Портрет Салтыкова Щедрина

Портрет Салтыкова-Щедрина был исполнен Крамским по заказу Павла Михайловича Третьякова, для создаваемой коллекционером галереи «лиц дорогих нации». Портрет Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина по праву занял достойное место среди лиц выдающихся русских людей. Портрет Салтыкова-Щедрина был исполнен Крамским по заказу Павла Михайловича Третьякова, для создаваемой коллекционером галереи лиц дорогих нации. Его кисти принадлежит и портрет Салтыкова-Щедрина известного русского писателя.

В интерпретации текстов М. Е. Салтыкова имеются две исследовательские линии. Ближе всего Щедрин Некрасову своим резким противопоставлением высших и низших социальных слоев: «благородные» чиновные бюрократы и их «рабочие руки» — приказные, подьячие помещичье-чиновный мир и крестьяне, беспощадность в изображении далее лучших представителей первого использование украшающих элементов (мифологизмы и т. п. ) дворянского литературного стиля идеализирующих действительность, в целях противопоставления неприглядной реальности — обманчивой видимости. Семья Нагорновых фатально выкраивала из своего отпрыска ташкентца-чиновника. «Писания мои, — указывал он, — до такой степени проникнуты современностью, так плотно прилаживаются к ней, что ежели и можно думать, что они будут иметь какую-нибудь ценность в будущем, то именно и единственно, как иллюстрация этой современности». Название «Сатиры в прозе» отлично передает жанровое своеобразие этого цикла. В центре внимания писателя исследование того, как социально-политические условия влияют на психологию и поведение рядового, «среднего» человека – либерального интеллигента. Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776—1851).

В статье о «Круглом годе» Е. Утин взялся разъяснить сложный вопрос об отношении сатирика к идеалам. Мы видим победоносный поход «чумазого» на «дворянские усыпальницы», слышим допеваемые «дворянские мелодии», присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в «пущании революции промежду себя». В статье о поэте А. В. Кольцове, особенно в запрещенном цензурой варианте (статья написана летом 1856 года, некоторое время спустя после появления диссертации и «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского), утверждалось, что большой художник всегда является «представителем современной идеи и современных интересов общества». Так сатирически обобщалась эволюция либеральной дворянской интеллигенции. См. Революционно-демократическая сатира, естественно, была в свое время и самой внутренне-свободной сатирой, не связанной никакими общими интересами с помещичье-бюрократической властью, никакими традициями верноподданства.

  1. Салтыков-Щедрин, Михаил Евграфович
  2. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин
  3. Биография Михаила Салтыкова-Щедрина
  4. Биография — Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
  5. Портрет Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина
  6. Название картины: Портрет Салтыкова-Щедрина
  7. Картина Крамского «Портрет писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина»
  8. Сочинение по картине Крамского Портрет писателя Салтыкова Щедрина
  9. Михаил Салтыков-Щедрин: биография

Так продолжалось и на склоне его жизненного пути. Часто «улица» совпадает с реакцией, с ее мракобесием, часто «уличным» является для С. -Щ. Слова Салтыкова о «рабьем языке» не следует понимать буквально. В ином эмоциональном ключе даны Ивашки, «глуповцы». Тут что ни фраза, то преувеличение, что ни слово, то невероятность. свое миросозерцание, свою мудрость, диалогами и наконец снова — заключительный анализ, часто резюме, автокомментарий с использованием обращения автора к изображаемым липам.

Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом другие, напечатанные в «Современнике» (ред. Впалые щеки, морщины и запавшие глаза не украшают человека. Салтыков-Щедрин не отделял себя от лагеря «Современника». в карикатурном искажении, в клевете на действительность свидетельствует о притупленном ее восприятии, о недостаточном внимании и вдумчивости, а главное — о погружении в эмпирику, о неумении жить в будущем. О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной после смерти М. Е. Салтыкова в его бумагах и подробно изложенной в «Материалах» для его биографии, он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным. Он безуспешно бьется над вопросами: как преодолеть пропасть, отделяющую действительность от идеала будущего, как преодолеть утопичность и романтичность социалистических программ, коль скоро они не находят в настоящей жизни никаких «зачатков будущего».

Предварительное описание рукописей М. Е. Салтыкова-Шедрина и биографических материалов о нем, хранящихся в архивах и собраниях СССР, там же, 18—14, М., 1934 МакашинС., Судьба литературного наследства М. Е. Салтыкова-Щедрина, там же, 3, М., 1932 Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин об искусстве и литературе (Библиографич. Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. «Признаки времени» — публицистический сборник, в к-рый вошли некоторые общественные хроники из «Современника» (полностью они до сих пор не перепечатывались) и статьи из «Отечественных записок». Он вооружается против новой программы: «прочь фразы, пора за дело взяться», справедливо находя, что и она — только фраза и вдобавок «истлевшая под наслоениями пыли и плесени» («Пошехонские рассказы»).

  • Михаил Салтыков-Щедрин: последние новости
  • Творчество Салтыкова-Щедрина – кратко
  • Годы жизни Михаила Салтыкова-Щедрина
  • Словари и энциклопедии на Академике
  • Начало литературной деятельности
  • Возобновление литературной деятельности

Сам С. -Щ. Борьбу с «улицей» С. -Щ. Но особенно важен для характеристики отношения С. -Щ. С. -Щ. Нельзя было толковать о выборе «просто мерзкой мерзости предпочтительно перед мерзейшею» в то самое время, когда подпольные силы, вызванные к жизни натиском освободительного движения, делали героические попытки революционными мерами сломать хребет самодержавию. Власть неосмысленных ощущений выражается художником в господстве физиологии над психологией. 1870 3 изд.

«За рубежом»). Да в «Губернских очерках» и сам автор высмеивал рьяных либеральных обличителей вроде Соллогуба. В них С. -Щ. является таким иносказанием, фантастичность к-рого лишь выразительнее подчеркивает существенные осторны действительности. Общими классовыми интересами, связывающими «лишних людей» с якобы отвергаемой ими средой, объясняется и их либерализм.

«Губернские очерки» и «Сатиры в прозе»), к-рых одно время стали стесняться у себя дома. Герой повести, Нагибин — человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Оно активный двигатель действия. Писательский «приговор» у автора «Губернских очерков» приобретал всю силу демократической непримиримости к существующему режиму. И все-таки Салтыков-Щедрин занимал бы в русской литературе место только как выдающийся публицист, если бы не единственный его настоящий роман Господа Головлевы (1872–1876), состоящий из семи очерков (см.

  1. Художественно-исторический музей Арт-Рисунок

Он развенчал эпоху «великих реформ», вскрыв ничтожность ее результатов, засилие крепостнических пережитков во всех сферах русского общества. в области сатиры — Гоголя. Писатель демократических убеждений посчитал возможным и полезным сотрудничать с теми, в «руках которых хранится судьба России». Иудушка тянется к массе слов, уже «осмысленных ложью».

Художественное преувеличение в сатире вбирает в себя психологический анализ (без помощи такого анализа невозможно, например, вскрыть «готовности» человеческой личности) и бытопись и даже пейзажный рисунок. Пробуждением «одичалой совести» Иудушки, удивившим современников Салтыкова, венчается и роман «Господа Головлёвы». Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Собранные в одно целое, «Губернские очерки» в 1857 году выдержали три издания (впоследствии— ещё множество). Залог успеха «искусства слова» он видел в углублении и расширении его реалистического содержания.

были допущены перегибы и тактические ошибки в этой борьбе. В сказке-элегии «Приключение с Крамольниковым» и в споре по поводу ее идейного содержания с крайне в эту пору поправевшим Г. 3. Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом другие, напечатанные в «Современнике» (ред. Решительно заявляя свинье, что в ней корень зла, он все же старался «изловчиться», чтобы избегнуть ее чавканья. В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «идти вперёд — трудно идти назад — невозможно».

Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами, но и писал — поначалу небольшие библиографические заметки, напечатанные в журнале «Отечественные записки». откровенно заявляет о «прозаических» деловых элементах своей сатиры, ставящей не вторичные психологические, а первичные, определяющие психологию общественные моменты в центре художественного внимания. В «поруганном образе раба» Салтыков признал образ человека. к книге К. К. Арсеньева «Салтыков-Щедрин», СПБ, 1906 продолжение этой работы: ДобровольскийЛ.

Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. в книге А. Н. Пыпина «M. стремится охватить человека во всей полноте его «определений» и умеет открыть разностороннее содержание в самой плоской натуре, как будто созданной для сатирического поношения.

Салтыков-Щедрин, 
Михаил Евграфович

Представление о социальных контрастах у автора суммарно. «Academia», Л., 1931 Неизданные письма, 1844—1882.

Он начинается обычно с социально-философского размышления или публицистического анализа фактов и отношений по стилю — это начало своеобразного «эссе», где только характерный язык, проникнутый язвительной иронией или сокрушительным сарказмом и сатирические маски указывают на особое художественное качество про изведения. Принцип историзма салтыковской сатиры необычайно удачно художественно конкретизируется в мотиве разорения русской жизни, пронизывающем «Благонамеренные речи». В своих «материалах для социального романа» С. -Щ. Внимание сосредоточивается на ее охранительной сущности. То, что больше всего вызывало их сочувствие — «внутренний разлад» «лишнего человека», — объясняется С. -Щ.

Говоря словами Ленина, здесь он «классически высмеял Францию, расстрелявшую коммунаров, Францию пресмыкающихся перед русскими тиранами банкиров, как республику без республиканцев» (Ленин, Сочинения изд. В конце 60-х гг. Е. Жака, Б. Покровского, К. Ротова изд. Реакционная провинция — отражение «либеральной» столицы, а «либеральная» столица продолжает новыми методами традиции помещичьей государственности. Из написанного им между 1858 и 1862 годами составились два сборника— «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» и тот и другой изданы отдельно три раза (1863, 1881, 1885).

САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН Михаил Евграфович (1826—1889) — великий руский сатирик. Проблема семьи живейшим образом занимала крупных русских художников. После 1 марта 1881 засилье «улицы» в литературе достигло крайних пределов. С появлением щедринской сатиры демократическая критика впервые отметила «ограниченность» гоголевского реализма, в котором до сих пор видела наиболее полное, никем не превзойденное выражение «отрицательного», «сатирического» направления в отечественной литературе.

Удручаемый «мелочами жизни», он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: «забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой». Но мы находим в «Губернских очерках» и другие элементы нового стиля вообще и щедринского в особенности. Не могло не быть близко этим проницательнейшим критикам и то отношение к либералам, к-рое выразилось в очерке «Скука», где находим и трогательное обращение к «учителю» — Петрашевскому. Ничего похожего на ревностное отношение к службе у нового чиновника не было. Эта калейдоскопическая смена мест действия «Идиллии» происходит отнюдь не по авторскому произволу. Он полемически заострил свой разбор «Губернских очерков» против их либеральной интерпретации.

В веселом по форме диспуте «Мальчика в штанах» и «Мальчика без штанов» содержалось поучительное сопоставление России и Запада. Народ, стоявший до сих пор у С. -Щ. Ординарная, алогичная речь Иудушки, ее лексика и синтаксис создают особую «стилистическую атмосферу».

«Сатиры в прозе» (1863) подводят нас к наиболее широким художественным обобщениям писателя. Внешность Салтыкова врач описал как среднего роста с длинными волосами и бледным лицом. Он не верит в возможность предотвратить эту «трудную пору» — революционный взрыв — «компромиссами и соглашениями». вел с конца 60-х гг., обобщается им в понятиях «улица», «уличная мораль», «уличная философия». Он открывает их даже в самом «Иудушке» (Порфирии Головлёве) — этом «лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях».

поднялся до подлинно демократической сатиры на эту государственность, на «варягов», т. е. Салтыков-Щедрин по-прежнему настойчиво отстаивал идею глубокого демократического преобразования общества, не сомневался в величайшей разумности социалистических основ для укрепления в жизни подлинно человеческих отношений. Внимание Салтыкова-Щедрина привлекли статьи Н. Страхова о романе «Война и мир». Через все очерки проходило последовательно выдержанное противопоставление крестьян помещикам, чиновникам, купцам. Кара, это — дети, к-рым страшны их отцы. Эта сатира предельно обобщена.

Его тема, сюжет, композиция, вся система образов определены сознательной авторской установкой изобразить «мытарства общественной неурядицы», показать, как реакционная «внутренняя политика» царизма вторгается в судьбы современного человека, в судьбы страны. означает администратора, достигшего уже «степеней известных», прежде всего губернатора, выдвинутого на свой пост благодаря покровительству вывысокопоставленных лиц, часто их жен или любовниц, то «тащкентцы» представляют другой слой. Некоторые из очерков этого цикла, казавшиеся в свое время чрезмерными преувеличениями, предвосхитили российское губернаторское черносотенство периода 1905 и позднее («Помпадур борьбы»).

Только небольшому кругу лиц были в свое время известны подробности биографии писателя, безрадостное пошехонское детство, драматизм вятской ссылки в молодые годы, тяготы чиновничьей службы, ненавистного вице-губернаторства, семейная неустроенность. История литературы мало знает примеров такого творческого напряжения в течение двадцати с лишком лет, такой творческой воли, не сгибавшейся ни пред правительственным гнетом, ни пред старческими недугами. «Последнее время, — писал Салтыков-Щедрин, — создало великое множество типов абсолютно новых, существования которых гоголевская сатира и не подозревала». главный объект внимания Салтыкова – жизнь провинциальная, чиновничья в частности.

Этому хищнику царизм прежде всего выгоден и недаром он выступает у С. -Щ. вопроса о перспективах революции, о путях к ней. Сердечно привязанный к своей родине, он верил в ее лучшее будущее. В наказание за вольнодумие уже 28 апреля 1848 года он был выслан в Вятку (Киров) и 3 июля определён канцелярским чиновником при Вятском губернском правлении. В щедринской трактовке «призраки» — внутренне уже прогнившие, отвергнутые историей дворянско-буржуазные устои: социально-экономические, государственные, семейно-бытовые. Все это не могло не осложнять для С. -Щ.

за вятские годы. до того момента, когда крепостнич. Весьма вероятно, что стеснения, которые «Современник» на каждом шагу встречал со стороны цензуры, в связи с отсутствием надежды на скорую перемену к лучшему, побудили Михаила Салтыкова опять поступить на службу, но в другое ведомство, менее прикосновенное к злобе дня.

пришлось неоднократно одергивать напр. Е. Салтыков» (СПб., 1899). О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной после смерти Салтыкова-Щедрина в его бумагах и подробно изложенной в «Материалах» для его биографии, он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным. обр. 1850-х —1860-е гг.

у Гоголя. Маскируясь, он срывал маски. над либеральными и консервативными помещиками и бюрократией, то уже в очерке «К читателю» отразилось разочарование в революционных возможностях крестьянства. Автор «Истории одного города» считал себя защитником народа и более последовательным, чем сам народ, врагом его врагов. Темы государства, семьи и собственности, взятые порознь и разработанные в своем особом идейно-образном ракурсе в предшествующих произведениях, собираются как бы в фокусе в «Благонамеренных речах» (1872—1876), а также и в «Убежище Монрепо» (1878—1879).

1883), «Помпадуры и Помпадурши» (1873, 77, 82, 86), «Господа Ташкентцы» (1873, 81, 85), «Дневник провинциала в Петербурге» (1873, 81, 85), «Благонамеренные речи» (1876, 83), «В среде умеренности и аккуратности» (1878, 81, 85), «Господа Головлёвы» (1880, 83), «Сборник» (1881, 83), «Убежище Монрепо» (1882, 83), «Круглый год» (1880, 83), «Современная идиллия» (1887—1881), «За рубежом» (1880—1881), «Письма к тётеньке» (1882), «Недоконченные беседы» (1885), «Пошехонские рассказы» (1886). Изображая «лишнего человека» в единстве с бытом его среды, противопоставляя это единство его речам, тому, что он сам о себе думает, С. -Щ. Тип чумазого развертывался в динамике.

Его взбесившийся клоп должен был как бы уже высказывать свои «клопиные» мысли, совершать «клопиные» поступки, раскрывать свой «клопиный» характер. Е. Салтыков» (СПб., 1899). Напротив, «непочтительные» Коронаты стремятся освободить народ от веры в «призраки», в священные «союзы» собственнического мира. Но характер этого лиризма быстро изменяется. Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Автор намеревался завершить роман-хронику главой «У пристани»: Порфирий Головлев женится на Нисочке — дочери изворотливой и хищной помещицы и находит свою унылую жизненную «пристань» (подобно тому как Обломов закончил свое существование в домике Пшеницыной).

Нынче, коли ты хочешь — сиди. указатель), «Книга и пролетарская революция», 1933, 8, стр. 106—107.

С. -Щ. отношение помещичье-буржуазного общества к «духовному производству», его мораль «купли-продажи», его универсальная корыстность. Салтыков-Щедрин издевался над откровенно шкурной обывательской мудростью «вяленых вобл» и пискарей, рабьей философией выпрашивания подачек самоотверженных и здравомыслящих зайцев. Подлинное искусство «чем ближе вглядывается в жизнь, чем глубже захватывает вопросы, ею выдвигаемые, тем достойнее носит свое имя». Художник, непричастный «труду современности», будет лишь создателем бесцветных «кунштуков».

В 70-х гг. Таковы «Премудрый пискарь», «Бедный волк», «Карась-идеалист», «Баран непомнящий» и в особенности «Коняга». Крутогорск перерастает в Глупов, крутогорские типы в глуповские, т. е. Он сблизился с даровитым критиком Вал.

в написанных после 1 марта главах «Современной идиллии», — уничтожающей сатиры против полицейского государства Александра II и Александра III. статей автора «Вопросы современной критики», М. 1927) БорщевскийС., Проблема щедринской сатиры, «На литературном посту», 1929, 9 ДесницкийВ., На литературные темы, Л. — М., 1933 ЭльсбергЯ., Салтыков-Щедрин, М., 1934 КирпотинВ., Салтыков-Щедрин в 60-х годах, «Литературный критик», 1935, 3 Его же, «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина в классовой борьбе 60-х гг., «Новый мир», 1935, 6 ЛаврецкийА., Щедрин — литературный критик, Гослитиздат, М., 1935 Письма Г. З. Елисеева к М. Е. Салтыкову-Щедрину, Подготовка текста писем и примеч. Более того. Это постоянные околичности из-за цензуры, которые все время требуют комментария.

– 1889, Санкт-Петербург), русский прозаик, публицист, критик. Публично обсуждались планы компенсаций в форме учреждения аристократической «конституции», обеспечивающей право дворян выступать в роли советчиков самодержавной власти. Даже проблески сознания у глуповца связаны с физиологическими отправлениями. Переплетенные пальцы рук подчеркивают напряжение.

в последние годы, пессимистические по отношению к более или менее продолжительному периоду ибо его никогда не покидала вера в конечное торжество своих идеалов. Мысль Салтыкова-Щедрина устремлялась к той еще далекой эпохе, когда и «ветхие люди» и новые «кровопийцы» сойдут в «общую могилу». М. — Л., 1934) МихайловскийН. К., Щедрин (1889—1890), Сочинения, т. V, СПБ, 1897 ПыпинА. Н., М. Е. Салтыков, СПБ, 1905 АрсеньевК. К., Салтыков-Щедрин, СПБ, 1906 Евгеньев-МаксимовВ. Е., В тисках реакции, М. — Л., 1926 ОльминскийМ. С., О печати, Л., 1926 (гл.

Не щадит Салтыков-Щедрин и новые учреждения — земство, суд, адвокатуру, — не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими «мелочам жизни». «Торжествующая свинья», выведенная на сцену в одной из последних глав, «За рубежом», не только допрашивает «правду», но и издевается над ней, «сыскивает её своими средствами», гложет её с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. Идейно-художественную концепцию «Благонамеренных речей» Салтыков-Щедрин прокомментировал в известном письме к Е. И. Утину от 2 января 1881 года. «Губернские очерки» — это сатира на правительственную систему и ее идеологию, а не произведение той обличительной литературы, от к-рой отмежевывалась революционная демократия. Могильный, кладбищенский колорит окружал хищников и стяжателей, разорителей жизни. Глупов еще то и дело сбивается на Крутогорск. статей, ГИХЛ, М. — Л., 1932 ПолянскийВ., Салтыков в своих письмах, «Воинствующий материалист», 4, М., 1925 (и в сб.

было перепечатано Литературно-издат. Одним из своеобразных моментов построения этого жанра является сатирическое описание, принимающее форму воспоминания иногда лирически (в ранний период), а иногда юмористически окрашенного. юмор С. -Щ. И не потому, что писатель разуверился в осуществлении высоких слов-идеалов.

Они положили начало целой литературе, получившей название «обличительной», но сами принадлежали к ней только отчасти. Приступ, экспозиция — «статейная». Если в таких очерках, как «Зубатов», «Наш губернский день» и др., С. -Щ. Почти все бунтарские эпизоды в «Истории одного города» освещены авторской улыбкой, порой иронической, порой полной недоумения и горечи, порой скептической. и вступ. в книге А. Н. Пыпина «M.

Слова Салтыкова-Щедрина о «рабьем языке» не следует понимать буквально. Колористически художник решил портрет в темных приглушенных тонах. Салтыков стал одним из участников известного кружка, руководимого М. В. Петрашевским. Борьба с нигилизмом объединяет теперь силы контрреволюции.

Изначально он даже предложил сослать Салтыкова рядовым на Кавказ, но здесь уже Николай одернул Чернышева в излишнем рвении и сказал: «Но ты уж что-то чересчур тут стараешься». Так в первый же день, появившись в приемной губернатора, Салтыков начал его критиковать. Все это, развязывая руки реакции, не могло не отразиться и на положении «Отечественных записок» и ее ответственного редактора. Смех — «оружие очень сильное, — заявлял сатирик, — ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех». Не даром Ленин, Сталин и их сподвижники так часто обращаются к С. -Щ. Действия героев «Идиллии» ничего не имели общего с обычными семейственными мотивами «прежних романов».

Но Хрептюгины и Размахнины произведений 50—60-хг. г. «Священные принципы» современного строя исследовались здесь под новым углом зрения: показывалось, как появление на арене русской истории буржуазных «столпов» неизмеримо усиливало антагонистичность русского общества. умел быть понятным своему читателю. Второй из упомянутых подходов, восходящий к идеям В. Б. Шкловского и формалистов, М. М. Бахтина указывает на то, что за узнаваемыми «реалистичными» сюжетными линиями и системой персонажей скрывается коллизия предельно абстрактных мировоззренческих концептов, в числе которых «жизнь» и «смерть». еще не выросли в ту силу, к-рой являются Деруновы и это существенно важно для их характеристики.

В. Я. Кирпотина, П. И. Лебедева-Полянского, П. Н. Лепешинского Н. Л. Мещерякова, М. И. Эссен. Терпеть не мог взятки – боролся с ними постоянно. Всю свою жизнь боролся со взяточничеством. Впрочем, стыдно еще не многим, а большинство даже людей так называемой культуры просто без стыда живет. Сюжет и композиция хроники подчинены изображению распада, гибели головлевской семьи.

Иногда (например в одном из «Писем к тётеньке») Салтыков-Щедрин надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество «не поддастся наплыву низкопробного озлобления на всё выходящее за пределы хлевной атмосферы» иногда им овладевает уныние при мысли о тех «изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества — и канули в вечность» (конец «Современной идиллии»). в концентрированной форме характеризует отношение бюрократии к законности во всех стадиях: в дореформенной, реформирующейся и в пореформенной Руси и до либеральных «веяний» и после них. князя Чебылкина в коляске, — ирония здесь захватывает даже и лошадей, «бессловесных»), то сарказмом, бьющим по нелепости мыслей и поступков. Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая— психологом-художником. Времена одного только литературного давления уже прошли»2.

Чувство изолированности еще более усугублялось исключительно своеобразным положением С. -Щ. С 1878, когда С. -Щ. «История одного города» — наиболее концентрированное выражение революционно-демократического взгляда на исторически сложившийся политический строй российского государства. Их крупными достоинствами были — суровый сатирический анализ антагонистических противоречий дворянско-буржуазной действительности, разоблачение узаконенных «понятий», «принципов» и «норм», маскирующих эгоизм собственника, молчалинскую мораль или произвол богатых и сильных, тонкое проникновение в психологию трагически угасающих человеческих жизней.

Высказывания В. И. Ленина о Щедрине см. В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими «стихотворениями в прозе». Рядом с «Господами Головлёвыми» должна быть поставлена «Пошехонская старина»— удивительно яркая картина тех основ, на которых держался общественный строй крепостной России. Высшее правительство было вне пределов сатиры как нечто священное, неприкосновенное.

в 1841—45). Вокруг его имени и его творчества буквально кипела острая борьба мнений. У Салтыкова-Щедрина еще не было отчетливого понимания этой исторической перспективы. метров.

В положении «отцов» назревают драматические коллизии, возникают острейшие конфликты с «детьми» и эти конфликты разрешаются трагически. Таким образом, Салтыков в достаточно короткие сроки осуществил весьма солидный карьерный рост, по сути дела, он стал третьим человеком во всей губернии по степени влиятельности — после губернатора и вице-губернатора.

продолжает дело «Современника» и в ту пору, когда реакционные элементы народничества взяли верх над революционными. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить». Ближайшее начальство Салтыкова — военный министр Чернышев, а также III Отделение и сам царь увидели в них «вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западную Европу и ниспровергших власти и общественное спокойствие» 2. В советское время опубликован ряд неизвестных текстов Щедрина.

В 1844 году окончил лицей по второму разряду (то есть с чином X класса), 17 из 22 учеников были исключены, так как поведение их аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у Щедрина присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. «общества» исступленно проклинавшего революцию и революционеров, с к-рыми недавно еще заигрывало. далеко не сочувствовал террору.

Непосредственным виновником процесса «умертвия» выступал Иудушка. Жизненная сфера проявления ее чрезвычайно широка, охватывает большую область профессий, занятий, обстоятельств, где живет и действует «зауряд»-человек классов и сословий, стоящих над народной массой. Нет пределов «глупого и пошлого, до которого не доходила бы действительность», лишенная руководства разума.

Неверно было бы заявлять, что автор «Истории одного города» не видел в народной среде никаких положительных явлений. Сатирик воспроизводил не статичные, не одномерные характеры, а живые, объемные, хотя «тенденциозность» исходных авторских намерений кое-где и ощущалась.

До конца в поисках этого выхода со все возрастающею болью возвращался С. -Щ. Образы «пенкоснимателей» наделены несомненным обобщающим содержанием. «Новая жизнь еще слагается она не может и выразиться иначе, как отрицательно, в форме сатиры или в форме предчувствия и предвидения», — как-то заметил Салтыков-Щедрин. Критик-демократ видел в очерках не поход против взяточников, против отдельных пороков государственной системы, а сатирическое разоблачение негодных основ самодержавно-крепостнического строя. Рабская покорность народа, возвеличенная всякими реакционными идеологами под именами разных рабских добродетелей — «смирения», «долготерпения», «всепрощения» и т. п., — так же служит предметом сатиры, как и беспредельно-жестокая тупость его угнетателей — Бородавкиных, Угрюм-Бурчеевых и т. п. Салтыков арендовал весь дом — четыре комнаты и «людскую» — общей площадью около 120 кв. Главный герой романа Порфирий Владимирович Головлёв (прозванный Иудушкой) во имя бессмысленного обогащения презрел ближайшие родственные связи: предал братьев, сыновей, мать.

Образующие цикл очерки-«параллели» написаны по одной и той же схеме. Та борьба, к-рую С. -Щ. 3, т. X, стр. 238). Салтыков-Щедрин обнаружил замечательное мастерство в выборе сюжета, который давал, говоря словами Гоголя, «вживе верную картину всего значительного в чертах и нравах» описываемой эпохи. Опыт объемных публицистических характеристик («обломовщина», «темное царство» и т. д. ) был воспринят Салтыковым-Щедриным и творчески распространен на область художественной сатиры.

«Современная идиллия» представляет собою великолепный образец такого общественного сатирического романа. С. -Щ. продолжает свою борьбу против либерализма, на этот раз уже дворянски-буржуазного, принявшего ту форму, к-рую сатирик назвал «пенкоснимательством», — либерализма, отражающего смычку наиболее изворотливых помещиков с буржуазными тузами, либерализма жалкого, трусливого, угоднического, обслуживающего интересы подымающейся хищнической буржуазии, к-рую С. -Щ. был вполне солидарен с наиболее революционными идеологами эпохи.

В это издание входят все, не включенные в дореволюционные «Собр. Но важна была общая устремленность произведения. Факт громадного значения, ускоряющий разложение господствующего класса и его культуры, вызывающий переход наиболее передовых его элементов на социально иные позиции, стимулирующий процесс их внутренней перестройки. Революционные возможности крестьянства подвергались решительной переоценке. Занимает свой пост Салтыков-Щедрин в то время, когда завершился главный цикл «великих реформ» и, говоря словами Некрасова, «рановременные меры» (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) «теряли должные размеры и с треском пятились назад».

(1933—1936). «Прочтите, — писал Чернышевский, — его рассказы «Неумелые» и «Озорники» и вы убедитесь, что он очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено. Это отношение к народу объясняется тем, что для С. -Щ.

Беспощадно разрушив иллюзии буржуазного прогресса, С. -Щ. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». В жанровом отношении Салтыков, называвший себя «летописцем минуты» и связанный условиями журнальной работы, отдавал предпочтение малым формам, которые изначально или ретроспективно объединял в циклы (из очерков выросли романы «Господа Головлёвы», «Современная идиллия»). «Улица» выражает пестроту и сложность сил, с к-рыми приходится бороться революционной демократии. В оценке реформы 19 февраля С. -Щ. Салтыкова называли «сказочником», его произведения— фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. С. -Щ. Неудивительно, что и средства дворянской литературы, служащие к украшению жизни класса и к возвеличению его «отечества», направлены против него, служа формой для авторской иронии.

Он переплел руки и смотрит на зрителя глубоким задумчивым взором. Постепенно Салтыков проникся либеральными идеями и под их влиянием создал повесть «Запутанное дело». Важнейшим в судьбе начинающего писателя был разговор, который случился на одном из светских раутов между начальником Салтыкова в военном министерстве А. И. Чернышевым и Николаем I. Император попенял Чернышеву: «И что это твои служащие таким бумагомарательством занимаются. ».

В последнем своём произведении – хронике «Пошехонская старина» (1887—89), возвращавшей к временам крепостничества, Салтыков, как и в «Господах Головлёвых» использовал некоторые автобиографические элементы, но не воспроизводил жизнь и нравы своей семьи, о чём предупреждал читателей: «Автобиографического элемента в моём настоящем труде очень мало он представляет собой просто-напросто свод жизненных наблюдений, где чужое перемешано с своим, а в то же время дано место и вымыслу». Это особенно заметно при сравнении картин, аналогичных по сюжету, — например, картин пьянства у Салтыкова-Щедрина (Степан Головлёв) и у Золя (Купо, в «Assommoir»). С. Борщевского изд.

Они были способом сатирической типизации. Даже больше — С. -Щ. Это — своего рода исторический документ, доходящий местами до полного сочетания реальной и художественной правды. Эта идейно-историческая подпочва питала глубокий психологический реализм финальных сцен «Господ Молчалиных».

Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 и погребён 2 мая, согласно его желанию, на Волковском кладбище, рядом с И. С. Тургеневым. Немного, вообще, найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. Ещё печальнее картины, представляемые разлагающейся семьей, непримиримым разладом между «отцами» и «детьми» — между кузиной Машенькой и «непочтительным Коронатом», между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Стёпой. Закрытие в 1884 г. «Отечественных записок» сказалось на манере Салтыкова, «утратившего юмор».

и в принципиальном снятии границ между образным и логическим мышлением. Среди народных персонажей «Благонамеренных речей» не встречается героических фигур, подобных некрасовскому богатырю Савелию. Пафос сказок — в любви к угнетенному и страдающему народу, в думах о его бесправном положении, в горьких сетованиях на его долготерпение и покорность, на его наивные политические надежды найти правду и защиту у власти («Коняга», «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил», «Путем-дорогою», «Деревенский пожар», «Праздный разговор», «Кисель» и др. ). Художественно обобщая опыт освободительной борьбы накануне демократического подъема (1879—1881), он в «Господах Молчалиных» показал, как властно утверждаются в жизни революционные идеи и революционная практика, как становятся они активно действующим фактором социальной среды. В их лице хищничество с небывалой до тех пор смелостью предъявляет свои права на роль «столпа», то есть опоры общества— и эти права признаются за ним с разных сторон как нечто должное (припомним станового пристава Грацианова и собирателя «материалов» в «Убежище Монрепо»). Чиновничья служба — далеко не частный эпизод в биографии сатирика.

«Болен я, — восклицает он в первой главе Мелочей жизни8. Во второй пол. Они положили начало целой литературе, получившей название «обличительной», но сами принадлежали к ней только отчасти. Занимает свой пост М. Е. Салтыков в то время, когда завершился главный цикл «великих реформ» и, говоря словами Некрасова, «рановременные меры» (рановременные, конечно, только с точки зрения их противников) «теряли должные размеры и с треском пятились назад». вне Глупова, теперь составляет младшее глуповское поколение. Гиперболические картины изображали современную жизнь, находящуюся под «игом безумия».

Одним из интереснейших примеров преодоления чуждых влияний путем их использования является «Приезд ревизора» из серии «Невинные рассказы». обрушивается прежде всего на верхушку изображаемого им мира. всегда перспективно, всегда устремлено в будущее. В очерке «Гегемониев» С. -Щ.

Был шестым ребёнком потомственного дворянина Евграфа Васильевича Салтыкова (1776–1851). Отсюда — от этого непонимания — пессимистические умонастроения С. -Щ. С рис.

Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 т. ) в год его смерти (1889) и выдержало с тех пор много изданий. Художественное преувеличение как форма предвидения — такова другая его функция в сатире1. Старое в новом обличий, бюрократия и «реформы», бюрократический либерализм — все это прослежено в его дальнейшей судьбе, в дальнейших видоизменениях в связи с победой реакционных сил в стране. ГИХЛ — Гослитиздат, Л., 1933—1935 в 20 томах. В противовес им, для выражения симпатий автора, в «Губернских очерках» используются элементы народного творчества, культивируется крестьянский сказ («Пахомовна», «Аринушка»).

По социальной своей обобщенности салтыковский образ стона сродни некрасовскому образу песни-стона. Текст насыщен «историческими совмещениями и проекциями» (С. Собрание сочинений М. Е. Салтыкова с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 томах) в год его смерти (1889) и выдержало с тех пор много изданий. Щедрин как критик и публицист продолжает в «Современнике» (1863—1864) дело, начатое им в «Губернских очерках», продолжает, учитывая критическую работу, к-рую проделали великие демократы-революционеры Чернышевский и Добролюбов. В щедринском образе Порфирия Головлева явственны трагические элементы.

«Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». В этих очерках тема буржуазного хищника была затронута С. -Щ. Он принадлежал к ней ибо все его помыслы, вся его работа принадлежали прежде всего мужику, «мелкому производителю», так как вместе с народниками он не представлял себе исторической роли пролетариата, но за этим проходит черта, отделяющая его от народнической идеологии. Переходя в гротеск, сатира С. -Щ. Но не служба интересует его. См.

«Священной дружины» и объективно поддерживавшего его предательски-трусливого либерализма. В художественном отношении еще незрелая, слишком «книжная» и «умозрительная» повесть «Противоречия» примечательна своим горячим откликом на злободневные философско-политические споры времени. Социальный роман должен отразить новые закономерности жизни, полной теперь всяких неожиданностей и катастроф, проходящей «не в уютной обстановке семейства», а на улице, на площади, в борьбе и сутолоке.

Общий тон жизни — хаос, развал, оскудение. С особенным негодованием обрушивается сатирик на «литературные клоповники» избравшие девизом: «мыслить не полагается», целью— порабощение народа, средством для достижении цели— оклеветание противников. В «Сатирах в прозе» и «Невинных рассказах», вышедших отдельным изданием в 1863 году, раскрылись новые грани реализма сатирика, расширились горизонты писательского видения усиливается степень художественных обобщений, более резкой и отчетливой становится поляризация противоборствующих сил. В форме «исторической сатиры» С. -Щ. Салтыков-Щедрин дал сложное историко-философское обоснование этой «чернорабочей» тактики, которую он сам характеризует словами: «благородное неблагородство».

После окончания лицея в 1844 году Салтыков служит в канцелярии военного министерства. Начался наиболее плодотворный период лит-ой деятельности С. -Щ. Еще до Добролюбова С. -Щ. В Салтыкове-Щедрине Чернышевский узнал своего сильного идейного союзника. Борьба с реакцией продолжается в «Пестрых письмах», представляющих во многом ответ на закрытие «Отечественных записок», предуказывающих дальнейший путь не только российской, но и мировой реакции, ее расистские теории и в особенности продолжается она в «Сказках» и в дописанной уже великим борцом буквально на смертном одре «Пошехонской старине». В метаниях героев есть своя логика, управляет ею все тот же политический нерв.

Не было здесь, однако, комизма ради комизма, пустого шаржирования, «веселонравия», как трубила об этом либеральная и реакционная печать. Происходит фантастическое превращение Провинциала в миллионера, которого обкрадывает Прокоп, в результате чего затевается судебный процесс, разыгрывается борьба за «наследство». Нельзя назвать его красивым, художник нисколько не польстил своей модели. Как художник С. -Щ. Был еще один момент в «Истории одного города», характерный для С. -Щ., это — его отношение к народу.

«Сказки» изданные особо в 1887 году, появлялись первоначально в «Отечественных записках», «Неделе», «Русских ведомостях» и «Сборнике литературного фонда». Эскалация мортальных образов, достигающая почти степени фантасмагории наблюдается в «Господах Головлёвых»: это не только многочисленные повторяющиеся физические смерти, но и угнетенное состояние природы, разрушение и тление вещей, разного рода видения и мечтания, расчёты Порфирия Владимирыча, когда «цифирь» не только теряет связь с реальностью, но переходит в своего рода фантастические видения, завершающиеся сдвигом временных пластов. Это особенно заметно при сравнении картин, аналогичных по сюжету, — например, картин пьянства у Михаила Салтыкова (Степан Головлёв) и у Золя (Купо, в «Западне»). Надо же напомнить. ». ). Вводя в свою сатиру богатое, реалистически понятое психологическое содержание, С. -Щ.

стал на точку зрения наиболее объективной для своего времени идеологии и потому мог в отличие от помещичьей литературы раскрывать противоречия формы и содержания в идеологии господствующих классов, раскрывать за «гуманной» видимостью корыстную сущность, за внешними различиями реакционеров и либералов — внутреннее их единство. С. -Щ. Последняя написана наблюдателем-протоколистом, первая — психологом-художником. материалов, под ред. Однако ему не хватало четкости и последовательности революционных выводов.

очерк «К читателю», в особенности его недавно опубликованный вариант, «Каплуны»). Письма 1845—1889, с прилож.

Прежде всего, он дорог нам тем, что, как Гулливер над лилипутами, возвышается над «мелочами жизни» своей эпохи, над всей той ограниченностью мысли, к-рая вредит многим высокохудожественным произведениям дворянской литературы. Не может ли он быть своеобразной ее формой. «Academia», М. — Л., 1935 Губернские очерки, вступ. На революционный авангард, не поддержанный массовым движением, обрушивается единый контрреволюционный фронт, оправившийся от своего испуга накануне реформы и жестоко мстящий за этот испуг. Для обобщающей мысли сатирика границы между «заправской» Россией и среднеазиатскими владениями обладали довольно относительной устойчивостью. Неистощимый родник смешного и таился как раз в «буквальном» истолковании народных афоризмов, словесной фигуры или, как выразился однажды сатирик, в «тропическом» (от слова «тропы») их распространении.

на классово враждебную массе, эксплоатирующую ее власть. предисл. идет дальше внешних признаков. В письмах брату Салтыков назвал свое вятское пристанище «довольно сносной квартирой» и отмечал, что живет он достаточно скромно.

В русской прозе трудно найти более выразительную по словесной живописи и проникновенному, хватающему за сердце драматизму картину деревенского пожара, чем та, которая дана в «Истории одного города». Нерасторжимое соединение реакционной политики и уголовного преступления — характерный признак времени, давший «Современной идиллии» и основную тему и основной сюжет. В атмосфере лавирования, угоднического выслуживания и беспринципности морально разрушается личность. Условность временных границ (1731–1825) подчёркнута числом градоначальников – 22: столько самодержцев было на Руси с Ивана Грозного и до Александра II, правившего в 1860-е гг. Вместе с тем сатирик не преследовал каких-либо узкопамфлетных целей. Отсюда мотив кукол и кукольности («Игрушечного дела людишки», Органчик и Прыщ в «Истории одного города»), зооморфные образы с разными видами переходов от человека к зверю (очеловеченные звери в «Сказках», звероподобные люди в «Господах Ташкентцах»). Салтыков-Щедрин имел в виду и французский бонапартизм и милитаристский режим Бисмарка. Главы «Истории одного города», где писатель рассказывает о тяжелой, бедственной судьбе глуповцев, страдающих под игом угрюм-бурчеевского режима, проникнуты глубоко трагическими мотивами.

В типе «пенкоснимателя» изобличается пореформенный либерализм в основных его разновидностях. Это же изд. В священных «союзах» и принципах современного общества, призванных демонстрировать его гармонию, сатира Салтыкова-Щедрина обнажила кричащие антагонизмы: моральный развал семьи, воровское, грабительское созидание собственности, ложь, лицемерие и пустословие религиозных заповедей. С. -Щ. Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Михаила Салтыкова позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер. На холсте мы видим выдающегося русского писателя. расширяет границы своей сатиры за пределы ташкентцев и помпадуров.

В радикальном отрицании либерального «прогресса» — революционная сила «Истории одного города». В марте 1858 года Михаил Салтыков был назначен рязанским вице-губернатором, в апреле 1860 года переведён на ту же должность в Тверь. «Немногие страницы, — писал Страхов, — где является солдат Каратаев имеющий столь важный смысл во внутренней связи целого рассказа, едва ли не заслоняют собою всю ту литературу, которая была у нас посвящена изображениям быта и внутренней жизни простого народа»1.

Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков-Щедрин чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»). Главное в поэтике новой сатиры — это «родопроисхождение», «жизнеописание» героев изображение процесса переплавки впечатлений, побуждений, влияний, стимулов социальной среды в «ташкентское» мировоззрение, в «ташкентский» характер. Кто слышит, как они льются капля по капле.

Обстоятельствами тогдашнего времени объясняется и то, что автор «Губернских очерков» мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. И так далее в том же роде. Помощников у меня решительно нет ибо всякий старается сбыть дело с рук. Этот образ с потрясающей силой воплощал мысль о кризисе общественных устоев. не противоречит его сатире, а служит ей, углубляет ее отрицание.

Они активно добивались всевозможных возмещений за утраченную крепостническую власть. Сатира исследует «алтари» современного общества, разоблачает их полную историческую несостоятельность. Так. Эта форма — «эзопов язык», форма, в к-рой революционное по существу содержание, должно стать неуязвимым для царского закона.

знает и ей настоящую цену. Здесь проводится мысль, что толпа всегда на стороне силы, даже тогда, когда сила направлена против нее. «И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно.

Другое действующее лицо романа— «женщина-кулак», Крошина— напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Михаила Салтыкова. «Улица» в представлении С. -Щ. Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у М. Е. Салтыкова.

Сходящее на-нет дворянство в другом аспекте, — в его попытках приспособиться к обстоятельствам, принять участие в наступившем после реформы промышленном оживлении, связанном со спекулятивным ажиотажем, — эта часть помещичьего класса показана в «Дневнике провинциала в Петербурге» (1873). Удручаемый «мелочами жизни», он видит в увеличивающемся их господстве опасность тем более грозную, чем больше растут крупные вопросы: «забываемые, пренебрегаемые, заглушаемые шумом и треском будничной суеты, они напрасно стучатся в дверь, которая не может, однако, вечно оставаться для них закрытой». — Наблюдая с своей сторожевой башни изменчивые картины настоящего, Михаил Салтыков никогда не переставал вместе с тем глядеть в неясную даль будущего. Свежие сатирические краски и коллизии дали писателю прием «дописывания» биографий литературных персонажей1, прием доведения до крайностей тех социально-психологических «готовностей», которые в материнском, так сказать, произведении обозначались как слабость характера героя, недостаток воли искреннее заблуждение. Это не так.

По окончании лицея (1844) Салтыков становится чиновником. С. -Щ. вступил в редакцию «Современника» вскоре после ареста Чернышевского (в 1862), отказавшись от службы в правительственном аппарате, где занимал довольно видное положение (Салтыков был вице-губернатором). Повести Салтыкова-Щедрина примкнули к тому течению русской беллетристики, которое творчески осуществляло провозглашенные Белинским принципы «натуральной школы». Гоголь сокрушает своего городничего и ему подобных тем, что заставляет их принять мнимого ревизора за настоящего, поверить в фантом своего взяточнического воображения, но «идея» ниспосланного свыше «из Петербурга» — подлинного ревизора торжествует. С. -Щ. Но не следует думать, что, говоря о «так называемом» обличительном периоде своей литературной деятельности, писатель имел в виду период создания «Губернских очерков» и сам себя относил к «обличителям».

Самодержавно-крепостническая Россия казалась тогда несокрушимой и борьба с ней бесплодной. Ненависть к «мелочам жизни» — это ненависть великого сатирика к создающему их общественному строю, это призыв к достойному человека существованию, эмансипирующему от поглощающих его мелочей. Сказание о шести градоначальницах особенно богато историческими аналогиями и намеками. Мысль о крестьянском восстании в том случае, если помещики не откажутся от своих грабительских притязаний, была искренним убеждением революционной демократии. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Но именно это скопление, это сгущение сатирико-фантастических штрихов и черт чрезвычайно сильно передавало общую мрачную картину, зловещий колорит жизни, отданной на поругание беспутным, грубым, циничным претендентшам на престол.

Обвинение современиками С. -Щ. Тургеневские персонажи в «Дневнике» выступали в сюжетно динамичных главах, в главах, где изображался судебный процесс по делу о тайном обществе и выдерживали нечто вроде экзамена на политическую благонадежность. страстно ненавидит все унаследованное народом от крепостного права. Вскоре молодой Салтыков именно в литературе, в «писательстве» будет искать выход из мертвящих традиционных условий жизни, готовивших для него обычную карьеру «просвещенного» вотчинника или преуспевающего николаевского чиновника-службиста. Чтение статей великого критика приобщило будущего писателя к лучшим идеям его времени. Салтыкову-Щедрину от 30 декабря 1876 г. ).

Эта новая сила властно заявляет о себе и в легальной прессе («Современник») и в подпольи (прокламации «Великорусе», 1861 «К молодому поколению», «К солдатам», «Молодая Россия», 1864). Юмор, как и у Гоголя, чередуется в «Губернских очерках» с лиризмом такие страницы, как обращение к провинции (в «Скуке»), производят до сих пор глубокое впечатление. В 1857—70 гг. «Безумие» власти подчёркнуто гротесковыми образами безголовых правителей.

не упразднен 19 февраля. она отсталая, упирающаяся, коснеющая в своей грязи, крепостническая Россия. Дело в том, что, не будучи в силах развить свою «утопию» из самой действительности, ощутить в последней зарождение и рост первой, он, сравнивая окружающую жизнь с «реальностью будущего» — с достойным человека разумным миром, не мог не воспринимать эту жизнь как карикатуру на этот мир. пришлось быть в положении правды в ее диалоге с торжествующей свиньей (см. сочин» Чернышевского, т. III, СПБ, 1906 и в «Избр.

Союзником злобы являлось непонимание. Перед этой могучей страстью смолкают всякие доводы буржуазной и дворянской эстетики. Она руководит студенчсеким движением, воскресными школами, она создает такие организации как («Земля и воля»). Оно обусловлено, разумеется идейными соображениями.

Майор Прыщ, обладатель фаршированной головы, которая была съедена предводителем дворянства, одержимым «гастрономической тоской». стал мучительный вопрос о том, как добраться до Буянова. Он показал, как в мире собственников изнутри подрывалась семья, превращалось в фикцию то, что на словах выдавалось за «краеугольный камень» современного социального уклада. статьи к вышедшим томам «Полного собр.

сочин» Чернышевского, Гослитиздат, М., 1934) ДобролюбовН. А., «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина» «Современник», 1857, 12 (и в «Полн. Будучи втянуто во всеобщий хаос пореформенной смуты, под влиянием «нигилизма» и «безбожия», семейное начало, по мысли писателя, подверглось временной порче. Если в «Глуповском распутстве» Иванушка полон революционной энергии и чувства превосходства над Сидорычами, Трифонычами и Зубатовыми, т. е. В таких вещах, как «Гегемониев», «Зубатов», мы узнаем уже зрелого Щедрина.

И все же он не смог выйти из границ революционного демократизма и утопического социализма. Союзником злобы являлось непонимание. Салтыковские мужики — пассивные протестанты. В литературу, с другой стороны, вторгается улица, «с её бессвязным галденьем, низменной несложностью требований, дикостью идеалов»— улица, служащая главным очагом «шкурных инстинктов».

Пеньки, пеньки и пеньки кой-где тощий лозняк. от идеологии народничества. Именно вот таким образом Салтыков-Щедрин главной темой очередного произведения избрал общественные настроения в России в связи с реакционной «внутренней политикой» самодержавия. Сравнивая старую дворянскую литературу с литературой «улицы», С. -Щ.

В сатирической хронике «История одного города» (1869—70) Глупов стал главным действующим лицом. Щедринское понимание проблемы «талантливой натуры», т. е. Беспощадный к общественному строю — к «болоту», ко всему навязываемому и внедряемому им в человеческое сознание, — С. -Щ. Наступил момент, вспоминает писатель, когда «вера в могущество обличительного дела прекратилась» — и вот тогда-то последовал «период затишья, в продолжение которого я очень страдал». В то же время ему удается в чрезвычайно искусной эзоповской форме дать знать «читателю-другу», что он не должен понимать его буквально. Вот почему оно умело видеть грядущее в настоящем: с чрезвычайной ясностью в виде «новой опасности» и довольно смутно как победу над всякими опасностями, непрерывно вызываемыми нелепым общественным строем. Беспощадно характеризуются его поэты (Фет, Майков), украшающие паразитизм, разоблачается «мотыльковая» крепостническая эстетика (статья о К. Павловой), обнажается дилетантизм не только в поступках, но и в мыслях и даже в самых утонченных эмоциях лучших представителей враждебного класса, обнажается классовая корыстность их свободолюбия. Период проведения крестьянской реформы писатель считал переходным, переломным.

Он дал сатирически заостренные оценки как этой, так и других реформ Александра II в двух словах: «глуповское возрождение». собр. Величие С. -Щ. В «Круглом годе» (1879) Салтыков-Щедрин, касаясь истерии своего идейно-творческого развития в шестидесятые годы, писал в автобиографических главах о сложных духовных поисках, о времени мучительных сомнений и раздумий, которому, по его словам, предшествовал «период так называемого обличительного направления». Черты просветительства сказываются у С. -Щ.

1883), «Помпадуры и Помпадурши» (1873, 77, 82, 86), «Господа Ташкентцы» (1873, 81, 85), «Дневник провинциала в Петербурге» (1873, 81, 85), «Благонамеренные речи» (1876, 83), «В среде умеренности и аккуратности» (1878, 81, 85), «Господа Головлёвы» (1880, 83), «Сборник» (1881, 83), «Убежище Монрепо» (1882, 83), «Круглый год» (1880, 83), «Современная идиллия» (1877—1881), «За рубежом» (1880—1881), «Письма к тётеньке» (1882), «Недоконченные беседы» (1885), «Пошехонские рассказы» (1886). Здесь намечается тип бюрократа-приспособленца, к-рый, смотря по времени, прикрывает либеральными фразами свою «обуздательную» деятельность или обходится без таковых, заменяя их более подходящей фразеологией. «Новая Москва», М., 1929 История одного города, вступ. В «Истории одного города» (1869—1870) С. -Щ.

В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. «Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». Рядом с «Господами Головлёвыми» должна быть поставлена «Пошехонская старина» — удивительно яркая картина тех основ, на которых держался общественный строй крепостной России. Тогда она, как ни в чем не бывало, снова наливала ему чашечку чая и беседа продолжалась. Здесь также нередки элементы художественного преувеличения и фантастики. Гуманистическая идея «Современной идиллии» и заключалась прежде всего в том, что подчеркивала значение нравственной ответственности «средних людей» за их жизнь, за их общественное поведение, за судьбы родины, за судьбы народа. Реакционные дворянские группы взяли силу.

«Пошехонская старина» остается наиболее реалистическим изображением помещичье-крепостического быта в русской литературе, быта, наиболее типичного для помещиков «средней руки», для малокультурного российского захолустья. В этом отношении особенно характерен очерк «Сомневающийся» в «Помпадурах и помпадуршах». Их в первой половине XIX в. писали по давнему шаблону.

и ЛавровВ., Материалы к библиографии литературы о М. Е. Салтыкове-Щедрине за 1906—1933 гг., «Литературное наследство», 13—14, М., 1934 МакашинС., Материалы для библиографии переводов сочинений Щедрина на иностранные языки и критической литературы о нем за 1861—1933 гг., там же, 13—14, М., 1934 Щедринские архивные фонды в СССР. Однако нельзя отрицать, что писатель располагает к себе, хоть и выглядит замкнутым. Так создается гротескный образ, сатирический фантастический персонаж.

обязана не столько просветительскому, сколько революционному характеру своего стиля. Неизвестные страницы, ред., предисл.

Юмор, как и у Гоголя, чередуется в «Губернских очерках» с лиризмом такие страницы, как обращение к провинции (в «Скуке»), производят до сих пор глубокое впечатление. Писатель четко выражал свои демократические симпатии. С каким-то щемящим лиризмом рисуются в этой главе переживания погорельцев их бессильное отчаяние, тоска, охватывающее их чувство безнадежности, когда человек уже не стонет, не клянет, не жалуется, а жаждет безмолвия и с неотвратимой настойчивостью начинает сознавать, что наступил «конец всего».

Ранним повестям суждено было стать переломным моментом и в плане биографическом. Наиболее характерные признаки эпохи раскрыты в групповых сатирических портретах «сеятелей-земцев», «легковесных», «хищников», «соломенных голов», «гулящих людей», «историографов», «складных душ». Переоцениваются ценности помещичьей культуры не только в ее реакционных, но и прогрессивных проявлениях. У Салтыкова-Щедрина, стоявшего на уровне демократических и социалистических идей века, никогда, даже в самые «худые» и ужасные времена реакционных бешенств, разгула цензуры, не утрачивалась вера в торжество правды и разума, вера в неистощимость исторического творчества человечества. В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека.

Автору «Ревизора» и «Мертвых душ» недоставало, утверждал Чернышевский, объяснения жизни. Не сатира в виде «лирического отступления», часто пародического, а подлинный лиризм появляется у С. -Щ. Салтыкова называли «сказочником», его произведения — фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. В самой композиции книги выдерживался принцип социальной группировки материала. Знаменитым казарменным «идеалом» Угрюм-Бурчеева охватываются наиболее реакционные эксплуататорские режимы не одной какой-нибудь эпохи, а многих эпох.

Критическая мысль входит необходимым элементом в художественное творчество С. -Щ., в к-ром огромную роль играют пародируемые или чрезвычайно углубляемые им, возрождаемые в новой обстановке, творчески продолженные им вместе с жизнью образы классической литературы (Тургенева, Гоголя, Грибоедова, Фонвизина). Экспансия смерти и формирует тотальную дегуманизацию жизненного пространства, которую отображает Щедрин. Если «помпадур» у С. -Щ. «Ташкент везде, где бьют по зубам».

Был очень умен и остроумен, однако общаться с ним было очень тяжело. Книга эта «тенденциозная» и невыносимо мрачная в ней много великолепно написанных картин, но не хватает той концентрации и непреложности, которая есть в Господах Головлевых и которая одна только и могла бы поднять ее над уровнем обычной «литературы с направлением». На самом деле любовь никогда не была чужда М. Е. Салтыкову: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья».

Молчалинский характер раскрывается в сатире в трех типических положениях: в положении, когда Молчалины приспосабливаются к «благодетелям», к «нужному человеку» в положении, когда Молчалины находятся в зените своего благополучия в положении, когда в благоустроенную жизнь Молчалиных врывается беда, грозящая смести созданный ценой громадных усилий уют. Для сестёр Болтиных из которых одна в 1856 стала его женою, он составил «Краткую историю России». Негодуя против «улицы» и «толпы», М. Е. Салтыков никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов». Для сестёр Болтиных, дочерей вятского вице-губернатора из которых одна (Елизавета Аполлоновна) в 1856 стала его женой, он составил «Краткую историю России». Понятие «улицы» внесло свои коррективы в щедринскую оценку стародворянской литературы, оценку, оправдываемую исторически, но все же в пылу борьбы достаточно одностороннюю.

Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». С. -Щ. Он полагал, что если из провозглашенного идеологами самодержавия принципа «распорядительности» «извлечь» все исторические следствия и современные результаты, то с помощью логических доведений писатель-сатирик непременно натолкнется на закономерное в этом случае сопоставление царской политики с механическим органчиком или чем-то похожим на него. Эта форма и представляла собою один из конкретных способов укоренения сатиры на «почве общественной». умудрился превратить в высокое искусство слова. Пока существовали «Отечественные записки», то есть до 1884 года, М. Е. Салтыков работал исключительно для них. Плетнёва) 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее (все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений). В. Ф. Корша), в 1862 году— несколько сцен и рассказов в журнале «Время»).

В феврале 1862 года Салтыков в первый раз вышел в отставку. «Ташкентец» — это явление новое сравнительно с «помпадуром», но и старое, продолжающее вековую традицию. Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений.

Смех как бы застывал, уступая место патетике горечи и негодования. Инертность и «бессознательность» масс ярче всего выразились в неорганизованных, не проясненных сознанием и отчетливым пониманием целей бунтарских вспышках, нисколько не облегчающих положения народа и отмеченных чертами глубокой политической отсталости.

Писатель-сатирик и публицист не мог творить, не испытывая постоянного, «доверительного», «интимного общения» с прогрессивной, мыслящей Россией. Страх перед этими мелочами и тогда и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому и самому Салтыкову— но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В народной массе есть смелые, отважные люди, героические личности.

сочин» Добролюбова, т. I, ГИХЛ. Вот очень характерные для той поры рассуждения Салтыкова-Щедрина. Другим также в своем роде трагическим образом является возрожденный Молчалин из цикла «В среде умеренности и аккуратности», чрезвычайно углубляющий свой литературный прототип. Сомнения в допустимости административного «усмотрения» появляются у помпадура в период «либеральных веяний», когда были сделаны попытки придать провинциальной администрации более «европейский», соответствующий «требованиям времени» вид. Однако служебный опыт как раз и позволил Салтыкову-Щедрину убедиться в том, что правительство и его агенты-чиновники защищали классовые интересы помещиков.

Основной аспект характеристики Молчалиных — социально-психологический. ст. пошел, дать высокую оценку «Губернским очеркам». Он заклеймил трусливый дворянско-буржуазный либерализм уничтожающей сатирической формулой «применительно к подлости». Этот собирательный образ покоился на богатой фактической основе ею послужили и жизнь и «творчество» реальных деятелей либеральной журналистики, науки, литературы. неосуществимым стремлением согласовать с интересами своего класса «новые веяния». Остается такой признак народничества, как «признание капитализма в России упадком, регрессом».

ст. Расцветшее мастерство Салтыкова-Щедрина проявилось и в разящей силе образов «Убежища Монрепо». Энгельс в 1891 году писал о «глубокой социальной революции, происходившей в России со времени Крымской войны»1. Он оказался также невольным и страшным пророчеством – предвестием тоталитарных режимов 20 в. Два праздника в году – весной и осенью, которые отличаются от будней «только усиленным упражнением в маршировке» «серая солдатская шинель» вместо неба и шпионы в каждом доме. В последние годы жизни Салтыков-Щедрин написал большую ретроспективную вещь под названием Пошехонская старина (1887–1889) это хроника жизни средней провинциальной дворянской семьи и ее окружения незадолго до отмены крепостного права.

(Обзор содержания статей, помещённых Михаилом Салтыковым в «Современник» 1863 и 1864, см. Эзоповски зашифрованным оставляет Салтыков-Щедрин то место в рассуждениях из «Круглого года», где по ходу мысли надо было ответить, что же станет «потом», когда «ясность» будет массой достигнута. Вторая сюжетная линия развивается параллельно первой в форме сновидения. Салтыков-Щедрин заметил в письме в редакцию «Вестника Европы», что если бы он собирался писать историческую сатиру на XVIII век, то ограничился бы «Сказанием». Но это широкое обобщение долго не может найти соответствующей ему образной формы.

Творчество С. -Щ. Традиционный критический подход акцентирует внимание на отношении Салтыкова к реформам (не замечая разницы между личной позицией и художественным текстом). Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Салтыкова-Щедрина, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных» заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Мелочи жизни). Брудастый-Органчик, с «неким особливым устройством» вместо головы исполнявшим только две пьески: «Не потерплю. » и «Разорю. ». он неоднократно касается французских дел. Реальность Глупова — реальность сна, его события — сновидения и даже губернаторы у глуповцев властны лишь над «судьбами их сновидений».

Одним из таких «алтарей» объявлен монархический государственный строй. Иногда (например в одном из «Писем к тётеньке») Салтыков надеется на будущее, выражая уверенность, что русское общество «не поддастся наплыву низкопробного озлобления на всё выходящее за пределы хлевной атмосферы» иногда им овладевает уныние при мысли о тех «изолированных призывах стыда, которые прорывались среди масс бесстыжества— и канули в вечность» (конец «Современной идиллии»). В шелухе высокопарных слов о потомстве, о процветании, о «святом деле» и великих задачах молодого возрождения и тому подобном у «сеятелей» упорно пробивалось не выдуманное, а истинное «дело», забота о личном обогащении, забота о брюхе идея «взаимного самовознаграждения». Семья Иониных была одной из немногих, с которой Салтыков подружился. Новые — социальные по преимуществу — жанры требуют преодоления внешней прерывистости и непоследовательности явлений усложнившейся и убыстрившейся жизни такой внутренней закономерностью, к-рая объясняла бы самые перерывы и неожиданности.

Обращаясь к человеку «героической мысли», он пишет: «Пусть внутренний мир твой остается цельным и недоступным ни для каких стачек, пусть сердце твое ревниво хранит и воспитывает те семена ненависти, которые брошены в него безобразием жизни, — все это фонд, в котором твоя деятельность должна почерпать для себя содержание и повод к неутомимости. У Гоголя вы не найдете ничего подобного мыслям, проникающим эти рассказы». У С. -Щ. гуманен по отношению к «жалким, смешным чертям», порождаемым этим болотом и это выражается в его юморе. Представляя либеральное течение, «тетенька» то невпопад возрадуется фарисейской политике царизма конституционными посулами успокоить общественное возбуждение, то опечалится, узнав, что благонамеренные напористо расправляются с революцией с помощью тайного террора («Священная дружина»), то трусливо бросится в объятия исправника, когда «диктатуру сердца» и «народную политику» сменяет жестокий курс репрессий, полицейской расправы.

Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели», может быть и «Бедных людей», но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). Под пышными ризами самодержавия как могучей «устроительной силы истории» салтыковская сатира различила угрюм-бурчеевщину, деспотизм, удушающий живую жизнь, повергающий народ в пучину неисчислимых бедствий, вредный «призрак», место которому уже давным-давно на историческом кладбище. Его захватили общественно-литературные интересы. Буржуазно-дворянская Россия принялась тогда особенно усердно насаждать цивилизацию в Ср. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить».

В ноябре 1855 года ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню) в феврале 1856 года он был причислен к Министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю Восточной войны, в 1855). Навсегда запомнил, а в конце своей жизни с бесстрашной правдивостью воспроизвел обломовщину захолустной усадьбы с ее родовым паразитизмом и изощренное выжимание соков из крестьян и дворовых «купчихой»-матерью. Отечественная литература обогатилась блестящими сатирическими типами «чумазых», обобщившими характернейшие явления жизни. На этот раз предметом сатиры становится сама верховная власть Российской империи.

Это изд. Смерть и смертоносность в социальной реальности, где Щедрин болезненно остро видит отчуждение, ведущее к утрате человеком самого себя, оказывается только одним из случаев экспансии смертоносного, что заставляет отвлечь внимание только от «социального бытописательства». Бесспорно изобличающий смех звучал и в народных эпизодах. Оценку идей господствующих классов за это время (1857—1862) в свете их дел мы находим в «Сатирах в прозе» и в «Невинных рассказах». Материал для сатирических обобщений Салтыков черпал из российской истории. Первые сказки «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик», «Пропала совесть» (все – 1869) гротескны и исполнены комизма. Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Михаила Салтыкова, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных» заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. С изумительной проницательностью С. -Щ.

оправданной разумом необходимости, отрицание иррациональной «случайности», ставшей необходимостью, навязывающей свои следствия, — вот что связывает различные элементы творчества С. -Щ., о чем бы он ни писал — об Угрюм-Бурчеевых, о Митрофанах, ташкентцах, помпадурах, Молчалиных или французских натуралистах. Он хотел поселиться в Москве и основать там двухнедельный журнал когда ему это не удалось, он переехал в Петербург и с начала 1863 года стал фактически одним из редакторов «Современника». Начавшееся в конце 70-х гг. «Письма о провинции» трактуют о борьбе «историографов» — чиновников-крепостников — с «пионерами» — чиновниками, проводящими реформы на почве ужасающей бедности русской провинции — бедности, нисколько не облегчаемой «реформами».

В русской литературе были гениальные сатирики и гениальные сатиры, но столь смелой сатиры, как «История одного города», в ней не было. как преуспевающего чиновника. наследников автора, СПБ, 1891—1892. У С. -Щ. Сочувствуя народу как носителю идеи демократизма, т. е.

Оригинальным художественным построением выделялся групповой образ «статистиков». Ведь и упорный правдолюбец Евсеич наделен незаурядной нравственной силой. Либералы в «Сатирах в прозе» являются для С. -Щ. Памятником этой борьбы остались «Письма к тетеньке» из к-рых третье письмо, прямо направленное против «Священной дружины», было запрещено цензурой и появилось в нелегальной печати. Автор сатирически резок, когда он знакомит читателя с сановными бюрократами Чебылкиными, тунеядствующими «талантливыми натурами», мошенниками купцами и, наоборот, тон писателя абсолютно изменялся, когда он обращался к жителям курной крестьянской избы, терпеливо и покорно выносящим неслыханную нужду, злую рекрутчину, подневольный труд и казенные тяготы. Маяковский-сатирик с поистине щедринской зоркостью различал любившие маскироваться под новое и благовидное пороки современной ему действительности, клеймил старое помпадурство, успевшее превратиться в «комчванство», пошлую мораль возродившегося молчалинства, откровенную дрянь обывательщины и мещанства. Так, характеристика Зубатова построена на «афоризмах» этого столпа губернской николаевской администрации, на изречениях, выявляющих всю сокровенную его сущность и сразу очерчивающих его образ.

были плохо поняты и истолкованы даже в среде «Совремрнника», где Чернышевского и Добролюбова сменили публицисты, не отличавшиеся ни проницательностью, ни революционной выдержанностью. Исходная позиция в деятельности сатирика — это постижение «безвестной жизни масс». Обстоятельствами тогдашнего времени объясняется и то, что автор «Губернских очерков» мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. С. -Щ. Новое идейно-художественное обогащение и развитие типа фрондирующего крепостника будет затем осуществлено в «Дневнике провинциала» в образах Прокопа и Дракиных.

Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у Салтыкова-Щедрина. Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776—1851). Эта деятельность дала писателю богатый опыт. «Нива», СПБ, 1905—1906. Людям демократических убеждений необходимо стать ближе к действительности, «какова бы она ни была», окунуться с головой в практическую деятельность, чтобы создать лучшие условия для борьбы за осуществление передового идеала. В их лице хищничество с небывалой до тех пор смелостью предъявляет свои права на роль «столпа», то есть опоры общества — и эти права признаются за ним с разных сторон как нечто должное (припомним станового пристава Грацианова и собирателя «материалов» в «Убежище Монрепо»). Недосягаемый для цензурного устава, С. -Щ.

«Все отрицание г. Щедрина, — писал критик, — относится к ничтожному (читай: помещичьему. Требуя «свободы», либералы считают вредным увеличение крестьянских наделов, стремятся всеми возможными способами усилить эксплоатацию крестьянства, облегчить превращение его труда в товар. перепеч. Эта книга выдвигает его в первый ряд русских романистов-реалистов.

Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, — сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, — ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё А теперь потрудитесь-ка их поискать. Плетнёва) в 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений. Особенно замечательна его страстная защита Парижской коммуны в «Итогах», его критика оппортунизма былых революционных идеологов (напр. ст. Жизнь разрешает сомнения старого помпадура по поводу отношения его к идее законности.

«Кто видит слезы крестьянки. «Пусть каждый делает то, что может» — таков в это время девиз писателя. III. В произведениях конца семидесятых годов и позже, на склоне творческого пути, Салтыков-Щедрин обдумывал тему «забытых слов».

Особенно разнообразны типы, взятые Салтыковым-Щедриным из крепостной массы. Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 года и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище, рядом с И. С. Тургеневым. вступил в редакцию «Современника» в чрезвычайно трудное для крестьянской демократии время. Крепостническое, сопротивляющееся реформе дворянство, с точки зрения С. -Щ., менее опасно. Предупреждая упреки в постепеновщине и практицизме, С. -Щ. Он продолжал свою борьбу в глубоко чуждой ему либеральной печати — в «Вестнике Европы» и в «Русских ведомостях». Последний полагал, что Иудушка сам на себя руки не поднимет, «не удавится никогда» он будет «делаться все хуже и хуже и умрет на навозной куче, как выброшенная старая калоша» (письмо к M. E. «Больное место» (напечатано в «Отечественных записках» 1879, перепечатано в «Сборнике»), в котором этот разлад изображён с потрясающим драматизмом — один из кульминационных пунктов дарования Салтыков-Щедрин «Хандрящим людям», уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются «люди торжествующей современности», консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к абсолютно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один — «с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой — с Плющихи в столичном городе Москве».

Гласность и «устность», либеральное витийство, направлено на защиту дворянских привилегий против революционной демократии — с одной стороны, на благонамеренную критику отдельных недостатков бюрократического механизма в целях усыпления общества — с другой. Как прозорливейший художник С. -Щ. Отд. Сверх того в «Отечественных записках» были напечатаны в 1876 году «Культурные люди» и «Итоги», при жизни Салтыкова не перепечатанные ни в одном из его сборников, но включенные в посмертное издание его сочинений. В «Помпадурах и помпадуршах» может быть впервые обнаружилась та особенность сатиры зрелого С. -Щ., к-рая подымает революционно-демократический реализм на большую высоту над дворянским реализмом: умение предвидеть, заглянуть в будущее, умение, являющееся следствием глубокого проникновения в настоящее, познание не только того, что представляет собою сейчас данное явление, но и куда оно растет. Но в «Губернских очерках» социальная сатира не могла еще быть развернута во всей полноте. Автор очерков понимал, что смирение и пассивность русского крестьянства есть необходимое следствие вековой неволи, «искусственных экономических отношений», то есть крепостного права, ввергнувшего народ в пучину темных суеверий, невежества, бескультурья, полуголодного существования.

Наоборот, «просвещение» этих высших классов их «цивилизаторское» опекание масс становятся предметом бичующей сатиры. не впервые. Но эту горькую необходимость С. -Щ. «Я еду, — пишет автор в очерке «Опять дорога», — и положительно ничего не узнаю. Оно именно — «в прозе» С. -Щ.

Известны лишь внешние факты. Деруновы же сила, к-рую чувствуют все, от мужика до губернатора. Это были акты большого мужества со стороны С. -Щ, тогда уже разбитого недугами старика. Именно таким художником и был Иван Николаевич Крамской. — Е. П. ) идеала».

Однако сатирические типы писателя пережили свое время. Салтыков много ездил по губернии, занимался вопросами статистики, ревизии хозяйства и финансов, составлял годовые отчеты Вятской губернии. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»). Чернышевский опубликовал в «Современнике» в 1857 году одну за другой две большие статьи (свою и Добролюбова) с высокой положительной оценкой книги.

реформа вызвала вместо революции лишь отдельные крестьянские восстания. С. -Щ. блокируется с народниками идет с ними, но среди народнических идеологов 70-х гг. Достаточно вспомнить, как Маркс заклеймил французский бонапартизм афористической формулой: «Только воровство может еще спасти собственность, клятвопреступление — религию, незаконнорожденность — семью, беспорядок — порядок. »1.

В лице Каратаева, заявлял критик, Толстой показывает «силу и красоту русского народа», его «страдательный», «смирный героизм»2. Под сенью молчалинства совершаются бессознательные злодейства. находится обильная работа, когда оголтелая контрреволюция топчет «посев будущего».

Намеченная уже в «Губернских очерках» тенденция к обобщенному сатирическому изображению действительности, к обнаружению этих «краеугольных камней» получает в произведениях 1857—1862 дальнейшее развитие, в соответствии с большей идеологической зрелостью автора. Но крестьянская революция не разразилась и перед С. -Щ. Оно формулируется с предельной ясностью в словах: «закон для вельмож, да для дворян действие имеет, а простой народ ему не подвержен».

этот удар, он все же не сдался. Смысл салтыковских замечаний заключался, однако, в том, чтобы правильно ориентировать современную сатиру, направить ее жало прежде всего не против психологических, моральных изъянов отдельной личности, а против «силы вещей», против существующих социальных отношений, которые и являются главной причиной всяческих нравственных уродств и дикостей. Сатирик отвечал рутинерам от эстетики: «Мы тогда только интересуемся произведением науки или искусства, когда оно объясняет нам истину жизни и истину природы». Кто слышит, как они льются капля по капле. Разнообразие духовных интересов, увлечение театром, неодолимая тяга к литературе, сочинительству заметно отличали одаренного юношу в среде воспитанников казенной школы, рассадника министров и «помпадуров», как иронически называл сатирик Царскосельский лицей, в котором провел долгие годы.

Намеченное в 1857—1862, вырастающее из публицистических рассуждений в общественных хрониках 1863—1864, теперь оформляется в ярких художественных типах «Помпадуров и помпадурш» (1863—1874) и «Ташкентцев» (1869—1872). как революционно-демократического сатирика в том и заключается, что он ясно видит, насколько еще глубоко-крепостнической оставалась «новая» Россия, сколько пережитков крепостного права душило жизнь страны после буржуазной реформы, к-рая, как указал Ленин, была в России проведена крепостниками. «Кто видит слезы крестьянки. Самая замечательная фигура в этом романе – Порфирий Головлев (прозванный Иудушкой), пустой лицемер, растекающийся в медоточивом и бессмысленном вранье не по внутренней необходимости, не ради выгоды, а потому, что его язык нуждается в постоянном упражнении. Однако в этой же семье его постигает кара.

И действительно, Бородавкин («История одного города»), пишущий втихомолку «устав о нестеснении градоначальников законами» и помещик Поскудников («Дневник провинциала в Петербурге»), «признающий небесполезным подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих» — это одного поля ягоды бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, всё равно идёт ли речь о прошедшем или о настоящем. Затем Салтыков-Щедрин поделил эти функции между двумя персонажами: благодушным фрондером-рассказчиком и его приятелем Глумовым, которому свойственны постоянно «придирчивое настроение духа», скепсис ирония, желчь.

Великий сатирик умер вскоре после того, как дописал это свое последнее произведение. «Россия, — так размышляет герой повести, — государство обширное, обильное и богатое да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». До последней минуты он оставался борцом, несмотря на горькое чувство «обреченности», одиночества, к-рое охватило его в реакционные 80-е гг. После «Истории одного города» наиболее полно народная жизнь, народные типы изображались в «Благонамеренных речах». В 1884 правительство запрещает издание «Отечественных записок». Он берет курс на революционную ликвидацию самодержавия силами восставшего народа.

замечает, что речь идет только «о том, чтобы найти исходный пункт, который соответствовал бы насущным нуждам толпы и из которого можно было бы вести ее далее». Весьма возможно, что при чтении М. Е. Салтыкова смеялись порою «помпадуры» или «ташкентцы» но почему. Все местные учреждения в январе присылали донесения о своей деятельности в истекшем году. «Помпадуры»— это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона «Ташкентцы»— это исполнители помпадурских приказаний.

показал также, как помещик, поскольку он сам не превращается в хищника нового — деруновского — типа (и этот процесс показан С. -Щ. ), вытесняется из среды командующих групп. Это— одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нём поэтическая жилка. В «Гегемониев» С. -Щ. НКП в 1918 Сочинения, 6тт., Гиз., Л., 1926—1928 (ред. В «Дневнике» сплетаются две сюжетные линии. В социально-психологическом романе «Господа Головлёвы» (1875—80) показана «история умертвий» дворянской семьи.

Жизненный строй, создавшийся на почве крепостного права, для С. -Щ. Ища всюду разумных связей, стремясь к уразумению жизненных процессов, революционно-демократический реализм не может существовать без «тенденции», без мировоззрения идеала: без этого он лишился бы своей обобщающей силы. Здесь осмеяны восторги либералов перед «национальным богатством» — результатом капиталистического преуспеяния, означающего нищету для создающих это преуспеяние трудовых масс. Горечью проникнуты страницы салтыковских сатир, где говорится об этом. С этим связана еще одна близкая нам черта: тесное сотрудничество образного и логического мышления, оплодотворяющее друг друга, создающее умное искусство, «умную», а не «глуповатую» поэзию. ЧернышевскийН. Г., «Современник» 1857, 6 (о «Губернских очерках» С. -Щ.

Ещё печальнее картины, представляемые разлагающейся семьей, непримиримым разладом между «отцами» и «детьми»— между кузиной Машенькой и «непочтительным Коронатом», между Молчалиным и его Павлом Алексеевичем, между Разумовым и его Стёпой. Пока существовали «Отечественные записки», то есть до 1884, Салтыков-Щедрин работал исключительно для них.

Впервые это было отражено в «Благонамеренных речах» (1875—1876), в основных очерка этого замечательного цикла: «Столп», «Кандидат в столпы», «Превращение», «Отец и сын» и др. «Мужик», «народ» в «Сатирах в прозе», от имени к-рого и во имя к-рого создается сатира, обрисован здесь в общем (за исключением очерка «К читателю») не сатирически, а лирически. Кроме того, они написаны на языке, который сам Салтыков называл эзоповым. сочин., 12тт. изд. В «поруганном образе раба» Салтыков-Щедрин признал образ человека.

Ту же борьбу продолжает С. -Щ. «Систематический бред» Угрюм-Бурчеева был сатирическим обобщением теории и практики тоталитаризма – от утопий Т. Мора до аракчеевских поселений и современных Салтыкову социальных теорий. И ты — сиди и мужик — сиди— всем сидеть дозволено. » Эта смешная и грустная бестолковщина, соединяющая наивное мужицкое царелюбие с комическим понятием «слободы», характеризует невысокий уровень сознания масс.

Враждебность интеллектуально-волевому складу «лишнего человека», отсутствующая в изображении его либерально-дворянскими художниками, характерна для щедринского воспроизведения этого типа. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как «озорник», первообраз «помпадуров» или «надорванный», первообраз «ташкентцев», как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие. Вначале у сатирика складывался своего рода гончаровский вариант жизненного конца Иудушки. Надо прежде всего заставить обездоленную массу проникнуться «сознанием своего права не голодать» и лишь после этого сможет она подняться на высоту революционного идеала, «потребует уже иного права» — права на достойную человека жизнь. Петрашевский пригласил Салтыкова побывать на своих знаменитых «пятницах» — еженедельных собраниях, на которых обсуждались актуальные политические вопросы. Салтыков-Щедрин блестяще опровергал идеалистическое понимание художественности, когда литературе отказывают быть средством образного познания мира, когда из творчества изгоняется мировоззрение, которое хотят заменить интуицией, «прирожденной силой созерцания».

С. -Щ. Полицейский участок сменяется адвокатской конторой, купеческий особняк — фешенебельным трактиром, салон на пароходе — постоялым двором в уездном городишке, дворянская усадьба Проплеванная — залой Каширского окружного суда именье князя Рукосуя — нищим селом Благовещенским, столичная судебная камера — редакцией газеты «Словесное удобрение» и т. д. Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова-Щедрина, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений. Кульминация этого ряда – «идиот» Угрюм-Бурчеев, задумавший втиснуть в прямую линию «весь видимый и невидимый мир». Революционную настроенность усиливала атмосфера приближающейся грозы революции 1848. Признавая «Губернские очерки» «бытовыми обличительными очерками», отрицали за ними значение социальной сатиры. Большая часть написанного им в это время вошла в состав следующих сборников: «Признаки времени» и «Письма из провинции» (1870, 72, 85), «История одного города» (1 и 2 изд.

Большая часть произведений Салтыкова-Щедрина представляет собой некую неопределенную сатирическую журналистику, по большей части бессюжетную, по форме нечто среднее между классическими «характерами» и современным «фельетоном». Зимой 1877 года художник начал работу над полотном. Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям.

С. -Щ. Раздел «Талантливые натуры» достаточно подтверждает это. Иносказательным «а потом — что бог даст» художник подчеркивал именно эту мысль. «Жизнь— лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом «оно так, — отвечает какой-то недоброжелательный голос, — но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью. » Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными— но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина), 6 облечённого особыми полномочиями для обуздания печати7. Радикальный критик В. А. Зайцев бранной формулой «ругающийся вице-губернатор» определил беспримерное положение Салтыкова в общественно-литературной жизни России: чиновник, занимавший высокие государственные посты (вице-губернатор в Рязани и Твери, председатель Казённой палаты в Пензе, Туле и Рязани), он в своих литературных произведениях был самым ярким обличителем царивших на Руси беспорядков. Здесь уже выработана форма знаменитого щедринского сатирического очерка. Герой повести, Нагибин— человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни».

Щедринская сатира меньше всего направлена против отдельных людей. также вступ. Михаил Салтыков знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует— но этот читатель «заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». С этими мыслями С. -Щ. Только в «Истории одного города» это обобщение находит себе наконец соответствующую форму. В 1844 окончил курс по второму разряду (то есть с чином десятого класса), семнадцатым из 22 учеников, так как поведение его аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у него присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. Тебеньковы хлопочут о том, чтобы дворянско-буржуазные принципы семьи, собственности, государства оставались в глазах «печенегов» священными и неприкосновенными.

Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал — сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках» 1847), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март 1848). На самом деле любовь никогда не была чужда Салтыков-Щедрин: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья». Это были «поумневшие» помещики, отказавшиеся от либеральных увлечений, особенно те, кто извлек выгоду на «прусском пути» развития, новая хищническая буржуазия и вся армия прихвостней этих преуспевавших элементов, обслуживавшая их и в области литературы, создававшая для них литературу безыдейную, угодническую, «пенкоснимательскую».

Новый художественный принцип Салтыков-Щедрин успешно затем реализует в ряде крупных сатирических полотен («В среде умеренности и аккуратности», «Современная идиллия», «Письма к тетеньке» и др. ). Герои его сатир в общем укладывались в рамки житейски-бытового правдоподобия. И вместе с тем изображение становится более актуальным, непосредственно связанным с класссвой борьбой в стране. «Положения» недостаточно диференцированы.

Михаил Салтыков родился в старой дворянской семье в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии. Он открывает их даже в самом «Иудушке» (Порфирии Головлёве)— этом «лицемере чисто русского пошиба, лишённом всякого нравственного мерила и не знающем иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях». Именно то, что художественный стиль С. -Щ. У писателя были искренние, пламенные почитатели. Интересно, что саму повесть «Запутанное дело» он очень не любил и уже потом, спустя годы, однажды заметил в частной беседе: «И дернул же меня черт написать такую ерунду». Из этих публикаций отметим т. : М. Е. Салтыков-Щедрин. Крестьянское свободомыслие не идет дальше трактирных разговоров о том, что прежде, бывало, «дворяне форсу задавали», а «нынче слободно нынче батюшка-царь всем волю дал.

справедливо усматривает в ее деятельности влияние реакции, отмечая «понижение тона» в проповеди культуртрегерства. Так Салтыков-Щедрин в 1879 году — в период «второго демократического подъема» — прозрачно намекал на то, что в его обобщениях русской действительности, в его прогнозах и ожиданиях революция не исключается. «Торжествующая свинья», выведенная на сцену в одной из последних глав, «За рубежом», не только допрашивает «правду», но и издевается над ней, «сыскивает её своими средствами», гложет её с громким чавканьем, публично, нимало не стесняясь. и комментария А. Лаврецкого, М. 1935 и др. «Решительное влечение к литературе» почувствовал в период учебы в Царскосельском (Александровском) лицее, где начал писать стихи (частично опубл.

так глубоко, так страстно возненавидел. Среди мрака и запустения настоящего, среди «царюющего зла», как маяк, светили сатирику слова, полные глубокого смысла и значения: «добро», «красота», «истина», «свобода», «справедливость» — именно эти слова в раздумьях Крамольникова, Имярека соединяются с понятиями о благе народа, о процветании страны. Так, вождь дворянского либерализма Кавелин высказывается против политических гарантий и взывает к сильной власти, ограждающей пулями и штыками устои классового общества, одобряет арест Чернышевского и другие правительственные репрессии как охрану порядка и даже поддерживает клеветническое утверждение царских жандармов, что «нигилисты» являются виновниками петербургских пожаров (1862). Мы видим победоносный поход «чумазого» на «дворянские усыпальницы», слышим допеваемые «дворянские мелодии», присутствуем при гонении против Анпетовых и Парначевых, заподозренных в «пущании революции промежду себя».

выявил самую сущность крепостнического уклада в его изображении она не скрыта тем налетом культуры, к-рый характерен для усадебной жизни в произведениях Тургенева и Толстого. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. В роли земских деятелей выступили в «Дневнике» гоголевский Перерепенко, тургеневские и гончаровские персонажи.

Он вооружается против новой программы: «прочь фразы, пора за дело взяться», справедливо находя, что и она— только фраза и вдобавок «истлевшая под наслоениями пыли и плесени» («Пошехонские рассказы»). примкнул к «народнической демократии» ибо она была в свое время революционной. «Мелочи жизни» отличаются обилием рельефно воспроизведенных картин бытовой повседневности и в особенности глубиной проникновения в психологию измученных жизнью людей. В «Истории одного города» проведена уже черта, отделяющая С. -Щ. Хороший художник должен не только мастерски владеть кистью и техническими приемами, но и быть отличным психологом.

Майковым и публицистом В. Милютиным. С тех пор как перед читателями прошли типы напуганных реформой крепостников, много изменений произошло в русском обществе. Салтыков-Щедрин стал мастером иносказания, завуалированной эзоповской речи. в «Полном собр.

называл ее «материалами для социального романа», к-рый заменит психологический роман дворянской литературы. Только в самом конце этюдов о Глупове проглядывает нечто похожее на луч надежды: М. Е. Салтыков выражает уверенность, что «новоглуповец будет последним из глуповцев». Но страшным становится то, что все человечное ограничено у него пределами семьи. Характер приезжий чиновник имел несносный. Полотно, принадлежащее Третьяковской галерее и выполненное по заказу собирателя, по типу близко к прославленным работам В. Г. Перова начала 1870-х годов (изображениям А. Н. Островского и особенно Ф. М. Достоевского).

Но исключает ли бытовой очерк социальную сатиру. В период ссылки с ним жили старый слуга («дядька») Платон и молодой камердинер Григорий. Он хотел поселиться в Москве и основать там двухнедельный журнал когда ему это не удалось, он переехал в Петербург и с начала 1863 стал фактически одним из редакторов «Современника». Другое действующее лицо романа — «женщина-кулак», Крошина — напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Салтыкова-Щедрина. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как «озорник», первообраз «помпадуров» или «надорванный», первообраз «ташкентцев», как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие.

Последнее произведение — одно из самых художественно-совершенных у С. -Щ. «главной опасностью», наиболее крепким оплотом Глупова. В это время грани между либералами и реакционерами настолько стираются, что один из самых передовых идеологов дворянства, гуманный и культурный Тургенев, дает в «Отцах и детях» лозунг торжествующей реакции.

Это барский паразитизм, барское тунеядство опустошают землю. Чем были «Губернские очерки» для русского общества, только что пробудившегося к новой жизни и с радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного слова, — это легко себе представить. «Жизнь — лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом «оно так, — отвечает какой-то недоброжелательный голос, — но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью. » Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными — но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением негласного комитета, облечённого особыми полномочиями для обуздания печати.

Всё это, за исключением немногих сцен и рассказов, вошедших в состав отдельных изданий («Невинные рассказы», «Признаки времени», «Помпадуры и Помпадурши»), остаётся до сих пор не перепечатанным, хотя заключает в себе много интересного и важного (Обзор содержания статей, помещённых Салтыковым-Щедриным в «Современник» 1863 и 1864, см. В случае цензурных придирок вся, так сказать, «ответственность» за произнесенные резкие речи возлагалась не на автора, а на критикуемого им героя 3. «Болен я, — восклицает он в первой главе Мелочей жизни, — невыносимо.

Весьма вероятно, что стеснения, которые «Современник» на каждом шагу встречал со стороны цензуры, в связи с отсутствием надежды на скорую перемену к лучшему, побудили Салтыкова-Щедрина опять поступить на службу, но в другое ведомство, менее прикосновенное к злобе дня. В результате создавался объемный групповой образ русского либерала пореформенной поры. С особенным негодованием обрушивается сатирик на «литературные клоповники» избравшие девизом: «мыслить не полагается», целью — порабощение народа, средством для достижении цели — оклеветание противников. же первый сделал российскую государственность предметом сатиры.

Концепция «Ташкентцев» уже намечена в «Гегемониеве» из «Невинных рассказов», в рассуждении о «варягах», управляющих страной как своей колонией. В феврале 1862 Салтыков-Щедрин в первый раз вышел в отставку. Для правящих классов «отечество» было прежде всего страной, в к-рой они могли чувствовать себя почти, как в Ташкенте, как в своей колонии, к-рую они подвергали систематическому разграблению. Стасюлевича, «Русские ведомости» В. M Соболевского). На первый взгляд кажется, что в изображении народа в «Истории» писатель обращался к тем же приемам гиперболы и гротеска, какими создавались сатирические типы правителей. «Сказки» изданные особо в 1887, появлялись первоначально в «Отечественных записках», «Неделе», «Русских ведомостях» и «Сборнике литературного фонда».

Н. В. Яковлева, Гиз, Л., 1924 (1925), Неизданный Щедрин, Л., 1931 М. Е. Салтыков-Щедрин. Нет у него народнической веры в особый, самобытный путь развития России, нет у него и характерно народнического «игнорирования связи интеллигенции и юридико-политических учреждений страны с материальными интересами определенных общественных классов». Требования журналистской оперативности определяли активное обращение к публицистике и к художественно-публицистическим циклам: «Недоконченные беседы» (1873—84), «За рубежом» (1881), «Письма к тётеньке» (1881—82), «Мелочи жизни» (1886—87).

Художественная характеристика буржуазности, персонифицированная в типах «чумазых» имела и еще один важный аспект. Чем были «Губернские очерки» для русского общества, только что пробудившегося к новой жизни и с радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного слова, — это легко себе представить. За короткий исторический срок возникли и сменили одна другую две революционные ситуации (1859—1861, 1879—1881). Соответственно этому изменяется и роль юмора в щедринской сатире. Герой попадает в новые социальные сферы (судебные чиновники, адвокатура, поместные дворяне, купечество) и завершает свой жизненный бег в больнице для умалишенных.

Первая — связана с похождениями Провинциала и Прокопа в столице, где они, «впутываясь» то в одну, то в другую «историю», встречаются с дельцами, чиновниками, земцами, консерваторами, либералами. Большая часть написанного им в это время вошла в состав следующих сборников: «Признаки времени» и «Письма из провинции» (1870, 72, 85), «История одного города» (1 и 2 изд. Или — обозначение самодовольных реклам либерализма названием «прыщи, посредством которых разрешилось долго сдерживаемое умственное глуповское худосочие». «Гоголь — писал Добролюбов в статье «О степени участия народности в развитии русской литературы», — в лучших своих созданиях очень близко подошел к народной точке зрения, но подошел бессознательно, просто художнической ощупью»2.

писем к нему и др. В. Ф. Корша), в 1862 — несколько сцен и рассказов в журнале «Время»). Таковы «Премудрый пескарь», «Бедный волк», «Карась-идеалист», «Баран непомнящий» и в особенности «Коняга». Во всеоружии социологических исторических, философских мотивировок сатирик анатомирует психологию приноравливания к подлости господствующих отношений, к поворотам и изменениям переходной исторической эпохи, к «взлетам и падениям» правящих клик, групп и партий. состоял на государственной службе, но не прекращал занятий литературой, за исключением периода Вятской ссылки (1848—55), куда был отправлен за первые повести, в которых силён элемент социальной критики: «Противоречия» (1847), «Запутанное дело» (1848). Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. И мы, рабочие, присоединяемся к общей скорби о великом человеке»2. Термином «обличительство» сатирик обозначил некоторые из своих — порою ошибочных — взглядов начала шестидесятых годов.

нанес своим произведением страшный удар. Так в 1848 г. Салтыков оказался в Вятке. Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. Человек очень талантливый, как чиновник.

Мало того, С. -Щ. В «Господах ташкентцах» мы знакомимся с «просветителями, свободными от наук» и узнаем, что «Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем». Он не полемизировал с миром отжившим. В сатирическом описании пародируются напр. «Под влиянием тщеты обличений» был нарушен необходимый контакт с читателем. Их видит и слышит только русский крестьянский малютка, но в нём они оживляют нравственное чувство и полагают в его серце первые семена добра».

В августе 1845 года Михаил Салтыков был зачислен на службу в канцелярию военного министра и только через два года получил там первое штатное место— помощника секретаря. Мать писателя, Ольга Михайловна Забелина (1801—1874), была дочерью московского дворянина Михаила Петровича Забелина (1765—1849) и Марфы Ивановны (1770—1814).

в последние годы жизни. Об этом и свидетельствует написанный Салтыковым-Щедриным в апреле 1862 года проект программы несостоявшегося журнала «Русская правда», где развивалась идея консолидации всех «партий прогресса», — по-видимому, от Чернышевского до Дружинина, — на почве достижения ближайших целей. В «Господах ташкентцах» мы знакомимся с «просветителями, свободными от наук» и узнаем, что «Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем». Но уже и в «Истории одного города» соображения цензурного характера играли не последнюю роль.

Но проблема «общественной забитости» народа по-прежнему остается для Салтыкова-Щедрина одной из самых острых проблем современности. облек «лишнего человека» в обломовский халат. В эти годы начинается и публикация очерков, составивших цикл «Помпадуры и помпадурши» (1863—74), где сатирически показаны характерные признаки властителей-помпадуров: невежественность, легкомысленная страсть к разрушению и сластолюбие. Вслед за Чернышевским и Добролюбовым Салтыков-Щедрин ценил в литературе «главный орган общественного самосознания». И это, может быть, наиболее характерная черта эпохи впервые «мелкий производитель» находит близкую себе социальную группировку, способную ясно выразить его требования, впервые в лице своих идеологов начинает создавать соответствующую его интересам трудовую культуру, противостоящую дворянской и во многом ее превосходящую. Один из финальных эпизодов «Истории одного города» связан с появлением у глуповцев стыда, уничтожившего их страх перед «идиотом» Угрюм-Бурчеевым.

С. -Щ. Она чрезвычайно злободневна. С. -Щ. «Однако в этих пределах, — справедливо отметил исследователь, — он сделал все возможное и явился одним из тех ближайших предшественников, от которых отправлялись в своей деятельности русские революционные марксисты и наследие которых взяли на свое вооружение»1. С. -Щ.

меньше схематизма, чем у кого-либо из других великих сатириков. И. Р. Эйгеса. Теоретическим ядром суждений писателя о роли гиперболы и фантастики в сатире было утверждение глубоко реалистической, жизненной основы этих художественных форм.

Глубоко задумался над драматической судьбой семейственного начала в современном обществе автор «Анны Карениной», «Воскресения», «Крейцеровой сонаты». Так беспощадно разоблачать «дореформенного» либерала, еще не успевшего обнаружить свою реакционную сущность, как это делал С. -Щ. Эзоповски именуя широкие оппозиционные круги русской интеллигенции «тетенькой», Салтыков-Щедрин сосредоточился на критической характеристике их идеологической расплывчатости, политической повадливости и половинчатости. В 1868 он навсегда покончил с государственной службой (он был тогда председателем Казенной палаты в Пензе) и вступил в редакцию «Отечественных записок» Некрасова. Финал Иудушки разработан сатириком во внутренней полемике с Гончаровым. «лишнего человека», отличается последовательным, уже не дворянским, а революционно-демократическим реализмом. И тут С. -Щ.

Салтыков-Щедрин полагал, что демократической интеллигенции предстоит будничная, кропотливая, «негероическая» работа исключающая в данное время мысль о революционном восстании. По воспоминаниям современников, Салтыков намеревался напомнить русскому обществу забытые им слова – «совесть, отечество, человечество». Бывают эпохи, когда разница между Россией и «Ташкентом» совсем стирается. В поздних сказках 1885—86 гг. В условиях того времени эта проблема, проблема общественного поведения русской интеллигенции, на которую оказывала развращающее воздействие монархическая политика, приобрела весьма злободневный интерес.

В цикле «Круглый год», отвечая на всякие провокации реакции, стремившейся заткнуть ему рот, С. -Щ. Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Салтыкова-Щедрина позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер. Художественное исследование жизни с этой «общественной» стороны и дает обильную пищу для сатиры. приходилось убеждать ее в полезности для нее «свободы обсуждения» как своего рода клапана для общественного возбуждения.

Образ Иудушки в основном и главном создан методом углубленного психологического анализа и речевой характеристики. Главное здесь — отношение к самому ревизору, так сказать, к проблеме ревизора.

Салтыков и сам, очевидно, удивлялся своей служебной прыти. И действительно, Бородавкин («История одного города»), пишущий втихомолку «устав о нестеснении градоначальников законами» и помещик Поскудников («Дневник провинциала в Петербурге»), «признающий небесполезным подвергнуть расстрелянию всех несогласно мыслящих»— это одного поля ягоды бичующая их сатира преследует одну и ту же цель, всё равно идёт ли речь о прошедшем или о настоящем. Это впечатление объясняется тем, что С. -Щ. показывает тенденцию как совершившийся факт. В первой повести Салтыков-Щедрин, которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. В. Кирпотина, Гослитиздат, М. — Л., 1935 избранные произведения, ред.

В пьянице, почти дошедшем до животного отупения, мы узнаем человека. Елисеева, своего соредактора, к-рому он с присущей ему резкой прямотой бросил упрек в измене идеям 60-х гг. На страницах «Современника» в своих художественно публицистических общественных хрониках и рецензиях С. -Щ. В «Дневнике» с полной силой развернулись «беллетристические» стороны таланта автора.

вместе со всей крестьянской демократией иллюзии «нового курса» в правительственной политике. Они выражают недовольство, ропщут, бунтуют. После запрета «Отечественных записок» Михаил Салтыков помещал свои произведения преимущественно в «Вестнике Европы» отдельно «Пёстрые письма» и «Мелочи жизни» были изданы при жизни автора (1886 и 1887), «Пошехонская старина»— уже после его смерти, в 1890 году.

Но как принцип, как «основа», на которой прочно стоит государство, «святыня семьи» нисколько не пошатнулась. сочин., под ред. Он выступил активно против белого террора, против так наз. Но Щедрину предстояло еще пройти период самоопределения изживания всяких иллюзий. Оно чуждо всякой сентиментальной идеализации. Появлением стыда заканчивается программный роман «Современная идиллия» (1877–83). 28 апреля (10 мая) 1889 года Салтыков-Щедрин умер.

Под их уродливой сенью возникает глубоко трагический мотив «ухудшения жизни», «порчи» общественного человека. Сатира здесь, в этой сложной диалектике жизни и истории, находит свои сюжеты, темы, типы. Эмпиризм еще не преодолен обобщающей силой щедринского дарования. мыслит «психологию» своих героев как производную от конкретно-исторических условий общественной жизни Это и делает его психологию подлинной, реальной, что и сообщает сатире С. -Щ.

«Дети» Молчалиных уже отрываются от веры «отцов», встают на новый жизненный путь. «Россия, — так размышляет герой повести, — государство обширное, обильное и богатое да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». Самый психологический облик кокетливо молодящейся дамочки — «тетеньки», увлекающейся, не чуждой духовных интересов и в то же время неустойчивой в своих убеждениях, — остроумная насмешка над российским либерализмом. Монархическая Россия после 1861 года «силилась» казаться процветающей страной, страной свободы, прогресса. К этому же приблизительно времени относятся и замечания М. Е. Салтыкова на проект устава о книгопечатании, составленный комиссией под председательством князя Д. А. Оболенского.

Здесь же намечается столь характерная для С. -Щ., как и для всей революционно-демократической литературы, ломка жанровых границ. Финал пьесы является апофеозом этой идеи. изд. Произведения этих лет, опубликованные в основном в «Вестнике Европы» и «Русских ведомостях», в большинстве своём лишены искромётного смеха, в них преобладает трагический элемент, но в художественном отношении это знаменовало новый виток творческой эволюции Салтыкова, что особенно заметно в цикле «Сказок». Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, — сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, — ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё А теперь потрудитесь-ка их поискать. Он изучил административный механизм русской провинции в его взаимоотношениях с населением, получил во время своих постоянных служебных разъездов живое представление о городе и о деревне. наиболее типичным его представителем мог быть лишь «хозяйственный мужичок». С. -Щ.

Это одно из самых страшных видений вконец дегуманизированного человечества, когда-либо созданное писателем. к стремлению к «общебуеракинскому обновлению», к-рое они считали необходимым «для поправления буеракинских обстоятельств». Это специфика именно салтыковского сатирического образа.

Что касается образов, то поскольку им нельзя отказать в типичности, они большей частью варьируют уже существовавшие в русской литературе типы (в особенности образы Гоголя). В размышлениях Крамольникова о том, что он «не самоотвергался», «не спешил туда, откуда раздавались стоны», то есть не принял непосредственного участия в революционной борьбе, в этих проникнутых искренним чувством и болью сердечной словах есть что-то и от авторской самокритики, в них выражена неудовлетворенность одной лишь литературной формой борьбы, одним лишь протестом словом, которое к тому же почти и не доходило до забитых и неграмотных масс. Особо учрежденный для этой цели секретный комитет обратил внимание на повести Салтыкова (на «Запутанное дело» прежде всего). Это мужчина в возрасте. Портрет Салтыкова-Щедрина Крамской создал в свойственной ему манере. Незадолго до опубликования этих строк в статье о «Губернских очерках» (декабрь 1857 г. ) критик утверждал, что Салтыков-Щедрин органически усвоил принцип народности, он абсолютно сознательно встал на крестьянскую точку зрения и в свете ее рассматривает «все вопросы жизни». Его низводили на степень фельетониста, забавника, карикатуриста, видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича».

Но в то же время автор устами этого героя высказывал свои оценки. Вопреки всем внешним формам, приводившим в восторг либералов, С. -Щ. Реализм С. -Щ. После возвращения из Вятки Салтыков-Щедрин служил в министерстве внутренних дел. В дальнейшем творчество Салтыкова одушевлялось чувством острого негодования. В народнических «Отечественных записках» С. -Щ. Салтыковская сатира проделывала огромной исторической важности очистительную работу.

Трагизм для него не в «трагической вине» героя (в этой буржуазно-дворянской концепции он видит охранительные тенденции), а в общественном строе, обессмысливающем человеческую жизнь (см. Либерализм «лишних людей» в конце концов сводится у С. -Щ. Мы очень мало знаем о внутренней жизни С. -Щ.

Опорой, «столпом» отныне становится наряду с помещиком, сумевшим приспособиться к новым условиям, кулак, капиталист из целовальников, неуклонно поднимающийся вверх использующий народное бесправие и государственное принуждение в интересах не знающей предела эксплоатации трудовых масс. Но затем авторский монолог начинает обрастать элементами «чужой речи», монологами разных изображаемых фигур их «афоризмами», в к-рых они обычно выражают у С. -Щ. Так он описывал первые действия молодого человека: Прошел в приемную, начал нервно прохаживаться, подошел к зеркалу, начал растирать руки и ноги, ворча при этом: вишь, как укатали черти. В правительстве, объявившем подготовку крестьянской реформы, он усматривал некую надклассовую силу, способную в чем-то существенном преобразовать страну изменить к лучшему положение народа.

в статье «Отрезанный ломоть», вошедшей впоследствии в «Недоконченные беседы»). Вместе с гончаровским Обломовым, написанным раньше и бунинским Суходолом, написанным позже, это величайший monumentum odiosum (памятник ненавистному), воздвигнутый русскому провинциальному дворянству. Эта разумная связь познается человеком в природе и вносится в общественную жизнь. В очерке «Приезд ревизора» (1857) показана сила инерции «обновляющегося» крепостнического общества не только на старой провинциальной администрации, но и на ревизующем ее «либеральном» чиновнике из центра.

Салтыков-Щедрин не был участником революционного подполья. Он показал себя мастером бытописи, жанровых сцен, знакомивших читателя с миром петербургских ресторанов, кутежей, театральных увеселений, кокоток — всем тем, к чему обращены помыслы «стадных» героев. Сверх того в «Отечественных записках» были напечатаны в 1876 «Культурные люди» и «Итоги», при жизни Салтыкова-Щедрина не перепечатанные ни в одном из его сборников, но включенные в посмертное издание его сочинений. Противоречия в лагере господствующих классов стушевываются перед противоречием между помещиком и крестьянином ибо «пресловутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разукрашенная либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок» тому же крестьянству, восстания к-рого они так страшились.

Из написанного им между 1858 и 1862 годами составились два сборника — «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» и тот и другой изданы отдельно три раза (1863, 1881, 1885). Его пустословие проявлялось в своей разрушительной функции. С. -Щ.

Но надо было стоять на социалистической точке зрения, надо было явиться свидетелем пореформенного роста капитала, разорительных приемов обогащения и наживы, чтобы бытовую зарисовку «гражданской палаты» силою сатиры превратить в символическую картину зловонного, кровавого торжества буржуазного принципа собственности. не ограничился пассивным сочувствием жертвам реакции. «Признаки времени» и «Письма о провинции» отражают ту публицистическую подготовку С. -Щ. II.

Как ни глубоко поразил С. -Щ. Лопатиным и др. ), о том, что он, будучи руководителем «Отечественных записок», смело печатал на страницах журнала произведения участников революционного движения и оказывал им разнообразную помощь. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал— сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках» 1847), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март 1848). Каждый из циклов посвящен какому-нибудь охранительному устою: «Благонамеренные речи» (1872—1876) — собственности, «Круглый год» (1879) — помещичье-буржуазной государственности, ответвившиеся от «Благонамеренных речей», «Господа Головлевы» (1872—1876) — распаду помещичьей семьи.

Описаний у Салтыкова немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». С. -Щ. Да в конце концов ведь и глуповцы не безответны. Главная задача сатиры, по мысли Салтыкова-Щедрина, — тщательное «исследование», глубокий анализ всего многообразия жизненного процесса, проходящего под игом «призраков».

Было бы в высшей степени опрометчивым салтыковскую традицию в сатире сводить к гротеску и гиперболе и выдвигать в качестве единственного поучительного образца стилевые принципы «Истории одного города» и оставлять в тени другую стилевую линию, представленную «Господами Молчалиными» и «Господами Головлевыми». Кроме того ряд отдельных изд. : Сказки. преобладает трагическая интонация, они насыщены философскими мотивами, религиозной символикой и по жанру тяготеют к преданию или притче: «Дурак», «Баран-непомнящий», «Христова ночь», «Рождественская сказка». А. Макашин), убеждающими, что это сатира не историческая (упрёк А. С. Суворина), а «абсолютно обыкновенная». Его низводили на степень фельетониста, забавника, карикатуриста, видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича». Р. в помещичьей семье.

отразил путь Деруновых вверх из провинции в столицу, к-рую они начинают завоевывать (очерк «Превращение»). С помощью смеха Салтыков-Щедрин сорвал маску, разоблачил фальшивую претензию. Всеми этими чертами глубокого реализма сатира С. -Щ. Надо же напомнить. ». ). Этой гнусной фальши, прикрывающей крепостническое прошлое, С. -Щ. Более того, обстоятельства совпали для Салтыкова крайне неудачно. В 1885 году он предпринимал специальные меры (через Н. А. Белоголового), чтобы привлечь внимание зарубежного читателя к четырем своим «повестушкам» («Больное место», «Похороны», «Старческое горе», «Дворянская хандра»).

Однако в своей полемике С. -Щ. Как ни был захвачен С. -Щ. «Больное место» (напечатано в «Отечественных записках» 1879, перепечатано в «Сборнике»), в котором этот разлад изображён с потрясающим драматизмом— один из кульминационных пунктов дарования М. Е. Салтыкова «Хандрящим людям», уставшим надеяться и изнывающим в своих углах, противопоставляются «люди торжествующей современности», консерваторы в образе либерала (Тебеньков) и консерваторы с национальным оттенком (Плешивцев), узкие государственники, стремящиеся, в сущности, к абсолютно аналогичным результатам, хотя и отправляющиеся один— «с Офицерской в столичном городе Петербурге, другой— с Плющихи в столичном городе Москве». Эти искания С. -Щ. и т. п. Последнее произведение сатирика — «Пошехонская старина» (1887—1888) — являлось также политически-актуальным произведением, несмотря на то, что посвящено далекому прошлому.

Тип Пафнутьевых сатирически обобщал один из самых заметных «признаков» пореформенного времени — растущую помещичью агрессию, деятельное стремление вчерашних крепостников сохранить свои позиции хозяев жизни. Мать, Ольга Михайловна Салтыкова (в девичестве — Забелина), была дочерью московского купца. Новый реализм прежде всего сознательно тенденциозен, он не мыслит искусства без общественного идеала, без осознанного мировоззрения, охватывающего все стороны жизни. У С. -Щ. Ценность этих книг (Господа ташкентцы, 1869–1872 В царстве умеренности и аккуратности, 1874–1877 Убежище Монрепо, 1879–1880 Письма к тетеньке, 1881–1882 и т. д. ) больше, чем предыдущих, но крайняя злободневность сатиры делает ее явно устаревшей. Впечатление нудного удушающего пустословия достигается тем, что художник заставлял своего героя вертеться в кругу одних и тех же понятий о «семье», «боге», «капитале».

устанавливается впервые. В лицее под влиянием свежих ещё тогда Пушкинских преданий каждый курс имел своего поэта на XIII курсе эту роль играл Салтыков. Он прослеживал воздействие на героев семьи, школы, родственного окружения, общественного мнения, которое олицетворяли «соседи», «знакомые», «товарищи», «воспитатели» и «наставники». В лице Молчалина дан тот распространенный тип исполнителя-приспособленца, к-рый входит в историю не персонально, а под общим наименованием «и другие», но без к-рого не обходится ни одно реакционное начинание. Здесь С. -Щ.

I. Сочинения, 9тт., СПБ, 1889—1890 Полное собр. Ни у кого из русских художников картина весны, майского цветения, майского пиршества красок, «зеленого шума» не приобретала столь мрачного колорита, не пронизывалась таким щемящим чувством истощения жизни, не соединялась с такой тоскливой мыслью о безнадежности, как у автора «Благонамеренных речей». В первой повести М. Е. Салтыкова, «Противоречия», которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. и коммент. В 1881—1882 годах он печатает «Письма к тетеньке». Салтыков-Щедрин писал политическую сатиру. По своей сущности «Губернские очерки» — глубоко антикрепостническое произведение.

Отсутствие разумной связи в явлениях и поступках сообщает глуповскому миру характер сонного марева, характер призрачности. Из предшествующего изложения нетрудно вывести основные признаки реализма С. -Щ. Об этом отлично сказал А. В. Луначарский: «Именно то, что свой тончайший и ядовитейший анализ русской общественности и государственности Щедрин умел виртуозно одевать в забавные маски, спасло его от цензуры и сделало его виртуозом художественно-сатирической формы»1.

ред. Это эпохи торжествующей реакции, когда ташкентские рыцари насаждают «цивилизацию» у себя дома, когда для кулаков Живновских и т. п. Автор повествовал о детских и юношеских годах будущих администраторов, юристов, финансистов. Сатирик противопоставляет составные части этой легенды: «Обилие» — «Порядку». Негодуя против «улицы» и «толпы», Салтыков-Щедрин никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов».

Однако на развалинах дворянского благополучия вырастал не полезный злак, а вредный сорняк. Примкнув к первой, С. -Щ. неоднократно переиздавалось А. Марксом — последний раз в прилож.

рассказал о «конфузе» старой бюрократии, вначале испугавшейся «новых веяний», то в других показано, как под лаком «реформ» сохраняются «краеугольные камни» бесчисленных Крутогорсков, как умирающие, «погребенные заживо» оправляются, убедившись в безосновательности своих страхов. В ней много детских воспоминаний. Это — одна из тех форм, которые принимала сильно звучавшая в нём поэтическая жилка. ШиловА. А., Библиография произведений Салтыкова и отзывов о них, в прилож. С. -Щ. Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели», может быть и «Бедных людей», но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). С. -Щ.

В юморе С. -Щ. Неизбежная в этом случае практика «уступок», «компромиссов», «сноровки» не должна смущать людей социалистического идеала. написаны произведения, объединённые в сборники «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе» (первоначально печатались в основном в «Современнике») цикл «Письма о провинции» и др. непосильной.

«Право на печать») Его же, Щедрин и Ленин, «На литературном посту», 1929, 14 и 17. к журн. Собранные в одно целое, «Губернские очерки» в 1857 выдержали два издания (впоследствии — ещё множество). Внутренняя планировка дома до сих пор сохранилась почти без изменений. Трагизм он понимает как «зло, разлитое в воздухе», ставшее незаметным, привычным и тем вернее уродующее и разлагающее человека. Но историческая ограниченность С. -Щ.

Иванушка — народ стал в центр анализа общественно-политических отношений эпохи («Сатиры в прозе»). С. -Щ. М., 1934» ОльминскийМ. С., Статьи о Щедрине (1906—1929), Гиз, М. — Л., 1930 Его же, По литературным вопросам, Сб. Елисеевым сатирик высказал искреннее сочувствие активным формам революционной борьбы.

В очерках, написанных в Твери в нач. Страх перед этими мелочами и тогда и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому и самому Салтыкову-Щедрину — но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. Неудивительна частота появления в текстах Щедрина мортальной темы. Пишет он в это время очень много, сначала в разных журналах (кроме «Русского вестника»— в «Атенее», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), но с 1860 года— почти исключительно в «Современнике» (в 1861 году Салтыков поместил несколько небольших статей в «Московских ведомостях» (ред.

Я. Е. Эльсберга, М., 1935 ЭльсбергЯ., Стиль Щедрина, «Литературная учеба», 1936, 4, 5 и 6. В 1844—68 гг. В «Сатирах в прозе» с углублением и конкретизацией мировоззрения нарастает обобщенность художественного изображения, преодолевается эмпиризм. сочин» С. -Щ.

«Губернские очерки» (1856—1857), написанные С. -Щ. умел отличать качественные изменения в историческом развитии целых общественных групп. После запрета «Отечественных записок» Салтыков-Щедрин помещал свои произведения преимущественно в «Вестнике Европы» отдельно «Пёстрые письма» и «Мелочи жизни» были изданы при жизни автора (1886 и 1887), «Пошехонская старина» — уже после его смерти, в 1890.

он представлял революционное просветительство 60-х. в этот период обычно тогда, когда он говорит о мужике. Лейтмотив «Истории» – беззаконие и произвол как принципы внутренней политики и общественной жизни. Цена этого либерализма показана не только в рассуждениях «талантливых натур», но и на практике — на их отношении к окружающему миру, к крепостным, для к-рых благородные «принципы» хозяев не означали ни улучшения быта, ни даже отмены порки, производимой, правда, не Буеракиными, а облеченными всей полнотой власти немцами-управляющими. по «Справочнику к II и III изданиям Сочинений В. И. Ленина», Партиздат, (Л. ), 1935, стр. 488 и в сводке А. Цейтлина «Литературные цитаты Ленина. Только в самом конце этюдов о Глупове проглядывает нечто похожее на луч надежды: Салтыков-Щедрин выражает уверенность, что «новоглуповец будет последним из глуповцев».

Здесь появляются «Мелочи жизни» — книга серых красок, серых тонов, проникнутая глубоким чувством трагизма той будничности, на к-рую обрекает людей собственнический строй. Я. Эльсберга, автолитографии А. Н. Самохвалова изд. к проблеме народной массы. Таковы его Молчалины, Митрофаны и ряд других, казалось бы, безнадежно примитивных фигур.

В 1889 г. задумал произведение, от которого сохранился только небольшой эскиз. Не буквально, конечно, а в том же смысле». Сатира С. -Щ. применяет здесь прием, к-рый станет у него излюбленным в дальнейшем, «прием», показывающий, насколько культурно было его восприятие жизни и насколько далеко от книжности было его восприятие литературы. беспощаден не к взяточникам и казнокрадам, к-рых считает жертвами данного общественного строя, а к тем, кто служит этому строю в целях его укрепления.

к современной ему зап. -европейской жизни цикл «За рубежом», в к-ром царская Россия сопоставлена с буржуазной демократией. Популяризации этой важнейшей задачи освободительного движения и должны были служить, по мысли сатирика, «Благонамеренные речи». В ноябре 1855 ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню) в феврале 1856 он был причислен к Министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю Восточной войны, в 1855).

Знаменитый монолог Прогорелова в «Предостережении» обнимал широкий круг явлений, вопросов и проблем общечеловеческой истории. В «Благонамеренных речах» С. -Щ. 1870 3 изд. Его жестоко терзала и мучила болезнь цензурный гнет стал еще более нестерпимым, а к этому прибавлялась необходимость налаживать, после закрытия «Отечественных записок» в 1884 году, сотрудничество в идейно чуждых журналах и газетах («Вестник Европы» M. M.

Крамской портретировал Щедрина дважды. Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Совсем иное у Салтыкова-Щедрина. В литературу, с другой стороны, вторгается улица, «с её бессвязным галденьем, низменной несложностью требований, дикостью идеалов» — улица, служащая главным очагом «шкурных инстинктов». лирические отступления Гоголя (обращение к Глупову) или оно принимает излюбленную в дворянской литературе форму пейзажа, к-рый является здесь средством сатиры. не мог не выделить положительные стороны первой, к-рые стушевывались при сопоставлении ее с тем новым, что вносила в литературу крестьянская демократия во главе с Чернышевским и Добролюбовым.

Знаменитое гоголевское описание гражданской палаты, где оформлялась покупка «мертвых душ», тоже оставляло впечатление нечистоплотности. Например, знаменитое уподобление реакционного «благонадежного» обывателя взбесившемуся клопу. Рациональная связь вещей, оценка явлений с точки зрения наличия этой связи извне и внутри искание «разумной», т. е.

Этого талантливого русского мыслителя и революционера он позже называл «многолюбивым и незабвенным другом и учителем». С 1858 года он становится вице-губернатором сначала в Рязани, затем в Твери. Отражая настроения русской общественности, Салтыков-Щедрин провозгласил, что, как ни тяжело в настоящее время «мальчику без штанов», как ни угрожает ему перспектива нового колупаевского гнета, все же он не испорчен буржуазностью, не ослеплен видимостью комфорта и благополучия, в нем душа свободна, он решительнее, чем зарубежный аккуратный «мальчик в штанах», способен рассчитаться со своими врагами. возвращается на государственную службу.

Помещик зря продал лес купец зря срубил его крестьянин зря выпустил на порубку стадо. «Его поражало безобразие фактов и он выражал свое негодование против них о том из каких источников возникают эти факты, какая связь находится между тою отраслью жизни, в которой встречаются эти факты и другими отраслями умственной, нравственной, гражданской, государственной жизни, он не размышлял много». Весьма возможно, что при чтении Салтыкова-Щедрина смеялись порою «помпадуры» или «ташкентцы» но почему. текста К. Халабаева и Б. Эйхенбаума) Полное собр.

«Короткоголовый» статский советник Иванов, то ли умерший от натуги, силясь постичь очередной сенатский указ, то ли уволенный в отставку «за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов перешла в зачаточное состояние». Крутогорск — псевдоним определенного губернского города. Пишет он в это время очень много, сначала в разных журналах (кроме «Русского вестника» — в «Атенее», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), но с 1860 — почти исключительно в «Современник» (в 1861 Салтыков-Щедрин поместил несколько небольших статей в «Московских ведомостях» (ред. демократии, Чернышевскому и Добролюбову, за к-рыми С. -Щ. По широте своего захвата эта сатира тяготеет к социальному роману и подчас перерастает в него («Господа Головлевы», «Современная идиллия»).

Удивительно красноречив и выразителен этот пейзажный образ у Салтыкова-Щедрина. Здесь прежде всего должно быть названо имя Салтыкова-Щедрина. Начало этого периода отмечено «Историей одного города», «Помпадурами и помпадуршами», «Признаками времени», «Письмами о провинции».

Его идеологи вынуждены опираться на наиболее отсталые слои своего класса. Идеалы сатирика, по словам автора статьи, сводятся к тому, чтобы устранить «бесправие русской жизни», устранить произвол «futur-ministre» Феденьки Неугодова и добиться «более правильного общественного строя»1. В «Братьях Карамазовых» Достоевский рисовал картину духовного и физического распада дворянской семьи. С нетерпением ждали читатели каждого нового его произведения, каждой новой его сатиры, где с замечательной чуткостью затрагивались самые острые вопросы дня, одним-двумя меткими словами определялась суть едва зарождающегося социального типа, подспудное течение запутанных и темных явлений действительности. Салтыков-Щедрин знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует — но этот читатель «заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он находится, довольно трудно».

Они нужны были демократическому поколению в годы, когда царское правительство травило и преследовало «нигилистов», революционеров. Описаний у Салтыкова-Щедрина немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Они отнюдь не толкали сатиру на путь искажения действительности, на путь схематизации, нарочитого окарикатуривания. Вот почему ни либеральные, ни славянофильские мотивы не могли помешать вождям революцион.

В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «идти вперёд— трудно идти назад— невозможно». Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». В его сказках, наоборот, большую роль играет действительность, не мешая лучшим из них быть настоящими «стихотворениями в прозе». Наиболее удачно показан здесь страх перед крестьянской революцией самых темных прослоек помещичьего класса их сентиментальное ханжество, полное тихой злобы к «меньшому брату» — к мужику, перестающему быть крепостным и заявляющему о своем человеческом достоинстве («Госпожа Падейкова»).

Не щадит М. Е. Салтыков и новые учреждения— земство, суд, адвокатуру, — не щадит их именно потому, что требует от них многого и возмущается каждой уступкой, сделанной ими «мелочам жизни». «Помпадуры» — это руководители, прошедшие курс административных наук у Бореля или у Донона «Ташкентцы» — это исполнители помпадурских приказаний. Оно было закончено довольно быстро.