Маковский Портреты

На протяжении полутора десятилетий Юлия Павловна Маковская – жена художника – была его музой, моделью для портретов исторических картин и мифологических композиций. В 80-х годах Маковский становится очень популярным автором салонных портретов и картин на исторические сюжеты. Сын известнейшего русского художника, портретиста и исторического жанриста, Константина Егоровича Маковского (1839–1915). На протяжении полутора десятилетий Юлия Павловна Маковская – жена художника – была его музой, моделью для портретов исторических картин и мифологических композиций.

Хотя, одно лицо, есть во многих картинах, это лицо его второй жены, На протяжении полутора десятилетий Юлия Павловна Маковская была его музой, моделью для портретов исторических картин и мифологических композиций. 1880-е раскрыли Маковского как автора портретов и создателя исторических полотен. Тургенев, портрет которого Маковский написал ранее, был их частым гостем.

Название в интернет-галереях: Портрет Ольги Степановны Маковской, жены В. Е.

Русская краса в картинах Константина Маковского: 44 очаровательных портрета

За несколько лет перед тем умер ее просвещеннейший друг князь Александр Иванович Урусов, русский западник pure sang и знаток французской литературы, раздававший знакомым книжки с лаконической надписью «Lisez Flaubert». К. Е. Маковский стал одним из самых богатых людей своего времени. Объединившись, бывшие приверженцы академизма и демократы-передвижники вновь упрекали К. Маковского в погоне за внешними «красивостями», ставили ему в укор отсутствие характерности и простоты. Травля началась сразу, при первых же его шагах. Так роман и кончился ничем. Я очень волновалась.

Сторожевой пост. кн. Элегантные выезды — кучера в белых лосинах и маленькие грумы рядом, «тигры», как их называли, — следовали один за другим. Разумеется, Стасов разбирался в живописи плохо. Для одной (прижимающей к груди младенца) позировала моя мать лицо другой, распростертой на полу уже мертвой женщины, написано с тетки Александры Павловны Летковой.

Разных балетов много, школа в конце концов — одна. Тут вошла мать. только теперь. Лоск какой-то нерусской, почти «американской» успешности и благополучие внешней жизни художника не давали покоя современникам.

Отца уже не было с нами, он только наезжал от времени до времени. Я был свидетелем этого инцидента, взволновавшего петербургские художественные круги, последствием которого явилась, месяц спустя, отставка и самого Сергея Михайловича из-за каких-то пустяковых недоразумений с какой-то не в меру «влиятельной» танцовщицей. Кузнецов. Вдохновлённый южными красками, он вновь отправляется на Восток, где создаёт ряд экзотических полотен: «Дервиши в Каире», «Ковровая лавка в Каире», «Болгарские мученицы». кн. и смерти не будет уже». А. В. Адлерберг называл ее Очаровательницей и подарил ей обширную музыкальную библиотеку с декоративной буквой «О» на сафьяновых переплетах.

Задумав большую картину «Перенесение ковра из Мекки в Каир», он вернулся накоротке в Петербург и снова умчался в Египет, на сей раз с братом Николаем Егоровичем, архитектором по профессии, даровитым пейзажистом (всего известнее его городские архитектурные этюды, написанные за эту египетскую поездку в манере отца, но гораздо суше). Они дымны им радуешься, любуешься ими, за ними летишь, но как изобразить. Но он был им долго.

Он умер, не приходя в сознание. Париж был сразу ошеломлен, побежден, охвачен восторгом. Отец обернулся и, без дальних слов, тут же поставил на мольберт первый попавшийся под руку узкий холст и набросал в какой-нибудь час силуэт жены в рост, с книгой на коленях.

И тогда Бог даст ей бессмертную одежду и истинно прекрасную». Целый ряд портретов художник связал с театрально-карнавальным действом, к чему, возможно, его и подтолкнула постановка «живых картин». Однако, подумав, твердо заявила Сереже: «Всё равно, художником буду я, а не ты». Дягилев проживал на Литейном проспекте (вскоре затем на Фонтанке) и хотя Философов с ним не жил, но они были неразлучны их связывала дружба с детства и родство: Философов приходился двоюродным братом Сергею Павловичу, мать которого, рожденная Раевская, была родной сестрой Анны Павловны Философовой (известной общественной деятельницы). Юрия Максимильяновича Лейхтенбергского. Учениками Маковского были А. Е. Архипов, В. Н. Бакшеев, Е. М. Чепцов, В. А. Зимой, чуть свет, — любила вспоминать моя мать, — кучер Иван запрягал Копчика в «кошевни», приземистые на деревянных полозьях сани с низким задком и отвозил в гимназию всех четырех барышень, укутанных в салопы и платки выдавалось им по три копейки на завтрак или по булке-розанчику с маслом и сыром.

Ницца обезумела. И действительно «картина» удалась. Они выставлялись на академической выставке 77 года и отдельно, вместе с «Перенесением ковра», в пользу Красного Креста. Знаменитый Сергей Петрович Боткин (уже больной, — мать была его последней пациенткой) считал возвращение в Россию опасным для нее и отправил нас опять на Средиземное море. Так вспоминается ненаписанная им «живая картина» — завершившая один из спектаклей у нас в доме Паулучи.

Об этом намерении Л. Толстой, в своем предсмертном письме и сообщает любимой дочери. В середине 70-х годов художник выставил две картины имевшие у русского зрителя большой успех: «Возвращение священного ковра из Мекки в Каир» (1875, Государственная картинная галерея Армении) и «Болгарские мученицы» (1876, Государственный художественный музей БССР). Я был с матерью, мы стояли в фойе, во время антракта. Не успевшее еще остыть его лицо всё как-то съежилось и было испещрено мелкими пятнами от осколков разорвавшегося снаряда.

Описание картины Константина Маковского «Семейный портрет»

Главное, рукава были коротки: смешно высовывались из них манжеты, большие красные руки казались еще больше. В это время он писал иконы для церкви и часовни в Борках. Впрочем, комитет собрался всего один раз, обязанности его свелись к распределению приглашений между виднейшими членами Думы и Государственного совета (либерального крыла) и представителями политических партий и светских кругов.

Нас почти никогда не наказывали, разве оставят без сладкого за какое-нибудь непослушание. жизнь так красива, когда её берешь полной горстью. ». Подчеркиваю — оперный, т. е. Сам Дягилев не был ни в какой степени поэтом (так же, как еще более тугой на ухо, в этом смысле, Философов, ведавший однако литературным отделом «Мира искусства»), не имел большой склонности к писательству вообще, хотя писал хлесткие, точно формулирующие мысль статьи, когда этого требовало дело. В Ромео я узнал моего двоюродного брата Александра, старшего сына Владимира Егоровича Джульета, да и вся картина весь этот оперный маскарад по Шекспиру (я уже читал его в подлиннике), после флорентийских и венецианских кватрочентистов, мне не понравился. К задыхающейся матери поспешила тетя Катя (Е. П. Султанова) и вызвала отца из Парижа. Меня поразила проскипидаренность Соловьева как-то раз, когда, поднявшись к нему в комнату, я был свидетелем того, как он щедро поливал «очистительным терпентином» из большого туалетного флакона постель, платье, книги и заодно свою голову.

Василий Васильевич представился. — «И жена ваша, красавица, наверное одобрит. Он был выставлен отдельно на Большой Морской, в малом зале, при искусственном освещении (керосиновые лампы с рефлекторами). Такой и была она в жизни, оборвавшейся на четвертом году брака. В глубине — арка в соседнюю темноватую комнату, тоже занятую всякими редкостями оттуда несся многоголосый канареечный щебет, — заморских птиц пестовал ютившийся в каморке рядом старый слуга отца Алексеич, маленький, щуплый, сморщенный, с серебряной серьгой в ухе он перешел к нам, кажется, по наследству от деда (превосходный портрет Алексеича «за самоваром» попал в Третьяковскую галерею).

Личная жизнь в портретах Константина Маковского

И вот еще что: эта картина стоит особняком во всей бытовой школе 1860-70гг. В советское время репродукции картин В. Е. Сам Константин Маковский, обладавший удивительным бархатистым баритоном, пел, как настоящий артист и даже выступил на профессиональной сцене в опере «Травиата». Как мало похож на него теперешний. Собирайтесь-ка, да и поедемте на лето в Каченовку, не раскаетесь». Тут зато давал он волю щедрой своей экспансивности и находчивому слову. Его предки, выходцы из Польши, осели в Москве еще при Екатерине II. Одна из картин (было несколько вариантов) — «Арабская школа» — писалась по заказу Третьякова, но почему-то ему не потрафила и это навсегда рассорило с ним отца: в знаменитую галлерею, кроме «Алексеича за самоваром», так и не попало больше ни одного его холста (до самой революции).

На академической выставке 62 года выставлялись портреты — Ушакова и, мастерски написанный, графа Муравьева-Амурского (по заказу жителей Иркутска для Общественного собрания этого города). Богоискательство Толстого такое же русское, как и богоборчество Достоевского. Средства были скромные, светских развлечений почти никаких, вологодское общество, бывавшее у Летковых, состояло из чиновного люда и окрестных помещиков (Брянчаниновы, Вологодские, Местаковы). Государь поморщился Оставалось выбрать подходящее платье. Макс Нордау обрушил свою «Entartung» на новаторов всех оттенков, зачислив в «вырожденцев», упадочников и Гюисманса и Оскара Уайльда и Нитче и Льва Толстого и Метерлинка. Принять и полюбить хореографическое мастерство в этой пышной оправе было куда легче иностранцу, дягилевские балеты смотрелись без труда и вовсе неподготовленной публикой. «Беклина» напечатал тот же «Мир Божий» (где стали появляться и юношеские мои стихи).

Разве не сгорит от огня любви этот мир смерти. Здесь каждое слово преднамеренная выдумка. Она была не брезглива. Она была на полтора года моложе, но ничуть не отставала и тверже, чем я, верила в свое художественное призвание. Экспансивно ласков с нами, детьми, он не был, но никогда и не раздражался обидно. Творческий динамизм его обезоруживает. Не было, кажется, художника взыскательнее к себе.

• Портреты Константина Маковского
• Художник Константин Маковский (1839 – 1915)
• «Всемирно известный» — художник Константин Маковский
• Константин Маковский – картины и биография художника

Лучшими в его творчестве продолжают оставаться незатейливые и правдивые бытовые сценки. Об ослепительном блеске Дягилевского «Русского балета» первых заграничных сезонов и, в связи с ним, русской музыки и декорационной живописи, не может быть двух мнений. Это я — «Маленький антиквар» за чисткой шпаги, написанный в следующую зиму, я же — боярский сынок на «Боярском пиру», а годом позже я старательно позировал для знаменитого «Семейного портрета» с матерью и сестрой. Неудивительно, что во всех этих областях он поддался искушению скороспелого, поверхностного размаха, не успевая продумывать деталей и сосредоточиться на избранной задаче. Нельзя было назвать его красавцем (как Философова, который действительно поражал и сложением и античной красотой лица), но всё было в нем выразительно и нарядно.

Нева пошла, двинулась: мимо мчатся бревна, мостки, на льдине сторожка с испуганным псом, а на Николаевском мосту люди хлопочут, желают спасти, машут руками, сердобольно и нелепо и когда громоздятся друг на друга льдины, охают, но не наглядятся на это поистине грозное зрелище. Впоследствии все эти элементы преобразовались в широкую, эффектную, неизменно привлекательную «манеру Константина Маковского», которую невозможно перепутать с чем-то другим. В музеях современной России можно увидеть лишь маленькую толику творческого наследия Константина Маковского, поскольку работы мастера, как горячие пироги, если так можно сказать о произведениях искусства, «уходили» буквально из-под кисти художника в галереи зарубежных музеев и коллекционеров. Я имею в виду злоупотребление скипидаром, как средством «физически и духовно очистительным», по его определению. На картине «В мастерской художника» (1881), как раз изображены помещение и предметы, которые описаны Сергеем Маковским в его воспоминаниях, а также он сам — четырехлетний малыш, который, вскарабкавшись на старинное кресло, покрытое нарядной, расшитой узорами тканью, тайком тянется к блюду с фруктами.

«Академики», всегда верные единственному мерилу – денежному успеху исходя из этих условий, вынуждены были сменить приоритеты. Весна 1916 года. Дочь Третьякова, Вера Павловна (в замужестве Зилоти), вспоминала: «Одним из самых очаровательных, тонких, душевных людей, которых я знала в жизни, был Владимир Егорович Маковский. Интерес к «маленькому человеку», его горестям и радостям отныне стал лейтмотивом произведений художника.

Хотя бы только вот таким образом нисколько не «мучило» его лицо Желябова и нисколько не казались прокурор «хищным», а жандарм «со стеклянными глазами» неумолимым. В три сеанса портрет был окончен и о нем заговорил весь город. фон-Кауфман, Сабуров и сколько еще Эти фамилии мало говорят теперь, но тогда носившие их петербуржцы составляли тот столичный круг, который можно назвать «околопридворным» и жили беззаботно в своих особняках, разъезжаясь весной по столичным пригородам, по заграничным водам и родовым поместьям.

Мать боялась за исход болезни и выписала мужа. «Масленица» как бытовой, нравоизобразительный жанр — не единичное явление в раннем творчестве отца, т. е. Своеобразным продолжением темы можно считать картину «Игра в бабки» (1870). Задумал и картину «Болгарские мученицы». Я многим ей обязан.

• Маковский Константин ЕгоровичКартины и биография
• Литературно-исторические заметки юного техника
• Маковский Владимир Егорович Картины и биография
• Константин Егорович Маковский ( )
• ХУДОЖНИК МАКОВСКИЙ КОНСТАНТИН ЕГОРОВИЧ
• 8 фактов из жизни художника Константина Маковского

Хоть кого уговорит, убедит, заставит сделать по своей указке. В. Адлерберга, министра двора при НиколаеI. Портреты его работы, особенно женские и детские (Портрет С. Л. Строгановой, 1864, ГТГ Портрет жены художника, 1881, ГРМ Семейный портрет, 1882, ГРМ Портрет М. Е. Орловой-Давыдовой, ГТГ). Чем-то отравленный, о другом сказать было и «пришибленный», ему всё всурьез.

Зарянко – все ученики и последователи К. П. Брюллова. Благодаря обилию бытовых подробностей, антикварной красоте антуража, «благородным» цветам, приведённым в единство общим золотистым тоном, эти произведения пользовались неизменным успехом как в России, так и на международных выставках. Потребовалась квартира попросторнее. Различие, надо ли говорить, не в его пользу, с точки зрения психологического углубления. Маковский рисовал с натуры, как птица поет.

В 1899 году Волконский был назначен директором императорских театров и тотчас привлек к сотрудничеству Дягилева «чиновником особых поручений», передав в его ведение «Ежегодник императорских театров». Впрочем, в подборе фигурантов о точном сходстве не было речи. Случилось это уже незадолго до революции, в 1915 году. Мое имение — Каченовка, по соседству. Ранней осенью спешно вернулся в Петербург — ко времени моего появления на свет.

• Картины — Маковский, Константин Егорович
• Любимые женщины Константина Маковского
• Русские художники: Маковский Константин Егорович
• Судьба художника Константина Маковского
• Самое интересное в виде мозаики
• Детство и юность Константина Маковского

Она благоволила ко всему русскому. Но детским моим упоением был сад в Tuileries. Спектакль начался.

Но больше всего приманивало меня лицо Елены Тимофеевны — задумчивое, ласковое, болезненно-бледное, с черными прищуренными глазами и по-детски пухлым ртом. В кружках любителей художеств он слыл постановщиком блестящим и искал случая увидеть воочию то, что мерещилось его фантазии и казалось «живописной правдой». Гордо откинутая голова со срезанным затылком и непокорным коком волос над высоким лбом, глубоко сидящие, небольшие, холодно-голубые глаза (разбойничий «белый» взгляд) в очень светлых ресницах и широко-открытые вздрагивающие ноздри короткого носа — облик русский с явной примесью финско-поморской крови.

«Приносилось нам что-либо из аксессуаров-утвари отца, — вспоминает сестра, — так, принесли лебедя на блюде (из «Свадебного боярского пира») и рисовали его брат и я в натуральную величину, угольком, а хлебной мякотью вынимались блики и мелком подштриховывались особые светики. На углах рвет ветер. Одиннадцатилетним и двенадцатилетним мальчиком я проводил долгие часы в Лувре, научился ценить ансамбли Османа, широкие перспективы, звезчатые площади города и его королевские окрестности. Он вызывал единодушные восторги прославляли его и передвижники (готовившиеся к своему 25-летнему юбилею) и Философов в «Мире искусства», — годом позже фототипия «Ильи Муромца» появилась в первом выпуске Дягилевского журнала и тот же былинный богатырь на грузном битюге задумчиво всматривался в даль со страниц «конкурента», заглохшего вскоре ежемесячника под редакцией Собко — «Искусство и художественная промышленность».

Репинский портрет его висел (временно) в приемной Дягилева. Дягилев похвалил меня за «Васнецова» и тут же предложил писать в «Мире искусства». Спектакль готовился втайне от взрослых — для меня, единственного зрителя. Третьяков не смог приобрести некоторые картины на русские сюжеты, которые ему понравились. В следующий раз, для портрета, занявшего почетное место в Московской канцелярии (1868), государь позировал три раза и остался очень доволен сходством. Года за два до революции мы встретились на какой-то выставке.

Другой портрет сына в мастерской (1882) называется «Маленький антиквар». Но из знаменитостей, в особенности тех, что позировали отцу, почему-то особое впечатление произвел на меня Айвазовский (в начале 80 годов) с его живописным черепом и белыми баками. Мал ростом, худощав, порывист.

• Картины художника Константина Егоровича Маковского
• 0 Константин Маковский картины
• Биография художника Константина Маковского
• Другие картины Константина Маковского
• Все Картины Константин Маковский по алфавиту
• Картофельные рулетики с грибами
• Акушер, танцующий с пациентками, чтобы ускорить роды, покорил пользователей Интернета

И надо признать: исполнители оказались на высоте. Мысль о банкете пришла в голову тогдашнему директору французского института в Петербурге Патулье (автору, замечу кстати, превосходной книжки об Островском). Все европейские виртуозы считали долгом посетить северную столицу. Леночка внесла в его рассеянную «богемную» жизнь много любви и чуткой общительности. Опыт с фильмованием «Дон-Кихота» (по-французски), в котором он выступил как драматический актер, должен был убедить его, что не поющий, а только играющий и говорящий Шаляпин — совсем не то же самое. Каждый день узнавали мы что-нибудь то о старческом жеманстве Бьернстьерне-Бьернстена, которого горничные по утрам затягивали в корсет, то о нелюдимой свирепости Ибсена, то о слабоумии Нитче (дружбой с ним, в его последние годы, тщеславился Брандес), то о педантизме Ипполита Тэна (придерется к какой-нибудь мелочи, доймет мудрствованием по пустякам).

Паша был театралом до мозга костей, театралом-реформатором и общественником, мечтавшем о своем театре, о своем репертуаре, о своих постановках в духе «авангардных», как говорят теперь, сценических затей, рассчитанных притом не на избранное меньшинство, а на широкую публику и в столицах и в провинции. Маковский говорил о нем, старался понять его и не мог стряхнуть с себя его обаяния. Константину Маковскому и при жизни его и после смерти не посвящено ни одной монографии (если не считать очень устарелой — Ф. И. Булгакова) сам он небрежно относился к своей славе и большею частью не знал, куда девались его полотна ни фотографий с них, ни критических отзывов не сохранял. Она охватывает три царствования и начинается еще при Николае Павловиче.

Воспоминание Немировича-Данченко красноречиво. Живопись Маковского в эти годы – плотная, вязкая, с использованием колеров, замешенных на белилах (что создавало характерный глухой землистый тон) – объединяла художника с другими «шестидесятниками». Но вели себя чинно и старательно учились. Думается, однако, что намерение старевшего артиста было несерьезно.

1. 25 фотографий, сломавших стереотип о бесполезности углов
2. ЖЕНСКИЙ ПОРТРЕТ ХУДОЖНИК КОНСТАНТИН МАКОВСКИЙ
3. Записки переводчика с Андреем Десницким
4. Художественно-исторический музей Арт-Рисунок

Традиция идет от моего деда, Егора Ивановича (род. Начались и выставки «Мира искусства», очень ярко-неожиданные в первые годы. Тогда был написан отцом в два сеанса и последний ее портрет (очень удавшийся) в большой черной шляпе.

Фигуру А. А. Плещеева вижу четко, он жил с отцом, поэтом и сестрой, вышедшей замуж за бар. Когда голос его стал слабеть (а это случилось еще лет за двадцать до смерти), он свел свой оперный репертуар к немногим ролям, в каких был наиболее уверен. Следовательно: твори и фантазируй новатор-хореавтор сколько угодно, но, не располагая традиционно-приготовленным «человеческим материалом», не показать ему убедительно своих новшеств тело, не перевоспитанное долгой классической учёбой, не выразит художественного задания. Этим объясняется сравнительно небольшой его репертуар. Он сейчас же приехал и пригласил к больной профессора по легочным болезням (из Кенигсберга), состоявшего при «чайном» богаче Кузнецове. Шаткий мостик прогибается под торопливыми шагами девочки – совсем скоро разразится гроза.

• Словари и энциклопедии на Академике

Так оборвалась 74-х летняя блестящая жизнь, полная трудов, радостей и успеха. Не выдержав и полутора месяца, мы уехали из «своего» поместья, чтобы никогда больше не возвращаться Началось затяжное дело, затяжное и каверзное. Он оказался поистине зачинателем в этой области, хоть и коснулся ее несколько раньше суховатый, но даровитый Шварц («Посольский приказ», «Патриарх Никон»), более известный своими иллюстрациями Ведь нельзя же считать картиной исторической брюлловское «Взятие Пскова» Однако в молодые годы отец предавался главным образом портретной живописи, одновременно вырабатываясь в бытового художника, в жанриста с уклоном к лирическому повествованию. Но ни сверкающих красок Константина Маковского, ни свободы его мастерства нет у Сурикова (весь он жухло-серый и жесткий). В связи с новым уставом Академии художеств был изменён и её преподавательский состав. Не гражданским свободолюбием загорелась она, русская поэзия, хотя представители ее в «страшные годы России», конечно, призывали политические перемены, от которых зависело всё историческое будущее, — она загорелась (часто и в связи с революционными настроениями) тревогой иных, духовных исканий: «декаденты», вскормленные Западом, парнасским эстетством Запада и его «Проклятыми поэтами», легко уходили из кумирень красоты, чтобы молиться по «Книге невидимой».

С 1882 по 1894 Маковский преподавал в МУЖВЗ, заняв место ушедшего из жизни В. Г. Перова. У Султановых началось мое «культурное посвящение». Именно потому нелегко мне писать об отце — дать его образ в полноте, какой он заслуживает. Очень русский портрет, без всякого уклона к эффекту, к показной роскоши красок, живопись еще провинциально-бедная, зато без «плохого» Парижа.

Вырабатывая свой собственный изящный и эффектный стиль, К. Маковский стал постепенно отходить от коллективных форм художественной жизни, превращаясь в "маэстро" с определенным кругом излюбленных тем, жанров и приемов живописи. Лошади испугались трамвая, нового вида транспорта и рванули, перевернув коляску. Портреты его работы, особенно женские и детские ("Портрет С. Л. Строгановой", 1864, ГТГ "Портрет жены художника", 1881, ГРМ "Семейный портрет", 1882, ГРМ "Портрет М. Е. Орловой-Давыдовой", ГТГ).

Не долго думая, я настрочил длинную хвалебную статью. Никакой преднамеренности тут заподозрить нельзя. Не все русские поэты родились Добролюбовыми и не все, вняв Толстому, отверглись эстетики, но чрезвычайно характерна для русской поэзии, особенно — для «передовой» в начале века, ее связь с богоискательством: с духовидцем Владимиром Соловьевым, с богоборцем Достоевским и его антиподом, христолюбцем Ясной Поляны. В своей душе я ношу образ Мефистофеля, который мне так и не удалось воплотить. Зиму 90–91 года — снова Ницца в вилле Франчинелли.

Он был счастливым человеком: всегда жил, как жилось, писал, как хотелось. Для последней, уже «боярской», небольшой картины и я позировал, наряженный в русскую шелковую рубаху и сафьянные сапожки. Портрет старика Козен мы с сестрой писали маслом, как заправские художники. В Каченовке жили и сестры хозяйки: Юлия и Александра Васильевны. Похитонов и другие. Родился в Москве.

Помню, я не раз вызывал его на разговор об искусстве, о «тайне» его музыкального и драматического исполнения и говорил он охотно о том, как учился у Усатова и сам учился, слушая только что появившиеся грамофонные пластинки с Мазини, кумиром его и как во время гастролей Мазини по русской провинции, следовал за ним, переезжая «зайцем» из города в город, чтобы слушать за кулисами его изумительную теноровую кантилену. Литературные увлечения были эклектичны Не надо забывать, что в это время как-то вдруг обнажились нравственные проблемы Толстого и Достоевского и предстали в новом свете и Пушкин и возлюбленное Пушкиным детище царя-преобразователя: Петербург, гениальное «Петра творенье». Посидели, вспомнили кое-кого из петербуржцев.

Войдя в дом, он спросил повелительно вышедшего ему навстречу Константина Егоровича: «Вы профессор Маковский. » — «Я». — «А я здешний помещик, Василий Васильевич Тарновский. Сначала он пришел в себя. Только-только вышел первый сборник Бальмонта «Под северным небом» (поэт вернулся из скандинавских фиордов, где «носилась чайка, серая чайка с печальными криками») «Стихи о Прекрасной Даме» изданы Блоком десятью годами позже и уж за ними (кроме первой) прозвучали московские «Симфонии» Андрея Белого, который впоследствии в своих «Воспоминаниях о Блоке», так увлекательно рассказал об атмосфере нарождавшегося двадцатого столетия в связи с пророческими видениями Владимира Соловьева: «Молодежь того времени слышала нечто подобное шуму и видела нечто подобное свету мы все отдавались стихии грядущих годин, отдавались отчетливо слышанной в воздухе поступи нового века». Он приобрел даже уникальную скрипку Гварнери и очень гордился ею. Он встретил меня ласково, ничего не сказал о семейном разрыве и стал показывать только-что привезенную из Парижа новую свою картину — «Ромео и Джульета». Морозовой (1884) платье цвета бледной морской волны, украшенное золотисто-кружевной отделкой «а 1а XVII век», накинутая на плечи шубка глубокого винно-красного тона, старинная форма кресла вызывают ассоциации с парадными портретами западноевропейских классиков.

Вряд ли занимали Дягилева проблемы отвлеченно-идеологического порядка (не могу себе представить его за чтением метафизического трактата) тем более — ветвистым словопрениям, русским спорам «без руля и без ветрил», внимал он с заметным равнодушием на собраниях «Мира искусства» чаще всего мотал себе на ус и только, а если и скажет что — так примирительно и кратко, словно нехотя уронит замечание своим петербургским говорком немного на э, приберегая свой словесный «запал» для дела, для практического осуществления. Однако были и настоящие странности: ведь за одну из них Соловьев поплатился жизнью. Унаследовав от своего отца страсть к собирательству, К. Е. Мать много рассказывала мне об Антоне Григорьевиче. Скотти, А. Н. Мокрицкий, С. К. Не выносил только Тургенева, да еще как.

В упоении играли сложнейшие вещи Гайдна, Моцарта и Бетховена». Марии Павловны и вел. Репина) приехала в Петербург зимой 1874 года поступать в консерваторию. Надежде Евгеньевне невольно говорилось то, что другому не скажешь, она располагала к исповеди душевную и умственную чуткость ее ценили не только друзья постоянные имевшие возможность приходить к ней на огонек в любой вечер, — дружеские отношения с ней поддерживали и жившие вдали балованные славой иностранцы, обменивались с ней «литературными» письмами и при первой возможности спешили опять встретиться.

Один из вариантов «Ковра» приобрел наследник-цесаревич, другой холст на этот сюжет, но большего формата, приобретенный вскоре АлександромII для Эрмитажа, отец начал тогда же, но закончил его по этюдам уже в Париже (в Петербурге не хватало света), когда его второй женой стала моя мать Юлия Павловна, рожденная Леткова. «Живая картина» называлась — «Портрет жены художника». Но не это существенно. На Западе Константин Егорович особой известностью не пользовался однако при баллотировке наград почти все члены жюри, вместе с председателем Мейсонье, сошлись на «Боярском пире». Константин Егорович Маковский умер 17 сентября 1915 года в результате несчастного случая.

Еще до выхода журнала сотрудникам «Мира искусства» привилась эта любовь к отечественному dix-huitime и бидермейеру. «Время больших полотен миновало», — писал защитник балетной новизны Светлов. Готовясь к «Борису», он пошел за указаниями к Ключевскому, для роли Олоферна обращался к ассирийским рельефам обдумывая своего Дон-Кихота (этой ролью он, может быть, увлекался больше всех ролей), завел дружбу с Вл. Бурцевым известным политическим следопытом, который славился в широких кругах своим донкихотством. И получилась фальшь: о ней забывал зритель только в минуты, когда Дон-Кихот начинал петь.

Однако иностранные коллекционеры (особенно американские) охотно покупали экзотические полотна «боярского» цикла и большинство подобных работ художника ушло из России. Единство минуты нарушено, при реалистической трактовке сюжета — промах немаловажный. Он высказывался без обиняков: «Oh, cette musique russe, quelle peste». Боголюбов, А. А. Вот что пишет об этом известный искусствовед Борис Зотов: «Маковский известный композитор Танеев и художники-передвижники Мясоедов, Минченков и Брюллов (племянник «Великого Карла») собирались по вечерам, когда уже нельзя было работать красками. Эстетствующие юнцы девяностых годов заранее благоговели перед журналом Дягилева, успевшего заявить о своих передовых, западнических, вкусах «Выставкой английских и немецких акварелистов».

Незадолго до смерти, Дягилев, полемизируя с консервативной критикой, в горячей статье пытался подвести, как мне кажется, теоретический фундамент под «новые формы» балета именно русского балета, связывая его с отечественным фольклором: «Классический танец, — объяснял он, — не есть и никогда не был «Русским балетом», классика родилась во Франции, развилась в Италии и лишь сохранилась в России. Во время Русско-турецкой войны (1877-1878) художник около трёх месяцев проводит на Балканах, где делает зарисовки, двигаясь вслед за наступающей русской армией по Сербии и Болгарии. Шаляпина интересовало, как улыбается Бурцев, как жестикулирует горячась, как ест и жует: ведь у него всё должно выходить по-донкихотски.

В мастерской дописывался и голубой капот кн. В свою очередь и он появлялся у нас и охотно садился за рояль перед любой аудиторией. Из ее мемуаров, названных ею «Mnemosune», я приведу отрывок: он живописно правдив и рисует одно из «видений» давно ушедшего вдаль предвесеннего Петербурга, совпадая с моими детскими восторгами. Сам Достоевский всю жизнь терзался на грани святости и бесовщины. Он уверял, что всё же у этих отщепенцев, смутьянов, отвергнутых блюстителями доброго вкуса, много интересной новизны: «Какие живые краски, сколько воздуха и света в их небрежно намалеванных полотнах. ». Наряженная старая кормилица — а кормить нечем».

Так началось знакомство. Харламов, Ю. Я. Ее хватало на всё — на рассылку приглашений (чтобы никого не обидеть и соблюсти предуказанную помещением норму), на артистическую часть спектакля, на превращение мастерской в зрительный зал и на то, как разместить именитых гостей среди них бывали — герцогиня З. Д. Лейхтенбергская с мужем, герцог Евгений Максимилианович и неизменно вел. До того, за год приблизительно, моя мать «помирилась» с Константином Егоровичем, встретив его впервые после двенадцатилетней разлуки, случайно в Париже.

Каирские этюды оказались ценнейшим подсобным материалом вскоре были написаны другие картины из восточного быта: «Факир», «Айша», «Свадьба в Каире», «Похороны» и «Арабка с бубном» (вошли в лондонское собрание Джорджа Эллиота), «Пляска дервишей», «Египетский продавец мелочей» и т. д. Кончили мы все одновременно. Помню, особенно поразило его однажды то, что я в мои молодые годы осилил книгу Милльса о «Философии безсознательного» Гамильтона. Читавший стихи подходил к налою и, смотря на череп, скандировал свои строфы.

Почти до последних дней В. Е. Старший брат, Сережа имел хорошие способности и рисовал лучше меня. К той же тематической серии можно отнести и картину «Вечеринка», живо передававшую атмосферу собраний и споров, столь привычных в те годы среди молодёжи и студентов.

Из нескольких набросков видно, как мучило его это лицо, как он чего-то искал в нем. Маковский Константин Егорович — известный русский художник, один из художников-передвижников. Константин Егорович Маковский прожил долгую и в целом счастливую жизнь.

Совет не уступил, Академия (с ректором Ф. Бруни и влиятельными профессорами, как П. Басин и К. Тон) не захотела изменить ложноклассической традиции конкуренты ушли и всё осталось в Академии по-старому вплоть до радикальной реформы 1893 года. С утра — проснешься, улица гудит-звенит бубенцами. В Каченовке работалось ему легко и радостно. Кузьмину мы поручили миссию дипломатическую: пригласить виновника торжества на его «чествование» и пригласить так, чтобы заранее настроить на лад возвышенный. Юрьевской, надетый на модель когда капот отслужил свою службу отцу, светлейшая прислала за ним, заявив, что к нему «привыкла». Не надо забывать, что началась его карьера правоверным «передвижничеством». С призраками он общался и позже, мертвые приходили к нему запросто.

В Московском училище живописи, ваяния и зодчества, куда Маковский поступил в 1851 году (в возрасте двенадцати лет), он учился легко и успешно, получая все возможные награды. Толстой, потеряв «детскую веру», спасся от смерти, когда внезапно предстала перед ним, как откровение, евангельская правда о спасении человека любовью, приобщающей смертную личность бессмертию всего человечества. Вот из каких токов иногда и противоречивых, сгустился тот петербургский «романтический ветер» конца века, о котором я говорю, причем я упоминаю, конечно, лишь о самом главном или, точнее, о том, что казалось мне тогда самым главным. Недаром он окружил себя, создавая свой журнал, не одними художниками, но также и мудрствующими «богоискателями» как Мережковский, Гиппиус, Минский, Розанов (вначале и Владимир Соловьев). Творческая атмосфера окружала будущего художника и его брата с самого детства.

лицедей музыкальной драмы, а не драматический актер. Головы государя и кн.

В этом браке родились два сына- Александр (1869-1924), будущий художник, руководитель художественного училища при Академии художеств и Константин (1871-1926), ставший впоследствии архитектором. Его заменил Теляковский. На доживавшую последние годы Россию Николая Второго внезапная кончина Константина Егоровича не произвела большого впечатления. Начинается она таким «Предупреждением к образованным людям». То своеобразное явление, которое можно назвать «феноменом Константина Маковского», окончательно сформировалось в 1880-е годы, когда художник уже бесповоротно отошёл от передвижников и стал устраивать персональные выставки своих произведений.

М. М. Перовский-Петрово-Соловово, М. А. Стахович, кн. В 1866 году Маковский окончил училище и был удостоен большой серебряной медали за картину «Литературное чтение». И заключается это открытие, — по словам Федора Ивановича, слышанным мною от него самого, — в особой, будто бы, технике лирического придыхания: слово не только поется, а как бы обволакивается легчайшим дымным вздохом из глубины душевной эмоции. Импрессионисты несомненно повлияли на колорит отца и на позднейшую манеру его письма. Тогда же исполнялся, в костюмах, знаменитый квартет из «Риголетто»: Маркони, Панаева, Дягилева и отец в роли Трибулэ.

Встреча их состоялась на балу в Морском корпусе. Однажды он исполнил акварелью и преподнес отцу к праздникам целую картину «Полтавский бой» и продекламировал Пушкина с воодушевлением. В 67 году он женился на юной, подававшей надежды актрисе Александрийского театра — Елене Тимофеевне Лебедевой, «Леночке», внебрачной дочери гр. С тех пор попадал я в столицу Франции в 86, 87, 88 и 89 году, проездом в Ниццу или из Ниццы и восхищение Парижем по мере моего созревания только росло.

Егор Иванович был дружен с К. П. Брюлловым, В. А. А сколько пейзажей. И Нитче и эстетством Уайльда особенно увлекались молодые художники, окружавшие Александра Бенуа и Дягилева отсюда влияние на них изощренного и извращенного Бирдслея, о котором я написал несколько позже статью (она вошла в первый том моих «Страниц художественной критики»).

Именно они с ранних лет привили художнику «романтическую восторженность», склонность к преувеличению живописного эффекта, которая отличала К. Маковского в зрелые годы. Его отец был известным человеком и стал основателем Московского училища живописи, ваяния и зодчества. В 1870 году на выставке Московского общества любителей художеств была представлена его картина «В приёмной у доктора», где с мягким юмором изображён священник, увлечённо разъясняющий старушке свой «верный» рецепт от зубной боли.

И Маша приняла яд Ей было всего двадцать девять лет. В том различие его, я уже сказал, от таких мастеров, как Суриков или Репин, даже Ге, Поленов, Рябушкин и кое-кто из «мир-искусников». По возвращении в Петербург я разрешился тотчас весьма лирической статьей о наядах, кентаврах и «виллах у моря» прославленного швейцарца, — она была написана, когда кто-то познакомил меня с Сергеем Павловичем Дягилевым и его помощником по журналу Димитрием Владимировичем Философовым. Я долго хранила этот памятный мне мой рисунок».

Оболенским). Глубоким сочувствием к городской бедноте проникнута картина «Свидание», перекликающаяся с сюжетом чеховского рассказа «Ванька». И всё же в памяти остался тот, прежний папа — всегда в духе, приветливый, нарядный, холеный, пахнущий одеколоном и тонким табаком, беззаботный, обворожительный папа Вижу его таким или в мастерской перед очередной картиной (огромная палитра в левой руке, а правая, с длинной кистью, опирается на муштабель) или — уходящим из дому с огромным парусиновым зонтом и на солнечном лугу набрасывающим уголок природы, а то где-нибудь в гостиной среди друзей, у рояля, поющим оперную арию. В те дни появились московские гости: князь Сергей Трубецкой (автор «Логоса») и Лопатин, которого друзья называли Левушкой, — Соловьев подтрунивал над ним за какую-то его теорию о «семи душах».

Окончив Смольный институт (с шифром) она тотчас помчалась «на голод» в Приволжские губернии когда вспыхнула японская война — уехала в Сибирь, где самоотверженно работала в качестве сестры Георгиевской общины И умерла она трагически, как умирают избранницы. На Елисейских Полях (до Rond-Point, приблизительно) ежедневно прогуливался «весь Париж», дамы еще в турнюрах щеголяли ненужными крошечными зонтиками и чопорно раскланивались с ними кавалеры — снимали свои «Gibus huit reflets» и медленно опускали до земли широким полукругом. «Ежегодник» выходил и раньше, но Дягилев придал ему новый и очень нарядный облик.

«Тем, что из меня вышло, я считаю обязанным себя не академии, не профессорам, а исключительно моему отцу», – писал на склоне лет К. Е. Маковский. Появление Мефистофеля в кабинете Фауста (не совсем обычный грим и первые речитативы) производят благоприятное впечатление, раздается даже несколько сдержанных хлопков в конце картины. с начала 20-х годов, Дягилев стал перманентным «революционером» и в глазах иностранцев каждый новый его балет приобретал характер сенсации и вызывал у одних неумеренные восторги, у других резкое осуждение. В девяностые годы (я вспоминаю осень 1895 года) и не только в России, подводились итоги истекавшему столетию и, вместе, подвергались пересмотру самые основы духовного бытия как в области философской и религиозно-моральной, так и в духовной области.

Константин Егорович с характерным для него прямодушием обратился к императрице: «Vous ne changez jamais de coiffure, Madame. ». Со всех сторон поступали заказы. Это дало ему возможность зажить своим домом. Мистическое сектантство Добролюбова — иного порядка. Он умер только в 84 году, мой отец не поддерживал с ним отношений. К Константину Маковскому молодой царь больше не обращался. Бывал у нас нередко и смешивший своей рассеянностью высокий, длинноволосый Я. П. Полонский и светский острослов Д. В. Григорович и запальчиво-многоречивый П. Д. Боборыкин (в одном из своих ранних романов «Умереть уснуть» он описывает мастерскую отца, заодно и его самого с женой, выдуманно-эффектно по обыкновению).

Первая была вдовой генерала Швебс вторую, Корбут по мужу, все звали Крошкой. Младшая сестра художника, Мария Егоровна Маковская была актрисой. Обе очень похожи, — отец оставался портретистом и в жанровых композициях. Широкая столбовая дорога легла, как стрела, оперенная двумя рощами. Делом этим был тогда «Мир искусства», первый действительно художественный журнал у нас, журнал новаторский («genre un peu rosse» — как заявил мне Бакст на мое замечание: не слишком ли решительно развенчиваются «Миром искусства» иные всеми признанные художники. ), журнал безусловно враждебный передвижникам с их пристрастием к драматическому «содержанию» и тенденциозной публицистикой, журнал европейского подхода к искусству: живописи, архитектуре, музыке, театру, всему художественному наследию веков. Это совсем примечательный «кусок живописи».

Таких справочных книг еще не издавалось у нас. Она была хрупка, болезненна и не могла считаться красивой, но от внешности ее и от всей «манеры быть» исходила неизъяснимая прелесть. Но тотчас же по приезде сестра заболела скарлатиной и мать, спасая меня с братом от заразы, переехала с нами в Пасси, оставив больную сестру на попечении Татиньки. Он погружал человека в стихию красоты, в мир изящных предметов и утонченных чувств.

Откормленные пирогами, сливочками и орешками. На какие только не пускался хитрости ума и изобретательные софизмы. В Петербурге картина произвела сенсацию, несмотря на суровую отповедь В. Стасова. В 1883 году он показал картину «Боярский свадебный пир в XVII столетии», которая была вскоре куплена и увезена в Америку. Гибель сотен людей потрясла Маковского его впечатления отразились в картине «Ходынка» и «Похороны жертв Ходынки», которая долгое время была запрещена цензурой. Сестры не любили получать больше, чтобы не отличаться от других гимназисток.

Вряд ли какой-нибудь художник обладал более широким диапазоном. Недели через три после тяжелых родов моя мать надела тёмнокрасный бархатный капот, повязала свои вьющиеся пепельно-каштановые волосы голубой лентой, под цвет чулок и в первый раз поднялась к мужу в мастерскую. Продолжая свое образование в Академии художеств в Петербурге, Маковский в 1869 году за картину «Крестьянские мальчики в ночном стерегут лошадей», перекликающуюся по сюжету с рассказом Тургенева «Бежин луг», получил золотую медаль и звание художника первой степени. В некое летнее утро к крыльцу подкатила коляска четвериком с форейтором. Сам он мыслителем не был, не знаю даже — был ли умственно глубок и силен. Разойдясь с Егором Ивановичем после долгих семейных раздоров, проживала она до самой смерти (1893г. ) в Петербурге, вместе с дочерью Александрой Егоровной, добродушнейшей и восторженной старой девицей «Сашенькой» (известная художница-пейзажистка). Из-за высокой цены на картины К. Маковского П. М. Французско-итальянская классика лучше всего сохранилась в императорской России и потому классический балет имел право называться русским, когда начались Дягилевские сезоны.

В этом эклектизме Дягилева многие видели признак непостоянства и безудержного тщеславия: только бы удивить, озадачить, остаться неожиданным, «неповторяющим себя». Для мальчиков без родительского крова (в Петербурге) имелся у Гуревича интернат. Жители покидали дома, боялись комнат, устраивались на ночь в подвалах, в садах (какими в то время еще зеленели прибрежные кварталы), спали на скамьях вдоль бульваров и в извозчичьих каретах.

Позднее Константин Маковский писал: «Тем, что из меня вышло, я считаю обязанным себя не академии, не профессорам, а исключительно моему отцу». Эта черта характера больше всего, вероятно, сообщала ему столько обаяния. в 1802 год), художника-дилетанта, собирателя гравюр, любителя музыки, одного из главных учредителей Московского рисовального класса (1832г. ), превратившегося в 1843 году в Училище живописи, ваяния и зодчества. Владимир Александрович. В книжке Коровина есть упоминание об этом: «Мы разговорились (с сыном Федора Ивановича, Федором) об его отце «Когда я уезжал в Америку, — сказал он между прочим, — отец мне говорил, что бросит петь и выступит в драматических спектаклях, в пьесах Шекспира «Макбет» и «Король Лир».

Никогда не пытался «прыгнуть выше головы». Дружеские отношения с ним завязались прочно. Мне казалось, что остальные науки узнаются и так, а для естественных необходим университет Затем, определившись уже на службу в Государственную канцелярию, я продолжал посещать университет в качестве вольнослушателя-юриста и даже держал несколько переходных экзаменов (начались тогда же и мои занятия по истории искусства, отвлекавшие в сторону и от природоведения и от юриспруденции).

Напротив, смешанность содействовала (в приемные «Вторники» матери, на раутах и вечерах с танцами и без танцев) общению какого-нибудь скромного по служебному положению любителя искусств с сановным бюрократом или отпрыском наследственной знати. Хозяйка дома выступала и как певица на этих спектаклях. Затем в продолжение шестнадцати лет он участвовал на выставках Товарищества, выставляя также и на Академических (с 73 года): «Странник рассказывает кухарке про святые места» (1868), «Дети катаются на салазках», «Два чиновника в харчевне», «Барин, садящийся в карету и его лакей» (1869), «Похороны ребенка в деревне» (1872), «Ужин в поле во время жатвы», «Дети в лесу», «Урок пряжи» (1874) и т. д. Он совершает также продолжительные поездки по российской глубинке (Тамбовская, Саратовская, Тверская губернии). Эти строчки Мережковского цитировались часто. кн.

Другие считали «вероотступником», который изменил демократическим идеалам передвижников, возвратившись к академической традиции, «зарыл свой талант в землю», потакая вкусам привилегированных слоёв. Сочинены были к случаю стихи самые замысловатые, но без лишней утрировки. Оставшись за бортом Академии, они образовали свою «С. -Петербургскую артель», а из нее выросло Товарищество передвижных выставок.

Негодование, какое вызвали в нем «герои» процесса, эти замученные долгими допросами интеллигенты из политического фанатизма ставшие извергами, это негодование слишком не соответствовало его характеру радостно-беззаботному, не склонному к гражданской патетике. Всех их знавал лично датский критик в интимном быту и не жалел язвительных красок. Французский критик Луи Жиллэ, вспоминая сезоны 1909-12 годов, восклицает: «Шехеразада», «Князь Игорь», «Жар-Птица», «Лебединое Озеро», «Призрак Розы». Полина Виардо не соглашалась с его нетерпимым западничеством. Вологда Детство ее протекло в этом богоспасаемом губернском городке, летом утопавшем в зелени, а в зимние ночи по улицам действительно бродили волки.

Иные пейзажные этюды (особенно те, что написаны в Биаррице в 89 году), если смотреть на них без предвзятости, можно принять за какого-нибудь Будэна, столько в них непосредственной меткости и радостного динамизма. Я бросился от нее в спальню к матери. Преобладали, напротив, окрыленные надежды в передовых кругах образованного общества. Впрочем, «реальная» программа отвечала моей тяге и к естествознанию: на физико-математическом факультете избрав естественное отделение, я сосредоточился на ботанике и зоологии. Продолжая свое образование в Академии художеств в Петербурге, Маковский в 1869 году за картину «Крестьянские мальчики в ночном стерегут лошадей», перекликающуюся по сюжету с рассказом Тургенева «Бежин луг», получил золотую медаль и звание художника первой степени. Сын деятеля искусств и художника-любителя, Егора Ивановича Маковского, одного из основателей «натурного класса» на Большой Никитской, ставшего впоследствии Училищем живописи и ваяния, а после 1865 года Московским училищем живописи, ваяния и зодчества.

Подобную тематику К. Маковский оставил знаменитому баталисту Верещагину. С четой Маковских дружила начинавшая тогда новаторскую свою деятельность «могучая кучка»: Мусоргский и предшественник его Даргомыжский, Балакирев, Бородин, Римский-Корсаков, Кюи. Дело в том, что независимо даже от пейзажа и климатических свойств — Финляндия была немного «заграницей» для нас и дышалось в ней по-заграничному как-то свободнее, независимее. Поборники «исконных устоев режима» защищали шатающийся престол Романовых, как умели: беспорядочно, грубо, неумно и трусливо.

На итальянской границе, не задумываясь, я разменял на лиры мои зашитые в ладонку сто рублей (капитал по тому времени) и насладившись, сколько успел, достопримечательностями нескольких городов северной Италии, прибыл в Вену на неделю позже. Всегда бодрый и веселый папа и вдруг чуть не плачет. Почему же нам идти от менуэтов французского двора, а не от праздника русской деревни. Восемнадцати лет, пробыв год в академической мастерской Репина, Елена Константиновна уехала заграницу, в Германию, «совершенствоваться в живописи» (Мюнхен был тогда в моде), вскоре вышла замуж за австрийского скульптора Рихарда Лукша и с той поры почти безвыездно оставалась в Германии (и сейчас, овдовев, проживает в Гамбурге и пользуется известностью как художник, скульптор и график). Иногда гремел на хорах полковой оркестр стоявших в Прилуках киевских гусар. В период, начавшийся «Боярским пиром», в период больших композиций отца из древне-русского быта, в большой моде были его «живые картины», т. е. За ней последовали "Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем" (1886), "Смерть Ивана Грозного" (1888), "Одевание невесты к венцу" (1890), "Поцелуйный обряд" (1895, ГРМ). Слева я примостилась, справа — Сережа.

За это произведение Маковский был удостоен звания профессора АХ, где в тот период произошли коренные реформы и бытовая живопись из гонимой превратилась в весьма поощряемую. С ней были две дочери-подростка — Мария и Елена (первая вышла замуж за кн. Мне кажется, тут не один, а два вопроса. Урусова, Кони, Герарда, Андреевского, Нечаева. Марии Павловны, для принца Уэльского, для графа А. В. Адлерберга и для императора ВильгельмаI. Совсем юная красавица («ангел неизреченной красоты», по словам И. Е.

Сеансы были прерваны отъездом царя с семьей в Петербург, портреты кончались уже позднее. Шаляпин в жизни поневоле продолжал ощущать себя на сцене, не столько жил, сколько «играл себя» и от наития данной минуты зависело, каким, в какой роли он себя обнаружит. Уже с первого года намечалось и осуществлялось многое: расширение оперной программы, привлечение новых артистов интереснейшие постановки при участии настоящих, ярких художников (не прежних бутафоров), — вспоминаются мне, например, облюбованные Дягилевым макеты Аполлинария Васнецова к «Садко».

В борьбе за «новое» искусство забывалась историческая перспектива. Переупрямить Дягилева было поистине невозможно. Нежность к нему, знаменитому, балованному художнику, приобретала оттенок восторженного поклонения. Приходили еще друзья редакции — князь В. Н. Аргутинский-Долгорукий, просвещенный любитель искусств и, несколько позже, В. Я. Курбатов (ставший известным химиком), знаток Старого Петербурга, также постоянным гостем стал В. В. Розанов, которого нужда заставляла писать в Суворинском «Новом времени» и к которому лично благоволил Суворин.

Правда, дурман длился недолго, но тогда стенные не то картины, не то иконы Васнецова, написанные маслом, ослепляли нарядностью красок и композиционной изобретательностью и я почти не заметил рядом куда более удивительной орнаментики Врубеля и его экстатических «Апостолов» Кирилловской церкви. И. Н. Крамской отмечал, что в портретных полотнах Маковского краски подобраны, словно «цветы в букете». Маковского, Любовь Корнелиевна (Корнеевна), была дочерью фабриканта музыкальных инструментов Корнелиуса Моленхауэра, немца из Померании. Мать художника, Любовь Корниловна (Корнильевна) Маковская (урождённая Моленгауер), обладала красивой внешностью и чудесным, редким по силе и красоте тембра голосом, её выступления перед публикой проходили с большим успехом.

В результате у отца осталось одно из бесчисленных «морей» Айвазовского с солнечным небом и лодкой, а маститый маринист получил свой портрет (поясной) за работой, очень удавшийся отцу этот холст до сих пор находится в феодосийском Музее Айвазовского. Незаметно прошло часа два. Кое-как разместились мы в опустелых покоях старинного дворца. Здесь различие по существу сам Шаляпин прекрасно знал об этом и не предавался иллюзиям.

Маковский трагически погиб в Санкт-Петербурге в возрасте 76-и лет, став участником крайне редких в то время ДТП. Но сердце не выдержало слишком сильной дозы хлороформа. Художественные вкусы так радикально изменились за четверть века, что почти никто, даже из бывших восторженных почитателей, не отозвался на его смерть: несколько оставшихся ему верными друзей на панихидах, несколько полуофициальных некрологов, статья А. Бенуа в «Речи», две-три заметки на столбцах «правых» газет (субботнее иллюстрированное приложение «Нового времени», от 26 сентября, посвящено творчеству последних лет его жизни).

Трагические военные сюжеты не привлекают его. Влюбленный в нее уже престарелый гр. Покаюсь, я изредка бросала воровской взгляд на быстро оживавший лист отца. «Как смерть — так тяжка мне ваша жизнь, — обращается он с письмом в редакцию «Весов». — Только телом и разумом занимаетесь все вы, а духа не знаете Все ваши книги, все ваши искусства, вся ваша наука, всё ваше образование, все ваши города и обычаи — одна великая пустыня». Шаляпину пришлось бы долго переучиваться, чтобы обрести умение не петь. Как вы сюда попали. ». Давать что-нибудь «Миру искусства» я так больше и не отважился.

В этом «взгляде назад», конечно, таился и осуждающий приговор. Не задумываясь, он заявил, что сейчас темно, писать начнет не ранее как через два месяца. Рядом с Нитче из иностранных писателей властителями дум сделались еще Оскар Уайльд (томик которого в зеленом картонаже «Intentions» тоже привез Боборыкин) и гигант Севера Ибсен, в особенности после того, как за его пьесы принялся Художественный театр. Вечер закончился живой картиной из «Боярского пира». Разве это усадьба. Портрет его был написан в мастерской отца (еще в доме Менгдена) при таких обстоятельствах: в одно после-завтрака Айвазовский заехал навестить нас отец предложил ему попозировать он согласился, но под условием, что в то время, как будет писать его Константин Егорович, сам он напишет одну из своих излюбленных марин И вот уселись они перед двумя мольбертами, взялись за палитры и кисти, работа закипела. Но этот «шум» и «свет» в годы моего «Рауха» еще только претворялись в рифмованные строки юных декадентов, как называла большая публика всех писателей и художников-новаторов без разбора, — после того как Валерий Брюсов пролепетал свой коротенький «Chef-dOeuvre» — название сборника стихов, над которым так потешался Владимир Соловьев (его пародии на декадентов, печатавшиеся чуть ли не в «Вестнике Европы», вызывали дружный отклик не в одних литературных кругах).

На вилле д-Ормессон я промаялся довольно долго в злейшей скарлатине (мне исполнилось девять лет). Там, через год приблизительно, она и скончалась — в Каире. На него ополчился и столичный дворянский мир, к которому он принадлежал по рождению (недаром настаивал, заграницей, на частице де к своей фамилии, что лишено смысла в применении к русским фамилиям, — Serge de Diaguilev), а сам путался с «какими-то художниками и литераторами» ополчались и российские интеллигенты, носившие еще сапоги с голенищами и почитавшие мужскую нарядность признаком легковесности и реакционной гордыни. «Помнится мне «Луг» отца, весь цветущий и другие этюды с натуры. Красота. Когда родился говорящий кинематограф, на артиста посыпались предложения «крутить» фильмы. Нечего говорить о том, что, несмотря на злополучный фрак, успех Шаляпина был полный.

В день торжественного акта четырнадцать «заговорщиков» возобновили коллективное прошение о предоставлении им полной свободы в выборе сюжета. Я не знаю ни одного классического движения, которое бы родилось в русской пляске. Мне исполнилось пятнадцать лет.

Нашей наставницей в то лето была пожилая вдова m-me Potelette. Помню также посетившую нас молодую чету Мережковских, княгиню Куракину (она рассказывала нам, детям, как изобрел ее дед любимую нами «гурьевскую кашу»), мать Марии Башкирцевой, генерала Гейне с женой, чету Козен. Но облака.

С сыном старого графа Александром Владимировичем (флигель-адьютант еще при НиколаеI, министр Двора и доверенное лицо АлександраII, вышел в отставку в 82 году, скончался в 89) Константин Егорович познакомился за несколько лет до мученической смерти государя. Много было детей.

Поэт Тардов, — строчки которого о луне над «садом густолиственным» я запомнил, — единственный, кажется из участников «добролюбовского» вечера продолжал литературную деятельность и при большевиках. Его учителя, Е. С. Да, в этом была и сила его и слабость. Очень далек был отец, в ту пору особенно, от передвижнического патетизма и гражданской «символичности». В период, когда Маковский работал над большими полотнами из древнерусского быта, он имел обыкновение для вдохновения осуществлять постановку «живых картин», как бы репетирующих композицию будущей картины.

Но больше всего увлекался я чтением, чтением «запретных» книг. Но вокруг нас вновь закружилась беспечная, веселая, русская «вся Ницца» с элегантной толпой на Promenade des Anglais, где почти все знали друг друга, с чаепитиями у Румпельмейера, с боями цветов, с буйно-красочным карнавалом под «президентством» П. А. Базилевского (впоследствии московского предводителя дворянства), со многими русскими друзьями и несколькими завсегдатаями из иностранцев. Конечно, у каждого века свой канон, но есть вот такое – вечное, неотъемлемое, притягательное и чарующее взор (особенно мужской) раз и навсегда. Старый граф, приехав ненадолго, обворожил нас своей барственной простотой и любезностью такими были, вероятно иные вельможи в век Екатерины Приезжали проведать мать, выздоравливавшую после грязевых ванн и друзья из Петербурга между ними самым неизменно-верным оставался А. П. Плетнев (родной сын «пушкинского» Петра Александровича Плетнева и Александры Васильевны, которой А. Ф. Кони посвятил несколько страниц в своей книге воспоминаний, а Тютчев, за год до смерти, свое удивительное стихотворение — «Чему бы жизнь нас ни учила», — старушка воспитывала своего внука лицеиста и умерла только в девяностые годы). С этим институтом у меня были давнишние связи (после организованной «Аполлоном» выставки «Сто лет французской живописи» в 1912 году) так же, как с французским послом Палеологом.

Я был пятилетним мальчуганом тогда и присутствовать на этом обеде (в одном из клубов на Мойке) мне не полагалось. Вот таким образом с ним было легко, несмотря на его деспотическое блистание. В Москве в 1840-е годы дом Маковских слыл своеобразным культурным центром. Он охотно оправдывал пристрастье свое к скипидару тем, что «терпентинные пары отгоняют бесов».

Углубиться в роль, вжиться в изображаемое лицо изучить все детали его душевного, бытового исторического облика (когда опера касалась истории), словом — создать живой драматический призрак было глубочайшей потребностью Шаляпина-певца. Началось мое участие во всевозможных картинах отца. Еще в первую «пробную» революцию 1905 года стали появляться на проспектах столицы невзрачные толпы добровольных и нанятых властями радетелей «православия, самодержавия и народности». Каким волнующим гонкам предавался я с моими случайными приятелями. Еще находясь в «Школе» он получил от Академии малую серебряную медаль за карандашный этюд (1857), а через год перебрался на самостоятельную жизнь в Петербург, поступил в Академию и стал участвовать на ее выставках.

Сама Академия также была заинтересована в союзе с талантливыми выпускниками. Об этом путешествии на Балканы тоже неоднократно говорилось за семейным столом. Мать уже настолько окрепла, что могла думать о возвращении на север, домой. Советские искусствоведы, как уже было сказано, не могли простить ему отхода от традиций «шестидесятников» и то, что Маковский якобы ради материальных благ поставил своё искусство на службу правящему классу. У графа (портрет его сохранился в папках Константина Егоровича) была связь с женщиной-латышкой имевшей на него большое влияние.

Таков его вкус — ничего не поделаешь. Четыре дочери-погодка — Елена, Александра, Екатерина и Юлия боготворили ее (пятая, Евгения Павловна, Женичка, была еще семилетним ребенком). В 1863 году вместе с товарищами-академиками Константин Егорович отказался от конкурса на золотую медаль и покинул Академию Художеств (со званием «классного художника второй степени»). Что сталось с ними потом — не знаю. В зрелые годы она своеобразна и практически всегда одинакова, независимо от предмета изображения, но в «академический период» живописная манера Маковского ещё не сформировалась.

Художника привлекло ощущение тревоги перед грозой, объединившее природу и детей. Вернулись мы в Петербург лишь поздней осенью и перебрались опять на новую квартиру, в дом гр. Но талант всюду бьет ключом. В доме отца постоянно бывали знаменитые художники, преподаватели училища. Преподавал нам, хотя и недолго, отбывавший тогда воинскую повинность вольноопределяющийся Крэмер, единственный, кажется, ученик Константина Егоровича. Он горел этой страстью: удивить, увлечь, ослепить.

Как велика его заслуга в современном возрождении балета и что дал он искусству танца. Он прекрасно отдавал себе отчет в своих достижениях и возможностях. Так до конца и остался лишь условно убедителен шаляпинский образ. Несмотря на участие в «бунте 14-ти», сотрудничество, хотя и непостоянное, с Товариществом передвижных художественных выставок, К. Маковский никогда не порывал с академическими кругами. Успех «Боярского пира» был действительно небывалый. Композиторы, певцы, пианисты любили бывать в доме молодой четы.

Скрепя сердце я покорился своей участи (чтобы не остаться «на второй год» с малышами)— не надеть треуголки и перейти к Гуревичу. Ростом этот желтоволосый юнец был велик и сложения атлетического. «На кого он был похож. Четырьмя годами ранее друзья Константина Егоровича праздновали двадцатипятилетие его художественной деятельности (считая от его первой серебряной медали 57 года). Он говорит о масляной технике Константина Егоровича, что она зачастую сводится к «ненужным попыткам кистью воссоздавать карандашную технику», — о «ретушерских его приемах, об отталкивании его от чистого цвета Колера становятся замешаны на белилах, потому — со свинцовым налетом (следствие пройденной в юности учобы у Зарянко и Тропинина, а также увлечения Перовым)» «Эти московские влияния, — продолжает Дмитриев, — характерно перекрещиваются в развитии Маковского с деспотическим влиянием Брюллова, что позволяло сближать его дальнейшее творчество с брюлловскими эпигонами — Семирадским и Верещагиным».

Тогда, признаюсь, я ровно ничего не смыслил по существу в эротике, но всё казалось мне яснее ясного — и очарования «Нана» и прелюбодейства Ругон-Макаров. Всю жизнь он оставался скромным чиновником министерства двора, проживая в полуособняке «Дворцовой конторы» в должности «управляющего» (вышел в отставку незадолго до смерти) и, не будучи обременен службой, отдавался страсти к искусству. До самого своего замужества (за кавалергарда Г. П. Карцева) Татуся, как у нас называли ее, была ближайшей подругой моей матери и потрясала Петербург, бывавший у нас, своим драматическим сопрано с глубокими, за душу берущими нотами, хотя всю жизнь пела как любительница и сценические дебюты ее были неудачны. «Вакханалия» была передана впоследствии моей матери, вместе с несколькими уцелевшими холстами отца, в обеспечение семьи по личному распоряжению АлександраIII картина долго висела в моей петербургской квартире (за неимением другого места) вплоть до революции, когда была приобретена Фельтеном, а затем очутилась опять в Париже среди многих других картин отца, каким-то образом вывезенных из советской России кажется и до сих пор находится она в мастерской мужа моей покойной полусестры, Марины Константиновны (от третьего брака отца)— Агабабовой. Летом 91 года мы снова ездили на Комское озеро и лишь поздней осенью вернулись в Ниццу. Не от лени, напротив — от избытка трудолюбивой честности. Она у меня славная». К тому же и парк ни на что не похож». — «Нет, ничего Помилуйте», — ответил отец неуверенно (Загоны и ему не нравились). Основное произведение, давшее ему международную известность, по французски называлось, помнится, «Les Grands courants du dixneuvime sicle».

Надежда Евгеньевна читала и перечитывала своих любимцев неутомимо. Может быть, это больше всего и притягивает к нему. Боярин над шахматным столиком у постели, где умирает (или уже умер. ) Грозный, словно вот только заметил, что с царем худо и шут не успел вскочить на ноги, а уж врач-чужеземец стоит на коленях перед царем, пытаясь пустить кровь из его повисшей бессильно руки и слепая нянька, опираясь на клюку, подходит к царской кровати и бредут из соседнего покоя монахи с зажженными свечами. Но в то же время не по моим силам исчерпывающая характеристика отца и хоть сколько-нибудь полное его «жизнеописание» (далеко от России нет под рукой нужных снимков, нет книг для справок).

Часто играл у нас скрипач Ауэр и виолончелисты Вержболович и Давыдов (большое впечатление произвело на меня исполнение последним, пианисткой Ментэр и Львом Ауэр трио Чайковского) и восхищал, ошеломлял вдохновенной бурей звуков Антон Рубинштейн. «Кстати, — вдруг обратился он ко мне, пристально в меня всматриваясь, — вы не обидитесь, если я разоблачу одну вашу семейную тайну. » — «Нет, не обижусь, в чем дело. » — «Смотрите, только не сетуйте на меня потом. В этом отношении, слов нет, куда значительнее картины Сурикова или Репина. За ним сразу укоренилась репутация эстета-сноба. К сожалению, на этом посту Сергей Павлович оставался всего два года, хотя том «Ежегодника» под его редакторством удался на славу.

Я стал усердно готовиться к поступлению в Александровский лицей. Хвалебные отзывы о многих русских художниках (иногда вовсе слабых) обнаруживают и самоуверенную близорукость Стасова и темпераментное безвкусие. Еще вовсе темно, но привычные ноги бьют мерзлую землю.

Много лет пришлось мне в печати говорить об их участниках, «пробивавших окно» в Европу, — ведь после того, как Дягилев увлекся заграничной пропагандой русского балета, а журнал его прекратился и сами экспоненты мир-искусники захотели освободиться от его диктатуры (и тотчас раскололись на две группы — «Мир искусства» и «Союз русских художников», москвичей по преимуществу), — «Аполлон» оказался прямым наследником «Мира искусства». В 1861 году Владимир решает начать обучение в московском Училище живописи и ваяния. Тогда-то и зародилось мое влечение к естествознанию, я пропадал в пахучих лугах Каченовки, коллекционируя жуков и бабочек. Фразировала Панаева подчеркнуто-темпераментно, когда она пела «Твой голос для меня и ласковый и томный» (Рубинштейна) или «Ich liebe dich» (Грига), дамы млели, потупив глаза Панаева и наружностью покоряла: яркая брюнетка с искристо-синими глазами и чуть заметными усиками над капризным ртом, стройная, мужественно-властная, великолепная. Замелькали опять знакомые петербуржцы между ними выделялась исключительная красавица М. П. Бенардарки, к тому же и превосходная певица: она завораживала своим драматическим сопрано с глубокими контральтовыми нотами и фразировала в совершенстве (была ученицей тенора, поляка Жана Решкэ, блиставшего в парижской Большой Опере).

Коллекционерство было всю жизнь его страстью, безостановочно покупал он «красивую старину» со вкусом знатока, но без особого разбора — и нужное и ненужное и то, что могло пригодиться как аксессуар для исторической картины и то, что просто «понравилось» своим изяществом, своеобразием или вычурой и что можно было куда-нибудь пристроить в жилых комнатах или в мастерских. Александр II говорил о Маковском «мой художник» и вообще правитель и художник очень тепло относились друг к другу. Последней была русская, отлично владевшая четырьмя языками, очень благовоспитанная и милая, Раиса Николаевна Манаева, — я привязался к ней, как к родной, дружил с нею и в Ницце, где с двенадцати лет вел, можно сказать, самостоятельную жизнь около больной матери и позже, когда семья вернулась в Петербург, вплоть до поступления моего в университет (1897г. ). Места были сохранены для дипломатов всех «союзных» государств. Учился Константин Маковский весьма успешно, получая многочисленные награды и призы.

Отец относился к ней прохладно, мою мать Любовь Корнеевна недолюбливала, хоть и была окружена ее заботой. Небывалое впечатление произвел «Пир» и в России и по ту сторону Вержболова. Стихов почти не печаталось в «Мире искусства», несмотря на таких поэтов-друзей редакции, как Федор Сологуб, Зинаида Гиппиус, Бальмонт, Брюсов. Откровенно говоря, сразу не уразумел я смысла его слов, это «с твоей матерью» оглушило меня, так был далек я от мысли, что мать и отец, какое-то одно целое — мой папа и моя мама, могут сделаться друг для друга чужими Но любопытство еще сильнее, чем недоумение, владело мной пожалуй, когда я входил в соседнюю комнату «Невеста» оказалась совсем молодой особой. Все годы, до Первой мировой войны, при всякой возможности я куда-нибудь уезжал без определенной цели, посетил многие места в Европе, Азии, Африке, Америке (хотя так и не довелось обернуться вокруг света). За столом замерли — одни с испугом, другие со сладостным головокружением. С Шаляпиным, года четыре после неудачных его петербургских дебютов и блистательных Мамонтовских сезонов в Москве, я встречался в течение нескольких недель на Кавказе, в Кисловодске, куда он приехал с молоденькой женой-итальянкой (бывшей танцовщицей Иолой Торнаги). Шереметевой.

Доживала свой век в одном из флигелей и старенькая бабушка, мать Василия Васильевича. АлександрII покровительствовал ему и государю вторило петербургское общество. Репин, И. П. Приглашенные — почти всегда одни и те же, человек восемь-десять: чета Мережковских (при чем Дмитрий Сергеевич являлся обыкновенно центром внимания и усаживался в конце стола на председательском месте) В. Ф. Нувель, пианист-дилетант, «сердечный друг» Дягилева, верный спутник его и позже в балетном деле А. П. Нурок, музыкальный критик, крайний новатор (учредитель «Вечеров современной музыки») и притом острослов, составлявший в «Мире искусства» под псевдонимом Силена рубрику «Смех и горе», где отмечались глупые курьезы текущей художественной жизни и невежество печати, враждебной журналу, художники — Константин Сомов и Лев Бакст и академист Ционглиский, враг академической рутины (привлекал своей искренностью, но и смешил подчас польским, заносчивым пафосом). Мы прозрели». Подолгу слушал я рассказы его о своем несчастном детстве и юношеских приключениях. Трудно понять, как ухитрился он создать (и на заказ и часто для себя, на память) этот рассеянный по миру портретный музей (часть его по всем вероятиям погибла в водовороте революции)— он, отдавший столько сил своим большим композициям и в то же время так полно пользовавшийся жизнью, постоянно путешествуя, охотно бывая в свете и устраивая у себя многолюдные приемы, посещая разные кружки (Художественный клуб, Мюссаровские понедельники и т. д. ) и вдобавок чуть ли не ежедневно скитаясь по антикварам в поисках древностей русских и нерусских, на толкучке Александровского и Апраксина рынков. Будем справедливы, признаем что «непостоянство» Дягилева происходило не только из желания угодить моде или парадоксальной необычности.

«Вы и Толстой, — говорит он, — запрещаете много исследовать о невидимом мире, о конце мира, о всех тайнах. В ту пору, после «Масленицы», репутация отца при дворе установилась прочно. Дягилевский «шарм» происходил в особенности от этой убеждающей, вкрадчивой улыбки она обезоруживала, подчиняла, мирила и с его волевым высокомерием и с раздражительностью, когда что-нибудь делалось не так, как он этого хотел. Началось это, пожалуй и до войны, еще с «Фавна» Нижинского-Бакста-Дебюсси (за неблагопристойную эротику Нижинского) и с «Весны Священной» (за скифские плясы-топоты на месте Стравинского-Рериха), продолжалось — овациями и свистками на премьерах «Барабау», «Парада» и кончилось такими же взрывами апплодисментов и возмущением на спектаклях «Le train bleu», «Кошка», «Аполлон-Мусагет», «Песня соловья» и «Стальной скок».

Зовут молодого баса — Шаляпин. В качестве бутафорского реквизита использовались вещи из его коллекции. Если не вполне удавались ему эти партии, то не из-за «неуменья петь», а из-за неабсолютной игры. Фигнер и Яковлев бросились целовать новичка после одного из исполненных им романсов. Когда мы подросли, весь день с перерывами для игр и прогулок чередовались уроки — русского иностранных языков, Закона Божия, арифметики истории, естествознания (после того, как пригласили к нам студента-медика, Илью Андреевича Черкасова, — к нему мы горячо привязались), а также фортепиано, танцы, гимнастика. Предварительные расходы и покрытие убытков взял на себя К. К. Рагуса-Сущевский (находившийся в делах с французской фирмой Крезо и Шнейдер).

Тут как раз Академия сдала отцу одну из своих мастерских, а квартиру посчастливилось найти рядом на набережной, у Николаевского моста, в доме Переяславцева (в этом доме 15 августа 1877 года я и родился). Ему нравилось это Финляндское уединение, он говорил, что здесь, как нигде, работается в пансионе он снимал годовую комнату для частых прилетов из Петербурга писал в ту пору «Оправдание добра».

Сорокин и К. С. Отмечу кстати: уже тогда, до ухода из Академии, обозначилось влечение Константина Егоровича к исторической живописи и к русскому доимператорскому быту. Эти рисунки — быстрые карандашные croquis без всякой претензии (хоть и проходил он пером некоторые из них) они нарисованы талантливо, как все, что он рисовал, но отнюдь не отражают каких-то раздоров его с совестью. Родился в 1839 году, в Москве — умер в 1915 г в Санкт Петербурге. Из начатых в Ливадии портретов ни одного закончить тогда не пришлось.

Репин, несмотря на исключительную силу живописного дара и психологического проникновения, никогда не достигал очаровывающей непосредственности, с какой написаны иные детали «Боярского пира». Ряд картин возник из этих этюдов: «Бабушкины сказки», «Цыганский табор» (превосходны этюды к нему: старуха-цыганка и плясунья-девочка), наконец «Гаданье». Мы работали молча, затаив дыхание отец, по своей повадке, посвистывал. Маковский слыл блестящим организатором подобных зрелищ.

Особенно не вяжутся все эти психологические «противоречия» с отношением Константина Егоровича к натуре. Местным тюльерийским «гиньолем» мы с сестрой не могли насладиться досыта, а когда гувернантка отпрашивалась по своим делам и сестры с нами не было, разрешалось мне одному переходить улицу и развлекаться у тюльерийского круглого водоема. Александр Бенуа отсутствовал в этом первом году, вернулся он из Парижа только весной следующего года и стал соредактором Дягилева, взяв на себя целиком отдел «старины» в журнале. После рождения сына (умер нескольких месяцев) у нее обнаружился процесс в легких.

Но тайна открылась и пьеса вместе с монологом испарилась. Он ещё попытался соответствовать новым требованиям, новой власти, новому времени. Толчки, хоть и слабее, повторялись еще несколько раз. Но и та плакала навзрыд. Оставалось только для совершения купчей довнести вторые сто тысяч. Но еще раньше написан «Маленький вор» (приобретен Л. Г. Кузнецовым), — здесь, трехлетним малышом в одной рубашонке, взгромоздясь на кресло, я тянусь к хрустальной вазе с пышными фруктами, а рядом огромный рыжий сенбернар выжидательно насторожился, протягивая к вазе лапу.

Этой наследственностью многое и в вашем отце, да и в вас, становится понятнее». Она подала ходатайство «о предоставлении ей права проживать с тремя детьми по отдельному паспорту от мужа и об устранении последнего от всякого вмешательства в дело воспитания и образования детей». Рисовал его и в профиль и en face, проходил дома пером, всё время возвращался к нему. Организационный комитет был составлен из общественных деятелей, среди них оказались — гр.

воспроизведение на эстраде или на театральных подмостках в «натуральном виде» того или другого холста, хотя бы только им задуманного. Третьяковская галерея). Согласился присутствовать на торжестве и председатель совета министров Штюрмер. Александр Добролюбов обрел веру преображающую, огненную. Но ярче всего и как-то сразу запечатлелся Париж, «старый» Париж.

Лишь последний по времени балет, насколько я помню, «Блудный сын», привел всю залу в восхищенный трепет, — благодаря Лифарю в качестве главного исполнителя и хореавтора (1929). Свой замысел он и осуществил впоследствии, женившись на актрисе, сестре знаменитой Коммисаржевской и создал Передвижной театр, где «перевоплощался» вместе с женой в разнообразнейших ролях. Вероятно вот таким образом так подробно и запомнилась мне злоречивость датского критика. Поэзия еще не обернулась в те дни «магией», какой она стала для поэтов-символистов.

На словах он называл его «злодеем», считая, что он был главным руководителем события 1 марта, а на рисунках у него Желябов не злодей, а герой. Мы над ней посмеивались, но слушали внимательно. Рабочий кабинет мой (служивший мне и спальней) обратился в некую камеру-обскуру: стены, шкафы, полки с книгами были затянуты черной оберточной бумагой в углу притаилось, невидимое за ширмами, пианино. Он любил эту бутафорскую забаву, порой и вдохновлялся ею, замышляя новое произведение.

Вот как вспоминает он сам («Маска и Душа») об этом светском дебюте: «Признаком большого успеха явилось то, что меня стали приглашать в кое-какие светские салоны. Мария Федоровна, как известно, всю жизнь причесывалась одинаково, по английской традиции — мелко завитые волосы низко опущены на лоб (ей подражали многие представительницы знати). Садясь в вагон, я решил продлить свою самостоятельность на несколько дней, захотелось хоть мельком увидеть исторические здания и музеи, такие знакомые по книгам, Генуи, Флоренции, Венеции «Фриде подождут — не беда. ». Судил о ней по так называемому «содержанию», увлекали его в русской школе не достоинства письма, а драматическая выразительность или бытовой анекдот. Мне, только еще вступавшему тогда в жизнь юнцу, льстило внимание знаменитого критика и я забрасывал его вопросами и размышлениями по всякому поводу. Константин Егорович, который сам немного увлекался Савиной, поражаясь ее удивительными глазами с озорной искоркой (несколько позже он написал ее портрет по заказу тогдашнего ее покровителя помещика Коваленко), не вытерпел и тоже уехал, хотя без воинственных намерений, на «театр военных действий».

Было какое-то волшебство в том, как он «подавал» слог за слогом, отчетливо произнося каждую букву и сообщая слову волнующую значительность окраской звука. Декабрь 1919 год» (Гос. На колени-то встану, а подняться и не могу. Для «живых картин» позировали подгримированные петербуржцы из общества и эти маскарадные постановки грешили, думается мне теперь, любительством небезупречного вкуса.

«Аида» и «Боярский пир» имели такой успех, что спектакль был повторен в присутствии АлександраIII в особняке А. Н. Нарышкиной. Но Толстой душою своей куда ближе к земле и гораздо грубее умственно. Бархатный костюм темно-красного (особенно любимого Маковским) цвета, шляпа с перьями необыкновенно идут этому горбоносому «гранду» с темной, как смоль, бородой, в которой начинают проступать красиво оттеняющие ее, отливающие голубизной седые волосы.

Вероятно, этим главным образом и вызывалось ощущение окрыленности, лишь только, бывало, очутишься по ту сторону финской границы в Териоках и начнут чередоваться маленькие, чистенькие станции с прогуливающимися «к поезду» дачниками, с тесным буфетиком, где рюмка водки закусывалась горячим пирожком и с непременным дребезжанием перронной арфистки или какого-нибудь приблудного шарманщика. Отец был в восторге от покупки. Конечно, экзальтированная гордыня гениального писателя, решившего начать историю христианства сначала, — дилетантские толкования Евангелий, — сродни позитивной критике XIX века: Ренану, Фейербаху. Событие, внезапность, шквал, что-то вроде землетрясения. Распространяться о них не буду.

Стоит рассказать и этот эпизод. Но вот Михайлов из дряхлого чернокнижника обратившийся в нарядного кавалера в пернатом берете, улетает вместе со своим страшным гостем, укрывшись его плащом и вот оба они на праздничной площади немецкого городка: танцующие вальс пары, песенка Вагнера, знаменитая баллада Мефистофеля, появление Маргариты-Вольской, Зибеля-Фриде, Валентина-Чернова с товарищами и, наконец, «разоблачение» Мефистофеля, после чего он носится, как ужаленный, вдоль рампы, прячась от направленных на него крестообразных эфесов.

Вот и всё. Первые французские романы (входивших в моду Буржэ и Мопассана) я проглотил в Петергофе, хотя плохо понимал, о чем собственно в них речь. Отец в этом кругу чувствовал себя своим, хоть и не принадлежал к знати, а мать умела как никто обвораживать своим светским тактом. От нее не раз слышал я рассказы об этой «ненормальности» философа.

Николая Николаевича старшего, с женами. Константин Маковский — один из самых знаменитых художников-живописцев этой семьи, говорил в последующем, что обязан своему мастерству не учителям, не школе художеств, а именно своему отцу. Сказка.

Одни завидовали его таланту известности на художественном поприще, богатству и славе, называя его «баловнем судьбы». Но не прав Шаляпин, вспоминающий в автобиографии о «слабом» в то время музыкальном своем развитии и о том, что он еще петь не умел. Среди друзей семьи были Карл Брюллов и Василий Тропинин. Произведения этого времени («Вдовушка», 1865 «Селёдочница», 1867, обе – ГРМ) создавались художником на волне общего для русского искусства увлечения бытовым жанром, под влиянием современной либерально-демократической литературы и журнальной графики. Маковский по-прежнему много путешествует.

Прочел я, например, вовсе «запретного» автора — Золя. Константину Егоровичу присуждена была высшая награда — большая золотая медаль и орден короля Леопольда, тогда как всеобщему фавориту, Мункачи, за картину «Иоанн Гусс в Констанце» досталась лишь вторая награда. Но вскоре женился во второй раз на певице Ольге Андреевне (Макаровой. ) (1866-1924). А внизу, у самой земли, где сплетаются болотные травы и цветы – тишина и покой.

Только благодаря распорядительности матери, заведывавшей всем устройством приема, порядок ни в чем не нарушался. Оттого я и попросил Александра Бенуа написать вступительную статью, посвященную богу Муз, к первому номеру «Аполлона». Он плакал. И рядом с этим портреты сановников (всё хорошие знакомые Маковского) вышли у него до жути символичны. Гондола причалила не к пристани, а к невысокому парапету с перилами, отделявшими террасу от канала.

Она подробно рассказала мне об этом примирении: долго беседовали они тогда, даже завтракали вместе в каком-то ресторанчике и отец горько сетовал на свою «невозможную» жену и на плохое воспитанье старшего сына Костеньки (к которому, видимо, был сильно привязан). Верная его завету, Н. Е. Ауэр была необыкновенно начитана во французской литературе (про нее говорили, что она умеет всё вокруг «намагнитить» французскими писателями) и следила за каждым новым словом Парижа: она была единственной подписчицей в Петербурге самого передового парижского журнальчика того времени — «La Plume». В числе преподававших здесь профессоров были М. И. Отец продолжал навещать нас, ездил в Испанию, посылал оттуда письма. Из городов по пути я посылал восторженные открытки в Ниццу. Пороки этого ремесла верно отметил (в «Аполлоне», 1915г., октябрь-ноябрь) Всеволод Дмитриев.

Он продолжает жить в Петрограде и до последних дней не оставляет творческой работы. В частности, восстает он против поэзии как стихотворства: «Чем более вы будете забывать об одежде стихов, о наружном размере, о непременном созвучии букв в конце каждой строки, только тогда совершится песня свободная, неудержимая и место ей будет Церковь и Жизнь. Как-то утром я долго стоял у двери в спальню и, наконец, не выдержал, вошел. Но стряслась опять беда, мать снова простудилась, на этот раз подкосил плеврит. Многие из них бывали в доме постоянно, водясь с дедом, отзывчивым на всё «прекрасное». Залезли мы в самую гущу леса, где между соснами торчали мшистые камни.

Николай Владимирович Султанов художественной даровитостью не отличался, но был человек образованный и на редкость умен, — русский до фанатизма, с уклоном — увы — к черносотенству. Картины Маковского были очень дороги: сотни и тысячи рублей. В обстановке этого артистического уюта и благодаря исключительному такту и умению «принимать» матери, у нас встречались люди очень разных кругов и никого это не смущало.

Когда сестра поправилась, ее и брата Татинька увезла обратно, на дачу под Петербургом. К весне мы отправились в горы. Он приехал в пансион Рауха по ее зову. Есть между портретами последней эпохи и весьма выразительные, но к концу жизни он «вышел из моды», да и творческая зоркость его заметно слабела.

В другой раз, несколькими годами позже, отец задал Сереже и мне (шутил, разумеется) задачу: «помочь ему» написать облака и вечернее небо на одном из панно для особняка фон Дервиза. С детства Владимира окружала атмосфера искусства. Детей у них не было в ту пору, я принят был как балованный племянник. Отец, несмотря на любовь к Парижу, к европейской вольной жизни, отвечавшей его исключительно независимой натуре (или — как раз вот таким образом. ), был ярким представителем именно Петербурга и того привилегированного общественного слоя, что давал тон нравам, обычаям искусству, литературе, — хоть и сказывалась в Константине Егоровиче старомосковская закваска (он говорили «середа», «что-вы», «давеча»).

Левушка был юноша недюжинных способностей, почитатель муз и общественник-идеалист играл мастерски в шахматы (все мы играли запоем, но плохо), философствовал до хрипоты, курил папиросу за папиросой и пел горловым тенором в гимназическом хоре. Но после октября 1917-го всё резко изменилось. Театр — всегда театр. Наша детская жизнь продолжалась по-прежнему, но дом опустел, приемы прекратились, приходили только близкие друзья, всё чаще озабоченно проскальзывали в спальню матери доктора.

Васнецов привел и меня в восхищение. На восемьдесят шестом году жизни знаменитый датский критик давно не был властителем дум. Но не могла. В лице отразились и нежная доброта и ум и обреченность. Настал мой черед.

Я тотчас повернул обратно, почувствовав, что случилось какое-то горе, но причины не угадывал. Константин Егорович написал с нее несколько портретов (еще до Биаррица). Да и не он один. С Брандесом Н. Е. Ауэр связывала давнишняя дружба ума. Как ни соблазнительны были эти предложения, Шаляпин решительно отстранял их. Художником станет Александр, сын Владимира Егоровича. Стихи были на тему — происхождение человека: человекообразный пращур скитался по тропическим лесам и болотам «один с дубиною в руках» (реминисценция о Дарвине, которого я проглотил незадолго перед тем, вместе с Геккелем и Фогтом, — недаром наметил я естественный факультет).

До последних лет жизни Шаляпин не переставал вырабатывать свои роли, не полагаясь на «вдохновение», на взволнованную импровизацию, а добиваясь законченной формы в мельчайших подробностях игры, в каждом дополняющем пение жесте. Владея удивительным бархатистым баритоном, он пел как заправский артист был любимым учеником Эверарди, даже заменил его однажды на русской сцене в «Травиате» в роли отца Альфреда (случилось это еще до первого брака). В 1892 году ему было присвоено звание профессора. На фоне общей этической ориентации русского искусства XIX века он сумел сохранить за живописью право на живописность.

В 1895 он был назначен ректором Академии. Отец наведывался еще реже и бывал явно озабочен чем-то, необщителен. Вскоре я зашел к отцу в гостиницу.

Попросту ненавидел По этому поводу вспоминается рассказ А. Ф. Кони, слышанный мною от него самого много раз: когда умер Тургенев, Кони находился на каких-то водах вместе с Гончаровым и, встретив его, первый сообщил ему о смерти нелюбимого Гончаровым писателя: «Пришла весть — Иван Сергеевич скончался». Гончаров махнул рукой и сказал, поморщась: «Притворяется. ». Случалось ему и «комбинировать» натуру, соединять двух, трех натурщиков в один тип. Лед на Неве тронулся. Расники его заворожили.

Но карьера ее оборвалась, одолели дети. Он и был таким, но за этой маской фатоватого барчука таилось нечто как бы противоположное и снобизму и фатовству — очень искренняя, очень взволнованная любовь к искусству, к чарам красоты, которую он называл «улыбкой Божества» и более того — сердечная, даже сентиментальная привязанность к России, к русской культуре и сознание ответственности перед ее судьбами. Впоследствии у Мамонтова он пел с Мазини и дружил с ним (уже в Италии заставлял Мазини часами напевать, аккомпанируя себе на гитаре). Своеобразным продолжением темы можно считать картину «Игра в бабки» (1870). Наблюдала я и раньше окружающее, предметы, цветы, деревья, людей.

На Всемирной выставке 1889 года в Париже К. Маковский за картины «Смерть Ивана Грозного», «Суд Париса» и «Демон и Тамара» был удостоен золотой медали. условно-преувеличенными исходящими от духа музыки, а не от сказанного слова. Сорокин и К. С. Хочешь познакомлю. ».

Но тогда не откинуть ли и всю веру, не довольно ли и без Бога только любить людей. При случае и дерзил напоказ, не считаясь la Oscar Wilde с «предрассудками» добронравия и не скрывая необычности своих вкусов на зло ханжам добродетели Вспоминается, как я встретил его однажды в Венеции (значительно позднее). И вряд ли это было сделано К. Маковским сознательно. Шло четыре или пять опер с его участием, в первую очередь — «Борис Годунов» и «Дон-Кихот» (Масснэ). Особым уважением у них пользовались члены содружества «Могучая кучка».

Наставницей моей сестры была упомянутая уже Р. Н. Манаева, служившая до того у последнего в роду гр. Федотова. В иных, с букетом цветов на коленях, раскидисто сидели прекрасные «камелии» и, чувствуя на себе общее внимание, рассеянно оглядывали встречных мужчин, никому не кланяясь. Каким он был тогда веселым, приветливым и красочно-шумным. Вращаясь в среде, где так обычна профессиональная зависть, он отличался отсутствием самомнения и доброжелательством к товарищам по профессии, хотя и приходил в отчаяние от уничижительной критики какого-нибудь Стасова или от того, что ему, Константину Маковскому, «никогда так правдиво и ярко не написать, как написал Семирадский». Он подписывал статьи Т. Ардов. Сказал себе: «Тоже буду знаменитым художником».

Тут он горячо спорит с Толстым и его последователями. В качестве профессоров были приглашены Репин, Куинджи, Шишкин. Я сам был не раз свидетелем этих демонстраций — неуверенных, жалких, поддельных. Но и тогда я был толст и неловок Каково было бы мое положение. Он отнесся к делу с присущей ему точностью. В послевоенный период, т. е. На этот счет домашние правила были строгие. Дети здесь напоминаютсказочных героев – сестрицу Алёнушку и братца Иванушку.

Чопорную публику за столиками явно покоробило Но, признаюсь, в этом «жесте» была подкупающая непосредственная грация. Над нами жили Суханов и Дерфельден, адьютанты вел. «Делать добро» было ее призванием.

Он был галлюциантом закоренелым. Так и решили.

Иным мастерам прошлого посчастливилось: например, Репину, прекрасно изданному Госиздатом, — Репин удостоился даже (и по заслугам) своего музея тщательно составленные монографии вышли за последние годы — о Сурикове, Поленове, Лансере и др. — «Как будто знаю». — «Нет, не знаете, — с хитрой усмешкой отпарировал Грабарь: — Ваш дед не Егор Иванович Маковский, а Карл Брюллов. Что было похвал. На прощание отец пригласил меня к себе на лето в имение около Нижнего Новгорода, где он собирался работать над давно начатой огромной картиной «Минин, собирающий пожертвования на защиту родины». Отец мой (родился в 1839 году) рисовал с четырехлетнего возраста всё, что попадалось на глаза и сразу выказал способность легко «схватывать природу».

Русских веков — в первую очередь. Он дружил с моей бабушкой Любовью Корнеевной и с тетей Сашенькой и особенно нравился ему верный слуга отца Алексеич (прослуживший у отца 38 лет). Он приехал, опоздав на целый час. Из писателей часто заглядывал к нам (помню его еще в доме Менгдена) Иван Александрович Гончаров, незадолго до своей смерти.

Менгдена на Дворцовой набережной. Стравинский, по словам Лифаря, стал божеством музыки для Дягилева, благодаря тому, что у него — «избыточное богатство новой ритмичности с безусловным преобладанием ее и не только над «широкой», но и какой бы то ни было мелодией, которое Дягилев понял как основу новой музыки и нового балета». Надо отдать справедливость «Перенесению ковра» и в особенности бесчисленным масляным этюдам к нему и акварелям, наполнявшим каирские папки отца и альбомы. Оттепель. Когда Дягилев увлекся статуарностью балетной пантомимы и угловатым динамизмом движений (всеми трудностями акробатики и атлетики), он отрешился от мелодийного музыкального сопровождения во имя музыки диссонирующих изощрений и ритмических перебоев.

Какой я Ромео. Красота. Внимание к деталям и, главное, тёплая ирония напоминают о традиции П. А. Но он о себе не напомнил, на этом концерте столкнулись они опять ненароком. Дело быстро наладилось.

Он нигде не терялся и всегда приковывал к себе внимание». Он поневоле покорился постановщику Пабсту, а постановщик не сумел слить с игрой Шаляпина игру остальных персонажей. Классический балет — романтичен.

Музыкой начал заниматься уже в зрелом возрасте под руководством хороших учителей. У многих петербуржцев были свои летние дачи в Финляндии, но многие наезжали и зимой «отдохнуть» под Белым Островом или Выборгом, в пансионах с прославленными шведскими закусками и поездками на бубенчатых «вейках». Огорчаясь на сына, государь проговаривался о суровости наследника, не забывая добавить: «Только ты никому не говори». Высокий, плотный и породистый, уверенный в своей «исключительности», он покорял осанистым изяществом. И это подозрение понятно: нельзя, как будто, одновременно обожать Чайковского и приходить в экстаз от того, как Стравинский ломает его патетические мелодии, — плакать, слушая Моцарта и млеть от диссонансов Милло и Гиндемита нельзя, как будто, от «Жизели», «Лебединого Озера», «Шопенианы», от сладостной пластичности классического танца с тем же воодушевлением переходить к «стальным скокам» и акробатическим выворотам на балетной сцене И тем не менее Дягилева, его неисчерпаемую энергию и творческое горение, никак не объяснить одной жаждой первенства и тщеславным самолюбием.

И все музыкальные фразы доводил он с неизменным терпением до этой завершенности. Егор Иванович был заядлым москвичом, — прадед Иван Егорович (давно обрусевшего польского корня) осел в Москве еще при Екатерине. И тут он дал только то, что властно требовала от него правда, особая правда художника». И не только из-за нарядов и кокошников. Утрата близкого человека практически никак не сказалась на творчестве К. Маковского.

Но он становился хмур и как-то сконфуженно-неуверен. Знаете ли, кто ваш дед. Участвовали тогда Панаева, Дягилева, молоденькая Тилли Нувель, а из мужчин — обладавший красивым высоким баритоном кавалергард А. А. Стахович (впоследствии артист Московского Художественного театра) и лихо танцевала одна из красивейших петербургских дам — В. А. Афросимова (вторым браком за кн. Тридцатипятилетний профессор живописи влюбился с первого взгляда. Мать К. Е.

Сам я, своими словами, не мог бы сказать убедительнее. Они пресеклись с воцарением Столыпина и возобновились в годы несчастливой войны. Заранее была нанята квартира на Avenue Montaigne. Она неплохо рисовала и, подобно мужу, страстно увлекалась музыкой. Эта пристрастная критика не делает чести Стасову. Первая его «программная» картина — «Исцеление слепых Христом после изгнания торгующих из храма».

Время было военное и предреволюционное, время трагических неудач на фронте и судорожной борьбы черносотенных монархистов с назревающей всероссийской смутой, сверху до низу охватившей страну. Разве в живописи он не любил самые разные «аспекты» красоты. Репина будет учиться дочь К. Е. Он хорошо играл на гитаре и пел, но особенно увлекался скрипкой. Мария Михайловна Добролюбова была существом необыкновенной душевной избранности.

О ком только из «великих» не рассказывал Брандес едких подробностей. У Рауха проживал и Владимир Соловьев. Поленов, И. Е. Он всегда выходил победителем и, надо признать, к пользе для дела.

Полудевочкой с золотистыми локонами изображен я и на солнечном холсте (высокого формата) «Маленький садовник», где среди цветников Каченовки я стою с граблями на плече, а сестра Елена сидит у моих ног, держа в руках виноградную гроздь. Благоговея перед мастерами «великого века» и века рококо, он приходил в восторг и от русских дичков, как Малютин, Е. Поленова, Якунчикова (не переставал восхищаться ими всю жизнь) восторгался парижскими Салонами с Морисом Дени, Гайдара, Англада и стал пропагандистом, правда — не сразу импрессионизма во главе с Монэ и Ренуаром возносил на недосягаемую вершину Пюви-де-Шаванна (помню его дифирамбы, в разговорах со мной), но умиляли его и пейзажи Левитана и мастерство Репина а когда он насмотрелся парижских «конструктивных» новшеств, то ближе всего сошелся с Пикассо, Дерэном, Леже и в последние годы поручал постановки им по преимуществу (из русских — сюрреалистическому Ларионову). Мне уже разрешалось, однако, выходить из дому без всякого надзора. Однако, признавая все слабости этого модного некогда живописца, нужно сказать, что его произведения были выражением несколько однообразного и внешнего, но по-своему блестящего артистизма. Но всего удачнее, кажется, прошло в другой раз действие из «Аиды» в костюмах и декорациях, с Панаевой-Аидой и Мержвинским-Радамесом Амнерис пела Е. В. Дягилева, а Константин Егорович превосходно справился с партией Амонастро. Отсюда всяческие «преувеличения» Шаляпина, особенно в эстрадном исполнении.

Из 2. 500 с лишком составлявших ее полотен, русских — избрано было всего 60. В семье Ауэр, таким образом, царила не только музыка, но и французская книга. Насмешливое запанибратство с ними Брандеса производило на нас большое впечатление. После смерти Маковского его вдова устроила аукцион, где в течение одиннадцати (. ) дней было распродано 1100 «номеров», составлявших богатую и ценную антикварную коллекцию художника, собранную с любовью и знанием дела. После операции он пришел в себя, но сердце не выдержало слишком сильной дозы хлороформа. Я очень рано решила, что буду художницей и в себя верила. В ливадийской обстановке он поражал своей простотой и сердечностью когда писались портреты жены, сына и дочерей, он присутствовал на всех сеансах, давал осторожные советы, шутил, ласково призывал к порядку расшалившегося Гогу, а на прощанье передавал отцу конфеты и цветы «жене-красавице».

Мать, снабдив меня билетом, на всякий случай надела мне нательную ладонку с русской сторублевкой. Бывая в суде, он брал с собою карманный альбом и (украдкой вероятно) зарисовывал действующих лиц судебной процедуры.

Так, в парадном портрете В. А. С последним я был хорошо знаком. Были партии, спетые им в течение карьеры всего несколько раз, даже один раз.

Весной молодая пара едет в Париж, где общается с кружком русских художников, в который входили А. П. Картины Константина Маковского, созданные им в эпоху «передвижничества», также часто приписывались невежественной публикой Владимиру (увы, не все внимательно читают надписи под произведениями искусства. ) О творчестве Константина Маковского рассуждали лишь специалисты-искусствоведы, да гиды художественных музеев изредка могли обмолвиться в ходе экскурсии, что известных художников Маковских, оказывается, было два. Юрьевской удались отцу сразу, фигуры дописаны с моделей.

Не менее кстати Шаляпин в то время, покинув казенную сцену, нанял театр Народного Дома (на Петровском острове) под свою антрепризу. Эта моя прабабушка умерла очень дряхлой, сама рассказывала мне (в 1892 году), как пряталась с семьей в лесу под Москвой — от Наполеона. Тарновские оказались совсем исключительно милыми людьми, особенно Софья Васильевна, жена порывистого помещика с малороссийскими усами, мать Васюка, старшего сына и Сони, моей ровесницы. Впоследствии Юлия Павловна называла мужа «человеком-песней».

Даже раздражало немного «эгоцентричного» Брандеса мое, в частности, восхищение финляндской природой, — я пользовался всяким случаем «уединиться» куда-нибудь в лес и сочинять стихи. Но каковы же всё-таки итоги балетной деятельности Дягилева. Отец продолжал жить на Гагаринской набережной (в доме Муханова, нижние этажи занимали герцоги Лейхтенбергские с женами — Николай, Евгений, Сергей и Георгий Максимильяновичи). Удивительно запоминаются в детстве некоторые речи взрослых. Когда из Ясной Поляны Толстой решил «уйти», окончательно порвав с семьей, потянуло его на Волгу, в одну из братских «колоний» Добролюбова, по дороге намеревался он навестить сестру свою, монахиню, в Оптиной Пустыне. Отец предпочитал Пушкина.

Юлию Павловну Леткову Маковский встретил в 1874 году на балу в Морском корпусе. Русское общество было потрясено убийством Царя-Освободителя накануне обнародования одобренной им «Лорисмеликовской» конституции, потрясено и возмущено глубоко. Недаром моя мать называла его «человек-песня». Восхитительно звучал его молодой бас и в «Роберте-Дьяволе» (Бертрам) и в «Ночи перед Рождеством» (Панас) и в «Дубровском» (князь Верейский) и в «Тайном браке» Чимарозы (граф Робинзон)— во всех малых ролях, которые ему поручались сначала, да и в больших ответственных партиях, как Мефистофель. По совету врачей, отец увез больную жену в Египет: жаркий юг считался тогда целительным для слабогрудых.

Мир несет он и речке и старается узнать ее сердце, как лежать ей там до самой весны». Почти весь иллюстрированный материал пришлось добывать заново. Стихия вредила Шаляпину-человеку. Огромный рыжий пёс мирно дремлет на роскошном ковре, охраняя «маленького вора».

С 1905 года Маковский- действительный статский советник. В Мариинском театре вырос русский репертуар.

На выставках была представлена целая серия его волжских работ. На VII выставке ТПХВ Маковский представил работы, также связанные с образами народников, – «Узник» и «Оправданная». Третьяковская галерея была к ним равнодушна.

Отец будущего живописца Егор Иванович – один из учредителей Натурного класса, послужившего основой будущего Московского училища живописи, ваяния и зодчества (МУЖВиЗ), – в юности очень успешно занимался миниатюрными портретами по кости. В своей рецензии критик называет «Боярский пир» картиной «пустой, абсолютно внешней, лжеблестящей» сравнивая ее с «Боярской свадьбой» Лебедева (кстати сказать, нуднейшего из передвижников), добавляет: «Какая разница в картине Маковского всё один расчет на внешность и эффект, отсутствие характеров, типов, банальная прилизанность лиц». Беглыми штрихами намечены здесь и судьи (председатель, прокурор Муравьев) и защитники и присяжные и подсудимые: Перовская, Рысаков, Желябов, Кибальчич. Отец много раз писал государя — начиная с 1862 года, когда, будучи еще учеником Академии (по заказу П. М. Толстого для русского посольства в Лондоне), отлично справился с портретом АлександраII (государь дал ему один сеанс). Характерное признание. Тем временем, после Египта и Парижа, художественная деятельность отца широко развернулась.

Это была моя последняя зима заграницей. Картина имела успех, а её автору прочили славу жанриста. Трудно себе представить юношу более обаятельного. Все дети Егора Ивановича Маковского, естественно, стали художниками. Там 1-го ноября того же года родилась моя сестра Елена. Маковского Елена Константиновна, а сын – Сергей Константинович, получит известность как выдающийся художественный критик издатель популярного в 1910-х годах журнала «Аполлон», автор термина «серебряный век». Только и всего.

Тропининым, С. К. Зарянко. Уезжая в Крым весной семнадцатого года, я передал портрет в Русский музей АлександраIII. Раз мы увязались за ним он взял нас с собой. Михаила Николаевича.

Но это уже были совсем слабые работы. Да, по правде сказать, в ее увлечение мною я не так уж верил. Действительный статский советник, профессор живописи, художник К. Е. «Странник в желтеньком полушубке идет по дороге. Она смолоду готовилась к артистической карьере, пела чудесно и успешно выступала на сцене. Большое внимание уделялось урокам рисования, лепки и пения.

В 1866 году Маковский окончил училище и был удостоен большой серебряной медали за картину «Литературное чтение». В Ливадии АлександрII, — он называл Константина Егоровича «мой художник», — бывал с ним неизменно любезен, даже дружески доверчив, не раз намекал на свои нелады с «Сашей» (наследником-цесаревичем) и его миниатюрной супругой, не примирявшейся с поспешным (после кончины императрицы Марии Александровны) морганатическим браком государя. Может быть тогда и задумывал Константин Егорович какую-то картину на тему 1-го Марта, но, видно, вскоре отказался от нее: сюжет не отвечал его творческим настроениям, он был уже захвачен московской Русью, замышляя свой «Боярский пир» и начинал писать к нему этюды. По выходе замуж продолжала петь, славилась в домашнем кругу звонким сопрано. Упоминаю об этом, чтобы пояснить, отчего моими друзьями из «гуревичей» оказались не реалисты, а гимназисты: нас сблизили тени античного мира, поэзия искусство: реалисты — те мечтали о карьере инженеров.

Отсюда его хвалы Васнецову и даже художественно-промышленным «берендеевкам» села Абрамцева С. И. Мамонтова и «Талашкина» кн., М. Кл. Тенишевой (первых издателей «Мира искусства»). Я говорю — до известной степени, так как оценка этих критиков, под влиянием «модернистских» пристрастий, бывала зачастую неверна, во всяком случае — недальновидна. А рядом служила приемной так называемая «восточная комната», вся в коврах и тахтах, обставленная восточными раритетами, приобретенными отцом в Каире и у кавказских антикваров. Это возвращается в вас закваска материалистов, закваска грубо положительной науки. Трудно сказать теперь, после промежутка, как ни как в шестьдесят лет, насколько абсолютно владел тогда Шаляпин своим голосом (свое чудодейственное mezzo-voce развил он, конечно, только с годами).

«Маковский шел в суд, преисполненный чувств негодования против «злодеев» и конечно весь на стороне «благородных» судей. Занятый вопросом о соединении православной и католической церквей (сам, как будто, принадлежал к обеим одновременно), он разговаривал с тенями исторического прошлого, вступал с ними в богословские споры Одной из теней была Зоя Палеолог, ставшая Софией по выходе замуж за Ивана Третьего, наследница византийских базилевсов, символ Третьего Рима и посланница Ватикана, которым она воспитывалась в католической вере (после падения Царьграда), — посланница, предавшая однако, как только вступила в Московские пределы и папу и папского легата. Не помню ни одной ссоры его с матерью, ни одного сказанного им резкого слова.

Тем же юмором проникнуты его картины начала 1870-х гг. : «Любители соловьиного пения», «Получение пенсии», «Псаломщики». За ним записалось большинство министров во главе с Сазоновым, министром иностранных дел. Смешно говорить о «банальной прилизанности» всех лиц этой картины, — взять хотя бы боярина с кубком на первом плане.

Из коляски выпрыгнул незнакомый помещик подчеркнуто-малороссийского облика: длиннейшие темные усы вниз и украинский «кабиняк» (тальма) с пряжкой в алмазах. И оказалась права». Георг Брандес умер четверть века назад, давно пережив свою славу, достигнув того большого возраста, когда смерть писателя, если писатель не мировой гений, вызывает недоумение: как — умер. Групповой уход подготовлялся довольно долго. Чернышева компаньонкой его дочери Софи. «Сашенька» показывала мне свои тонко выписанные картинки, которые заканчивала обычно по фотографиям (как многие художники тех лет) бабушка угощала меня вареньем и мятными пряниками.

В свое время это и было отмечено критикой. В последний приезд (весной 92 года) подолгу о чем-то совещался с матерью в ее спальне голоса были необычайно тихи. О русской живописи восемнадцатого столетия мало кто имел понятие, скорее отрицалось это «подражательное» творчество времен Елизаветы и Екатерины. Всё это и рассказано им самим в поэме «Три свидания», стихами не всегда умелыми, но несомненно невыдуманными, глубоко искренними. Выздоравливание длилось долго.

От яркой светотени его «Каира» повеяло чем-то очень новым, непохожим на сумеречную, «битюмную» заскорузлость передвижнических пейзажей (фальшиво-цветистые панорамы В. Верещагина не в счет, разумеется). Он любил «дразнить гусей», частенько и перегибал палку — как в художественных новшествах для «эпатирования мещан», так и в личном быту. Вперед прошу извинить меня за расплывчатость изложения в этих воспоминаниях, «разросшихся по древу» по мере того, как я писал Если же окажется, что в этих строках слишком много автобиографических подробностей, оправданием да послужит мне то, что это свое, личное, как бы оно ни было овеяно очарованием детства, я старался оградить от всякой «Dichtung», отмечая одну строго проверенную, «Wahrheit». В ноябре 1866 года художник женился на артистке драматической труппы Императорских театров в Санкт-Петербурге Елене Тимофеевне Бурковой (сценическая фамилия Черкасова), внебрачной дочери графа В. А.

Этот испуг мой, это горе двух любимейших на свете женщин, матери и няньки Дарьи, я навсегда запомнил. Волконской, В. А. Морозовой (1884), княгини З. Н. Юсуповой (1890) и др. Лицо сухое, желтоватое.

Репутация художника была настолько высока, что реалистической живописи приходилось, по замечанию критика начала XX века, утверждать свои эстетические идеалы в напряжённой борьбе против «власти прославленного виртуоза кисти и баловня общества». На подмосковной даче в селе Медведкове, (недалеко от знаменитого Останкина), куда я приехал к ним из Ниццы для поступления в Лицей интересы духовного порядка господствовали: я попал в среду, насыщенную литературой искусством, политическими спорами. Они научили меня многому. Юлия Павловна не простила измены.

Юбилейный русско-французский банкет у Контана. Книга была издана образцово-изысканно (красивее никогда, кажется, не издавали у нас): более шестидесяти портретов hors texte гелиогравюрой и около сорока в Приложении, с краткими биографиями изображенных лиц. Вспоминаются скитания no-грибы в роще «Березине» или просто, от нечего делать, по грандиозному парку с липовыми и кленовыми аллеями, с мостиками над искусственными прудами и беседками (одна из них называлась беседкой Глинки, композитор в ней писал «Руслана») поездки в линейках и шарабанах на сахарный завод Тарновских или на молотьбу в пшеничные поля дубовыми и березовыми лесами пикники на лесных полянках церковные службы в высокой шатровой церкви, куда помещикам не приличествовало ходить пешком, хотя стояла она от дома в каких-нибудь двухстах шагах: полагалось ездить к обедне в экипажах, запряженных цугом длительные чаепития на террасе среди благоухающих цветочных клумб шумные завтраки и обеды (дети за отдельным столом, «жабокриковка» — величал нас Василий Васильевич) в длинной столовой, где стол накрывали обычно человек на двадцать пять и за каждым из сидевших ближе к хозяевам стоял лакей-казачок (синий кафтан и пунцовый кушак) оживленные вечера, на которых отовсюду съезжавшиеся соседи то быстро кружились под рояль в вальсе deux temps, то носились галопом, то выделывали фигуры котильона и, в мазурке, кавалеры лихо отщелкивали замысловатые антраша. Ведь я в живописи — круглый невежда». У него всегда был в кармане пузырек со скипидаром из которого он опрыскивал себя.

После «Боярского пира», — он выставлялся и в Париже и долго скитался по Соединенным Штатам, служа отчасти рекламой ювелирному магазину Шумана (американца, купившего картину в Антверпене), — отец принялся за вторую большую свою историческую композицию: «Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем», по заказу того же ювелира Шумана, приезжавшего в Петербург, С моей матери написана полюбившаяся молодому тишайшему царю Всеволожская в обмороке, — ей слишком тесно затянули кокошник, чтобы отклонить, признав ее за больную падучей, неугодный боярам выбор царя. Маковского, наряду с творениями Перова и Ярошенко, были включены во все школьные учебники («Свидание», 1883, «Посещение бедных», 1874 и др. ). Как вышел «Мир искусства», благонамеренные газеты забили тревогу, нападая на редактора за «бесвкусное кривлянье» («парусные ладьи на Малютинском рисунке в журнале называли «зубами Дягилева»), уличали в наглом самовосхвалении и в посягательстве на святая святых русского художества. Морской ветер порывист и невесел. Да и мать со мною вскоре вернулась в Россию.

Ее напечатал журнал «Мир Божий» (ставший несколько позже «Современным миром»), где издательницей была Александра Аркадьевна Давыдова, вдова знаменитого виолончелиста, а секретарем состоял самоотверженный ее помощник, Ангел Иванович Богданович, сразу меня залюбивший, — держался он в тени, но ведал всей редакционной работой. (Бенуа возглавлял одновременно, с 1901 года и «Художественные сокровища России», возникшие при Обществе поощрения художеств, он справлялся с задачей образцово, пока не сменил его Адриан Прахов, поверхностно-образованный профессор-выскочка, загубивший прекрасное начинание). У нас была большая фотография с этих «Мучениц».

Будет дружить с моей Соней. Это был счастливый брак людей имеющих общие интересы и духовные запросы. не жалейте сил на вечной дороге». Мне было поручено написать текст и выбрать иллюстрации.

Но в данном случае он высказал то, что говорили также и критики противоположного лагеря, ценители живописи как живописи: поздние холсты Константина Егоровича упадочны, его мастерство приобрело с годами характер манерности, любовь к пышным «околичностям», к оперной роскоши исторического костюма увлекала в сторону сладкой красивости. Но и тут сказался в нем увлекающийся «натурой» художник. Страсть моя к путешествиям — с этих пор. Жужжали мухи и комары.

Заказы посыпались как из рога изобилия, на портреты записывались в очередь. Выжили три сына — Константин (старший), Владимир и Николай и дочери — Александра и Мария. К тому же они были большею частью одноактны, уже размером своим не подавляли зрителя. Однажды мы остановились в гостинице напротив, на улице Риволи. Сталя, адьютанта герц. и «Новое время».

Тем же щемящим чувством отмечена и картина «На бульваре», вновь затрагивающая темы города и деревни. Егор Иванович был очень высок ростом и слегка сутулился. Отец постоянно уезжал в Париж, где заканчивал после «Суда Париса» свою «Вакханалию», одну из наименее удавшихся ему картин, — приятен в ней только пейзажный фон с завитыми виноградом «развалинами» Каченовки фигуры пляшущих полуобнаженных вакханок вокруг идола Силена нарисованы слабо и уж никак не веют Элладой кокетливо улыбающиеся лица вакханок с Монмартра.

кн. В тот же вечер ее оперировали и это спасло мать, можно сказать, — в последнюю минуту. О прошлом он вспоминал с покаянной грустью, жаловался на судьбу, называл мою мать — «дорогая, милая Юлия Павловна», произвел на нее впечатление очень ослабевшего и физически и духовно старика Она рассталась с ним дружелюбно и ждала новой встречи в Петербурге. Всё всполошилось, говорят бодро, судят-рядят и волнуются. Зато с нескрываемым удовольствием подмечал ревнивый датчанин всё, что не ему одному представлялось в Соловьеве «смешным».

Конечно, многое в этом «смешном» являлось не более, как своего рода лукавством — ну, скажем, рисовкой русского философа. Вспоминается еще семья Плещеевых. Страсть к театру сблизила Михайловских с другим «гуревичем», Павлом Павловичем Гайдебуровым (сыном редактора «Недели»). Этот холст писался дольше и был закончен только в 1887 году. Всю зиму ревностно писались в Каире этюды для «Ковра» закончен там же большой эскиз этой картины, представленной вскоре членам царской фамилии. Тут было скучно, от случайного состава воспитанников и жилось от отпуска до отпуска.

С годами, когда погустели усы и борода, он стал похож на АлександраIII, всех поразил этим сходством (в боярском кафтане, сшитом из старинной парчи) на костюмированном балу во дворце вел. Мысль подогреть «алльянс» увлекла Палеолога, на помощь он даже вытребовал из Парижа председателя Палаты Ренэ Вивиани (с Альбертом Тома и свитой парламентариев) и выразил пожелание, чтобы общественный банкет по подписке носил характер официозный в присутствии союзных дипломатов (с женами), под председательством М. В. Родзянко. Невысокого роста, быстрый, подстриженная бородка, всё лицо в тонких, насмешливых, «вольтеровских» морщинках, — жестикулирующий, картавый, бойко, хоть и с акцентом говорящий то по-французски, то по-немецки. Грабарь, редактировавший тогда кнэбелевскую «Историю русского искусства», с увлечением повествовал о своих архивных находках. Будущий художник, Константин Егорович Маковский, родился 20 июня (2 июля) 1839 года.

Решено было разместить в большом зале Контана (на Мойке) около полутораста человек. Наше запоздалое вагнерианство также относится к девяностым годам: «за» и «против» Вагнера стало нескончаемой темой русских споров. Брат живописцев Александры, Николая и Владимира Маковских2. Тогда из русских художников проживали в Париже Боголюбов, Похитонов, Леман, Харламов (написавший портрет Полины Виардо), жил и Репин. До этого искусства дошел он вполне самостоятельно, тут неоспоримое его открытие.

«Отец пробыл некоторое время с нами», — рассказывает в своих мемуарах сестра Елена о случае, который и я не забыл. Гончаров, по словам матери, был стариком до нельзя приветливым и благожелательным. Даже «бициклов» не существовало, появились лишь первые велосипеды с огромным передним колесом и малюсеньким за ним, — любители вскакивали сзади, на ходу. К этим писателям мы, подрастающее поколение, уже привыкли относиться с «пиэтетом». В основном он работал дома. Кекуатов, гр.

Сестры жили душа в душу и усердно учились. Словом — въезжай и царствуй. Этот здравомыслящий пессимизм не был однако преобладающим настроением.

Она любила молодежь, да и сама была исключительно юна восторженной отзывчивостью на все «впечатления красоты». Помнится, я слушал ее в «Цыганских песнях», оперетке на сюжет Апухтина. Она имела лирическое сопрано красивого тембра, художник был покорен её музыкальностью. «Проэкзаменовав» меня, он дотронулся пальцем до моего лба и торжественно произнес из Энеиды: «Tu Marcellus eris. ». Ранние стихи Мережковского, Минского, Зинаиды Гиппиус, Федора Сологуба, были тоже только «слишком ранние предтечи слишком медленной весны». Он говорит: «Вот часть пророческая — пророчество нового завета, пророчество об окончательном преображении вселенной» «Разве невидимый огонь не сильней видимого. Фигура его обращала на себя внимание барственной, несколько надменной осанкой.

Жена его, Анна Павловна, была существом глубокого сердца, к тому же редкая красавица. Ответственность за это «высочайшее» решение (от которого, впрочем, государь тут же отказался, приказав причислить Дягилева к своей Собственной канцелярии) падает исключительно на Волконского, человека благороднейшего, — я знал его близко, работал с ним и всегда глубоко его ценил, — но в данном случае он выказал и опрометчивость и мелочную строптивость и коварство. Но главная работа состояла в фотографиях. На склоне лет он создаёт серию замечательных детских портретов, а также несколько портретов девушек в народных костюмах, картины «Чарка мёду» (ок. 1910) и «За чаем» (1914, Ульяновский художественный музей). Дело ведь не в моем сыновнем ощущении (тут всё становится автобиографичным, а я меньше всего намерен говорить о самом себе), дело в художнике Константине Маковском на фоне вскормившей его эпохи. Если бы он пошел по этому пути природолюбия, без уступок отечественной или иностранной живописной «музейности» и не впадая в приторную манерность, он сделался бы очень большим мастером.

И ругань и зубоскальство. Д. А. Олсуфьев, Л. А. Велихов и др. Разрушенное недавно здание Трокадеро уже стояло, но Эйфелева башня выросла на моих глазах в год Всемирной выставки (1889).

Первый номер «Мира искусства» вышел в ноябре 1898 года, но собрания начались за несколько месяцев раньше. Раза два гулял я с ним по набережной (остановился он не у себя, а в гостинице «Франция» на Большой Морской). Так вспоминал о ней отец. Передвижники осуждали его за подобную «экебану», упрекали в потакании низменным вкусам, а сам художник слегка иронично, так вспоминал об этой стороне своей деятельности: «Лучшие красавицы наперебой позировали мне.

Лицом не красив, но значителен. Егор Иванович был энтузиастом искусства, ходил на толкучку в поисках редких гравюр, копировал «маленьких голландцев» и делал всё для того, чтобы дети стали художниками. Он был старше меня года на три. Красавец собой, умница, рыцарственно-добрый, защитник слабых и угнетенных (угнетенные всегда есть в юношеском общежитии), весельчак и фантазер, унаследовавший от отца страсть к механике и самородный эстетик во всех проявлениях мужественно-правдивой и ребячливо-чуткой души. Мне довелось не раз быть свидетелем его стычек с сотрудниками.

Однако, между ним и князем-директором произошла ссора, разросшаяся в неслыханный скандал, с вмешательством великих князей и государя и в результате «чиновник особых поручений» был отставлен от должности «по третьему пункту». Первый брак отца был счастлив, хотя недолог. Еще девятилетним мальчиком в Москве, в 1862 году, на воскресной обедне видел он «Подругу Вечную», Софию Премудрость Божию, в виде «образа женской красоты» с «очами полными лазурного огня», затем — ее же тринадцать лет спустя в Британском Музее, будучи уже магистром философии и доцентом Московского университета, наконец — еще раз в пустыне близ Каира, куда он специально ездил, предчувствуя видение. Предстояли ещё годы учёбы исканий, волнений и творческого выбора.

Со мной моя невеста. Именно это сказал он моей матери, возвратясь с вернисажа Академической выставки, где Петербург поразила многоаршинная «Фрина» Семирадского: «Что же, после этакой вещи только и остается, что бросить кисти» А когда его самого хвалили, сравнивали с Тьеполо и Веронезом, он и внимания не обращал. Помню мое смущение и гордость: «Вот как отца чествуют и ценят» Дети гораздо глубже чувствуют и понимают жизнь, чем это обыкновенно кажется взрослым.

Радзивилла, вторая — за виконта де-Контад). Даже большая, слишком большая голова с седой прядью над правым виском, слегка приподнятая и склонявшаяся к левому плечу (знак Венеры — сказали бы хироманты) не нарушала впечатления, а всмотришься в лицо — совсем другим покажется: красивые серые глаза светились в хорошие минуты, затаенной грустью: улыбнется, сверкая крупными зубами, — чувственный припухлый рот очарует по-детски ласковой внимательностью. Он подплыл в гондоле к ресторану с террасой на Canale Grande.

В связи с утратой веры в исчерпывающую правду положительного знания, оказался под подозрением и весь благодушный реализм предыдущих десятилетий: потянуло к чисто-лирическому самоутверждению и ко всяческой фантастике, что в свою очередь в глазах «здравомыслящего» большинства придало «концу века» характер декаданса, упадка. Все мы облачились в подобие хламид, сшитых из простынь. Последний ливадийский портрет, законченный уже в Петербурге, отец повторял с вариантами неоднократно в течение ближайших лет: для императрицы Марии Феодоровны (в малом формате), для вел.

Много дали ему поездки на Волгу. В этот приезд он исправлял корректуру своего обширного критического труда о Шекспире. Работа закипела. начиная с 1862 года, с его второй золотой медали — «Агенты Димитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова». Во всяком случае, попытки воскресить один балет на весь вечер (напр., «Спящую Красавицу») большого успеха не имели. Настает весна, первое петербургское ее дуновение. Не из малодушия — совесть не позволила: убить.

Вернемся на угол Бассейной и Обводного канала — к «гуревичам». Любимым поэтом ее был Лермонтов. Дягилев был щеголем. Музыка была его второй стихией. В этот год она висела в воздухе. За последние двадцать лет, о которых я не пишу, он продолжал работать не менее упорно, хотя круг его «портретной» деятельности значительно сузился и популярность его в царствование НиколаяII совсем упала.

Гладко выбритый, только полукружием под подбородком — седой пух: голубые глаза на выкате (как у Константина Егоровича), лицо доброе, внимательно-ласковое и чуть лукавое Но, вероятно, таким представляется мне дед не по впечатлению от этой единственной встречи тогда, в Москве, но оттого, что таков он на овальном портрете, тоже висевшем у нас в детской, одной из удачнейших работ отца еще до Академии. Тургенев. Романтический воздух накануне символизма был пропитан и музыкой Кажется, не было в то время города более музыкального чем Петербург (отчасти и Москва, благодаря Мамонтову и его опере с 95 года). «Могучая кучка» получила, наконец, права гражданства. В 1969 году, 23 лет отроду, женился на Анне Петровне Герасимовой (1848-1898) и жил с семьёй в доме отца, пользуясь его поддержкой. Лёгкий успех К. Маковского, его поверхностность, достигнутый им «автоматизм» письма и огромное количество типологически сходных произведений стали основной причиной отрицательного отношения к его творчеству впоследствии. За десять лет карьеры — какое стремительное восхождение, в работе какое упорство. Тут же Фигнер пригласил его участвовать на своем концерте в Дворянском Собрании.

Из юристов назову Утина, кн. Художественная молодёжь, романтически относящаяся к искусству и далёкая от меркантильных забот, продолжала ставить во главу угла то, что называлось «искусством для искусства». Отец ставил их не только у себя дома. С этой статьи (она вошла в мои «Страницы художественной критики») и началось мое писательство. С первого знакомства Тарковские полюбили и отца моего и мать и меня в придачу. Из портретов отца за этот ранний период крепко запомнился мне семейный в натуральную величину (он тоже висел у нас в детской).

Я легко получил разрешение снимать его каждый вечер во время антрактов. Леман, К. А. А он, сидя у постели в креслах, что-то бормотал, прикрывая глаза платком.

Что осталось от его гордой головы великого дискриминатора. Произошло это на углу Садовой улицы и Невского проспекта. Еще недавно попались мне на глаза такие строки о Дягилеве и не кого-нибудь, а крупного писателя, его современника, ныне здравствующего А. М. Ремизова: «Дягилев цвел всеми цветами очарования, но веселости — «юмора» не замечалось. Ожесточенные нападки, хотя и в менее грубой форме, на него и его дело продолжались. Слава отца как портретиста, можно сказать, просияла в эти годы.

Новаторское западничество тогдашнего Дягилева сочеталось в нем каким-то образом с мечтой о возрождении в России «национального» искусства, уходящего корнями в отечественный фольклор. кн. Звание академика было присуждено отцу за бытовые жанры: «Бедные Дети» и «Селедочница».

Кроме того он пил скипидар. Эту «фаворитку» (как говорили тогда, — она по-видимому была близка и с НиколаемI) звали Минна Ивановна. За ней последовали «Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем» (1886), «Смерть Ивана Грозного» (1888), «Одевание невесты к венцу» (1890), «Поцелуйный обряд» (1895, ГРМ). Любил курить папиросы, которые подносил ему «его художник» — с желтыми длиннейшими гильзами. «Я не знаю какое искусство люблю больше, – говорил он, – живопись или музыку Каждый день я, бросая кисть, берусь за смычок и играю, один, для себя». Главным режиссером оказался, само собой Паша Гайдебуров. Отец писал и заезжих гостей и типичных солдат-гусар, сопровождавших господ офицеров и местных крестьян: миловидных малороссиянок в узорных панёвах и бусах, стариков-сторожей, ходивших ночью вокруг дома с колотушкой и поминавших со вздохом недавно дарованную царем «волю» и цыган, располагавшихся табором на пустыре около парка.

Артист из него выработался посредственный (он никогда не мог преодолеть недостатка произношения, сильно шепелявил), но он оставался до конца, несмотря на многие неудачи, энтузиастом, фанатически преданным идее нового общедоступного русского театра. Мир и благословенье несет он сестрицам-березкам и мостику, закрытому снежным заносом. Но «неверие» Толстого религиозно по существу и до чего показательна для русского богоискательства именно эта религиозность, непримиренная с учением церкви. Между тем «Аполлон» главное внимание сосредоточил именно на поэзии, его родоначальниками явились не столько художники, сколько поэты-новаторы лишь благодаря им и мог журнал обрести свой лик. Молчала. Участие отца на первой международной выставке в Антверпене оказалось его триумфом.

Напевал он постоянно — беззаботно и узывчиво. Четвертый акт. Верна лишь фраза: «рисовал, как птица поет». Н. С. Урусов.

Он действительно имел все основания утверждать: «. Владимира Александровича. В несколько сеансов был написан первый ее портрет «в красном берете», — он стал чуть ли не родоначальником прославленных женских портретов Константина Егоровича.

Он отличался атлетическим сложением, красиво фехтовал, отплясывал жигу, как заправский танцор и часами играл на флейте был любим всеми. Отец тяжело пережил ее смерть. Дочь ее пела, а сын Поль был скрипачом.

Полной противоположностью ему и по внешности являлся Георг Брандес. Снисходительно-весело рассказывает он об эпизоде 95 года, но к сожалению — неточно и с ненужными прикрасами И ни слова о самом важном: о дальнейшей судьбе Добролюбова, о его прояснившемся творчестве уже со следующего, выпущенного в 1900 году, «Собрания стихов» (за 1895-98 годы), о замечательном, появившемся в 1905 году, последнем его сборнике прозаических и стихотворных отрывков — «Из книги невидимой», об увлечении его толстовством, о переходе на положение поэта-странника, о днях послушничества в Соловецком монастыре и о днях в психиатрической больнице (куда его поместили родители, чтобы уберечь от каторги за «оскорбление святыни и величества»), о полном разрыве с литературой и о деятельности в качестве насадителя братских «поселков» в приволжских губерниях и в Сибири. Весной мы отправились на Villa dEste. Отец, всмотревшись в лицо императрицы, решил, что прическа ей не «к лицу». Это не мешало ей знать на зубок и классиков, начиная с Ронсара и Монтэня.

Новый романтический ветер, опрокидывая по пути недавних идолов, увлекал куда-то к заповедным далям просвещенное меньшинство, делавшее «культурную погоду» эпохи. «Болгарские мученицы» написаны тою же осенью, на злободневную тему: турецкие башибузуки в разгромленной церкви надругиваются над женщинами-христианками. Она сухо ответила: «Jamais». Этот русак в вечных поисках литературной темы, не думая худого, мотал себе на ус анекдоты Брандеса, кокетничавшего своими воспоминаниями о знаменитых современниках, причем обычно эти его «заметы очевидца» заострялись злонасмешливо. И для русских читателей — также. Его цилиндр, безукоризненные визитки и вестоны отмечались петербуржцами не без насмешливой зависти.

В мастерской И. Е. Одно из значительных полотен художника, повествующее о трагической повседневности, – это «Крах банка». До последней минуты что-то не ладилось с фраком Этот знаменитый фрак с чужого плеча, подарок его первого учителя, тенора Усатова (о нем вспоминает Шаляпин в своей автобиографии), надо сказать — сидел плохо.

Адлерберга. Действительно. Однако, на Балканах Константин Егорович долго не оставался, меньше трех месяцев. Говоря об отце, мне еще придется возвращаться к Каченовке, куда по своему обычаю он приезжал ненадолго (редко засиживался больше двух-трех недель) и откуда уезжал по делам, чаще всего в Париж. Он возвращался в свою васильеостровскую мастерскую на извозчике.

Между двадцатилетней красавицей и пожилым маститым художником завязался тайный роман. Бедный Штюрмер, сидевший рядом с Родзянко, врос в свою тарелку, сгорбился, зажмурив глаза. Дошло до того, что Буренин в очередном ново-временском фельетоне, глумясь над нитчеанством Дягилева и Философова, позволил себе непристойные намеки на «сверх-свинство» «Мира искусства». Вскоре от Тарковских были присланы экипажи и вместе с большим эскизом «Русалок» мы перебрались в Каченовку и оставались в этой необычайной усадьбе с ампирным домом всё лето. Раздвинут занавес — перед зрителями мастерская Рубенса окруженный дамами избранного общества в костюмах эпохи — Рубенс (сам Константин Егорович) пишет портрет жены позирует моя мать, стоя в стильной раме на ней красный берет с белым пером, она такая, какой изображена на упомянутом мною первом ее портрете 83 года. Но демонстрация «четырнадцати» ознаменовала поворот в русской живописи XIX века. После написания портрета Александра II (1881) он фактически становится «придворным» живописцем.

Владимир Соловьев не раз поверял ей свои тайные видения. В 1870 году Константин стал одним из основателей знаменитых передвижных выставок (Товарищество передвижных художественных выставок). Зато костюмы из драгоценных коллекций отца были автентичны и целый цветник светских красавиц восхищал зрителей. Отношение к этому художнику у критиков и ценителей живописи было довольно неоднозначным. Юрьевской, после ее смерти, пошел с молотка. Но кн. Искусство это, вскормленное классической традицией искусство «сверх-национальное», что правильно отметил в свое время А. Я. Левинсон, — спасалось от всех на него посягательств (а сколько их было. ) прежде всего консерватизмом своей школы и отличается такой сложностью, что для его понимания нужны известная подготовка, опыт и усердие, — недаром балетная публика в дореволюционной России замыкалась в круг так называемых «балетоманов».

Важно именно то, что традиция сохранилась и таким образом обеспечилось дальнейшее развитие этого стиля. кн. Передняя примыкала к гостиной: обитая кожей мебель «ренессанс», картины, книжные полочки, рояль и широкая софа, налево в уголке, — всё было изящно-просто и уютно. В середине 70-х же он посетил Египет и Сербию, после чего в его творчестве появились новые восточные нотки. Савицкий, В. Д. Собственно город кончался Триумфальной аркой Пасси, Отей, Нейи считались пригородами.

Тем более пора напомнить «старой» и «новой» России о его живописном наследстве, о значении, прежде всего портретной галереи Константина Маковского. Ему было предложено возглавить класс жанровой живописи. За утренним чаем прочитывается внимательно заметка «Нового времени» об этом событии и мы несемся смотреть на Неву из окон залы. Константин Маковский сделался модным портретистом в придворных кругах и у денежной знати.

А Константин Маковский, безусловно, обладал талантом. Не могу иначе выразить: моя жизнь раскололась на две части: до и после Дягилева. От него несло свежестью и силой. Живописными достоинствами отмечена и другая работа художника – «Объяснение», с тонким лиризмом изображающая молодого студента и девушку в минуты решительного объяснения. Я почувствовала: «Нет, слишком рано». Нет, братья. За ней последовали Выбор невесты царем Алексеем Михайловичем (1886), Смерть Ивана Грозного (1888), Одевание невесты к венцу (1890), Поцелуйный обряд (1895, ГРМ).

Дядя, архитектор (позже — директор Института гражданских инженеров), строил в то время кремлевский памятник Царю-Освободителю, в сотрудничестве с П. В. Жуковским (сыном поэта). Академию закрыли, Маковского отправили на пенсию. Зато восторженно хвалил эту поэму другой гимназист-гуревич испытанный друг мой, Лев Александрович Велихов. И всё же, по справедливости, рядом с другими русскими историческими жанрами «Боярский пир» вовсе не ничтожное произведение, хоть и преобладают в нем внешние аксессуары над историческим ясновидением.

Зато «Портрет мужчины в бархатном костюме» (1882) полностью выдерживает стилистику.

---