Картина Щегол Карела Фабрициуса Где Находится
Картина «щегол», фабрициус: триста шестьдесят лет спустя
Картина Часовой отличается тонкой эмоциональностью. Те из нас, кто регулярно читает «серьезную» художественную литературу, давно привыкли к тому, что сегодня это спорт для выносливых, нужно продираться сквозь бесчисленные стилистические рогатки и мириться с нарочитым отсутствием сюжета — или постмодернистской насмешкой над ним. По отношению к Фабрициусу она оказалась и вовсе беспощадной. Карел написал не парадный портрет, а интимный, показывающий его в повседневной жизни.
«Линия Голландия – Америка» – это своего рода метафора голландской истории и культуры: в 1620 году из Роттердамской гавани отправились в плавание отцы-пилигримы, голландские колонисты выстроили город Нью-Йорк, до 1664 года Новый Амстердам, на острове Манхэттен, который выкупили у местного индейского племени за пятьсот долларов по нынешнему курсу (нация торговцев, как ни крути). По сей день оригинал картины хранился в Лувре, пока вместе с другими полотнами его не передали заокеанскому музею Коллекция Фрика на недельную экспозицию Вермеер, Рембрандт и Халс: шедевры фламандской живописи Маурицхёйса. Это единое неразрывное целое и говорить о чем-то в отдельности — значит обеднять его. Темное на светлом нам представляет и картина «Щегол».
И при этом за время чтения «Щегла» прочитана параллельно пара десятков книг, по толщине вполне сопоставимых, — п. ч. Язык главного героя книги Тео Деккера по-русски передан с интонациями Холдена Колфилда в переводе Р. Райт-Ковалевой (это отмечает в своей рецензии на роман Мария Степанова) (2), но слышны в этом тексте и голоса Тома Сойера и Гека Финна. Вот почему ей и понадобился «незаюзанный» масскультом Фабрициус.
Несколько банальностей, упрятанных в самый конец и проговорённых открытым текстом. Карел написал не парадный портрет, а интимный, показывающий его в повседневной жизни. Из всех учеников Рембрандта только Фабрициус смог выработать оригинальную художественную манеру. Наркозависимость, наконец.
Этот роман очень личный — он словно принадлежит всем и не принадлежит никому. Ценителей жизни во всех её проявлениях. По одной из версий псевдоним «Фабрициус» (от лат. Фабрициус написал своего «Щегла» не на продажу – в картине нет ни одного из тех приемов, которые регулярно использовал художник. Несоответствий в романе много и сначала думаешь, что это Тартт что-то недоработала.
Птица выглядит настолько реальной, что хочется протянуть руку и коснуться ее. те, кто что-то делает и движет своими поступками сюжет, а главный герой — это просто альтер эго автора: слова, мысли и поступки — чисто женские и чисто интеллигентские (именно интеллигентские интеллектуальными я бы их не назвал) в книге не улавливается никакого месседжа — ни граду, ни миру, ни даже, я подозреваю, друзьям и знакомым. Примечательно, что Хоби, прежде чем самому начать делать мебель, юношей попал в дом к некой миссис Де Пейстер (она так и не появится в романе) из старинного рода голландских поселенцев в Новом Свете. Реально нам известны только его поздние работы: Часовой (1654, Шверин, Гос. Как вы все уже, наверное, в курсе, в России в продаже появился свежепереведенный роман Донны Тартт «Щегол» — книга года «Амазона», лауреат Пулитцеровской премии, любимец критиков и читающей публики. «Щегол» находится в Королевской галерее Гааги Маурицхейнс. faber – «плотник») обусловлен тем, что в юности Карел и его брат Барент обучались соответствующему ремеслу.
Грит («Девушка с жемчужной сережкой») на момент поступления служанкой в дом Йоханнеса Вермеера, шестнадцать лет и формирование ее жизненной позиции происходит в мастерской великого художника. Что еще роднит «Щегла» с классическими романами так это некий аристократизм персонажей. Кандидат филологических наук, защитила диссертацию по теме «Неоисторизм в постмодернистской прозе Нидерландов». А если не подобрал – получается, украл со стены, невзирая на видеокамеры. Лежишь, пытаешься понять, что с тобой только что произошло. Режиссер – по меньшей мере Финчер исполнитель главной роли – масштаба Ди Каприо.
12 октября в 1654 году в Делфте произошла трагедия – взорвался пороховой склад. В первый раз я подступился к ней сразу после выхода на русском языке. И мне кажется, находят его. Грит и Тео чувствуют красоту, они сами написаны красиво и даже внешне соответствуют «своим» художникам: Грит по-вермееровски сдержанна, Тео же своей неприкаянностью, дерзостью и резкими движениями напоминает изображенную на картине Фабрициуса птичку.
Легко заметить, что в случае «Щегла» речь идет не просто о воскрешении сюжетного романа, но об одной из его когда-то популярных форм: это так называемый воспитательный роман, вернее, его сплав с авантюрным — что, впрочем, не редкость, то же самое и у Беллоу. Более того, мы привязаны к жизни, как птица на картине (маленькая и гордая) привязана к своему месту. Но и такая классификация больше сбивает с толку, чем что-то проясняет. Любой перевод и прежде всего, перевод литературный – это всякий раз, по выражению Умберто Эко, более или менее успешная попытка «сказать почти то же самое» (1) и ключевое слово здесь не «то же самое», но именно «почти». Характер героя не так прост, как может показаться.
И вот, вернувшись недавно назад, я приступил наконец к чтению. Беззастенчивая занимательность становится легитимной. Тео – главный персонаж этой истории. Щегол – это картина Карела Фабрициуса, которую Тео вынес после взрыва. Это, согласитесь, посерьезней, чем таскать мелочь из чужих квартир.
Они умерли все вместе. Одновременно неожиданно и ярко он проявил себя как выдающийся портретист. Хоби («Щегол») и не помышляет торговать своими мебельными «подменышами». Донна Тартт создала рельефные характеры, выпуклые живые образы, в которые я поверила.
«Совсем не то же самое», так как оба романа почти не принимают во внимание, что картины Вермеера и Фабрициуса написаны в эпоху барокко, а значит их следует «читать», владея языком символов, на котором в республиканской Голландии писали не только картины, но и стихи. А в самом конце тебя выбрасывает на берег. Все умирают. Тартт тонко подметила это свойство голландской культуры – вещность и визуальность, достаточно вспомнить знаменитые натюрморты и интерьеры, фотографически точно выписанные на полотнах «малых» и «больших» голландцев. Его интересовали и сложные пространственные эффекты, что отражается в «Делфтском пейзаже» (1652) с его акцентированной перспективой и эксперименты в технике импасто, с сочным мазком, выполненным щедро пропитанной краской кистью («Щегол», 1654).
Это свойство не только «Щегла», но и двух предыдущих, тоже качественных и интересных романов. До сих пор не установлено, кто изображен на картине Вермеера и почему Фабрициус (в самом ли деле предчувствовал он свою скорую гибель, как утверждает Донна Тартт. ) написал последнюю свою картину, отказавшись от группы фигур, от пейзажа, от любимых опытов с камерой-обскурой и оставил лишь птицу на белом фоне.
Так и Тео проходит сквозь реку времени от семьи аристократичных Барбуров до неуютного существования в Лас-Вегасе, от ловкого прохиндейства в антикварной лавке в Нью-Йорке до затворничества в амстердамской гостинице. Персонажи Нью-Йорка очень статичны, без развития и в этом смысле марионеточны. И если бы в другом случае можно было бы подумать, что автор подражает, здесь у достаточно развитого читателя такого подозрения не возникнет. «Щегол» – одно из последних произведений мастера, написанных в год его смерти.
Р. Боброва, опытный переводчик классического британского романа, подчеркивает в книге Трейси Шевалье ричардсоновские морально-исповедальные интонации, так что американский роман о Нидерландах начала Нового времени местами напоминает «Клариссу». Она же спрятана у него дома. Сюжет, характеры, роли, язык — все отлично, но антураж преотвратнейший. Но ЧТО она хотела сказать. Сейчас стало «модно» (.
Мягкая красочность светлых тонов напоена солнечным светом раннего утра. Колорит скромен и скуп. Можно оборвать цепочку и улететь на край мира, но в конечном итоге ты всё равно умрёшь. Но ближе к финалу отчетливо видишь, что искусство в «Щегле» – это только прикрытие для предельно личного искреннего авторского высказывания, которое если и можно проговорить, то лишь как бы между делом, впроброс, переупаковав его в формат новой, обезжиренной серьезности, только и доступной нынешнему читателю. При этом главный герой, выживший после взрыва и вынесший картину из музея, сам оказывается, как якорем, привязан картиной к тому месту и тому времени, к той страшной минуте прощания с умирающим окровавленным стариком.
Щекол копия картины Карела Фабрициуса
К счастью, художник, будучи, как и поэт, представителем «нации неизлечимых проповедников» (по замечанию классика нидерландской литературы ХХ века В. Ф. Я твоя, я была создана для тебя». Эти сомнения были основаны на плохой сохранности и излишне формальном характере портрета по сравнению с двумя другими автопортретами.
От тьмы к свету, к гениальным и отрешенным от мира художникам, которые уже давным-давно, авансом простили главным героям их недалекость, освободили их (хотя бы на картине) от их бед и страстей и, сами будучи красивыми людьми, указали своим моделям на собственную их красоту, которая должна возвысить их – не над другими, но над собой прежними. Почти нет клюквы в «русско-мафиозной» части романа, умиляет знание автором мелодрамы «Зимняя вишня». В романе Трейси Шевалье Мария Тинс одновременно и трикстер и «бог из машины» : умная и проницательная, отнюдь не сентиментальная, она по-своему помогает Вермееру написать портрет Грит и защищает девушку от приставаний богача Ван Рейвена, по заказу которого Вермеер и работает. «Щеглёнок» гармонически сочетает в себе фотографическую точность и размытость.
Из объекта искусства она превращается в объект чуть ли не поклонения и помешательства. Здесь явно пересечена какая-то черта — поди угадай, фича это или баг. Подобно им, Тартт поражает объемом эрудиции, причем в самых непредсказуемых сферах. Ни один из великих живописцев того времени – Вермеер, Фабрициус, Рейсдал или же Ян Стейн, не был «чистым» реалистом и чтобы понять это, достаточно сравнить изображения на картинах с подлинными видами – большинство из них узнаваемы и сегодня.
Серьезно, но доброжелательно всматривается молодой тридцатилетний художник в зрителя. Неслучайно в романе упоминаются и Пушкин и Тургенев и «Идиот» Достоевского (куда же без него).
Донна Тартт и Трейси Шевалье пытаются ответить на этот вопрос. Предполагается, что будет экранизация этого романа. Мальчишка, с которым случилась трагедия – во время взрыва в музее погибла его мама. Книга выстроена как воспоминания 27-летнего героя, Теодора (Тео) Декера, укрывшегося от некоторых обстоятельств в номере отеля в Амстердаме.
Увы, — по мне, очередной образчик распиаренного барахла. Если его смертельно ранило взрывом, то когда он успел подобрать картину. Действие ее романа «Щегол», объявленного сетевым магазином Amazon книгой года, протекает в Нью-Йорке, Лас-Вегасе и Амстердаме — со всей убедительностью, характерной не для туриста, а для внимательного и терпеливого наблюдателя. Мне нравился стиль Тартт, но сама история Теодора Декера оставляла равнодушным.
Шум вокруг «Щегла» не вполне все же соответствует чисто литературным достоинствам этого занимательного с очевидными достоинствами романа. чай, не все эти мужланы-экшноклёпы, а культурный, тонкий, чувствующий. Долго, нудно, но засасывает. Другие его произведения – главным образом изображения стариков – излюбленное задание в мастерской Рембрандта (Париж, Лувр Гаага, Маурицхёйс Гронинген, музей).
Художник Фабрициус: картина «Щегол»
Он — цельная личность, сложная и неоднозначная. С 2012 года занимается художественным переводом: вошла в короткий список премии Норы Галь с переводом рассказа Салмана Рушди «Гнездо Жар-птицы» (с английского языка). Он говорил это с улыбкой, но я могу повторить то же самое с каменной физиономией. Но, может быть, «Щегол» при всем нынешнем ажиотаже вокруг него — еще не та книга, которая обеспечит Донне Тартт прочное место в истории литературы. Очень даже вероятно, что в те моменты, когда я приступал к чтению «Щегла» и бросал или не начинал читать, ощущения от возможно знакомства с ним были бы совсем другими.
Многие из критиков отсылают нас не только к Диккенсу вообще, но конкретно к одному из его наиболее полюбившихся читательской аудитории романов: «Большие надежды». После долгих приключений Теодор сумеет вернуть произведение по назначению. «Щегол» и "Автопортрет", написанные в последний год жизни, – лучшее тому подтверждение.
faber — «плотник») обусловлен тем, что в юности Карел обучался соответствующему ремеслу. И это движение персонажей от одного мира к другому и есть моральный урок, который непременно должен содержаться (и содержится) во всех романах воспитания. Изящная простота картины просто очаровывает. Формальные ошибки в романах- «переводах» не в счет. Сломлен ли он потерями и мытарствами — вопрос сложный и неоднозначный.
Возможно, в том числе и этим объясняется удивительная «всеядность» американского кинематографа, где соседство «Одиссеи» с «Анной Карениной» или «Солярисом» практически не вызывает скепсиса, а также американской литературы с ее имагологическими экспериментами, этаким «театром стран и наций», где можно встретить и фешенебельную болезненную Европу («Европейцы» Г. Джеймса) и еврейский штетл где-то на западе Украины («Все сияет» Дж. В довершение этой цепи совпадений в момент публикации романа и мгновенной вспышки его популярности «Щегол», составляющий часть постоянной экспозиции Гаагского музея, оказался на выставке в нью-йоркском музее Фрика, куда стали стекаться непредсказуемые толпы любопытных. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. И вроде все на месте: драма, оказавшая воздействие (разрушительное, подчеркивает Тартт) на личность героя, тайна, пронизывающая его жизнь, некий культурный багаж, одиночество, невзаимные чувства. Любовь к вещам в книге представлена как нечто естественное, вневременное и божественное.
Фабрициус, «Щегол» : история картины
«Викторианский» и «диккенсовский» — наиболее частые эпитеты, употребляемые критикой в адрес «Щегла». Именно это меня затронуло глубже всего среди всех тем, поднимаемых в романе. Но все это – как бы к слову. Серьезно, но доброжелательно всматривается молодой тридцатилетний художник в зрителя. Тео Деккеру («Щегол») всего тринадцать, когда волею случая у него в руках оказывается шедевр Карела Фабрициуса, а сам он знакомится с гениальным краснодеревщиком Джеймсом Хобартом (Хоби).
Роман, претендующий на то, чтобы считаться шедевром, можно отнести к «женским» в самом худшем смысле слова: всё и все показаны через призму женского восприятия. Все нужно было начинать с нуля: отвоевывать жизненное пространство у воды и у испанцев, строить города, укреплять властную вертикаль, проводить в жизнь принцип религиозной терпимости (не распространявшийся, правда, на католиков), открывать новые земли и превращать их в колонии, а кроме того, делать научные открытия, объединять разрозненные диалекты в единый «цивилизованный» (beschaafd) язык и формировать такую систему норм и ценностей, которая гарантировала бы сохранение и преумножение достигнутого. Ну и главное: ладно, пусть г-жа Тартт — «мастер слова», ладно, пусть она знает, КАК. Но кто-то увидит после прочтения унылого торчка, убитого горем, не способного совершить поступок, который изменит его жизнь, а у кого-то призрак ФМ Достоевского всколыхнет душу и заставит задуматься о вечном. Вермеер своей картиной спасает Грит от бесчестия. Карел Питерс родился в 1622 году в Мидден Бемстере близ Гааги в семье учителя и священника Pieter Carelsz (назначенного во вновь созданный польдер Бемстер в 1619 г. ).
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть) Украденная непонятно зачем картина в конечном счёте приводит ГГ к убийству — и при этом такое впечатление, что временное обладание краденой картиной какого-то там не очень известного голландца из 17 века оказывается для ГГ более важной вещью, чем убийство человека. не важно, что мало, судя по всему, понимающий в реальной жизни, но культурный, правильный. В одном из эпизодов Борис в алкогольном полубреду поет Тео польскую песню. В Лас-Вегасе он заводит себе непутевого и обаятельного друга, полуукраинца-полуполяка Бориса, перенимая от него все мыслимые дурные привычки, а затем, вернувшись в Нью-Йорк, становится дилером по продаже антиквариата («Блэкуэлл и Хобарт» оказались антикварной фирмой), довольно дерзким мошенником и любителем оксиконтина. Да и мать Тео, которая разбиралась в живописи, что, собственно и привело ее с сыном в тот злополучный день в зал голландских мастеров. ) писать об этом. Почему кто-то произносил чужим голосом в голове твои мысли.
И это, первая книга получившая Пулитцеровскую премию, которую я прочёл. Не зря Тео Деккер в конце романа «Щегол» рассуждает о характере изображенного на полотне Фабрициуса щегла, приписывая птице вполне человеческие переживания и сомнения, а на самом деле отождествляя с персонажем картины самого себя. В отличие от Рембрандта, достигшего в своих портретах совершенства в передаче игры светотеней преимущественно на тёмном фоне, Карел Фабрициус располагал модель на слегка подсвеченном фактурном фоне, придавая большое значение технической стороне передачи света и очертаний объектов на холсте с помощью холодной цветовой гаммы. Ведь пока картина у него, мир стоит на месте, это константа, точка отсчета. Парадоксально то, что хоть на новом месте было прочитано много книг, но за исключением томика взятого из дома.
Мы знакомимся с ним, когда он ещё мальчишка. Это особенная книга. Т. Шевченко (2007). Возможно, потому, что мне абсолютно не близок такой взгляд на жизнь, как у Тео: «Мы не можем выбирать, чего нам хочется, а чего – нет». Был бы Тео, скажем, офисным планктоном или тем несчастным, который «штампует проездные карты, сидя в будке на платной трассе».
музей) и Мученичество Иоанна Крестителя (Амстердам, Гос. А в самом конце понимает, что свободы как таковой нет. Даже не знал, сколько ей лет и как она выглядит. Если в Америке нынче такие «великие» писательницы, так «хорошо» разбирающиеся в мужской психологии, то ей можно только посочувствовать. Она стала событием, а Донна Тартт журналом «Таймс» включена в число ста самых влиятельных людей мира. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом.
Карел Фабрициус: щегол на привязи
У Карела было два младших брата, также художники: Барент Фабрициус (работал в Амстердаме) и Йоханнес Фабрициус (работал в Horn). Очнувшись от волнового удара, Поттер видит рядом с собой Велти, раненого истекающего кровью старика, протягивающего ему кольцо и картину Фабрициуса, только что висевшую на стене рядом с «Уроком анатомии» Рембрандта и несколькими портретами кисти Франса Халса. По выходным они пьют кофе или ходят в выставочные залы. Участница семинара критики Совещания молодых писателей СПМ (2015). На благо Республики были обязаны трудиться все: красивая легенда о десятилетнем Хансе Бринкере, который, заметив течь в плотине, пальцем заткнул в ней дыру и ждал, пока взрослые придут на помощь, относится к концу XVI – началу XVII века (именно эта легенда вдохновила Мэри Мэйп Додж на написание «Серебряных коньков»). Мало кто предается этому занятию ради беспримесного удовольствия, сложилась даже разновидность снобизма наизнанку, публичное и не без гордости признание в том, что, дескать, так и не осилил ни «Улисса», ни «Радугу тяготения».
Это, на мой взгляд, довольно поверхностная ассоциация — у меня лично она куда сильнее с одним из лучших романов Сола Беллоу «Приключения Оги Марча» с многочисленными продвижениями героя через разные социальные слои Америки и с его неугасимой юношеской одержимостью прекрасной незнакомкой. При этом я не могу сказать, что герои прописаны плохо. Вне воли человека выбирать объект своей любви.
- Картина «Щегол», Фабрициус: триста шестьдесят лет спустя
- Карел Фабрициус (1622 – 1654) – один из самых талантливых учеников Рембрандта
- Фотошкола Анны Масловой, Новосибирск
- Алексей Татаринов о романе Донны Тартт «Щегол»: «Удобный повод для путешествия в детство»
- Фабрициус КарелКартины и биография
- Лауреат Пулитцеровской премии 2014 года роман Донны Тартт Щегол
- Репродукция Фабрициус, Карел – Щегол
Странный роман. И сегодня, говоря об Америке или о временами до абсурда толерантных Нидерландах, мы часто употребляем слова «свобода» и «свободный». Не то чтобы «Щегол» мне тогда не понравился или не зацепил. Сосредоточенность и ум светятся в его глазах. Как сказал в конце самый симпатичный мне персонаж, Хоби, «.
И она тоже является персонажем этого произведения, на ней завязано немало событий и именно она становится своего рода мерилом того, что такое хорошо и плохо. художественный музей), Щегол (Гаага, Маурицхёйс) и внушительный Портрет мужчины в латах, на фоне светлого неба (1654, Лондон, Нац. В 2015 г. вышел перевод документально-художественной книги Ремко Рейдинга «Дитя Поля Славы». «Католическими» в обывательском понимании, на самом же деле повседневная жизнь на этих картинах изображена с почти религиозным трепетом.
Уже на уровне главки или сценки она регулярно даёт петуха — если такова жизнь, как она её описывает, то мы живём в дурдоме. Ужасает разухабистая захудалость квартиры в Вегасе, куда вместе с папашей попал главный герой. Абсолютно иначе выполнена картина «Щегол». Колорит скромен и скуп. Постепенно обрёл популярность в качестве мастера стенных росписей (не сохранились), а также портретиста. Да, г-жа Тартт писать умеет — по крайней мере, умеет составлять из слов длинные и замысловатые фразы искусственно их удлиняя за счёт набивания никому не нужной информацией (такого «водянистого» текста давненько не читывал — по-хорошему, если из книги убрать где-нибудь треть — если не половину — текста, она бы ничего не потеряла).
Как что-то стоящее выше человеческой жизни. Тем не менее, засасывает. По одной из версий, псевдоним «Фабрициус» (от лат. Тео и Пиппа воспитывают рыжеволосых малышей. Вермеер после поступления в Гильдию Святого Луки с историческим полотном «Иисус у Марфы и Марии» (кстати, самым слабым в его творчестве), к историко-библейским сюжетам не обратился ни разу, однако в романе Трейси Шевалье мать Грит, благонравная протестантка, называет вермееровские полотна «слишком католическими» (5). Автопортрет (Национальная галерея, Лондон) выполнен в коричневато-сероватых тонах.
Луки. Не все вещи равны и не все люди равны для каждого из нас. На некоторые изгибы дороги мы можем влиять, но чаще всего от нас мало что зависит. «Линия Голландия – Америка», разумеется, всего лишь эпизод в истории Соединенных Штатов.
Открытая в 1873 году, компания просуществовала до 1978 года и именно судам «Линии Голландия-Америка» многие голландцы, покинувшие разоренную Второй мировой войной родину, обязаны относительно спокойным и безопасным переездом в США. Что для меня довольно нетипично: я всегда хочу знать заранее, чью книгу читаю и на что мне следует рассчитывать. Упомяну ещё о самом щегле.
- Не Щеглом Карела Фабрициуса единым
- Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
- Алексей Цветков о книге года по версии — «Щегле» Донны Тартт
- Видео: Константин Подыма в кинофильме «Триста лет спустя» (1994)
(Постоянно задаёшься вопросом — «а что это за люди, которые так себя ведут. Почему кто-то может знать то, что, как тебе казалось, мог знать о мире только ты. Выпускница отделения романо-германской филологии Киевского национального университета им.
После этого я уехал на долгое время на другой конец страны и взял этот «кирпичик» с собой. Мне пришелся по душе господин Павликовский – со всей его «русской» стереотипностью и наглым враньем, с воровскими ухватками, но искренним желанием защитить Тео – даже ценой собственной тощей шкурки.
Да и само слово «доллар» образовалось от «даалдера», серебряной монеты, равной 2, 5 гульденам. И позже я обязательно дам ее прочесть своей дочери.
- Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Он позволяет слишком уж многое списать и оправдать. Одной из таких дам, обладавших недюжинным коммерческим талантом, была теща Йоханнеса Вермеера Мария Тинс (3). Голландцы понимали и глубоко любили то, что они писали. 13-летний Тео Декер чудом остался жив после взрыва, в котором погибла его мать. Настоящая любовь только та, которая первая.
Которые автору даже не пришло в голову (или не захотелось) спрятать на уровне метафоры. Современным голландцам эта черта тоже не чужда, в нидерландском языке даже существует слово «betweter» (дословно «знающий лучше»), которым иронически обозначают всезнаек. Но не это – мечта и таким мечтам обе писательницы противопоставили мечту о настоящей свободе, которая творить великие полотна, благодаря которым «мы можем говорить друг с другом сквозь время» (6). Автопортрет (около 1645, Старая пинакотека, Мюнхен) Самый ранний мюнхенский «Автопортрет», написанный около 1645 года, долгие годы имел плавающую атрибуцию. Тартт вводит в свой более «американский» роман фигуру Хоби – своеобразного посредника между современностью и голландским Золотым веком.
Всё это сближает его манеру с техникой более поздних знаменитых художников из Делфта — Вермеером и де Хохом, на которых он, несомненно, оказал влияние. Изображённый на ней щегол – это символичный образ. А убедительность обаяния — сертификат авторского мастерства.
Что же до перевода голландской классической культуры, выполненного американками в «Щегле» и «Девушке с жемчужной сережкой», то его можно рассматривать и как «совсем не то же самое» и как «и вовсе то же самое». И ради этого надо было потратить 10 лет жизни и кучу чужого времени. Трейси Шевалье рассказывает воображаемую историю создания этих предметов, местами допуская ошибки, местами же точно «попадая» в исторический контекст.
музей), с элементами, близкими к манере раннего Флинка. Трейси Шевалье и Донне Тартт удалось нащупать нерв, связывающий две культуры, оживить в своих романах порядком подзабытую «линию Голландия – Америка», оглянуться назад и напомнить своим соотечественникам, да и зарубежным читателям тоже, «с чего все начиналось», в надежде, что возвращение к первоначальным смыслам социокультурных понятий все-таки возможно.
В скором времени его извещают, что его мать — в числе погибших. Количество прямых цитат и очень забавных скрытых намеков на него в книге не сосчитать. Такая интерпретация классической культуры позволяет Трейси Шевалье и Донне Тартт «сказать практически то же самое» о голландцах и о самих себе и, кроме того, продолжить «линию Голландия – Америка», заявляя: «красота всегда моральна». Начинается, конечно, весьма драматично — у школьника погибает мама. Не слышу я ее тихого шепотка: «Эй, ты, малый, да-да, ты.
В его душе есть и черная пропасть отчаяния и нотки надежды на лучшую участь. В этом американском духе, на мой взгляд, объяснение, почему «линия Голландия – Америка» возникла в современном романе США. И «Девушка с жемчужной сережкой» и «Щегол» – картины, безусловно, знаковые не только для мирового искусства, но и для самих художников. Его перевели на многие языки, в том числе и на русский. При этом «переводы», выполненные Донной Тартт и Трейси Шевалье, предельно точны – поскольку по этим двум книгам можно отслеживать взаимное перетекание американского и голландского характеров и, помня о родстве двух народов, попытаться понять черты и тех и других. И вот, неожиданно, в музее происходит взрыв. Фабрициус много экспериментирует с перспективой и освещением. Каким образом Тео, не знающий польского, многие годы спустя (да хоть бы и через пару дней) воспроизводит ее для нас слово в слово, с полным сохранением непростой польской орфографии.
Даже не занимаясь прицельно историей и культурой США, можно предположить, что представление об Америке как о плавильном котле (meltingpot) национальностей, кочующее по сборникам школьных «топиков», вряд ли совершенно верно. И это первая книга, пожалуй, которая выбивается из моего формата. Интересно, что с ним сталось бы, не попади он так удачно в «Хобарт и Блэквелл». Вот таким образом и приживаются в Америке «романы воспитания» и не случайно возвращение от постмодернистской стилистики к классическому, до-модернистскому даже роману, где герой взрослеет благодаря трудностям, добро побеждает зло, а читатель может извлечь для себя важный моральный урок, наиболее любимы и востребованы именно в Соединенных Штатах. А маленькая птаха – щегол – продолжает манить к себе новых и новых ценителей.
Три века спустя американцы освободили голландцев от немецкой оккупации в 1945 году и именно Голландия одной из первых стран в Европе стала получать гуманитарную помощь по плану Маршалла. Херманса (4), мог увлечься и о своей воспитательной миссии на миг попросту забыть. В последнем каталоге 2004 года портрет представлен как «Автопортрет» Карела Фабрициуса.
«Щегол» – так называется объемное, выше восьмисот страниц, третье произведение американской писательницы. И я верю им, более того, не воспринимаю их как персонажей. Карел Питерс родился в 1622 году в Мидден Бемстере близ Гааги в семье учителя. Кроме того, он, явно утратив ориентацию в предсмертной агонии, умоляет Тео «спасти» картину Фабрициуса и мальчик машинально слушается.
Весь сюжет держится на приключениях главного героя Тео, в руки которому попала картина художника Фабрициуса «Щегол». Это «почти» оставляет в тексте зазоры, небольшие (в идеале) открытые пространства, заглянув поглубже сквозь которые можно увидеть личность переводчика, откуда он родом и даже на каких образцах сформировался как профессионал. Дорогие декорации, качественная пленка, звук «Долби Сурраунд». Она писала его десять лет. К романам воспитания можно отнести и «Девушку с жемчужной сережкой» и «Щегла». Во-вторых, Донна Тартт писала книгу все же о людях, а не об искусстве.
В кальвинистских Нидерландах XVIIвека физической красоте отводили место далеко позади внутреннего совершенства: заботиться надлежало прежде всего о душе. При этом важно не забывать, что Донна Тартт и Трейси Шевалье изучают не страну как таковую, а своеобразное художественное произведение о ней. В тридцатидвухлетнем возрасте, в расцвете творчества он трагически погиб в Делфте при взрыве пороховых складов.
В картине «Продавец музыкальных инструментов» (1652, Лондон, Национальная галерея) Фабрициус совмещает на одном полотне разные жанры: натюрморт на переднем плане, несоизмеримо маленькую фигурку задумчивого продавца музыкальных инструментов — мотив жанрового характера и в глубине — пустынный и отчужденный городской пейзаж. гал. ) интересный тем, что представляет собой свободную вариацию на рембрандтовскую тему. К примеру, откуда у Велти, раненого деда из музея, оказался в руках «Щегол» Фабрициуса. Получился приключенческий роман-воспитание, своего рода аналог «Дэвида Копперфилда». Из всех учеников Рембрандта только Фабрициус смог выработать оригинальную художественную манеру.
Щегол» находится в Королевской галерее Гааги Маурицхейнс. Автопортрет (Национальная галерея, Лондон) выполнен в коричневато-сероватых тонах. На счет достоинств романа ничего сказать не могу – не прочитала еще, но любопытно, что одним из полноправных героев книги становится небольшая картина художника XVII века Карела Фабрициуса «Щегол». Редактор и составитель специального номера журнала «Иностранная литература» («Голландия: в поисках себя» 10/2013).
В этом видно влияние матери, любившей живопись и вдохновлявшейся ею. Создание живописного полотна столь огромной силы, утверждают в своих книгах Донна Тартт и Трейси Шевалье, возможно только при наличии внутренней свободы и такой свободой обладают и Вермеер и Фабрициус и укрытый в доме с зеленым звонком Хоби – единственный по-настоящему счастливый персонаж «Щегла». Об интересе Фабрициуса к этим проблемам свидетельствует и очень необычный "Вид Делфта" ("Продавец музыкальных инструментов", 1652, Лондон, Национальная галерея), с его расходящейся в стороны перспективой и первым планом, помещенным слева.
Мы явно имеем дело не с Делилло, у которого каждая фраза подвергается демонстративной филигранной огранке, — временами стиль граничит с неряшливостью. Но нет, такой расклад автору не интересен. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Отдельно стоит сказать об атмосфере романа. Ибо да, в книге затронуты «глобальные» темы: терроризм, уничтожение уникальных культурных памятников, размышления о месте Америки в мире, жестокое обращение с животными, вопросы терпимости, бытовое насилие, безжалостность и метания подростков, пустота и тщетность бытия наркоманов. Одолел около двухсот страниц, а затем переключился на что-то другое. Тео, который лишь контужен, видит умирающего спутника девочки: тот перед кончиной успевает передать ему золотое кольцо с камнем и сказать загадочные слова: «Блэкуэлл и Хобарт, зеленый звонок».
Удивительно его восприятие этого полотна, его ощущения при взгляде на него — совсем нетипично для тринадцатилетнего человека. Нажатие кнопки «Отправить» означает, что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять. Значит, все срослось и склеилось максимально верно. Поэтический язык голландцев проявился в полной мере не в литературе (где ему в идеале и место), но в живописи. Carel Fabritius.
Девяносто пять процентов голландцев свободно говорят по-английски, а американцы воспевают свою далекую прародину в слове: «Рип ван Винкль» Вашингтона Ирвинга и «Серебряные коньки» Мэри Мейп Додж прочно прописались в детских не только по «линии Голландия-Америка», но и вне ее. То и дело думаешь, не бросить ли чтение, но почему-то не бросаешь. Не то, чтобы «серый кардинал» дома Вермееров не чувствительна к красоте, однако, выбирая между красотой и моралью (сохранение видимости счастливой семьи), Мария Тинс без колебаний останавливается на последней и никак не заступается за Грит, обвиненную женой Вермеера во всех смертных грехах – картина закончена, а служанка сама по себе ее не интересует. Он чувствует вину даже перед отцом, хотя родителя хуже него трудно представить.
Во-первых, так как «Щегол» – тихий камерный роман о чувствах и страстях. И свои романы Трейси Шевалье и Донна Тартт написали о свободе, воплощенной для них в классических шедеврах. Он мне показался достаточно подростковым (как сейчас и большинство романов Диккенса), преимущественно из-за приоритета авантюрной начинки над тонкой механикой и психологией.
Как и «Дэвид Копперфилд» «Щегол» — удивительно буржуазный роман с узким углом обзора. И в этом смысле лучшего перевода нельзя и придумать. Глаз Стейна – глаз наблюдателя, но отнюдь не ханжи. Это история о поисках себя в бездне отчаяния, о попытках вырваться из порочного круга, найти и понять самого себя, роман о взрослении и становлении. Мы чувствуем и холодный ветер нью-йоркских улиц, шум машин и твердость камня. Мальчик выносит крошечное полотно на улицу, еще ничего не зная ни о судьбе матери, ни о том, что отныне за ним наперегонки начнут охотиться копы и органы опеки, передавая его из одной семьи в другую, а затем и полубезумные антиквары, желающие заполучить шедевр международного значения. Только вот таким образом я ставлю книге то, что ставлю. Книга местами сильно провисает иногда сопротивление материала кажется несколько чрезмерным для авантюрного в теории сюжета, возникает впечатление, что, несмотря на одиннадцатилетний инкубационный период, книга не до конца отшлифована и сложена из отдельных новелл, сведенных воедино необязательными соединительными звеньями, а заключительная лекция (по-другому этот эпилог не назовешь) вызывает некоторое недоумение.
Фабрициус много экспериментирует с перспективой и освещением. Так, 800 страниц витиеватостей для ублажения интеллигентской страсти к культурным «ценностям». Из «Снежинки» можно было бы выжать и побольше.
Кстати, ее репродукция помещена на обложку книги. Сосредоточенность и ум светятся в его глазах. Ян Стейн, прославившийся вариациями на любимую семнадцатым веком тему похождений блудного сына с блудными же дамами и подаривший нидерландскому языку выражение hethuishoudenvanJanSteen («быт Яна Стейна», по-русски «дом вверх дном»), держал пивную в подвале дома, принадлежавшего теще Вермеера и, разумеется, черпал вдохновение в сюжетах, которые видел постоянно.
Ощущение такое, будто тебя бросают в воду. Безыскусственность – одно из достоинств, с которым исполнена картина «Щегол». Фоера) и голландский Делфт «золотого» семнадцатого века («Девушка с жемчужной сережкой» Т. Шевалье) и даже Амстердам века двадцать первого («Щегол» Д. Тартт). В Делфте он прославился как мастер перспективных росписей в богатых бюргерских домах. Так, очертания насеста очень четкие, а вот изображение маленькой птички немножко размыто. Этот взрыв уничтожил не менее четверти города. Темное на светлом нам представляет и картина «Щегол».
Такой книгой могли бы стать «Приключения Оги Марча», но их написала не она. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Обе романистки, как уже говорилось, работают с артефактами и по ним пытаются представить и объяснить Нидерланды, но делают это сугубо по-американски: воссоздать не букву, но дух. Такие «переводческие зазоры» встречаются и на текстовом уровне, но особенно видны при более масштабном «переводе» одной культуры на язык другой. Именно Мария Тинс служит в «Девушке с жемчужной сережкой» воплощением «голландскости», которое у американской писательницы ассоциируется в первую очередь с трезвым расчетом, стойкостью и спокойным, слегка циничным отношением к жизни.
faber— «плотник») обусловлен тем, что в юности Карел обучался соответствующему ремеслу. По одной из версий, псевдоним «Фабрициус» (от лат. Его дед, родом из Гента, был министром (predikant) в Purmerend. Наш. Правде, которая может ходить сквозь стены и время. Нередко эта картина рассматривается как автопортрет, однако этому доказательств нет. Переводы с нидерландского языка опубликованы в журналах «Иностранная литература» (2012 – 2013), «Звезда» (2013).
В современной Америке любая нация может иметь свой квартал и жить там десятки лет, лишь изредка покидая его пределы и искренне недоумевая, почему американцы до сих пор не выучили русский/испанский/китайский/итальянский (нужное подчеркнуть). 1650. Абсолютно иначе выполнена картина «Щегол». Мне понравились швейцар Золотко и его коллеги, Велтон Блэквелл и Хобарт, Пиппа.
Пример текстового «почти того же самого» – переводы «Щегла» А. Завозовой и «Девушки с жемчужной сережкой» Р. Бобровой. Американские писательницы исследуют «голландскость» по той же «линии Голландия – Америка», только прочерченной теперь на уровне ментальности и культуры. Впечатляют взаимоотношения и достоверность семейства Барбур. Донна Тартт в 2014 году получила за этот роман Пулитцеровскую премию.
Он присоединяется к гильдии живописцев св. Но. В «Щегле» можно убрать примерно треть от содержания — именно, все, что граничит с Амстердамом — без большого ущерба качеству текста да и подсократить оставшееся. На берегу реки Маас в Роттердаме, на набережной Вильгельмина-пир стоит среди небоскребов старинное здание отеля «Нью-Йорк», бывшее некогда штаб-квартирой Нидерландско-Американской пароходной компании, более известной как «Линия Голландия-Америка». Сотни раз раскритикованная и осмеянная, великая американская мечта заново формулируется в двух романах о голландских художниках: «будь свободен».
Высоко оценил бы и образ отца — именно что в меру и интересно. Судьба, как правило, не баловала самых выдающихся художников. Это больше, чем просто картина, это всё, что есть у него. Рассчитал все, как в «Афере Томаса Крауна», да, оказывается, не совсем все, вот и попался.
Но если всячески рекомендуемую книжку-автобиографию бывшего наркомана Андрея Доронина я просто закрыла, когда градус отвращения стал зашкаливать, то «Щегла» решила домучить до конца — и это было непросто. Голландские кинематографисты трижды получали приз Американской киноакадемии. Его интересовали и сложные пространственные эффекты, что отражается в «Делфтском пейзаже» (1652) с его акцентированной перспективой и эксперименты в технике импасто, с сочным мазком, выполненным щедро пропитанной краской кистью («Щегол», 1654). Вермеер изображает Грит «не дамой и не служанкой, а просто Грит». Самое интересное — его автопортреты. О ней сложно говорить, но говорить нужно.
Увлечение героя картиной, вполне себе преходящее, абсолютно не обрамлено его тягой к прекрасному или эстетическим целеполаганием — чтобы на последних страницах Таррт за романтиками не повторяла о «прелестях и жизни в искусстве». Его интересовали и сложные пространственные эффекты, что отражается в «Делфтском пейзаже» (1652) с его акцентированной перспективой и эксперименты в технике импасто, с сочным мазком, выполненным щедро пропитанной краской кистью («Щегол», 1654). Оттенок некоторой искусственности он полностью преодолел в знаменитом «Часовом» (1654, Шверин, Художественный музей). Что же касается Бориса и его приятелей, то, к чести автора, ей удалось показать славянские диаспоры хоть и экзотическими, но практически без развесистой клюквы.
Портал Проза. ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. «Картинка» на уровне, а вот содержание подкачало. Книга из-за которой я ничего другое не мог читать две недели. Когда Тео очнулся, то сначала он ничего не понял. На раз. Необычными и плодотворными оказались поиски мастера в области жанровой картины.
А Хоби продолжает творить красоту. Молодого художника привлекали разные жанры живописи.
К американской культуре наиболее применим термин «мультикультурный проект» : называя себя американцами, жители США не отказываются от своих корней, но, напротив, по-хорошему ими гордятся и их изучают. Вокруг него строится все повествование, он — его центр и двигатель. После прочтения в душе остается пустота и злоба на главного героя, который скатывался все ниже и ниже по жизни, который был убогим мямлей и всем тем, за что я не люблю Достоевского со времен школы — это дико выбивало (читай — злило) из колеи на протяжении всей книги. Тартт не дает ответа, тем более что это и неважно: табуретка романа стоит на собственных ногах, внутри книги плещется, кипит и пенится самодостаточный мир, в реальность которого приходится верить для того, чтобы узнать, чем «сердце успокоится». Но именно этой напряженностью между полюсами реального и идеального и интересны оба романа.
О последних двух текстах, а также о том, как своеобразно и органично способны американские авторы «вживаться» в реалии других стран и эпох, я и попробую поразмышлять. Большую часть романного времени Декер просто себя не помнит, а в остальную красиво страдает по маме, неловко, но старательно отжигает с друзьями-отщепенцами, грабит нелюбимых мачех, сбегает, а затем дешево эстетствует, не забывая пересыпать речь именами художников и писателей, названиями брендов и антикварных стилей и спускает тысячи долларов на «таблетосы».
