Бенуа Прогулка Короля
В картине Прогулка короля Александр Бенуа переносит зрителя в блистательный версальский парк времен Людовика XIV. Цикл рисунков Александра Бенуа, посвященный прогулкам короля Людовика-Солнца, его старости, а также осени и зиме в Версальском парке, пожалуй, один из самых запоминающихся — и грустных и красивых — в творчестве художника. Бенуа «Прогулка короля».
Прогулка короля, Александр Николаевич Бенуа, 1906
Критик Сергей Эрнст приводит слова художника: «Маленькая финальная вариация Гердта в «Спящей красавице» открыла мне весь XVIII век, Версаль, Людовика XIV, открыла мне больше, чем все фолианты и музеи» 35. Фигурки амуров написаны бронзовой краской, они объемны и рельефны. Как хорошо. Первым был Пьер де Нолак, поэт и хранитель версальского замка с 1892 по 1920 год. Его знакомство с парком и дворцом состоялось не в 1896 году, а в 1890 и не во Франции, а в Санкт-Петербурге, в Мариинском театре на балете «Спящая красавица».
Впрочем и самого Бенуа Версаль вдохновлял на эксперименты в области театра. "Источником вдохновения для художника становится не королевская пышность замка и парков, а именно «зыбкие, печальные воспоминания о королях, которые всё ещё бродят здесь». Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Обратившись к версальской теме, Бенуа, возможно, стремился воссоздать (при помощи памяти истории и собственного воображения) то эстетическое потрясение, которое он пережил в двадцать лет.
Описание работы «Прогулка короля»
Равнодушный к столь дорогим сердцу Монтескью «жалобам камней, мечтающих истлеть в забвеньи» 29, Бенуа не запечатлел ни обветшания дворца, ни запустения парка, которые еще, безусловно, застал. После успеха 37 «Последних прогулок Людовика XIV» Бенуа пишет либретто «Павильон Армиды» – варицию на темы «Освобожденного Иерусалима» Тассо и «Омфалы» Теофиля Готье – и рисует костюмы «по мотивам» рисунков Луи-Рене Боке (1717-1814). Весной 1894 года Монтескью снял особняк на Парижской улице и стал устраивать вечера иногда принимая гостей прямо в дворцовом парке – Нолак доверил ему ключ от «святая святых» версальской жизни. " — говорит публика и широко, широко зевает. Приезжая в Версаль, Бенуа встречается с теми, кому Версаль был обязан новым расцветом – Пьером Нолаком, его преемником Андре Ператом3, Анри де Ренье, поэтом и, пожалуй, самым известным прозаиком этого времени4, с Полем Эле, тончайшим гравером, «таким же поклонником Версаля», как сам Бенуа 5 и, наконец, с Робером де Монтескью, которому он посвятит не одну страницу своих воспоминаний. И все-таки хочется сказать: "Ударь раз, ударь два, но нельзя же до бесчувствия".
Восстановленный Нолаком Версаль был для Бенуа идеальным примером – наглядной иллюстрацией идеи «дворцов-музеев», которой он посвятил множество статей в 1917-1923 годах. По словам мадам де Ментенон, он сделался «самым неутешным человеком во всей Франции». В 1893 Бенуа выступил как пейзажист, создав акварели окрестностей Петербурга. Александр Николаевич вспоминал, что его впечатления «приобретали небывалую, почти до физического страдания дошедшую остроту» 14.
Прелестная маркиза (возможно, госпожа Помпадур. ), жеманясь, смотрит на зрителя из зеленой аллеи выглядывает черная лукавая мордашка то ли негритенка, то ли человечка в маске. Вторым «спасителем» Версаля оказался Робер де Монтескью. Более того, по собственному признанию художника, это потрясение сделало его балетоманом впоследствии он станет одним из инициаторов и создателей «Русских балетов» 36. Бенуа, «искусный русский художник» 27, трактует версальскую тему не столько как погружение в прошлое, что было свойственно его французским коллегам, сколько как своеобразную «инкрустацию» 28 версальских пейзажей персонажами в старинных костюмах, порой едва обозначенными – некими силуэтами, выделяемыми контражуром. Вдали, на скамье играет на флейтах пара, символизируя семейное согласие, а от дамы в голубом (цвет ее платья правильнее было бы назвать призрачно-синим) уходит, ковыряя тросточкой песок, сумрачный господин с неуверенным и печальным лицом, очень похожий на самого художника. «Как хорошо. » – говорит публика и широко, широко зевает. Собираясь поставить сказку Перро «в стиле Людовика XIV», директор императорского театра Всеволожский заказал музыку П. И. Чайковскому. Творчество Бенуа-художника посвящено, главным образом, двум темам: «Франция эпохи короля-Солнца» и «Петербург XVIII – начала XIX века», которые воплотились в определенном виде исторической живописи, создающем особый «ретроспективный» взгляд на прошлое.
Бенуа и его «Последние прогулки короля»
Описание старости Людовика XIV отсюда: «Король стал печальным и угрюмым. Г-н Бенуа облюбовал Версальский парк. Это похоже на некую почти мистическую иллюзию («я подчас дохожу до состояния, близкого к галлюцинациям»). Для Бенуа те тени, что безмолвно скользят по версальскому парку сродни, скорее, воспоминаниям, чем фантазии. Он «видит» самого создателя сего великолепия, короля Людовика XIV в окружении свиты.
«Тени», скользящие по версальскому парку, для Бенуа скорее сродни воспоминаниям, чем фантазиям 22. Несмотря на портретность (ему позировала рано умершая художница Елизавета Михайловна Мартынова), название картины обобщает и ситуацию и образ. "Как хорошо. Эти английские леди, прогуливаясь 10 августа 1901 года по Трианону, «встретились» с Марией Антуанеттой сродни этим удивительным «встречам» и упоминания Бенуа о «странных наваждениях» 24 Версаля: перед ним, пишет Бенуа, проходят «образы того, что происходило здесь когда-то (или что могло происходить) среди этой грандиозной и поэтичной обстановки» 25, что он увидел «создателя всего этого мира, самого короля Людовика и его окружение» 26. Весной 1894 года Монтескью снял особняк на Парижской улице и стал устраивать вечера иногда принимая гостей прямо в дворцовом парке – Нолак доверил ему ключ от «святая святых» версальской жизни.
Прогулка короля — Александр Бенуа
Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Вопросы героя из «Мушки» Мюссе, попавшего в Версаль: «Что, если за этими тяжелыми занавесями в глубине бесконечной сияющей галереи спит вот уже сто лет принцесса. В последние годы жизни он обрёл все привычки, подобающие старику: поздно вставал, ел в постели, полулёжа принимал министров и государственных секретарей (делами королевства Людовик XIV занимался до последних дней своей жизни), а потом часами сидел в большом кресле, подложив под спину бархатную подушку. Прогулка короля 1906. Людовик начал нарушать законы этикета, установленные им самим. В последние годы жизни он обрёл все привычки, подобающие старику: поздно вставал, ел в постели, полулёжа принимал министров и государственных секретарей (делами королевства Людовик XIV занимался до последних дней своей жизни), а потом часами сидел в большом кресле, подложив под спину бархатную подушку. Осенью 1896 года Александр Бенуа, приложивший немало усилий для воскрешения Петербурга, открывает «скучный версальский парк» Мюссе, ставший благодаря Барресу, Монтескыо, Анри де Ренье, Эле, Нолаку, Лобру, Болдини – приютом поэтов и мудрецов»2. Анатолий Луначарский, будущий советский «министр культуры», ругался на цикл, увидев рисунки на выставке в 1907 году: хуже всего то, что г. Бенуа, по примеру многих, выбрал себе особую специальность.
«Тени», скользящие по версальскому парку, для Бенуа скорее сродни воспоминаниям, чем фантазиям 22. Александр Бенуа и Павильон АрмидыВерсаль и Louis-Ren Boquet (1717-1814) Франция, ее История и Искусство, Версаль и великолепные Дворцы пленяли воображение Александра Бенуа и не раз становились вдохновением для его Искусства. «Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Однако подобный взгляд – подход эрудита и знатока – отнюдь не чреват ни сухостью, ни педантизмом и не вынуждает художника заниматься безжизненными историческими реконструкциями. Название полузабытого романа Всеволода Крестовского напоминает нам, что было время, когда столица русской империи была похожа на трущобы. Г-н Бенуа облюбовал Версальский парк. Размышляя о времени Людовика XIV, Бенуа писал: «Особого культа личности Луи Каторза.
Художник, критик историк искусства Александр Бенуа иего графическое произведение «Прогулка короля»
Зато гермы философов разрастаются до небес, касаясь даже края листа. Так же, как и им, художнику близки «печальные и зыбкие воспоминанья о короле, что бродит по дворцу и по аллеям» 19. Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей». Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» 30 – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей. Самым «блестящим и значительным» 1 гостем Версаля стал Николай II: его визит 8 октября 1896 года был своего рода символической акцией, утверждающей неразрывность исторических связей французского и русского двора.
Фейерверк, побудивший Вячеслава Иванова написать одноименное стихотворение, замечателен не только красотой освещения вечернего парка, но и ностальгической ясностью, кристаллизацией ушедшего образа (картина написана в 1922 г. ). «Версальское» наследие Бенуа насчитывает более шестисот рисунков, акварелей, пастелей, гуашей, гравюр и полотен, свидетельствуя, что «божественный Версаль»7, по крайней мере до 1926 года, оставался постоянным источником его вдохновения8. Лучшие качества живописной системы Сомова проявились в долгой работе над Дамой в голубом.
«Правда Версаля оказалась более изумительной и чудесной, нежели все вымыслы» 12, – пишет он далее, но при этом, «в сущности, эти настроения (в Версале) были в известной степени возобновлением или продолжением тех, что овладевали мной в Петергофе, в Ораниенбауме, в Царском Селе» 13, «маленьких Версалях» под Петербургом, где работал отец художника, архитектор Николай Леонтьевич Бенуа. В 1918 году Бенуа был назначен хранителем художественной коллекции Эрмитажа: тогда, возможно, ему и пригодились «уроки» дру- зей-«версальцев», разумеется, не Монтескью, противника самой идеи восстановления и реставрации, а Пьера де Нолака, восстановившего Версаль после четырех революций. Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех»33. Восстановленный Нолаком Версаль был для Бенуа идеальным примером – наглядной иллюстрацией идеи «дворцов-музеев», которой он посвятил множество статей в 1917-1923 годах. По примеру своего французского коллеги, который, приехав в Версаль, не последовал совету художника Гослена: «Не усердствуйте, пишите о Версале книги, но оставьте в покое музей, который никого не интересует», – Бенуа стал активно защищать от вандализма и произведения искусства и сам императорский дворец47.
- То, что время пощадило, то, что память сберегла
- Бенуа Александр Николаевич (1870 – 1960)
- Картины — Бенуа, Александр Николаевич
- Александр Бенуа и возрождение Версаля
- Бенуа Александр НиколаевичКартины и биография
- Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
Это похоже на некую почти мистическую иллюзию («я подчас дохожу до состояния, близкого к галлюцинациям»). Для Бенуа те тени, что безмолвно скользят по версальскому парку сродни, скорее, воспоминаниям, чем фантазии. На плече она держит зеркало, в котором смутно видна обнимающаяся (или сплетающаяся) обнаженная пара среди огня. Тысяча и один этюд Версальского парка и все более или менее хорошо сделаны. Размышляя о времени Людовика XIV, Бенуа писал: «Особого культа личности Луи Каторза. Людовик начал нарушать законы этикета, установленные им самим. Исторической точности он предпочитает полеты фантазии – и вместе с тем его фантазии исторически точны. В 1956 году, в возрасте восьмидесяти шести лет, тридцать из которых Бенуа провел во Франции, он жалуется на пошатнувшееся здоровье, которое мешает ему гулять по «парадизу», где он некогда жил6.
Перекресток Философов зимой включен и в ностальгический альбом рисунков Версаль, созданный уже в Ленинграде (1922). 48x62 С именем А. Н. Бенуа связано возникновение в 1898 объединения «Мир искусства», одним из основателей и идейным руководителем которого он являлся. Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех»33. Более того, по собственному признанию художника, это потрясение сделало его балетоманом впоследствии он станет одним из инициаторов и создателей «Русских балетов» 36. Впрочем и самого Бенуа Версаль вдохновлял на эксперименты в области театра.
- Из Википедии — свободной энциклопедии
- Все видео по теме Бенуа, Альберт Николаевич
- Другие картины художника – Александр Бенуа
У меня и отношение к прошлому более нежное, более любовное, нежели к настоящему. Ему удается передать «щемящую тоску по чему-то виденному, промелькнувшему, неуловимому» 38, так растрогавшую Жана Кокто. Как и художников Поля Эле, Мориса Л обра или Анри Ле Сиданера, как и поэтов Анну де Ноай, Анри де Ренье или Альбера Самена, Бенуа вдохновляет в Версале не пышность королевского двора, но осенняя тишина, когда «молчащий парк» 17 одевается «печальным и прекрасным убором» 18. Анатолий Луначарский, будущий советский "министр культуры", ругался на цикл, увидев рисунки на выставке в 1907 году: хуже всего то, что г. Бенуа, по примеру многих, выбрал себе особую специальность. Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца».
Александр Николаевич вспоминал, что его впечатления «приобретали небывалую, почти до физического страдания дошедшую остроту» 14. В 1956 году, в возрасте восьмидесяти шести лет, тридцать из которых Бенуа провел во Франции, он жалуется на пошатнувшееся здоровье, которое мешает ему гулять по «парадизу», где он некогда жил6. По примеру своего французского коллеги, который, приехав в Версаль, не последовал совету художника Гослена: «Не усердствуйте, пишите о Версале книги, но оставьте в покое музей, который никого не интересует», – Бенуа стал активно защищать от вандализма и произведения искусства и сам императорский дворец47. Описывая прогулки короля, автор ничто не обходил вниманием: ни парковые виды с садовой архитектурой (они написаны с натуры), ни театральные представления, весьма модные в стародавние времена, ни бытовые сценки, рисовавшиеся после тщательного изучения исторического материала. Переживания, возникающие при созерцании созданных им образов Версаля (и, возможно, вдохновлявшие самого Бенуа), пожалуй, ближе всего к переживаниям Шарлотты Моберли и Элеоноры Йордан, «столкнувшихся с самым необычайным на свете явлением» 23.
Самому Бенуа, пожалуй, ближе ли- бертинаж XVIII столетия, чем декадентство конца XIX века: от праздника Монтескью, «короля» декадентов, он увлекает нас в прошлое – фантастическое иллюзорное, театральное. Критик Сергей Эрнст приводит слова художника: «Маленькая финальная вариация Гердта в «Спящей красавице» открыла мне весь XVIII век, Версаль, Людовика XIV, открыла мне больше, чем все фолианты и музеи» 35. Несколько лет спустя Бенуа нарисует столь же непочтительный словесный портрет Людовика XIV: «скрюченный старик с отвислыми щеками, с плохими зубами и лицом изъеденным оспой» 31. Г-н Бенуа облюбовал Версальский парк. Отчасти благодаря ему Версаль стал и излюбленной темой французской поэзии символизма. Равнодушный к столь дорогим сердцу Монтескью «жалобам камней, мечтающих истлеть в забвеньи» 29, Бенуа не запечатлел ни обветшания дворца, ни запустения парка, которые еще, безусловно, застал.
Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех» ". Творчество Бенуа-художника посвящено, главным образом, двум темам: «Франция эпохи короля-Солнца» и «Петербург XVIII – начала XIX века», которые воплотились в определенном виде исторической живописи, создающем особый «ретроспективный» взгляд на прошлое. Самому Бенуа, пожалуй, ближе ли- бертинаж XVIII столетия, чем декадентство конца XIX века: от праздника Монтескью, «короля» декадентов, он увлекает нас в прошлое – фантастическое иллюзорное, театральное. «Версальское» наследие Бенуа насчитывает более шестисот рисунков, акварелей, пастелей, гуашей, гравюр и полотен, свидетельствуя, что «божественный Версаль»7, по крайней мере до 1926 года, оставался постоянным источником его вдохновения8. — говорит публика и широко, широко зевает. День его первой встречи с Версалем, напишет он потом в Петрограде, «остался в моей памяти, как один из самых полных и счастливых дней всей моей жизни» 9, «я приехал из Версаля одурманенный, почти больной от впечатлений» 10. Возможно именно впечатления от этой постановки предопределили «театральную» интерпретацию версальской темы в искусстве Бенуа, «задали» ракурс взгляда.
Бенуа, «искусный русский художник» 27, трактует версальскую тему не столько как погружение в прошлое, что было свойственно его французским коллегам, сколько как своеобразную «инкрустацию» 28 версальских пейзажей персонажами в старинных костюмах, порой едва обозначенными – некими силуэтами, выделяемыми контражуром. Приезжая в Версаль, Бенуа встречается с теми, кому Версаль был обязан новым расцветом – Пьером Нолаком, его преемником Андре Ператом3, Анри де Ренье, поэтом и, пожалуй, самым известным прозаиком этого времени4, с Полем Эле, тончайшим гравером, «таким же поклонником Версаля», как сам Бенуа 5 и, наконец, с Робером де Монтескью, которому он посвятит не одну страницу своих воспоминаний. Любопытно, что впервые Бенуа увидел Версаль в виде театральной декорации. Источником вдохновения для художника становится не королевская пышность замка и парков, а именно «зыбкие, печальные воспоминания о королях, которые всё ещё бродят здесь».
В 1905 году, живя в Версале, Бенуа признается своему племяннику: «Я упоен Версалем, это какая-то болезнь, влюбленность, преступная страсть» 11. Это похоже на некую почти мистическую иллюзию («я подчас дохожу до состояния, близкого к галлюцинациям»). Эти английские леди, прогуливаясь 10 августа 1901 года по Трианону, «встретились» с Марией Антуанеттой сродни этим удивительным «встречам» и упоминания Бенуа о «странных наваждениях» 24 Версаля: перед ним, пишет Бенуа, проходят «образы того, что происходило здесь когда-то (или что могло происходить) среди этой грандиозной и поэтичной обстановки» 25, что он увидел «создателя всего этого мира, самого короля Людовика и его окружение» 26. Искусство -- «отраженный» мир представляется более одушевленным, чем исторически достоверные образы минувших эпох. Собираясь поставить сказку Перро «в стиле Людовика XIV», директор императорского театра Всеволожский заказал музыку П. И. Чайковскому. В 1905 году, живя в Версале, Бенуа признается своему племяннику: «Я упоен Версалем, это какая-то болезнь, влюбленность, преступная страсть» 11.
Но выступает он скорее не в роли трагического героя, а в роли стаффажного персонажа, статиста, чье почти эфемерное, призрачное присутствие подчеркивает незыблемость декораций и сцены, с которой уходит некогда великий актер, «безропотно вынесший бремя этой чудовищной комедии»32. Описание старости Людовика XIV отсюда:"Король стал печальным и угрюмым. Ее поэзия возникает из спора составляющих черт. Перед нами видение прошлого, где привычные отношения реального мира и его отражения перевернуты.
Вопросы героя из «Мушки» Мюссе, попавшего в Версаль: «Что, если за этими тяжелыми занавесями в глубине бесконечной сияющей галереи спит вот уже сто лет принцесса. Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» 30 – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей. Его знакомство с парком и дворцом состоялось не в 1896 году, а в 1890 и не во Франции, а в Санкт-Петербурге, в Мариинском театре на балете «Спящая красавица». Тысяча и один этюд Версальского парка и все более или менее хорошо сделаны. В зеркальной глади водоема отражается их фантастически-грандиозная тень. Сюжеты для большинства картин этих циклов навеяны мемуарами Сен-Симона.
Людовик начал нарушать законы этикета, установленные им самим. В последние годы жизни он обрёл все привычки, подобающие старику: поздно вставал, ел в постели, полулёжа принимал министров и государственных секретарей (делами королевства Людовик XIV занимался до последних дней своей жизни), а потом часами сидел в большом кресле, подложив под спину бархатную подушку. Самым «блестящим и значительным» 1 гостем Версаля стал Николай II: его визит 8 октября 1896 года был своего рода символической акцией, утверждающей неразрывность исторических связей французского и русского двора. «Правда Версаля оказалась более изумительной и чудесной, нежели все вымыслы» 12, – пишет он далее, но при этом, «в сущности, эти настроения (в Версале) были в известной степени возобновлением или продолжением тех, что овладевали мной в Петергофе, в Ораниенбауме, в Царском Селе» 13, «маленьких Версалях» под Петербургом, где работал отец художника, архитектор Николай Леонтьевич Бенуа. Вода спокойна. «Источником вдохновения для художника становится не королевская пышность замка и парков, а именно «зыбкие, печальные воспоминания о королях, которые всё ещё бродят здесь». Фигурки амуров написаны бронзовой краской, они объемны и рельефны.
Осенью 1896 года Александр Бенуа, приложивший немало усилий для воскрешения Петербурга, открывает «скучный версальский парк» Мюссе, ставший благодаря Барресу, Монтескыо, Анри де Ренье, Эле, Нолаку, Лобру, Болдини – приютом поэтов и мудрецов»2. Искусство -- «отраженный» мир представляется более одушевленным, чем исторически достоверные образы минувших эпох. Переживания, возникающие при созерцании созданных им образов Версаля (и, возможно, вдохновлявшие самого Бенуа), пожалуй, ближе всего к переживаниям Шарлотты Моберли и Элеоноры Йордан, «столкнувшихся с самым необычайным на свете явлением» 23. После успеха 37 «Последних прогулок Людовика XIV» Бенуа пишет либретто «Павильон Армиды» – варицию на темы «Освобожденного Иерусалима» Тассо и «Омфалы» Теофиля Готье – и рисует костюмы «по мотивам» рисунков Луи-Рене Боке (1717-1814).
Как и для них, для Бенуа «иллюзия становится хозяйкой в жилище царственной тоски» 20, но странная осязаемость этих иллюзий («я доходил подчас до чего-то близкого к галлюцинации» 21), пожалуй, отличает его работы от картин французских художников, зачастую сближающихся с условностью театральных постановок. Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех».
Как и художников Поля Эле, Мориса Л обра или Анри Ле Сиданера, как и поэтов Анну де Ноай, Анри де Ренье или Альбера Самена, Бенуа вдохновляет в Версале не пышность королевского двора, но осенняя тишина, когда «молчащий парк» 17 одевается «печальным и прекрасным убором» 18. В своих «фантазиях на тему Версаля» Бенуа остается «человеком театра» 45, бережно хранящим впечатления от петербургского спектакля – и в этом, возможно, прав Сергей Маковский: «русская призма», сквозь которую Бенуа увидел поэзию Версаля, – это прежде всего «волшебный фонарь» 46 русского театра, блестящих петербургских театральных постановок.
Как и для них, для Бенуа «иллюзия становится хозяйкой в жилище царственной тоски» 20, но странная осязаемость этих иллюзий («я доходил подчас до чего-то близкого к галлюцинации» 21), пожалуй, отличает его работы от картин французских художников, зачастую сближающихся с условностью театральных постановок. Впечатления же от самого Версаля отозвались в творчестве Бенуа – не только как художника, но и как историка искусства – весьма разнообразно. И все-таки хочется сказать: «Ударь раз, ударь два, но нельзя же до бесчувствия». По словам мадам де Ментенон, он сделался «самым неутешным человеком во всей Франции». Так же, как и им, художнику близки «печальные и зыбкие воспоминанья о короле, что бродит по дворцу и по аллеям» 19.
Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей. Но старческая усталость эпохи. Возможно именно впечатления от этой постановки предопределили «театральную» интерпретацию версальской темы в искусстве Бенуа, «задали» ракурс взгляда. Король в «Прогулках» Бенуа – одинокий старик, оставленный придворными и цепляющийся за духовника в предчувствии близкой смерти. Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех»».
В сюжетных композициях циклов «Последние прогулки ЛюдовикаXIV» и «Версальская серия», равно как и в пейзажах, для художника важны не люди с их переживаниями и деяниями, а величественная красота искусства и природы. Вторым «спасителем» Версаля оказался Робер де Монтескью. Обаяние личности Монтескью, ставшего прототипом гюисмансовского Дез Эсента и прустовского барона Шарлю, помогло Версалю превратиться в одно из самых любимых и модных дачных мест парижской знати. Такова, например, его версальская серия 1897-1898 годов. Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей". Отчасти благодаря ему Версаль стал и излюбленной темой французской поэзии символизма. Он «видит» самого создателя сего великолепия, короля Людовика XIV в окружении свиты. Прелестная маркиза (возможно, госпожа Помпадур. ), жеманясь, смотрит на зрителя из зеленой аллеи выглядывает черная лукавая мордашка то ли негритенка, то ли человечка в маске.
Шествие торжественной процессии превращено в плоскостной гротескный орнамент. В своих «фантазиях на тему Версаля» Бенуа остается «человеком театра» 45, бережно хранящим впечатления от петербургского спектакля – и в этом, возможно, прав Сергей Маковский: «русская призма», сквозь которую Бенуа увидел поэзию Версаля, – это прежде всего «волшебный фонарь» 46 русского театра, блестящих петербургских театральных постановок. В 1918 году Бенуа был назначен хранителем художественной коллекции Эрмитажа: тогда, возможно, ему и пригодились «уроки» дру- зей-«версальцев», разумеется, не Монтескью, противника самой идеи восстановления и реставрации, а Пьера де Нолака, восстановившего Версаль после четырех революций. у меня не было. Для него сад служит скорее темой, чем волнующим впечатлением, требующим своего воплощения.
Несколько лет спустя Бенуа нарисует столь же непочтительный словесный портрет Людовика XIV: «скрюченный старик с отвислыми щеками, с плохими зубами и лицом изъеденным оспой» 31. Рисунок Арлекин и смерть, посвященный памяти Сапунова, декоративная картина Волшебство (1898 – 1902, ГРМ) также проникнуты ароматами фиалок и тления. "Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Однако подобный взгляд – подход эрудита и знатока – отнюдь не чреват ни сухостью, ни педантизмом и не вынуждает художника заниматься безжизненными историческими реконструкциями. Он «видит» самого создателя сего великолепия, короля Людовика XIV в окружении свиты.
