии, оставшемся у него после смерти отца, – жестоких мыслей у Жадова накопилось много.
Богатая, свободная красавица, она выглядела бедной, бесприютной старухой. Ситечко накомарника, сотканное из конского волоса, пришито было «на лицо» домодельными нитками — стежки крупные, время и носка проделали вокруг намордника ячейки, вроде бы едва и заметные, но в них один за другим лезли комары, как наглые и юркие ребятишки в чужой огород. Под ними дивной красоты произрастает мелочь. Тоже только потому, что боюсь.
Почему я не вылезаю через бруствер, не иду в неприятельскую траншею, не убиваю там, кого мне нужно, не граблю деньги, одеяла, кофе и табак. Пройдет много зимних ночей. Дурачки, соплячки продолжают называть убийство и грабеж убийством и грабежом. Кто смеет ограничить мои права. Уже не сопротивляясь комару, безразличный ко всему на свете, не слышащий боли, а лишь ожог от головы до колен (ноги комары не могли кусать: в сапоги, за голяшки, была натолкана трава), упал на сочащуюся рыбьими возгрями котомку и отлежался. Коллектив окажется хозяином жизни. Манскую гриву, как и всю российскую природу, угробить трудно, да возможно.
–Я сижу в окопах, в трехстах шагах от неприятеля. Папа, еще возле озера, повязал мне тряпкой шею по накомарнику, чтоб под него не залезал гнус и притянутый плотно к шее, продырявленный от костров и носки ситец накомарника прокусывать оказалось способней. И мой портрет, как героя, напечатали бы в газетах. Там – закон масс, здесь – закон личности, обнаженной личности на полном дыхании. Но им ничто не мешает в один прекрасный день прекратить стрельбу и соединиться. Один. Его съели черви.
Кажется – ясно, логично. Я выше тигра. Но скоро я перестал давить комаров, лишь изредка в ярости стукал себя самого кулаком в лицо так, что искры и слезы сыпались из глаз и комары сыпались переспелой красной брусникой за воротник брезентовой куртки их там давило, растирало, коротник отвердел от пота, крови, прилипал к обожженной шее. Убийство и грабеж организованы государством.
Сидя во дворе, подолгу смотрел я на Манскую гриву, которая отовсюду глядится красиво. Свод законов. С трудом встал, пошел. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. И он зарыдает в первый раз в жизни от одиночества, от смертельной тоски.
Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Он посылал ее за вином в сводчатый кирпичный погреб, где бегали большие пауки. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Но уже не веселенькие шуточки в виде двенадцати пунктов «самопровокации», вывешиваемых на Лизиной двери телегинскими жильцами Сейчас, в сумерках, мимо окон ходил человек, действительно страшный, как пума в клетке.
Кажется, я логично говорю. На трон посадят нищего в гноище и ему преклонятся. Штыки обратятся внутрь стран.
У Елизаветы Киевны безумно билось сердце. Но тем более у меня развязаны руки для борьбы. –Поздравляю, вы мне еще о социализме что-нибудь расскажите. Он и разговаривал только оттого, что был не на свободе. Война должна кончиться бунтом, революцией, мировым пожаром. Сядет перед бочкой и, глядя вот так же на струйку вина, вдруг позовет: «Лиза» И только побегут пауки по стенам.
Я утверждаю, – мобилизация блестяще удалась во всех странах и война идет третий год полным ходом, сколько бы там ни протестовал папа римский, – только потому, что мы все, каждая личность, выросли из детских пеленок.
