Без Хозяина

Картина «Без хозяина» была создана в 1911 году. Без хозяина дом сирота (значение) – дому нужен хозяин – человек, который заботится о порядке и чистоте в доме. Продать машину без ведома хозяина, который отсутствует длительное время и не сообщает о себе, может супруг (а).

«без хозяина» – название этой картины, которое кратко и наилучшим образом передает содержание. Подведя итог в вопросе, как переоформить машину без хозяина, уточним, что переоформление без собственника возможно, если в генеральной доверенности есть пункт, дающий право на подобные действия, сам документ является действующим на момент оформления сделки. Нужно решать, как оформить машину на себя без хозяина. Бёлль Г. Дом без хозяина.

Там же указаны близкие по смыслу пословицы: – Без хозяина двор и сир и вдов, Не по дому господин, а дом по господину, Не дом хозяина красит, а хозяин дом, Каково на дому, таково и самому. Рассмотрим, как продать машину по доверенности без хозяина. И эта мысль представлена в романе «Дом без хозяина» судьбами двух домов, каждый из которых потерял своего хозяина на войне.

Описание картины Владимира Маковского «Без хозяина»

Пахло застывшим бараньим жиром и растопленным маслом, у дверей стояли огромные алюминиевые чайники с горячим чаем, хорошенькая темноволосая девушка разносила на подносе бутерброды, у окна стоял мальчик с гипсовой повязкой на руке и кричал кому-то на улице: «Проклятая собака, я тебе покажу. » Сестра подошла к мальчику, дернула его за здоровую руку и приложила палец к губам и мальчик поплелся следом за девушкой с бутербродами. Его дешевле кормить, образовывать и лечить. Шурбигель был пессимист, но вовсе не безнадежный. Внимательные, чуть испуганные глаза испытующий взгляд.

Она в темноте обхватила его голову руками, словно петлей, поцеловала его в щеку и шепнула: «Лучше бы ты ушел» и он испытал странное разочарование: его разочаровал рот Неллы, большим и дряблым показался он ему, разочаровал поцелуй Неллы, не таких он ждал от нее. Кости, оскаленные зубы. «Вернусь в семь. –Войди, присядь, – ответила она. Очень интересно читать о войне с точки зрения противоположной стороны.

Многие считают, что процессы расчеловечивания происходят в России стихийно, что нас несет «рок событий». Здесь, в саду, лучше. Он тупо уставился на Блай и почувствовал боль в сведенных мышцах рук. Главные герои здесь – дети.

То ли дело – Глум, тот ходит наверху взад и вперед и читает загадочные книги: «Догматы», «Богословие и нравственность». Насчет Вильмы, которая с десяти часов сидит у фрау Борусяк, беспокоиться нечего. Бабушка ни в коем случае не должна слышать, когда он приходит домой.

без хозяина сирота — 3 (три) буквы

Потом попытался объяснить Блай, что Лин умерла. Утреннее пробуждение тоже таило в себе некоторую опасность. Он терпеть не мог гостей, хотя любил спать в комнате дяди Альберта. Хищение и никому не расскажешь это. Ему велели подождать, пока можно будет пройти к Лин и он стоял у окошка и ждал, но вдруг вспомнил про шофера, вышел и расплатился с ним.

Там пахло застывшим жиром, прокисшими салатами, на полочке лежали его бутерброды, а на газовой плите стоял в алюминиевой кастрюльке кофе. И это стесненное, несвободное состояние – в самой большой (и самой богатой) стране мира. Теперь, пятнадцать лет спустя, он все еще не мог понять, почему он тогда не принял предложение отца Лин. Пытался он давать уроки, но мало кто из англичан хотел изучать немецкий, да и эмигрантов в Лондоне и без него было достаточно.

Рецензии на книгу «Дом без хозяина»

«Дом без хозяина» – крайне тяжелая книга.

Дело происходило в те дни, когда Чемберлен вылетел в Германию для переговоров с Гитлером. Она погасила свет и так и осталась сидеть в передней под портретом Рая. Он подчеркнул: «В романе достигается своего рода «стереоскопический» эффект, так как одна и та же действительность наблюдается как бы с двух далеко стоящих друг от друга точек: с точки зрения обыденности и с точки зрения детей, смотрящих на все через призму идеалов»5. И он боится этого мира, не понимает его. Потом он гасил свет, лежал в темноте рядом с нею и был счастлив. Это был зоошарж, забавное изображение зверушек, а этот жанр опять стал входить в моду.

Без хозяина дом слова из 6 букв

У мальчиков имевших отцов, все было по-другому все ясно, все понятно и никакой безнравственности. С сигаретой во рту, с чековой книжкой в руках – при появлении крови в моче она точно так же таскала с собой ночной горшок, – бабушка сновала из комнаты в комнату и всем говорила: «Если тебе нужны деньги, я могу тебе подкинуть», после чего немедленно усаживалась на стул, открывала авторучку – ею она тоже пользовалась с чисто детской гордостью – и спрашивала: «Сколько тебе. » Глум в таких случаях держался лучше всех, он называл огромную сумму, подсаживался к ней, долго торговался, затем наконец бабушка заполняла чек и выдергивала его. Все мы были молоды.

И в этом тоже величайшая заслуга художника. Они с мальчиком как-нибудь перебьются. Мать не отвечала. Быстрый свистящий шелест отрываемого чека вызывал на ее большом розовом лице блаженную улыбку.

Карл служил в магистратуре и ходил не в старом кителе, как Герт, а в настоящем костюме и Карл возвестил громким голосом начало «новой жизни». У дверей собрались женщины и смотрели, покачивая головами. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Темно-синие коробки, ярко-желтые макароны, огненно-красные открытки. После войны Шурбигель (тут неоднократно приводился пример с апостолом Павлом) познал безграничное обаяние религии. И всякий раз Больда говорила: «Да, Карл Гольштеге был хороший человек», как бы давая понять, что бабушке далеко до него.

Пословицы и поговорки про хозяина

Для патера Виллиброрда как раз и было характерно, что он совершенно всерьез принимал таких, как Шурбигель и что он представлял ей субъектов, подобных незнакомцу, с которым сейчас медленно приближался к ней. Мальчик внизу, во дворе, распахнул зеленые ворота и отец покатил тележку. Каждая картина Маковского запоминается надолго. Что такое саго.

Кофейник стоял на столе и Альберт понял, что ночь грозит затянуться. Удивительней всего было, что супы эти получались очень вкусными. Он даже купил тайком подержанный шкаф, велел доставить его, когда Лин была в школе и привел все в порядок все барахло Лин, все ее платья он развесил на плечиках с немецкой аккуратностью так, как это делала его мать: «Чтобы пахло бельем, проглаженным бельем». Глаза Глума сверкали, узкий нос вздрагивал, но изо рта выкатывался не воздушный шар и даже не тыква, а так что-то вроде крупного яблока – «здорово».

Несмотря на трудности жизни, герои романа не теряют веры в смысл своего существования. Он вернулся в приемный покой. Нелла захлопнула книгу, указала на старую баранью шкуру, лежавшую у ее кровати, потом кинула ему пушистую вязаную красную кофточку: «Укутай ноги». Но чего нет, того нет.

2 законных способа продать авто без хозяина

Какговорил о нем Александр Бенуа, он «шутил даже тогда, когда все были поглощены общим и тяжёлым горем». Даже Глум, очень редко выходивший из себя, Глум, относившийся с бесконечным терпением ко всем и ко всему, выдерживавший безропотно целую неделю крики о «крови в моче», даже Глум приходил в состояние, ему абсолютно несвойственное. И от слова «зенит» тоже все зеленело. Отцы бывают старше, солидней и серьезней.

Правую руку он сунул в карман и стал поигрывать жестяной коробочкой, наполненной витаминизированным драже тихий звук перекатывающихся конфеток успокаивал и Шурбигель, улыбаясь, протянул руку патеру Виллиброрду, который успел шепнуть: «Замечательно, замечательно. » Шурбигель распрощался – ему нужно было успеть на открытие выставки «Южнобаварских вероотступников», он считался специалистом по современной живописи, современной музыке, современной лирике. Маковский — создатель жанровых картин. Не то просто оставляли Вильму в саду у Мартина, а сами играли в футбол. У печки с вязаньем сидела маленькая темноволосая хозяйка. Может быть, у людей имеющих деньги, это делается как-то иначе. Генрих хотел отдать ему суп и вошел без стука.

Белый день / Лена Василёк Без хозяина изба минус

Потом в приемный покой вошла молодая женщина в поношенном пальто. Черная пыль и мышиный помет покрыли бумаги.

Слышно, как Глум тяжело стукается коленками об пол и, если в доме всюду тихо, как Глум бормочет слова молитвы. Без хозяина товар плачет, без хозяина дом сирота. Сигарет, Луиджи и еще лимонаду, еще холодней, если можно, еще больше горечи из зеленой бутылочки.

Здесь он выпивал стакан пива и рюмку водки, чтобы оттянуть возвращение домой. Словно тяжелые глыбы выталкивал он слова изо рта, а рот разевал так широко, что видны были голые розовые десны, темно-красное небо и язык, которым он выделывал какие-то необыкновенные выверты: казалось, что Глум вот-вот вытолкнет изо рта что-то круглое и тяжелое, но изо рта появлялось просто слово: «Матерь». Бесконечно глубока и холодна и никто не спасет тебя, если проломится лед.

Мальчик думает о надежде, которая лишь на миг появилась на лице его матери. Натуральный виргинский табак – очень длинные, белоснежные, очень крепкие сигареты. Они мечтают о номере гостиницы, точно таком, какой они видят в кино, на самых поздних сеансах, в фильмах с тусклым освещением и утонченным диалогом, в фильмах «не богатых событиями, но захватывающих» и сопровождаемых экзистенциональными звуками органа: бледный мужчина склонился над бледной женщиной, а сигарета – какой великолепный кадр. Лин лежала на носилках, залитая неприятным синим светом. Таинственный «он».

Сочинение по картине Маковского «Без хозяина»

И эта жизнь представляет собой бессмысленную скуку. Но слезы все текли по ее лицу и заливали руки Генриха. Герт исчез внезапно.

Натуральный виргинский табак – очень длинные, белоснежные, очень крепкие сигареты. Я часто думаю об этом и это одна из причин, почему свою ненависть к Гезелеру мне всегда приходится подогревать искусственно. Но никому не было до этого никакого дела. Она сама нередко пела, хотя голос у нее был чудовищный: ее попытки уловить мелодию и ритм всегда были тщетны, а ей казалось, что поет она превосходно.

Этой железкой он бил Вильму по пальцам. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной». И мать смеялась больше всего во времена Герта.

перевод и определение "без хозяина", Словарь русский-русский онлайн

А о том, что бедная болонка вынуждена стать для Алена подобной игрушкой, отрабатывая свое пристанище (как замечает М. Магауин, «для него начинается игра, а для болонки – рабочий день»), красноречиво свидетельствует тот факт, что Ален даже не удосужился назвать собаку, ведь дать имя существу – значит постигнуть его суть, пропустив через свое мировосприятие. «Генрих Бёлль избирает очень интересный, хотя и не новый композиционный прием: он контрастирует идеальный и реальный миры, показывая тем самым, как далека действительность от идеала», — писал С. В. Одуряющее однообразие и чистота темно-синие картонки, синие, как море на географическом атласе желтые макароны и огненно-красные этикетки с «бамбергеровской серией картин» – пестрые открытки, на которых изображены сцены из «старинных немецких преданий»: Зигфрид с волосами, как свежее масло, щеками, как персиковое мороженое и Кримхильда, у которой цвет лица напоминает розоватую зубную пасту, волосы, как маргарин и вишнево-алый рот. Рано или поздно должна была случиться какая-то «собачья» трагедия.

Читая, он подчеркивал карандашом. От худого семени не жди доброго племени. Но большую часть времени она проводит в мире иллюзий, в собственных воспоминаниях и переживаниях.

Генрих стал следить за Лео, когда тот уходил на работу или возвращался с работы домой. Французские дети играли в футбол этими банками, для русских женщин они были ценным приобретением и даже когда наклейки давно уже были содраны или смыты, а банки измяты и заржавлены, все равно они узнавали их по штампованной монограмме «Э. Г» – Эдмунд Гольштеге (так звали Неллиного отца). В подвале было темно, он боялся крыс. Определенно, государство – это не «мы», а «они».

Он также добавил: «В ней сконцентрирована вся та проблематика, которая интересовала писателя в предыдущие годы, но здесь он пытается установить связи между отдельными, более частными проблемами»2. Больда не зажигала света, когда он приходил к ней.

Умерла соседка – мрачное, костлявое, вечно голодное существо. Уж очень он молодо выглядел, почти так, как старшеклассники в их школе.

Возникновение подобного ассоциативного ряда (черви – могила) не случайно, женщина действительно находится на краю могилы – от единственного легкого, говорит она, поди, теперь одна половинка осталась. Опять покачает: «Еще больше». Но все это не вязалось с его отцом, зарытым где-то на окраине русской деревушки.

Дитрих фон Берн. Страх перед запахом изо рта и расшатанными зубами волосы теряют блеск и неумолимо портится цвет лица. Не прошло и недели, как все хозяйство пошло к черту, в доме нечего было жрать мать ревела. «Солнце Виргинии взрастило этот табак».

Произведение Дом без хозяина полностью

Между листками брошюрки лежала сложенная вчетверо истрепанная, но еще достаточно яркая, литография изображавшая «Тайную вечерю», – точно такая же литография есть и у него самого с такой же точно надписью: «Генрих Брилах принял конфирмацию в приходской церкви святой Анны в воскресенье, на Фоминой неделе 1930 года». Он слышал, как ребята с восторженными криками повернули за угол, вбежали в дом, но здесь заговорили шепотом и на цыпочках прошли на кухню. Она находится как бы между двумя этими полюсами.

И Мартин и Генрих идеализируют своих погибших отцов. Она вернется домой, когда Лео уйдет на работу. Уже светало.

Текст научной работы на тему «Двоемирие в романе Генриха Бёлля «Дом без хозяина»»

Он боялся ее открыть и в то же время возлагал надежды на ее содержимое: он знал, что в коробке лежит много рисунков, сделанных им в Лондоне до и после смерти Лин он боялся, что рисунки никуда не годны и все же надеялся, что они окажутся неплохими ведь он обязался еженедельно сдавать серию карикатур в «Субботний вечер» и иногда целые дни слонялся из угла в угол и ничего не приходило в голову. Карл – «новая жизнь», Карл – «дополнительный паек». Он вернулся в ванную и вскоре услышал, как Нелла прошла к себе и закрыла за собой дверь. По улице шли люди и несли плакаты «Миру – мир» и другие – «Покажем Гитлеру, что мы его не боимся» и молодая женщина в поношенном пальто сняла очки и протерла их полой. Но и сад — какое запустение кругом. Даже у бабушки пропал теперь аппетит, она не прикоснулась ни к пирожному, ни к пломбиру и кофе, вырвала из книжки чек, потом другой – за испорченный костюм живодера, еще один, чтобы утихомирить официанта теперь, когда желудок его был пуст, он без стыда и страха прошел рядом с бабушкой по длинной, желтовато-коричневой дорожке. Люда тот раз вырвала всего шесть и то выглядела, как древняя старуха. Когда ему приходилось обедать с бабушкой, он потом месяцами не ел мяса только хлеб, яйца, сыр, молоко, овощи и превосходные супы, которые Глум стряпал внизу на кухне.

В доме было тихо, прохладно. А ему она всегда говорила: «Ты бы хоть когда-нибудь зашел ко мне». Но неизвестный опять писал это слово, а столяр опять соскребал его. Потом встает с колен и тогда под ним взвизгивают пружины матраца, – это значит, что ровно половина одиннадцатого. Мрачный сырой форт, построенный в 1876 году, теперь там разводит шампиньоны предприимчивый маленький француз: кровавые пятна на потемневшем сыром цементном полу, пиво, блевотина пьяных штурмовиков, приглушенное пение словно из могилы блевотина на стенах, на полу, где теперь на слое навоза растут белесые, болезненного вида грибы, а на крыше каземата теперь чудесный зеленый газон, розы играют дети, матери сидят с вязаньем и то и дело слышатся их крики: «Осторожней. » и «Что ты мечешься как угорелый» старички-пенсионеры досадливо разминают табак в трубке – всего на два метра выше той темной ямы, где Рай и Альберт два дня ожидали смерти. Там, между Запорожьем и Днепропетровском – или здесь, в опустевшем доме, доме без хозяина.

Абажур лампы был из зеленого шелка – водянистая зелень, а сквозь нее – желтые лучи и ему казалось, что красное вино в стакане, стоящем на тумбочке у постели матери, очень похоже на чернила: темный, тягучий яд, который она потягивает маленькими глотками. Ведь не зря Белля называют самым русским немецким писателем. Эрих остался в Саксонии.

Я просто хочу знать, что же с ним было. У дяди Эриха была болезнь, которая называлась астма: стоны по ночам, кряхтение и жалобный вопль: «Дышать нечем. » – платки, смоченные уксусом и запах камфары и настои с каким-то диковинным ароматом. Кофейник Глума был пуст, теплый колпак, накрывавший его, лежал рядом. И только семья, у которой она живет, не испытывает к ней сострадания. Стена подъезда была уж исцарапана в двадцати местах.

Биллю было уже под шестьдесят. Ее желание создать полноценную семью осуждается обществом и она слывет «безнравственной».

Две тысячи матерей и три тысячи жен приехали сюда, значит, три тысячи раз должно где-нибудь свершиться неизбежное, так как «природа требует своего», а учителя не желают в 1947 году стоять перед пустыми партами. На это я больше не пойду.

Новая пластинка, дань маленького брюнета-бармена ее северной красоте. В последний раз он услышал крик Лин. ЭССЕ короткое заранее спасибо. Да согласны, так как без хозяина дом, не дом. Выяснилось, что и у них иногда лбы бывают влажные.

Она зашла в кафе против дома зубного врача, села к окну и достала из кармана пачку «Томагавк» –очень длинные, очень белые и очень крепкие сигареты. Мартин никогда не мог понять, насмешка это или искреннее почтение. Вся брюшная полость оказалась наполненной гноем. Ее кровать – это тоже слова матери – напоминает ложе Тарзана в джунглях.

Он затворил окно, набил трубку, но раскуривать ее не стал и решительным движением открыл картонку «Санлайт»: там оказалась целая стопка очень тонкой бумаги, все рисунки были повернуты обратной стороной. Строгость Карла пришлась на тяжелый 1947 год. Прочь главного героя. О мальчиках, не имеющих отцов, говорили: «Он потерял отца на войне», об этом шептали на ухо инспекторам, если ученик запинался в их присутствии, – учителя сообщали о новичках: «Он потерял отца на войне».

М. Обухов, Ястребовы. Она, наверное имеет какое-то отношение к безнравственному и бесстыдному. В этот труд Рай вложил всю свою фантазию, а Альберт – свой талант художника и у них получился шедевр, доставивший фабрике множество новых покупателей. Утром они являлись на фабрику с опозданием, головы у них трещали и, зачастую охваченные внезапной яростью, они разрывали в клочки все рисунки и диаграммы.

Недаром, она сама себя сравнивает с собакой, заключенной и впрямь в собачьи рамки безрадостного существования. Это ужасно. И Карл ушел еще до того, как мать выписалась из больницы. По мнению Т. Л. Изредка на чердак поднималась бабушка, дабы ознакомиться с повреждениями. Свечи горели, он пошел к двери, но вдруг повернулся и заплакал.

«Мое здоровье – это все, что у меня есть, вот таким образом я не могу не заботиться о нем». Каждый завод, каждая фабрика своего хозяина имеет. Медово-желтые дорожки, медовые обои, медовая мебель, на стене Курбе («Подлинник. » – «А как вы думаете. »), медовый телефон и завтрак вместе с двумя очаровательными девушками, которые умели прекрасно сервировать стол. Глум готовил суп впрок на целую неделю. Все свершилось за один день: венчание в отглаженном платье, которое ей было не к лицу, ряса францисканца, хоккей и завтрак у монахинь и луг в Сэррее и радость обладания потом крик: «Поезжай в Ирландию». Генрих тоже часто думал о своем отце.

На одной толстой книге было написано: «Догматы», на другой – «Богословие и нравственность». Вокруг только «дяди» и «дяди», с которыми дружат или «сожительствуют» мамы. Он следил за будильником и предупреждал Лин, когда ей пора было выходить. С бутербродами в руках мальчики продолжали гонять мяч.

Можно ли продать машину без хозяина

Употребление ею глагола копошиться, да еще в сочетании с существительным могила («день-деньской копошусь в этой могиле») влечет за собой представление о червях, разложении и тлене. Утренний, одиннадцатичасовой, сеанс давно начался, а к часу ей надо быть в пекарне. Должны здесь быть и кой-какие вещи Рая в прозе и много его писем довоенной поры. По утрам, когда Лин уходила, ему обычно удавалось немного вздремнуть.

Альберт – это дядя, не похожий ни на Лео, ни на Билля, он не такой настоящий, как Билль, которого можно называть даже дедушкой, но и не сожительствующий дядя, как Лео. Он принял и то и другое с печальной благодарностью и она вышла из кафе. Изворачиваюсь кое-как.

Значит, Лео был тем невидимкой, кто писал на стене. Еще раз прошу извинить меня. Вместо огорода – цветы в горшке из супермаркета. Нелла улыбнулась, когда он вошел, посмотрела на его необутые ноги и вскрикнула: «Ты с ума сошел, ты же простудишься – садись здесь вот».

Похожие книги на Дом без хозяина

Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Страшно представить, какая участь ожидает болонку, когда наступят холода. Но в обращении с недругами он был сама любезность и применял против них оружие, которое приводило их в бешенство ибо они были бессильны против него: Шурбигель прощал врагам своим, он все и всем прощал. Он умел изобразить на полотне реальных простых людей, показав их характеры и особенности. Она вытерла слезы и увидела в свете фар, что они уже подъезжают к церкви.

Из ее слов (кстати, она впервые подает голос с начала повествования) мы узнаем, как ей надоела эта жизнь. От этого слова веяло Южной Америкой. «Возможно, что этот добродушный старик, уроженец одной из национальных окраин Сибири испытавший много невзгод и попавший неведомо почему в Западную Германию, призван опровергнуть россказни школьного учителя о «страшных» русских»16. Он знал, как появляются на свет дети. С. В.

Отсюда коррупция, воровство, ложь имитация, пошлость – родимые пятна новоявленной «знати». Лео ничего не писал. «Была у нас тощая птица, годная только для супа», – говорила бабушка.

Вырученных денег едва хватало на сигареты. Неужели она серьезно думает, что он станет хозяйничать на мармеладной фабрике. –Замуж, – тихо сказала она, – я не хочу больше. Но это всегда приводило его в скверное расположение духа, да и скучно ему было с ними.

Отзывы о Генрих Бёлль – Дом без хозяина

Лед под тобой еще не проломился, да и утонуть тебе не дадут по обоим берегам, улыбаясь, стоят люди, готовые броситься на помощь, стоит только тебе оступиться, но это ничего не изменит: лед может в любую минуту проломиться, а глубина остается неизвестной. А теперь ее уже заметил кое-кто из знакомых – и впереди опять потерянный вечер: впопыхах приготовленные бутерброды, откупоренные бутылки, кофе («Может быть, вы предпочитаете чай. »), сигареты и вдруг отупевшее лицо Альберта – таким оно становится, когда он должен занимать ее гостей и рассказывать им про ее мужа. Тут мать, тихо чертыхаясь, вставала с постели, высвобождала гардину и зажимала ее между дверцами книжного шкафа. А «после» иногда бывает не лучше, чем «во время». Что же касается мирного настоящего, то в романе «Дом без хозяина» оно также имеет двойственную природу.

Это был еврей-эмигрант, с которым он познакомился в журналистском ресторанчике.

• Вести – не бородой трясти – слово из 3 букв
• Словари и энциклопедии на Академике
• Эти слова находили так же по следующим запросам

А посмотри на меня теперь – во мне осталось всего сто сорок четыре». Как будто всего сутки тому назад приехал он в Лондон. Ни стыда, ни сожаления он не испытывал – одно лишь холодное торжество.

малогабаритной квартирке. Подожди меня с обедом». Весело, значит. — Знамо. А дом в котором вы живёте, не такой как описано выше.

Мартин слышал отчаянное кудахтанье кур, которые начинали метаться по бедному дворику, когда там появлялся отец бабушки с топором в руках. –Правда, – сказал он, – никакой тайны в этом нет. Судим по результату, а он таков: сама народная «почва» в России истощена и обескровлена. Мать была теперь старой, бесконечно старой казалась она ему, а ведь совсем недавно, когда она впервые танцевала с Лео, когда в больнице освободилась от «него», мать казалась ему совсем молодой.

Отцы других мальчиков были: либо майор и в то же время директор, либо унтер-офицер и бухгалтер, либо старший ефрейтор и редактор, ни один из отцов не был рядовым и ни один из них – поэтом. остался жить»139. Уксус, камфора, чай для астматиков всегда стоят на ночном столике Берны. От Лео всегда пахло туалетной водой.

Временами ему казалось, что она уже целую вечность сидит в этом кресле и вечно будет сидеть в нем и он пытался мысленно охватить все значение и смысл слова «вечность» в прокуренной комнате, откинувшись, сидит она в зеленом кресле, курит и неподвижно смотрит куда-то вдаль. И хотя Генрих Брилах был ребенком с рано пробудившимся сознанием, который также уже многое успел познать в жизни: и «черный рынок» и даже то, что люди делятся на «нравственных» и «безнравственных», все же познать то, что общество расслаивается на отдельные классы, ему было еще достаточно сложно. Но тысяча двести марок – это испугает даже его.

Будучи редактором большой нацистской газеты, он открыл Баха, стал его печатать и это давало ему право – тут уж недругам оставалось только помалкивать – начинать каждый реферат о современной лирике словами: «Когда в 1935 году я первым опубликовал стихотворение поэта Баха, павшего затем в России, я уже знал, что начинается новая эра в лирической поэзии». Карл и его брал с собой, объяснял ему всю церковную службу и молитвы, а по вечерам после ужина надевал очки и начинались рассуждения о «новой жизни». Сквозь открытые ворота видна улица: автомобильные шины и ноги велосипедистов.

А сытый голодного, как говорится, не разумеет. Позади – виноградник, грот из пористого камня, в котором фаянсовые гномы катают игрушечные тачки на переднем плане, белокурая и толстая, стоит соседка, а из верхнего окна смотрит мужчина с трубкой во рту и через весь фронтон – надпись «Вилла Элизабет». История эта тянулась довольно долго, уже полстены было в скребках и царапинах. На отца он, во всяком случае, не похож ни капельки. Не беспокойся, дорогая фельдфебельша.

Он внимательно следил за всем происходящим, время от времени вставал, чтобы откупорить бутылку вина, а если гости засиживались поздно, он уезжал за новым вином, новыми бисквитами и новыми сигаретами. Когда снова и снова на поворотах он включал фары и яркий свет выхватывал их из тьмы, он удивлялся, как точно они выбирают для себя место, но еще ни разу он не видел, чтобы машина остановилась и увезла какую-нибудь из девушек. Разве может родиться чувство хозяина у человека, который с детства воспитывался в «клетке», т. е. Но в этом уже не было необходимости.

Занятый своими мыслями, он бросил в ванну окурок и, чуть не падая от усталости, наблюдал, как размокает окурок, как оседает на дно темно-серая пыль – это затвердевший пепел, а светло-желтые крупинки табака сперва идут густой полосой, потом расплываются по поверхности воды и вокруг каждой крупинки желтоватое облачко сигарета потемнела и на ней отчетливо проступила надпись «Томагавк». «Это длилось одно лишь мгновение, но он знал теперь, что одно мгновение может все изменить»11. Блай принесла и пирожные для Лин, маленькие миндальные пирожные, покрытые яичным кремом.

«Тебе надо было раньше следить за своими зубами, – скажет Лео, – каждый день съедать лимон и чистить как полагается, вот так», – тут он продемонстрирует ей, как надо чистить зубы. Рассказ М. Магауина «Без хозяина» – трогательное и проникновенное повествование о маленькой беззащитной собачке, которая из уютной просторной квартиры в центре города попала в частный сектор городской окраины, найдя себе пристанище под крыльцом старого домика. Но, оказывается и эхо бывает крайне разрушительным. Рядовой и поэт, как-то не подходит одно к другому. Рожновский отметил, что Вильма Брилах не «безнравственна», она всего лишь бедна и при этом он подчеркнул: «Положение неимущей лишает ее возможности пойти по тому пути, который мог бы получить милостивое признание «общества»9.

Он нажал кнопку выключателя и прочел записку, оставленную дядей Альбертом: «Мне все-таки пришлось уйти». Мать читала, курила и изредка отпивала глоток. Два дня Альберт не брал в руки коробку «Санлайт». Лин давилась, но рвоты уже не было – только желтая, с тяжелым запахом слизь показалась на ее губах и когда к ним подтолкнули передвигавшиеся на колесиках носилки и он положил ее, она еще раз обвила его шею руками, поцеловала и снова прошептала: «Поезжай в Ирландию, мой дорогой, мой дорогой, мой дорогой», – но подошедший врач оттолкнул его и носилки отъехали и исчезли за вращающейся стеклянной дверью.

Изволили приехать и нас-то всех как солнышком осветило. Для таких случаев бабушка надевала очки и вся ее фигура излучала распорядительность и чувство долга.

К числу антивоенных романов писателя принадлежит и «Дом без хозяина». Фильм развертывается дальше при тусклом свете, который так подходит к обстановке. Лео уже и так ругается.

От ее пальто пахло бульоном и табаком, она не переставая бормотала: «Сыночек, сыночек мой, сыночек мой», – но потом появился врач и женщина бросилась к нему и по ее лицу можно было понять, что все сошло благополучно. Даже если не жалко немецких детей, так как «их папы сами во всем виноваты», нельзя в нарисованной картине не увидеть собственную страну и поколение послевоенных сирот.

Собственно говоря, это их жизнь их амбиции их поступки, деньги, контракты, решения, словечки (не ими даже написанные). Желтое масло в пергаментной бумаге, покрасневшее от стыда лицо – вот-вот заплачет. Альберт об этом даже и не знал.

Когда у него самого начинали слипаться глаза, он переносил Вильму в ее постельку. Одной марки и восьмидесяти пфеннигов хватит на кино, но уже поздно. Дедушка, отец мамы, остался в Саксонии.

Я ничего не стану выбрасывать. Яйцо катится по замызганному столу. «Нет», – ответила она и смущенно улыбнулась, он так и не понял, что значило в это мгновенье ее «Нет»: «Да» или «Нет».

об отцах. Нет, сожительство – слишком красивое слово для такой мерзости. И весело вдове и тошно.

Сестра куда-то ушла и он заблудился в бесконечных коридорах, попал в Палату, снова выскочил, очутился у входа на кухню и только тогда узнал коридор с желтыми изразцами и снова хорошенькая темноволосая девушка пронесла на подносе гору бутербродов и из открытой двери донесся чей-то крик: «Горчицы. » – и он вспомнил про льва, который намазывал горчицей баранью ногу. персонажей в романах Генриха Бёлля следующим образом: «На одном полюсе — те, кого в ФРГ называют «вечно вчерашними»: бывшие нацисты и их пособники, перекрасившиеся, замаскировавшиеся, усвоившие официально-демократическую фразеологию. Каждый раз он слишком долго соображал, как бы успеть добраться в туалет, когда его затошнит, но бабушка всегда садилась у самого входа и, чтобы попасть в туалет, надо было пройти мимо пяти, шести, семи больших столов.

Иногда ее суп оставался на спиртовке, он жадно съедал безвкусную овсяную болтушку, забирался в постель и спал до одиннадцати. И святая Мария Горетти, подло убитая похотливой свиньей – интересно, что такое «похотливая свинья». Без хозяина — дом сирота, а заводу и вовсе погибель. Он встал, очистил яйцо и тут же съел его, так как в те времена он всегда хотел есть. Но поэту, разумеется, не очень-то приятно всюду натыкаться на рекламные лозунги, которые он сам сочинил, на рекламу для мармелада.

Но зато и слово в те дни, когда он наблюдал за Лео, на стене не появлялось. Триста марок задатка – да каждый месяц сколько. Неизвестно было, кто этим занимается. Рожновский писал, что эту книгу в самом общем виде можно охарактеризовать следующим образом: «Писатель стремится заглянуть в существо того, что произошло после войны, оценить прошлое и понять настоящее»1.

Но потом бабушка стала его выспрашивать, а он ей ничего не сказал и больше никогда к ней не ездил, так как она говорила то же самое, что он уже слышал от остальных, от тех, которые находились под ледяным покровом – «целомудренная душа, чистое сердце» и, между прочим, выспрашивала о Лео, о Карле, о Герте и все приговаривала, покачивая головой: «Нет тут порядка, если бы мой бедный сын, а твой отец, увидел все это» и показывала ему карточки, на которых отец был одних лет с ним, карточку отца в день конфирмации, а потом его карточку в комбинезоне слесаря, но к бабушке Генрих больше не ездил, так как не мог брать с собой Вильму. И Брилах, всегда такой неулыбчивый, смеется там от души. За домом некому ухаживать, убирать, следить. «Лучше коньяка, – приговаривала она, – лучше всяких докторов, лучше, чем дурацкое свинское обжорство, лучше, чем пьянство, чем курение до одури, всего лучше на свете полынный чай и красивый хорал». А в ванной как-то отвалился большой кусок штукатурки. «Я вам не нянька. » Потом Генрих научился даже купать Вильму, сажать ее на горшок и брал ее с собой, когда ходил за покупками или когда ходил встречать маму после работы.

«Теперь не потечет», – заявила она истратив на ванны столько денег, что на них, пожалуй, можно было бы сделать капитальный ремонт крыши. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Нелла сидела у себя в комнате и плакала.

«Больше» было здесь решающим словом, это слово ненавидел учитель, он ненавидел и слова собственно, вообще и все одно – слова куда более значительные, чем это кажется взрослым. «Без хозяина - дом сирота» о чём эта пословица.

Она ненавидела Шурбигеля и теперь раскаивалась в дурацкой вежливости, заставившей ее принять приглашение. Карл был приветлив и аккуратен. Впереди – еще более тяжкие испытания. Мать Альберта все пекла сама, даже хлеб. Вместо семьи – ипотека и «отношения». Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.

Мартин подержал его немножко в таком положении, потом сильным толчком снова послал вперед. Бабушка неотрывно смотрела на нижнюю полку чайного столика, где стояла «кровь в моче», врач же осторожно нажимал на поршень и впрыскивал в бабушку безграничное счастье. Хороша еще песня про долину скорби: «Привет тебе, звезда в зените».

Рожновский4. За исключением детей, которые всегда живут настоящим и с надеждой смотрят в будущее. «Раз в неделю – глоток полынного чая», – таков был неизменный рецепт Больды и всякий, кому становилось дурно, у кого болел живот, должен был отведать из зеленой чашки без ручки.

Но такие отношения трудно назвать дружбой. Лин утешала его и он был счастлив, несмотря ни на что. В первой части описывается появление миленькой хрупкой болонки в доме Алена.

Такие слова, как «дрожжи», «закваска», такие фразы, как «обогатить национал-социализм сокровищами христианской мысли», – все это возмущало их. Она оставила открытой дверь в свою комнату, пусть он слышит ее плач. Портрет был написан двадцать лет тому назад и изображал смеющегося паренька, который набрасывал стихотворение на пачке с лапшой Авессалом Биллиг отчетливо вывел на пачке: «Домашняя лапша Бамбергера». Карл был совсем другой, но тоже славный.

А его запахи остались в памяти – сырой алебастр, «Виргиния», жаренный на маргарине картофель с луком и еще в наследство от Герта осталось слово дерьмо, которое навсегда вошло в лексикон матери и, наконец, одна ценная вещь – мужские ручные часы. Распорядок – это: вставание, яйцо к завтраку, работа, возвращение домой, газета, сон. Блай успокоилась раньше, чем он встал. Согласны ли вы с ней.

Больда, судя по всему, тоже ушла. Он рисовал льва, который густо намазывал горчицей баранью ногу. Она очень изменилась, в ней появилась странная нервозность и он догадывался, что она что-то скрывает от него.

Таков неписаный закон. Вы же видите название, ответ очевиден. В их жизни также происходит раскол на два мира: мир, где люди фанатично поддерживали Гитлера и мир демократических идеалов. И Карл тоже ушел, так как мать избавилась от «него». В смущении он уставился на книгу, которую она положила на ночной столик: Тереза Декеру.

Он жаловался на скудную пенсию и каждую открытку кончал словами: «Неужели у вас не найдется комнатки для меня, чтобы мне вернуться на родину. » А мать посылала ему табак и маргарин и писала: «С жильем здесь очень плохо: все так дорого». И Билля всю жизнь берегли. Кроме того, подавляющее большинство горожан ничем, кроме скромных квартир, не владеют. В памяти сохранился запах сырого алебастра, а в лексиконе матери оставшееся от Герта слово «дерьмо».

Теперь Карл ходил к причастию и даже с некоторых пор он первым запевал в церкви молитвы и когда с хоров раздавался голос, говоривший прежде о «новой жизни», о «дополнительном пайке», о «порядке», Генрих не мог понять, зачем мать избавилась от «него». Рассказывая о Фрице, Глум рисовал кусты, лес, ягоды и холодную, как лед, Шехтишехну. Слова учителя в школе и слова священника совпадали с тем, что говорил Карл «новая жизнь»: красивые слова, с ними у Генриха связано даже определенное представление, которое – он знал это – никогда нельзя осуществить.

Не слишком ли ты молод, чтобы имя твое вошло в молитвы моей матери об отмщении. Немного осталось от отца: фотография на стене да книжка, которую мать упорно хранила, заложив между детективными романами и иллюстрированными журналами, – замызганная, тонкая, желтоватая брошюрка: «Что надо знать автослесарю при сдаче экзамена на подмастерье». Врач выглядел очень усталым и спросил, не хочет ли он еще раз повидать свою жену. Земля была черна, как волосы Больды, а отец – совсем один и без лица, но даже без лица он выглядел бесконечно печальным и усталым и, когда начинал говорить, Мартин всегда ожидал, что вот он скажет «Гезелер», но ни разу отец не назвал это имя, ни разу ни слова не сказал о Гезелере. Мартин – тот бы вовсе ничего не понял, а с дядей Альбертом он пока стеснялся говорить.

И даже некоторых чувств. Абсолютно иной жизнью живет мать Генриха Вильма Брилах.

Городской человек экономически и политически выгодней правящему классу. Бесчисленное количество вдов, сирот и матерей без детей – такова картинка постапокалипсиса ХХ века. Вместо жизни – проживание чужих новостей, преимущественно политических. И. Фрадкин писал: «.

Изголодавшаяся собака вынуждена сама добывать себе еду. Заключительные строки рассказа оставляют тяжелое впечатление: «Но, выросшая в теплом доме на мягком диване, болонка еще не знала, что у природы четыре времени года и что сейчас только середина лета». И она случилась. В конце романа ее даже озаряет надежда, хотя и на один только миг. Рвота в такси и он, тупо повторяющий: «Аппендикс, аппендикс» и синеватая часовня с желтой альфой и омегой, воздушные шары, которые Лин дарила детям и мыльные пузыри, которые она из окна своей комнаты пускала в большой серый двор, – ненависть к шкафам, спокойно горящие две свечи Так горят они только в часовнях.

Тупые животные с правильными лицами, они способны с полной серьезностью произносить такие слова, как «экономика» и даже без тени иронии такие, как «народ, восстановление, перспективы». А Рай всегда оставался в комнате Неллы и дремал там и тогда гости тоже засиживались допоздна: болтовня о политике заполняла эти ночи, споры с Шурбигелем, который призывал их всех вступить в организацию штурмовиков – и христианизировать ее. Глум всегда жил у них. И потому «верхний этаж» общества ничего, кроме презрения, к «простым людям» («лохам» и «быдлу» то есть) не испытывает.

То, что Альберт трижды подчеркнул «все-таки», лишний раз доказывало значимость этих слов, которые ненавидел учитель и употребление которых запрещал. Думать: «Дома никого нет», – значит, думать: «Бабушка дома, а больше – никого». «Нервозный, субтильный» да еще ночная потливость – все это превратилось в своего рода ренту, которую пожизненно выплачивала ему семья. Мир иллюзий и мечтаний почти не существует для нее.

Она без конца рассказывала, что до войны весила почти семь пудов. Произведение поделено на 4 части. Вместо родных берез – электрические сакуры. Ныне за работу.

Он продолжал лежать, холодно глядя на Блай. Это ножом по сердцу.

Она тщательно протерла лицо лосьоном, непонятно откуда взявшаяся грязь осталась на ватке, слегка напудрилась, подкрасила губы и собрала рассыпавшиеся волосы. Стройная богиня с мальчишеской фигурой, всего десять лет назад – стройная и властная – она маршировала во главе отряда девчонок в коричневых куртках и гордо пела высоким, красивым голосом: «На берете реют перья» и «Смелый барабанщик». Надо бы посоветовать всем женщинам выходить замуж за больных, которых не призовут в армию. Беспредельно счастливым, кротким и красивым становилось лицо бабушки. Мухтара интересовала литература и история.

Что такое настоящая война. На нижней полке столика в беспорядке лежало ее белье. И их сотни тысяч. Последним их творением, до того как обоих отправили на фронт, явился исторический обзор, в котором Рай поставил себе целью доказать, что, начиная с каменного века, все народы – римляне, греки, финикийцы иудеи инки и германцы – радостно вкушали мармелад. Река называлась Шехтишехна-Шехтихо и это означало: вода, дающая нам рыбу, лед и золото».

Эти интеллигентные бабники приводили ее в ужас. Собственно, так и должно быть – ведь ее звали Элизабет. Генрих знал, что отец был слесарем, у них дома хранилась его брошюрка: «Что надо знать автослесарю при сдаче экзамена на подмастерье».

Взрослые заняты добыванием хлеба насущного и им нет дела до приблудного щенка. Лин работала учительницей в монастырской школе за городом. «Здорово» было любимым словом Глума, особенно кругло и нежно получался у него средний слог – «ро». Лео ненавидит грязь Лео такой чистюля, его за версту можно узнать по запаху туалетной воды и помады.

По комнате медленно распространялся запах бульона, запах, который дядя Альберт называл «пошлым», мать – «отвратительным», бабушка «простецким», зато нос дяди Глума блаженно морщился от этого запаха, да и самому Мартину он очень нравился по причине, которую до сих пор никто не разгадал: точно такой же запах имел бульон у Брилахов – запах лука, сала, чеснока и еще чего-то не поддающегося определению, что дядя Альберт называл «казарма».

Герт работал облицовщиком и слово «облицовщик» было неотделимо от запаха сырого алебастра, сырого цемента. Костюма он не замарал, лица тоже, только губы пришлось обтереть носовым платком. В Польше и во Франции, в Дании и Норвегии, на Балканах всякий мог прочитать изречение, сочиненное Раем: «Глуп тот, кто сам варит себе варенье: Гольштеге сделает это за тебя». Он сам придумывал остроты и иллюстрировал их или иллюстрировал чужие остроты, которые находил в газетах. Еще один вечер испорчен, так как Альберту тоже пришлось уйти.

Слово появлялось только тогда, когда он не мог проследить за Лео. Ребятам, у которых были отцы, приходилось труднее в школе, чем тем, у которых их не было. Отец не появлялся. Заключительное предложение первой части («Но это лишь казалось внешне, что собака стала щенком Алена, на самом деле она по-прежнему оставалась без хозяина») подготавливает читателя к тому, что дальнейшая жизнь болонки у новых людей будет далеко не безоблачной. Он медленно, почти по каплям, выпил кирш и раскурил трубку.

«Карл – новая жизнь» – так и запомнился он Генриху, так как эти слова Карл повторял двадцать раз на дню. Он и вырос в окраинной парикмахерской. И на дворе-то пусто: один Ильич со своей Сте-панидой в хибарке караул содержат. И вот теперь она умерла: на могильный холм положили астры, пропели Dies irae, dies ilia и когда родственники унесли мебель, на ступеньках осталась фотография – большая коричневая фотография, на ней соседка перед домом с надписью «Вилла Элизабет». В полумраке он выглядел совсем как живой и она узнала суровую, почти педантическую складку у его губ, это был педантизм, заставлявший его иногда по три раза на дню повторять: «Порядок».

Сигарета погасла, женщина бросила ее на пол и, всхлипывая, прижалась к оконному стеклу. До сих пор только двое мужчин обратили внимание на ее красивые руки: Генрих и кондитер. Тогда на чердаке подставляли таз поглубже.

Застегивая пальто, она повторяла про себя название своей болезни оно звучало так же страшно, как смертельный диагноз: парадентоз. Он поднимался среди ночи, зажигал свет, прикрывал лампу газетой и садился читать. «Как государственный служащий, я не могу допустить не говоря уже о том, что это подрывает моральные устои и народное хозяйство». Мотылевой, он неслучаен. Все изменилось, стало дороже и хуже.

Эссе по обществознанию. выражения «наестся он утром до отвала», «выйдет икая», «сытый мальчишка»). Дом можно, даже сравнить с человеком.

Это и был тот час, которого она дожидалась может быть и возню с гостями она затевала ради этого часа, так как двадцать лет тому назад все было точно так же – точно так же он стоял на кухне рядом с Неллой, смотрел, как она варит кофе, пробовал ее салаты – часа в три или четыре ночи – и рассматривал изречение, выложенное черными плитками по белым: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Маленький толстый мальчуган сложил ящики возле помойной ямы. Это такое слово, которое матерям почему-то можно говорить, а детям строго-настрого запрещается. Теперь там растут шампиньоны играют дети, слышны окрики матерей: «И что ты носишься как угорелый. », «Осторожней. », «Не подходи близко. », там бьет фонтан и цветут розы, красные, как ее рука, лежащая в свете петушиной шеи, шеи петуха, который является гербом фирмы Генель. Глядя на мальчиков, он вспомнил год, прожитый с Лин в Лондоне, чудесный год, когда он был очень счастлив, хотя Лин и после свадьбы сохранила свои «холостяцкие» замашки. Стоило Лео угрожающе поднять свои никелевые компостерные щипцы, чтобы припугнуть девочку, как она заходилась в плаче, с ревом бросалась к Генриху, цеплялась за него и не успокаивалась, пока Лео не уйдет, да и то еще Генрих должен был несколько раз повторить ей: «Лео нет, Лео нет, Лео нет».

Ведь нет же, ты должна честно признать». Из грязи – в князи. Те, кто фактически его приватизировал, превратил в личный актив с личным бюджетом. Война и смерть мужа не отразились на ее материальном положении, а за сыном Мартином «по-отцовски» присматривает Альберт иногда Больда, Глум, а также бабушка. Но он навестил ее всего один-единственный раз.

Из всех дядей он единственный ходил в церковь.

Очень медленно, очень аккуратно и очень терпеливо рисовал Глум земной шар, он начал издалека – с Сибири, где все было зеленым, там он и посадил на карту первую черную точку. Под вечер ломит все тело, голова как свинцом налита и приступ желания, тягостный ей самой. Хорошо разъезжать одному по ночному городу.

Он все еще продолжал сидеть там, когда мать позвала его, – Альберт уже давно вернулся. Не успели они допить, как он погасил свет и, оставаясь в луче раскаленной печной спирали, сказал: «Если не хочешь, скажи и я уйду». В записке наверняка сказано, что Альберту тоже понадобилось уехать.

В его обязанности входило также следить за старым, облезлым будильником, который, как и все принадлежащие Лин вещи, ежедневно совершал путешествие с кровати на пол и с пола на кровать, но тем не менее шел очень точно. Ей стало легче, когда она подумала о мальчике: уж он-то что-нибудь сообразит.

Ему сорок три года, у него множество почитателей и почти нет врагов, но тем не менее этим врагам удалось извлечь на свет божий из недр захудалой университетской библиотеки где-то в Средней Германии докторскую диссертацию Шурбигеля, а диссертация была написана в 1934 году и называлась: «Образ фюрера в современной лирике». «Исключительно одаренного ребенка» скоро заметили и начали всячески продвигать. По мнению С. В.

Сколько это пудов. Долго-долго молится Глум в своей темной комнате. Она вскипятила воду на спиртовке, приготовила стерильные ножницы и перерезала пуповину. Вообще Глум питался хлебом, яйцами и огурцами, которые грыз, как яблоки, а еще он приносил большие тыквы и, покуривая трубку, часами стоял над котелком, размешивал, пробовал, чего-то подбавлял – луковицу или бульонные кубики, сухие травки, которые он растирал и просеивал между пальцами.

Владимир Егорович Маковский — известный русский художник, родился в Москве в 1846 году. Белль вообще предпочел держать свое мнение при себе. Этикетки, отпечатанные по эскизам Альберта, подписи, составленные Раем. Плакатик, приклеенный к оконному стеклу, циничная мудрость сводни, которая, ухмыляясь, отвечает Раю, когда тот возмущается высокой ценой: «Сейчас война, кроватей не хватает, вот они и вздорожали». В картонке из-под мыла «Санлайт» накапливались рисунки, сотни рисунков и после смерти Лин он все их отправил Раю в Германию.

Глум читал странные книги. –Я только потом это понял. Мне было хорошо с тобой, оставляю тебе на память свои часы».

Потом уселся удобней и ощутил благодатное тепло раскаленной печки. Он помогал ей собираться в школу, клал все, что ей нужно было, в портфель. Он даже услышал бабушку. Он сам испугался – так холодно и как нечто само собой разумеющееся произнес он – «умерла» и только сейчас он сам постиг все значение этого слова: Лин больше нет.

Глум очень странно говорил. Всюду полотняные бинты, тяжелое, шумное дыхание мясника, страсть, заглушаемая астмой. И в этом даже нет сомнения, он красив как и снаружи так и внутри. Потом еда – суп и тыква, а если в кофейнике оставалась еще чуточка кофе от завтрака, Глум подогревал его и забирал к себе. И перед нами предстают две женщины, две матери, каждая из которых живет в своем мире.

Он до сих пор не забыл молодое серое лицо врача, когда тот вышел в приемный покой и сказал: «Очень сожалею» и потом медленно и спокойно заговорил с ним и он понял, что уже тогда, когда он сидел с Лин в такси, было слишком поздно. Большая черная горка, дорогая, старинная, вся набитая хрустальной посудой. Бабушка беседовала с гостями. Здесь фильм начинался, здесь, где мало что с тех пор изменилось. Новые люди, к которым прибилась болонка, не обращают на нее никакого внимания.

История, в которой уместилось так много, что просто не успеваешь поворачивать на страницах сюжета, но при этом пространство куда меньше и плотнее, чем может показаться на первый взгляд. Услышав бабушку, он тотчас же ясно представил ее себе ее и огромную черную старомодную горку мореного дуба горка была очень старая или, другими словами, очень ценная. Покачает головой: «Побольше масла». И нет никого, кто бы защитил, подсказал, помог или научил справляться со стольким количеством проблем. Пронзительный крик кондукторши и обезьянье лицо Лео: «Закрой дверь, паршивец. » А на другой день Лео больно стукнул его компостерными щипцами по голове и сказал: «Ну, дружок, я тебе покажу, что такое приличие. Она могла по целым неделям спокойно сидеть у себя за бутылкой красного вина и тарелкой, наполненной бутербродами с мясом, курить сигареты «Томагавк» из огненно-красных пачек и либо перебирать старые письма, либо уточнять размеры своего состояния, либо перелистывать старые учебники и хрестоматии 1896 – 1900 годов издания и старую библию, сохранившую еще следы цветных карандашей там, где она, десятилетняя крестьянская девчонка, более пятидесяти лет тому назад исчеркала забрызганное кровью одеяние египетского Иосифа и горчичного цвета львов, мирно возлегавших и уснувших вокруг Даниила.

БЕЗ ХОЗЯИНА ДОМ СИРОТА. — Ничего живете, хорошо. Перед нами возникнет лишь образ бедной, уставшей женщины с плохими зубами. Порядок он имел в виду и тогда, когда не хотел близости с ней, прежде чем их обвенчают. Ровно в десять Глум всегда идет в ванную, моется – шум воды, потом «пых. » – это он зажег газовую горелку, – и разом вспыхнуло множество язычков потом Глум возвращается к себе, гасит свет и уже в темноте опускается на колени перед кроватью – молится. Обхватывающие горлышко бутылки мужские руки – с большим будущим и без оного, – жесткие и бездарные руки и сами поклонники, напичканные всяким вздором и лишенные чувства юмора, – рядом с ними любой мелкий мошенник, покуда он не попал в тюрьму, покажется поэтом.

Вывод. Слова: «Глуп тот, кто сам варит себе варенье» были отштампованы крупными красными буквами, остальные – чуть помельче. Н. Корсунов, Подснежники. — Отныне я за дело берусь, буду тут за главного. Каждый вечер он рассматривал его фотографию на стене.

А у него была приходская церковь святого Павла в воскресенье на Фоминой неделе 1952 года. Казалось бы именно бабушка нападает на Гезелера в финале романа. Крыша текла и Глум часто жаловался, что пятно на потолке в его комнате все растет. Всем отцам обязательно подавали яйцо к завтраку, но с его отцом это как-то не вязалось. Такие слова, как «элита», «катакомбы», «разочарование», словно бакены, колыхались в могучем потоке его речей он доставлял посетителям своего салона бездну не изведанных доселе наслаждений: легкое прикосновение, горячие компрессы, холодные компрессы, теплые компрессы, массаж он словно оказывал своим слушателям все услуги, перечисленные в прейскуранте перворазрядной парикмахерской.

Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Обуглился, превратился в мумию где-то между Запорожьем и Днепропетровском: победоносный танк, победоносная душегубка, поглотившая господина Бамбергера и ни солдатской книжки, ни обручального кольца, ни денег, ни часов, на которых набожная, мать велела выгравировать: «В память о конфирмации». Фильм продолжается, рука Рая становится тяжелее, слышней его дыхание, он уже не улыбается, а от фрау Биллиг пришла открытка: «Большое вам спасибо за приветы с моей дорогой родины». По воскресеньям Глум спал до полудня. Иногда бабушка даже не засыпала и, не открывая глаз, она ласково говорила ему: «Славный мальчик. » и ему становилось стыдно, так как обычно он ее ненавидел.

Даже Гезелер, убийца мужа Неллы предстает у нее в двух мирах. Она видела эту картину рядом с лицом Генриха – серьезным лицом унтер-офицера, он давно уже забыл о первом разочаровании далеко позади, над степью протрубили зорю – свобода до утра и то, что «носилось в воздухе», тенью легло на лицо Генриха, который с ненавистью слушал, как грохотали ночью танки. Понять причину этой льготы Генрих так и не смог.

Нелла ушла в кино. О таких вещах в доме Мартина он мог говорить только с дядей Альбертом и когда-нибудь потом, на каникулах, когда они поедут с Альбертом к его матери, где Билль станет присматривать за Вильмой там найдется случай поговорить с Альбертом про невыносимое слово «хищение». Учитель был старый, седой, он сам «потерял на войне сына». Она живет в реальном мире, среди своих родных, среди поклонников таланта ее мужа.

Здесь важно также обратить внимание на необычность такого персонажа романа, как Глум. А у него на руках ребенок, от которого мать не избавилась. Вот это волнует – ненависть к этой обезьяне, ко всему еще и глупой. Билль был совсем не такой дядя, как Лео, а Лео совсем не такой, как Альберт.

Он терпеть не мог гостей, хотя любил спать в комнате дяди Альберта. А иногда в школе было просто скучно и тогда Брилах на последнем уроке засыпал, если только страх за Вильму не мешал ему заснуть»39.

Нет, слово, которое принес с собой Лео, гадкое слово, но оно подходит гораздо больше. Все они дарили ему деньги – Альберт, бабушка, Вилль, мать Мартина, но и от денег лед не становился крепче и глубина воды оставалась такой же неизмеримой. Островский, Светит, да не греет. — Даль: Без хозяина дом сирота. Вырвать тринадцать зубов.

Рожновского, в романе чувствуется «пафос непрощения», который он описал следующим образом: «. кто забудет зло, причиненное войной, кто забудет несчастья принесенные фашизмом, тот подлец. Глум готовил сразу пять литров супа, чтобы поменьше возиться со стряпней.

«Таков, значит, мой вклад в войну против войны», – сказал мне как-то Рай и со злостью отшвырнул ногой жестяное ведерко с фабрики твоего отца. Это предложение несет в себе и идею всего произведения, а также раскрывает смысл его названия. Хотя он и осознает, что его другу живется очень тяжело и это занятие очень сложное.

Психологически точная мотивировка поведения зарабатывающих на кусок хлеба взрослых, тонкое проникновение писателя в образ их мыслей говорят о высочайшем художественном мастерстве М. Магауина. Он знал. Ее отец хозяин «Красной шляпы», а мой отец по пятницам пропивал там половину своей получки. Он не загрязнил рук, не запятнал души, он просто исторг то, что насильно в него впихнули. Он ходил гулять с отцом в зоопарк он подолгу катался с ним на автомобиле, зажигал ему сигарету, набивал трубку, помогал ему мыть машину и исправлять повреждения, ездил верхом рядом с ним по бесконечным равнинам и тихо про себя с наслаждением бормотал: «Мы мчимся к горизонту», – слово «горизонт» он повторял медленно и торжественно и молился и надеялся, что отец так и явится в его сновидениях – верхом или в машине, мчащейся к горизонту.

Но тщетным было его страстное желание увидеть во сне отца. Он тупо повторял только одно слово: «Аппендикс» – и сестра кивнула, заслышав это слово. Карл стал требовать, чтобы его называли папой, хотя он не имел на это ни малейшего права. Однако этого не происходит и здесь виноваты, в первую очередь, родители Алена, не приучившие сына к культуре этических взаимоотношений. И только один человек не испытывает никаких чувств – так называемый хозяин щенка Ален.

В его первые годы таким дядей оказался Эрих, который носил коричневую форму. Мартин и Брилах, узнав об этом, долгое время с утра ощупывали свои лбы и по пути в школу делились наблюдениями.

Шурбигель был неподкупен и, хотя у него были враги, сам он ничьим врагом не был. «Разве я этого хотел. И если мнения окружающих ее мало волнуют, то мнение собственного сына, который также считает свою мать «безнравственной» приносит ей страдания. Брат Лин вызвался помочь ему найти работу в Манчестере, родители Лин, с которыми он был в хороших отношениях, приглашали его переехать к ним в Ирландию на ферму – «там всегда хватит и работы и еды», – все были твердо убеждены, что скоро начнется война и что в Германию ему лучше не возвращаться.

Бабушка выскочила из своей комнаты с воплем: «Доктор, милый доктор, у меня опять кровь в моче. » – и тихий маленький черноволосый доктор улыбнулся, осторожно подтолкнул бабушку назад в комнату и достал из кармана пиджака кожаный футляр величиной не больше портсигара, который Мартин видел у столяра, соседа Брилаха.

Три миллиона, четыре миллиона этих торжественных союзов разрушено войной: вдовы, вдовы – у меня нет ни малейшего желания быть вдовой и ничьей женой я тоже не хочу быть и детей я больше иметь не хочу – вот мои условия. Одно из ее изречений звучало так: «Видел бы это мой бедный мальчик». Его отец мало походил на других отцов. За всю свою жизнь она только один раз надела как следует отглаженное платье – это был день их свадьбы, – домашний алтарь в столовой загородной виллы, обставленной с аляповатой роскошью, производившей великолепное впечатление, острый запах жареного сала, распространяемый рясой симпатичного францисканца, непривычно звучавшая латынь и еще непривычнее звучавшая английская речь (доколе смерть не разлучит вас).

«Это создает атмосферу». Есть и дети сироты. Рассуждая по данной теме, С. В. Потом она купила такую же картину, только поменьше – внизу надпись Rafael pinx, но картина превратилась в пепел, развеялась по ветру в ту ночь, когда она в бомбоубежище на измазанных ваксой нарах родила сына, зачатого под изображением богоматери.

Крыс он обнаружил только тогда, когда после длительного перерыва заглянул в подвал. «В этом году, дорогой, родилась твоя мамочка».

Часто она приносила ему рекламные воздушные шары, он надувал их и часами вместе с Брилахом играл в мяч прямо в комнате, не опасаясь что-нибудь расколотить большие тугие шары из тонкой резины, на них красовались белые надписи: «Буффо отмоет любое пятно». Но Карл, казалось, совсем забыл и Генриха и мать, он с ними не здоровался. Но реальность физического выживания гонит россиянина в многоэтажное гетто. И опять отправили бандероль – два номера «Штюрмера», а в них – десять тысяч марок.

— твердым голосом сказал Демидов. — Хватит, отгулялся. Даже приемничек есть. На темном фоне ночи их залитые ярким светом белые ноги всегда напоминали Альберту деревянные фигуры на рострах и казалось, что стоят они на затонувших кораблях. Если шел сильный дождь, с потолка просто капало и тогда, охваченные жаждой деятельности, они поднимались на чердак, чтобы подставить таз под дыру на крыше и Глум получал небольшую передышку. Ровно в десять Глум всегда идет в ванную, моется – шум воды, потом «пых. » – это он зажег газовую горелку, – и разом вспыхнуло множество язычков потом Глум возвращается к себе, гасит свет и уже в темноте опускается на колени перед кроватью – молится.

Именно вот таким образом Мартину сложно понять ту «важность», которую Брилах напускает на себя, составляя смету семейных расходов. Разительная перемена внешнего вида болонки (истощенная, грязная, со свалявшейся шерстью, покрасневшими слезящимися глазами) не затрагивает чувства этих людей.

Аргументы. За столиками обычно сидели несколько матросов с рейнских пароходов, они играли в кости из репродуктора доносились тихие далекие голоса. Самая главная тема книги: мальчики, растущие без примера. Когда он думал: «Никого нет», он не считал бабушку, которая вне всякого сомнения сидит дома.

Давно, когда Лео еще не был его дядей, он застал его с какой-то кондукторшей. Она вспомнила о куче всяких дел и ухватилась за возможность все сделать самой и «избавить его от этого»: известить школу, родителей Лин и ее брата – инженера в Манчестере. Без Хозяина Дом – Сирота. Голова- всему начало. Помутилась вода с песком. Надо будет поговорить об этом с мальчиком – он подсчитает и прикинет.

Чего же тут. Возможно. Вильма, засунув палец в рот, чистенькая, умытая, засыпала рядом с ним.

Он любил этот холодный свет, от которого и летом веяло ледяным холодом. Дядя Альберт, который разбирался в этом деле, говорил, что Глум превосходно рисует. Интересно, а бесстыдный – это все равно что безнравственный.

Потом Герт перекочевал в Мюнхен: «Не могу так долго сидеть на одном месте». Я уверена, что он мог даже от войны его спасти. Растерянность и отчаяние в глазах женщин и солдат, пока наконец гарнизонному начальству не приходит в голову спасительная мысль: шесть бараков пустует, в них двести сорок кроватей и весь седьмой корпус пустует – там расположена рота полковой артиллерии, но она сейчас как раз на стрельбах, а еще есть подвалы, есть конюшни с «превосходной чистой соломой, за которую само собой придется заплатить» конфискуются все амбары и сеновалы, реквизируются все автобусы, курсирующие в соседние городишки километров за двадцать. Из-под полуопущенных век он наблюдал за нею, не шевелясь, чтобы не привлечь ее внимания и провожал взглядом дым сигареты, который тянулся к вентилятору ток воздуха засасывал и дробил серые и белые облака, а потом мягкие зеленые лопасти перемалывали их и выбрасывали вон.

Он отомстил просто и жестоко. Никакой «новой жизни» так и не получилось, он до сих пор иногда встречал Карла в церкви. Старые церкви, старые вазы.

Кроме того, в романе «Дом без хозяина» перед нами предстают еще два мира: реальный и идеальный. Информационный поток бльшей частью не соприкасается с общественной пользой. Хвалил он приятелей очень редко и тем снискал себе славу неподкупного.

Заглавия у книг были абсолютно непонятные.

Непостижимо было для него, что они прожили вместе целый год. Подходит осень и вряд ли в ресторанчике будет много народу. Лин стошнило и, когда он взял ее на руки, чтобы снести вниз, она застонала на лестнице она все время кричала и ее опять стошнило. Но легкие у маленького Билля оказались в полном порядке, только сам он, как выразился доктор, был мальчик нервозный и субтильный и доктор – тот самый, который вот уже сорок лет покоится на городском кладбище, – сказал пятьдесят лет тому назад: «Ребенка нужно беречь». К концу романа эта мысль мелькает и в голове Генриха. «Все-таки» было три раза подчеркнуто.

Как живет новоявленный горожанин, вчерашний провинциал, обитатель микрорайонов с «плотной застройкой». Отец Брилаха был фельдфебелем и слесарем. Тогда только он сообразил, что открыл не крышку, а дно коробки.

Но ленту эту перерезали и кинофильм остался лишь несбыточной мечтой. А насчет веселья. А когда в доме есть хозяин, дом всегда чист и убран. Было просто ужасно, когда бабушка брала его с собой в ресторан.

Он видел, с каким робким и растерянным лицом мальчик садился в такси. Дом на-заперти, живой души нет.

Около половины четвертого она встала, чтобы второй раз заварить кофе. А этот факт, в свою очередь, связан еще с одним, тоже малопонятным словом: безнравственно. Потом они обычно заходили к матери пить кофе – Глум и священник, дядя Альберт и Мартин и часто спорили – мать со священником или дядя Альберт со священником, а Глум всегда поддакивал священнику и под конец говорил, терпеливо обкатав слова во рту: «Пойдем, отец, выпьем по одной, а то здесь собрались одни дураки». Лестницы и костюм Глума в таких случаях всегда были испачканы и Мартин, помогавший ему, тоже бывал измазан с головы до ног, его костюм сдавали тогда в химчистку. Трезвая голова, застенчивое лицо и взгляд, который вот уже неделю избегает ее взгляда.

Говорить о деньгах с бабушкой неудобно: она тут же вытащит свою чековую книжку. Тут все начинали смеяться, а Глум и на самом деле уходил выпить со священником. Как хочется поверить в бога и в высшую справедливость, чтобы успокоиться знанием неизбежности их наказания, тех, кто утопил в крови свой народ. Лучше всего остаться бы одной с детьми: ей давно уже тягостна близость Лео и она втайне завидовала кондитерше, которая могла позволить себе так упорно ненавидеть мужчин.

144 сорта мороженого». Да, вот он сам, святой Павел, бородатый, объятый пламенем, на странице программки. Долго-долго молится Глум в своей темной комнате. Его цель не очередной раз рассказать о том, как плохо воевать, но о том, что бывает после. Отец имел деловые связи в самых высоких кругах, но Рай не захотел. Она подняла глаза и увидела того, кто так упорно стремился покорить ее: он приближался к ней с патером Виллибрордом он был еще молод и вопреки моде очень скромно одет: темно-серый костюм, аккуратно повязанный галстук, весьма приятное лицо – такая умная ирония бывает на лицах редакторов, которые от текущей политики перешли на фельетон.

В статье раскрывается также центральная тема произведений Генриха Бёлля — антивоенная, т. к. роман «Дом без хозяина» — одно из наиболее ярких произведений писателя на данную тему. На картонке еще можно было разобрать адрес, надписанный им в Лондоне: «Господину Раймунду Баху» и ему казалось, что еще слышен запах клейстера, отдававший мучной болтушкой, которую он замешал на воде из оставшейся у Лин муки, чтобы наклеить бумажку с адресом на картон. На улице уже зажгли фонари.

Мир каждого ребенка хрупок чрезвычайно. Когда «кровь в моче» не стояла на повестке дня, она изобретала что-нибудь другое, не столь для нее обычное. Прошло уже десять лет, отец, наверное, похож теперь на скелет в медицинском музее. Улыбка у нее не сразу получилась и это тронуло его не часто с нею такое случалось. Нелла сказала: «Мы не должны этого делать» и он вернулся в свою комнату и больше об этом разговора не было и он обо всем забыл и лишь сегодня в ванной комнате все снова вспомнилось. Но время от времени Мартин также соприкасается с реальным миром.

Там пруд, где Глум голыми руками ловит рыбу и снова бросает ее в воду, там комната над коровником, там можно часами гонять в футбол с Альбертом и Брилахом на утоптанной, выкошенной лужайке, пока не проголодаешься и не захочешь отведать хлеба, который мать Альберта печет сама, а дядя Билль всегда приговаривает: «Намажьте побольше масла». Карл теперь был бы его отцом. На столе валялись крошки кислого черного хлеба. Было от чего прийти в отчаяние.

–Нет, конечно. Бессильная ярость, ненависть к сильным мира сего. Один мир — это школа, все, чему учили там, все, что говорил священник на уроках. Болонка все так же вынуждена ковылять на трех лапах по улицам в поисках съестного (четвертая часть). Лучше всего было в Битенхане, где мать Альберта держала загородный ресторанчик. Лицо у нее пожелтело и пошло пятнами, в глазах он видел страшную муку и шепот ее показался ему бредом безумной: «Поезжай в Ирландию, в Ир-лан-дию», – он не понял тогда, что она хочет этим сказать и старался понять, о чем спрашивает его худая озабоченная больничная сестра, которая стоит рядом с ним у колонны.

«Я влепил ему такую пощечину, что какое-то мгновение видел отпечаток своих пяти пальцев на его смуглой щеке, а заплатил я за эту пощечину шестимесячным пребыванием в одесской военной тюрьме». Пруд вдавался в лесную чащу и их обычно сопровождал дядя Билль – брат матери Альберта. Всем доступно земляничное желе Гольштеге – вкусно, недорого. Следующее слово еще круглее, больше, тяжелее, совсем как маленькая тыква, оно вызревало еще медленнее, обкатывалось еще терпеливее, но изо рта оно опять выходило просто словом – «божья». Он развязал узел, размотал шпагат, но медлил открывать картонку. Она фанатично восторгалась церковной мишурой, францисканскими монахами, у которых исповедовалась по воскресеньям она обычно таскала его к обедне в женский монастырь, где она всю неделю преподавала и он сердился на монахинь, которые упорно называли его «мужем мисс Ганигэн» и за завтраком наполняли его тарелку кучей всякой снеди ибо каким-то образом разузнали, что он всегда голоден.

Мартин внимательно следил, как маленький, тонкий клювик колибри погружается в прозрачную жидкость, как врач оттягивает поршень, как шприц наполняется чем-то бесцветным, обладающим чудодейственной силой. Промелькнула мысль, что ее поклонники становятся все меньше и меньше похожими на Рая. – окутывает ночной столик огромными кольцами дыма – «Мы поступаем дурно, но мы не в силах поступить иначе». Взаимные упреки отца и матери друг к другу свидетельствуют об их душевном дискомфорте. Он стал под холодный душ, потом обтерся и тихо прошел на кухню. Генрих Белль никогда не был фашистом.

Теперь можно жить без забот. «Там, – сказал он, – за пятнадцать тысяч километров отсюда, я родился». Она очень гордилась тем, что вот уж тридцать лет курит. Теперь, когда желудок его опорожнился от ужаса, он мог даже улыбаться.

Вершиной их цинизма явилось составление памятки, которую они назвали «Производство и сбыт ароматических конфитюров фабрики Гольштеге» и выпустили в 1938 году к двадцатипятилетнему юбилею фирмы. Год 1917. Сияющие папаши играют в лошадки, дедушки одаривают детей конфетками, фонтан, окрики: «Не подходи близко к краю. » и старый сторож, который по утрам обходит парк и устраняет следы ночных похождений пригородной молодежи: бумажные платки со следами губной помады и на земле нацарапанные при лунном свете обломками веток синонимы слова «любовь». Может быть из-за освещения, но пятна на лице исчезли и оно опять приобрело ровную окраску и стал прежним ее искривленный мукой рот.

Он разыскивал несловоохотливых третьеразрядных политиканов и за завтраком выуживал у них скудную информацию. В работе рассматриваются основные мотивы творчества западногерманского писателя на примере данного романа: антитеза бедных и богатых, проблема национальной вины и ответственности за деяния фашизма, временная двуплановость, позволяющая осмыслить настоящее сквозь призму прошлого.

Ведь всему есть предел». То ли дело – Глум, тот ходит наверху взад и вперед и читает загадочные книги: «Догматы», «Богословие и нравственность». Ребенок спал в коляске возле книжного шкафа, он был простужен и ровно посапывал.

Он никому не рассказал, как Лин шептала ему: «Поезжай в Ирландию». Сейчас он взял только маленькую пачку писем Рая, взял письма Неллы и вдруг замер, увидев на дне ящика большую коробку из-под мыла с красновато-коричневой надписью «Санлайт – Солнечный свет». Желтые макароны, темно-синие картонки, огненно-красные этикетки с «бамбергеровской серией картин». Ему стало легко, он вышел победителем из этой борьбы. Подтверждение этому мы находим в самом романе, в мыслях дяди Альберта: «В комнате у Неллы было тихо и на какое-то мгновение он понял ее: ведь и его пугало, что мальчик так быстро вырос и, несомненно, живет в совсем ином мире, чем они»6. Другой мир — это жизнь, которой он жил.

Может быть, отец дожидался нового лица под этим деревом. Можно бы и лучше жить, да известное дело: Без хозяина дом — сирота.

Е. Федоров, Каменный пояс. Тогда, сразу после войны, он очень желал ее. Блистательный монолог матери Алена раскрывает «человеческую» трагедию женщины, которую засасывают нескончаемые заботы по хозяйству.

Женщины робко входят в такие комнаты, впервые они выполняют супружеский долг не на супружеском ложе, они чувствуют себя полупроститутками – стыдятся и все же наслаждаются здесь, в этих комнатах, были зачаты первоклассники 1946 года, худенькие, рахитичные дети войны, которые будут спрашивать у учителя: «Разве небо – это черный рынок, где все есть. » Дребезжание звонка, железные кровати, продавленные тюфяки из морской травы, которые станут предметом мечтаний на протяжении двух тысяч военных ночей, до тех пор, пока не будут зачаты первоклассники 1951 года. Хорошенький мальчуган, похожий на отца, ежедневно в двенадцать уходил из дому, вооруженный деньгами и отличной памятью и добывал то, что можно было раздобыть, – хлеб, табак, сигареты, кофе, сласти, а иногда даже такие роскошные вещи, как маргарин, масло, электролампочки.

А не то она просто выскочит на лестницу и завопит: «У меня снова кровь в моче. », будет размахивать стеклянным ночным горшком и обливаться горючими слезами. Щенок твой живой, сам пришел». С. В. Испуг Мартина ясно показал, как глубока вода подо льдом. На то, чтобы сказать «пятнадцать тысяч километров», у него уходила почти целая минута: яблоко, тыква, яблоко, яблоко, мячик, мячик, яблоко, тыква он будто выпекал слова где-то там, на небе и только потом выпускал их на волю, да еще пробовал и прихлопывал языком, придавал им нужную форму и потом выталкивал – слог за слогом – бережно и заботливо.

Та отнеслась к познаниям дочери недоверчиво, хотя и не без некоторой доли восхищения. Переодеваясь, Глум отрезал от лежащей на тумбочке тыквы несколько ломтей, укладывал «Догматы» и «Богословие и нравственность» в сумку, спускался на кухню, чтобы наполнить судок и шел к трамваю. Он пытался внушить ей, что он понимает под словом порядок: аккуратно разложенные по шкафам вещи и чистую спиртовку. Безуспешно пытается мать Генриха построить и свою личную жизнь. Получается, что в нынешних условиях именно разобщенное, зависимое от управителей население, а не народ (по Конституции – «единственный источник власти»), формирует и выдвигает из своей среды правящий класс, который еще менее привязан к родной почве, чем его атомизированный «родитель». Она встала, застегнула пальто и заговорила тихо, боясь расплакаться.

Тринадцать лет тому назад подарил он ей этот парижский кошелек, – подарил смеющийся фельдфебель с цветной фотографии, смеющийся слесарь, смеющийся жених, – не много осталось от него – истрепанный кошелек, память о его первом причастии и пожелтевшая истрепанная брошюрка «Что должен знать автослесарь при сдаче экзамена на подмастерье». Нелла не говорила и не улыбалась.

Первая мировая война вызвала небывалый расцвет молодого предприятия и свою лекцию бабушка закончила демонстрацией диаграмм и таблиц. По радио женский голос тихо пел какую-то мексиканскую песню. Антитеза сытый – голодный постоянно подчеркивается в образах Алена и болонки. В. Е. Маковский иногда с юмором показывал некоторые сюжеты. В такие дни никому не разрешалось видеть ее, никому, кроме Мартина, которого она звала к себе.

И вот мать Брилаха и мать Берендта жили с мужчинами, которые не были их мужьями, а просто дядями. Он долго стоял неподвижно и тупо смотрел на воду, поднимавшуюся легкими голубоватыми струйками со дна ванны и напряженно ловил доносившиеся снаружи звуки он слышал, как Нелла прошла к себе, потом, как она заплакала. Дымящиеся судки, хруст костей, детских костей, кровь с глазками жира, холодные, жадные глаза тощих обжор и горячие, налитые кровью, до омерзения добродушные глаза толстых обжор а официанты все подносили и подносили от буфетной стойки убитых искромсанных детей и те, у кого на столах еще не было тарелок, провожали официантов жадными глазами. «Ты заменишь мне подручного».

Иногда мне кажется, что он просто хотел умереть. Развязывая шпагат на картонке, он решил поговорить с Неллой.

Из благочестия – не за деньги – прибирала она три церкви: приходскую, где два раза в неделю она торжественно шлепала по огромным покрытым мыльной пеной лужам от входа и до скамьи причастия, благоговейно скатывала ковры перед алтарем и, как черный ангел на облаке, проплывала вокруг алтаря в луже поменьше, совсем белой от мыльной пены. Или взять Эриха – настои со странным запахом, уксусные компрессы, зажигалка, которая до сих пор не сломалась. Герт был молодой, темноволосый и не прочь был сразиться с ним в лото и в фишки. Глум уже успел побывать здесь, пока он сидел в ванне.

А у кондитера пустует комната. На уроках он тогда клевал носом, а после уроков в качестве вознаграждения его водили в кино и кушать мороженое или брали к матери Альберта, в Битенхан – «Лесные ворота». У Глума во всю стену висела карта мира, которую он сам вычерчивал и раскрашивал. Мать отца – бабушка была не в ладах с мамой, она приезжала только на второй день рождества, привозила ему подарки, а Вильме демонстративно ничего не привозила и говорила точно так же, как Карл: «порядок», «новая жизнь», «это добром не кончится». Голос бабушки, низкий и звучный, как орган, раздавался уже в комнате матери.

Глум, слыша это, недовольно покачивал головой. Естественное чувство родины говорит человеку: «Где родился, там и пригодился». Но после этого он уже не мог уснуть и знал, что мать тоже не спит, хотя лежит совсем тихо. Данная статья посвящена творчеству немецкого писателя ХХ века Генриха Бёлля «Дом без хозяина».

У края моста, в его устоях прилепился маленький кабачок, который не закрывался всю ночь.

Нет собственности – нет и прав. С детских лет дядя Билль страдал какой-то удивительной болезнью, которую все называли «ночная потливость» – странное название, вызывавшее смех у, бабушки и Глума, Больда тоже хихикала, заслышав это слово. Взгляд, неотступно устремленный на нее, утомлял.

Ты ведь знаешь, отец мог так устроить, чтобы его не брали в армию. А про Лео и говорить нечего. Когда она добиралась до этого места, он знал, что скоро подадут десерт и что его обязательно стошнит, так как мясные блюда она завершала бараньей отбивной, мягкой, с кровью – она разрезала ее, глотала большими кусками, расхваливая нежность мяса а ему мерещились убитые и освежеванные дети и, предвкушая наслаждение от мороженого, кофе и пирожных, он все-таки твердо знал, что его стошнит и что потом он ничего не сможет есть.

ют никакой роли»8. Смеяться умел только Герт: стройный маленький облицовщик, он мог смеяться даже ночью, в самые интимные мгновенья. С совершенным почтением». Женщина без зубов – это просто ужас. Глум нюхал, пробовал, ухмылялся, потом снимал котел с огня и ставил в холодильник.

мирное настоящее и военное прошлое. Его мать уехала, а я забыл разбудить его вовремя. При этом Мартин Бах двумя ногами стоит в идеальном мире.

Он крикнул одной из них, чтобы она присмотрела за квартирой, оставшейся незапертой. Они беседовали о том, что Глум вычитал в своих книгах. Она не подходила к телефону, не открывала дверь на звонок.

Внешний вид щенка (беленький, чистенький с шелковистой шерстью и поблескивающими глазками) убеждает в том, что собака не уличная, что она жила в хороших условиях и у нее был заботливый хозяин. Она до сих пор еще выплачивает за конфирмацию Генриха – восемь марок в неделю. Хотя в «Доме без хозяина» нет сражений и военных действий, а только эхо событий, произошедших более десятка лет назад.

Столяр был прекрасным человеком. Казалось, что он совсем недавно познакомился с ней. Ни один посторонний не будет заходить к ней в комнату, даже Генриху она не покажется. Дядя Альберт объяснил ему, что они родятся от сожительства мужчин и женщин.

Все, что было старым, считалось также ценным. Он взял первый рисунок, перевернул его и удивился – до чего он оказался хорошим. Вильме скоро уже два года и она почему-то всегда грязная.

Без хозяина, барышня, дом — сирота.

---