Мальчик С Вишнями Эдуард Мане

Картина Эдуарда Мане "Мальчик с вишнями"

Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Пишет быстро, очень быстро. Многие из художников, его окружающих, отводят офорту важное место в своем творчестве. Я никогда не был в состоянии приобщиться к этой породе».

Или Дюранти – поговаривают, будто он внебрачный сын Мериме, – бедный, озлобленный, угрюмый писатель, хоть он и гордец, но добивается от Министерства общенародного образования денежного «поощрения литературе» в сумме ста пятидесяти или двухсот франков. Его пронзительный колорит режет глаз подобно стальной пиле его персонажи смотрятся предельно четко во всей своей резкости без малейшего намека на смягченность. Талант Жозефа Галла – это талант честного ремесленника, лишенного огонька искорки. Персонаж этот чем-то Мане привлек.

Мане лихорадит – он хочет стяжать свои первые лавры. Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую». Как-то летом после полудня Бодлер приводит на улицу Гюйо свою любовницу Жанну Дюваль, эту «жрицу разврата», свое мучение и свою отраду, с которой, несмотря на бесконечные ссоры, вот уже почти двадцать лет расстаться не в состоянии. Стевенс не послушался, почетной медали не получил, а вот теперь выиграл.

Если говорить на языке «районов», на бытующем в парижских мастерских арго, то это своего рода беспроигрышное дело, «махина», громадное полотно – такие делают «в расчете на медаль». Ведь он еще не знает, что он – Мане. Ему все же не хочется просто переносить композицию «Сельского концерта» на собственное полотно – ну нет, это его не устраивает. Мане лихорадочно гонит работу. Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена. Размышляя над следующим предложением салону, Мане вновь обращается к офорту.

Неужели господа из жюри подымут руку на «Гитарреро» и «Портрет г-на и г-жи Мане». Еще до того, как начать «Завтрак», у Мане мелькнула мысль переосмыслить в собственном стиле «Венеру Урбинскую», некогда скопированную им в галерее Уффици. В это время для Мане особенно ценной была поддержка, оказанная его друзьями и поклонниками. Процветает коммерция. То, что Адольф Гупиль, фирма которого имеет филиалы в Берлине и Нью-Йорке, этот старый лис, чья скаредность стала притчей во языцех (он никогда не давал гарсонам на чай ни единого гроша у Диношо, где завтраки стоят 22 су, а обеды – 40, он всегда заказывает «завтрак»), – что этот хитрый, корыстный торговец заметил Мане, тоже явилось для живописца добрым предзнаменованием.

Июльская монархия тоже ему благоволила. «Г-н Мане обладает качествами, необходимыми для того, чтобы стать единодушно отвергнутым всеми жюри мира. » Но Мане глух к скрытым голосам и вряд ли думает о чем-нибудь подобном. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо – какая разница. «Эпизод боя быков» не продвигается вперед, как хотелось бы того Мане. Мане этого вполне достаточно. Служащие мечутся во все стороны.

Обиженные художники обратились к Мартине с просьбой провести выставку без редакции жюри. И в Салоне и в Контрсалоне царит битюм и там и тут господствует анекдот. Мане на них присутствовал вместе с Бодлером и Фантен-Латуром.

При этом «Moniteur» уточняет: условия приема в очередной Салон, равно как и состав жюри, будут оговорены в следующем постановлении. Заканчивается одна эпоха и начинается другая. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все»54. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра.

Поживем – увидим. Он просто ликует, этот тщеславный малый. Для посетителей композиция «Завтрака» смешна, тут двух мнений быть не может. Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. Рану скрытую, но болезненную, которую лишний раз разбередили эти траурные дни. – 400 с., 16 с. ил. Жертвы в негодовании, они бушуют их крики разносятся по городу и предместьям.

Описание картины Эдуарда Мане «Мальчик с вишнями»

Вместо фимиама – проклятия и яд, вместо пристойной торжественности – судебный процесс. Художник уже размышляет о следующем салоне и в расчёте на это пишет картину «Старый музыкант», хорошую в плане исполнения, но явно слабую в построении композиции. Кто-то говорит, что есть подходящий вариант на площади Клиши.

Зато Мане видит. Прекрасно, тогда пусть его заменит кто-нибудь из подчиненных. К тому же женщина – понимаете, женщина – это слишком рискованно. Картина выстраивается вся целиком, как по волшебству.

В картине нет ничего, кроме крикливых сопоставлений гипсовых и черных тонов. – созерцает его в своей порочной наивности и притягательной бесстрастности. Еще больший скандал сопутствовал картине Мане «Олимпия» (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков.

Легко сказать. Живым всегда избегают воздавать должное. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем – да разве могло быть иначе. – побледнев, спрашивает он консьержку. Стремясь как можно ближе узнать этого человека, я максимально умножил поиски материалов. Истина и поэзия. Вскоре художник узнал, что жюри салона отвергло «Любителя абсента» (из всех членов жюри за картину проголосовал только Делакруа сам учитель Мане – Кутюр, проголосовал против).

Описание картины «Мальчик с вишнями»

Похоронная церемония подходит к концу. Я заставил себя прочесть все. Дерзко. Ничего неожиданного в этом не было – старый судья дряхлел день ото дня.

Данная история, конечно же, вошла в мировую историю искусства. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. Столь могучий прилив восстановил против себя представителей власти: академики опасаются за состояние «здоровья» искусства в этом году они будут так же непреклонны, как и в 1859-м. Мане знакомится тут с одним из своих собратьев, пейзажистом и анималистом Жозефом Галлом, живущим в самой настоящей бедности. То было время, когда эпоха натурщиков и натурщиц заканчивалась. Чудесное окружает нас, питает, как воздух но мы не видим его». Одна из таких наград – медаль первого класса – выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали. Картина «Купанье» была предложена жюри вместе с менее значимыми «Молодой женщиной в костюме эспада» и «Молодым человеком в костюме махо».

Мальчик со шпагой, Эдуард Мане, 1861

Он едет в Аржантей, где работает с Моне и Ренуаром. Мальчик с вишнями. Наконец-то вы поняли. Совсем недавно, 27 апреля, он прочел в газете «La Presse» оскорбительную статью Поля де Сен-Виктора о своей выставке на Итальянском бульваре: «Вообразите себе Гойю, пропущенного через Мексику, одичавшего в пампасах и малюющего картины кошенилью вместо красок и вы получите г-на Мане. Его «Венера» не имеет отношения ни к конкретному времени, ни к определенному месту.

Один из мужчин что-то говорит, но его же никто не слушает. Пока его самостоятельность дальше не простирается. Коварный люэс делает свое страшное дело. Тринадцатого августа, то есть накануне того дня, когда «Moniteur» опубликовала постановление о Салоне, в своей квартире на улице Фюрстенберг в семь часов утра навеки закрыл глаза Эжен Делакруа.

Полноте. Он отправляется туда. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт – и все безуспешно. Но он должен двигаться дальше.

Эдуард Мане – вдохновитель импрессионизма

«Жизнь Парижа, – пишет поэт, – изобилует поэтичнейшими и чудесными сюжетами. Он был правдив. Да нет же, эти отвергнутые полотна, эти «изгнанные», «проклятые» картины куда как забавны. Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность. «Он загримирован, – говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, – но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту – ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» – оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим», чтобы понять, что представляет собой Мане. Мане глядит на мулатку, на ее темную с желтоватым оттенком кожу, на ее горящие каким-то странным светом угрюмые глаза, на ее толстые губы, тяжелые жесткие волосы – черные, с голубоватым отливом.

Еще в 1839 году, то есть двадцать лет назад, Бальзак в «Пьере Грассу» жаловался, что Салон заполонен плотной массой картин. – удивленно восклицает она. «До Мане», «после Мане» — такие выражения полны глубочайшего смысла.

Этот преждевременно состарившийся неудачник симпатичен Мане. Обычно сдержанный и молчаливый, он кипит от возмущения при виде служащих похоронного бюро, уносящих, «словно торговцы одеждой», академический мундир Делакруа он взрывается при виде этой сцены – смехотворного контраста славы гения и суетных внешних почестей. Развивается промышленность. Но что дано предвидеть Мане. – обнародовал – поразительно.

ему нравилось больше рисовать. А разве иначе возможно. Обещайте изменить жанр и вы получите от нас медаль». Третьего июля критик официальной газеты империи «Moniteur universel» Теофиль Готье, великий Тео, в восторге хвалит «Гитарреро» : «Карамба. Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов – Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Воодушевленный первыми успехами, он намеревается теперь заполнить Салон своими холстами.

Мальчик с вишнями – Мане, Эдуард

Они совещаются, поговаривают, не направить ли графу Валевскому новую петицию, но, обескураженные результатами первого демарша, обращаются к Мартине. Отдельные кабинеты Английского кафе ( 16) и Мэзон-Доре ( 6) были известны всей Европе. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.

В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством. Подумайте сами, ну может ли он открыть как раз напротив Салона (а его жюри, как известно, возглавляет г-н де Ньюверкерке) выставку произведений, осужденных этим жюри. Споры смолкают, сменившись всеобщим смехом.

И когда маркиз с грехом пополам соберет материалы (разумеется, далеко не полные) и каталог все-таки напечатает, администрация постарается натравить на него судебного исполнителя, который запретит продажу каталога в залах Дворца промышленности. Что же делать. Что скажет отец. Но увы. В ее «решительности» есть «нечто строгое, острое и энергичное», в этом и заключается суть работы и потому она кажется вызывающей. Салон произведений, не допущенных жюри, организуется сам по себе.

Другой глядит, но ничего не видит, будто погрузился в мечты. А фон слишком сплющен репуссуарами. Она больше чем реальность, она сама истина. Контрастно звучат светлые тона обнаженного тела, серо-желтой шали и голубоватых тканей на темном фоне. Но опасаясь слишком жёсткой и академичной программы обучения в Школе, Мане в 1850 году поступает в мастерскую модного в то время художника Тома Кутюра, который прославился в 1847 году благодаря монументальному полотну «Римляне периода упадка». Главный герой картины под названием «Мальчик с вишнями» – как раз тот самый паренек из мастерской.

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез. Проекты Мартине, явно направленные против рутины, зачастую пугают вышестоящие инстанции. К счастью, ему удалось уцелеть в период боевых действий.

Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований. Насмешки удваиваются. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки.

Число отвергнутых несметно. Он воплощается в мастере «Турецкой бани»56 и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды.

Заказ картины – Мальчик с вишнями

Викторина нравится не только Мане-художнику, она нравится и Мане-мужчине. Он приобрел здесь мастерство, ремесленную основу живописного искусства. Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Жизнь Мане далеко не так ясна и очевидна, как о ней думали. Живопись эта напоминает терпкость зеленых фруктов, которым не дано созреть». Он признается Прусту, что идет от картины Джорджоне.

В результатах Мане не сомневается. Перед тем как построить композицию будущей сцены, его всегда одолевает неуверенность. Этого уже достаточно, чтобы Мане пришел в хорошее расположение духа. Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри.

– восклицает он. Викторина Меран тотчас же начинает позировать в мастерской на улице Гюйо. Г-н Мане должен был очень рано казаться «мужчиной в возрасте». Пока академическое жюри, успокоенное провалом «Салона императора», почивает на лаврах и вправе полагать, что в результате этого испытания его авторитет только выиграл, Наполеон III – какая муха его укусила. Он всячески старается ему помочь, сунуть немного денег, маскируя милостыню шутками. Мане приглашен экспонироваться в галерее Мартине.

Особняком стоит Эмиль Золя— горячий сторонник творчества Мане, ярый защитник его живописи. Та самая публика, которая оказала ему такой отвратительный прием в галерее Мартине. Он опасается слишком раскрыть себя. В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант. Император бегло просматривает около четырех десятков холстов.

«Мальчик с вишнями» имеет, в свою очередь, такой успех, что владелец художественной фирмы папаша Гупиль (он долгое время специализировался на издании эстампов, а затем начал торговать и картинами тоже) предлагает выставить его в своей витрине на бульваре Монмартр. Борьба между художественными школами оставалась для широкой публики практически безразличной – на борьбу эту она взирала как бы издалека, а мнения, рождавшиеся в результате столкновений, ее никак не волновали.

Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Композиция была навеяна художнику гравюрой Марка-Антонио Раймонди с рафаэлевской композиции «Суд Париса». Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом.

Воодушевленный одобрением, он пишет первую картину – уголок сада, где играют дети. «Вообрази, – доверительно говорит он, – я написал голову одним махом. Мане тоже просит ее позировать – это смуглое томное личико его очаровало.

Мане украдкой и не без зависти посматривает на его красную ленточку. Совсем недавно такой замысел показался бы ему дерзким, но сегодня его ничуть не пугает, так как «Музыка в Тюильри» внушила художнику уверенность в себе. Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Он ее стержень, ее движущая сила. А Сюзанна.

Это триумф «энгризма». Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Он набрасывает портрет аббата Юреля, затем увлекается другой неожиданной работой: начинает довольно большой по размерам холст иллюстрирующий эпизод из романа Лесажа «Жиль Блаз», – «Студенты Саламанки». Чтобы оживить композицию, придать ей необходимую рельефность, Мане поместит в правой части картины второстепенную фигуру: служанку, подносящую «Венере» букет цветов, – букет даст возможность сделать несколько многоцветных мазков.

«Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Однако, картины встретили полнейшее неприятие публики и старших коллег Мане по цеху. Р. Рей пишет: «Картина говорит об удивительных успехах художника. Однако вскоре Эдуард находит новый сюжет для будущей картины.

Наконец не без некоторого смущения отваживается на это. может, просто не хочет признаваться, что его затея оказалась неудачной. Жребий брошен. «Венера» – его шедевр.

Еще больший скандал сопутствовал картине Мане "Олимпия" (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков. Обнаженная натура – его реванш – захватывает художника все сильнее и сильнее. Мане в колебаниях – следует ли ему признаваться в подражании Рафаэлю.

Он выходит из этой работы изнуренным, но ликующим. Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку – безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза – эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» – скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, – Шарлю Бодлеру.

Но он чувствует себя во всеоружии. Полдюжины – самое большее – напоминают пыл прежних лет. Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года.

Мане действительно был «отцом» современной живописи, тем, от кого исходил определяющий импульс, повлекший за собой все остальное. Да черт с ним, если это и вызовет подозрения. Рядом с произведениями Курбе и Добиньи Мартине вешает в сентябре «Мальчика с вишнями» и «Читающего», в следующем месяце заменив его прогремевшим «Гитарреро». «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», – говорит ему Пруст. Ведь если верить слухам, официальные лица и академики, возмущенные дерзким и обидным вторжением Наполеона III в сферу их собственной компетенции, сделают все, чтобы «Салон императора», как они, скрежеща, его окрестили, продемонстрировал бы себя «Салоном бездарностей».

Он воплощается в мастере «Турецкой бани» и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. Здесь, если очертить границы улицами Миромениль, Пепиньер и Роше, среди пустырей, где когда-то вращались крылья многочисленных мельниц, окруженных лесными угодьями королей (отсюда название одной из вышеупомянутых улиц), ютились ветхие, грязные лачуги это трущобы, куда, как писал Бальзак, «полиция заглядывает только по приказу правосудия». Его одолевают сомнения. Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога.

Он уверен, что публика его поймет и воздаст сторицей. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей» : у Бодлера связь – связь бурная, сплошные ссоры и примирения – с мулаткой Жанной Дюваль. Как он бренчит на гитаре, как распевает во все горло. Он заметил это позже. После Ван-Гога, Сезанна и Тулуз-Лотрека героем четвертой биографии в серии «Искусство и судьба» я выбрал Эдуарда Мане, художника, создавшего «Олимпию» и явившегося средоточием той художественной эпохи историю которой я вознамерился рассказать. Что касается собачонки из «Венеры Урбинской», то Мане в поисках подобного же пластического мотива после долгих колебаний останавливается на черном коте – это его самое любимое животное.

Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Светлые тона выделяются на темном фоне, разграниченном, как и у Тициана, по вертикали. С первых же дней, даже с первых часов «Завтрак на траве» собирает толпу.

Ну конечно, эту картину следует рассматривать как неприличную. Единственно, с чем надо бороться, так это с посредственностью. Никогда еще Салон живописи не привлекал такой беспокойной толпы.

Неожиданная поддержка придает Мане бодрость и силы. Но Кутюр не оттаивает. С тех пор прошло два года и г-н Мане с характерным для него неосознанным дерзновением вторгся в область ему явно непосильную. Двадцать четвертого июня «Moniteur» сообщает: primo – отныне Салон будет устраиваться ежегодно secundo – граф Валевский уходит в отставку с поста министра tertio – г-н де Ньюверкерке назначается суперинтендантом департамента изящных искусств. Правительство императора поручило ему большой заказ.

Мане по-своему претворит эту обнаженную. Он, Мане, был искренен, когда писал и только. – новые, приводящие в недоумение декреты.

Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь. Число кандидатов и впрямь велико. – спрашивает он, забыв обо всех уступках.

Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом. А нет – надо начать сызнова. Ничто его не удовлетворяет. Этих молодых людей зовут Клод Моне, Поль Сезанн, Эмиль Золя и Фредерик Базиль.

Вскоре между ними возникает интимная близость, а слух об этом ползет по Парижу. Слухи распространились по Парижу, но Сюзанна ни о чём не узнала или не подала виду. Отчего эти персонажи размещены именно так.

Художник начал изображать энергичного, полного жизни и доброты мальчишку на своих холстах. «В картине «Завтрак на траве» (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Он не мог понять мальчишку, который так поступил с ним. После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями»: здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо – он, кстати, Мане совсем не нравится.

В ней есть «блеск, вдохновение, пьянящая сочность, неожиданность», – говорит Закари Астрюк. Альфонс Легро тоже. Мане, Бодлер и Фантен-Латур спускаются в город.

Правительство императора поручило ему большой заказ. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. – восклицает он. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все». Ему просто необходимо добиться успеха.

Он, конечно же, ни за что не променяет кафе Тортони и кафе Бад на прокуренные залы пивной Мучеников, где представители парижской богемы, эти «странствующие рыцари кисти и пера искатели бесконечного, торговцы химерами, строители башен вавилонских» горланят и жестикулируют, а вокруг снуют простоволосые девицы, жалкие проститутки по кличке Титин, Мими Бретонка, Виноградная Гроздь или Яичница-Глазунья. Будучи суеверным, он одержим одним желанием – как можно скорее распрощаться с мастерской, где сосредоточиться больше не в силах, где кисти просто падают из рук. Маленькое, плохо освещенное помещение, но все лучше, чем удручающие воспоминания о «мальчике с вишнями». Посетив вместе со своим двором выставку «отвергнутых» император и императрица подарили зевакам магическое слово «непристойность».

– Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». Композиционная схема идущая от старых мастеров, наполняется новым содержанием меняется техника живописи, приобретающая более непосредственный эмоциональный характер». Вне Салона надеяться не на что. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо – какая разница.

Острая наблюдательность художника подмечает характерные особенности юной позирующей модели: угловатость хрупкой фигуры, полную независимости позу, прямой, бесстрастный и чуть рассеянный взгляд. Вдруг Мане оказывается рядом с ней и с присущей ему очаровательной непринужденностью, улыбкой гурмана игриво спрашивает, не согласилась бы она ему позировать. Но, рассуждает Мане, когда публика окажется лицом к лицу с его произведениями, с его «Купаньем», то немедленно признает достоинство его живописи. Разрешение выставляться в Салоне – это гарантия, своего рода патент на талант. Ее популярность началась еще там, теперь же она процветает в парижских мастерских. Это триумф «энгризма».

Кажется, что мы и вправду слышим все это. Чтобы предотвратить это, художник меняет направление взятых у Рубенса элементов. Уроки рисования, как ни странно, не вызвали у Мане ожидаемого интереса, во многом из-за академичности преподавания и мальчик копированию гипсовых изваяний предпочитал рисование портретов своих товарищей, что вскоре стало примером для многих его одноклассников.

А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее. Жюри может не собираться во второй раз.

Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри. Эта живопись вытеснила человека. В юности, взбунтовавшись против родителей, поэт вынужден был уйти в море и побывал на островах Маврикия и Бурбон. От беспокойства, сомнений не осталось и следа. К тому же у него окончательно созрел новый замысел. Курбе внимательнейшим образом изучил «Гитарреро» и сразу же углядел здесь влияние испанцев, Веласкеса.

Более уравновешенные и искушенные посетители пытаются судить картины непредвзято. «. Мане пытается защищаться. «Nu». После выставки 1855 года – «этого глотка горечи» – его мизантропия усилилась, язвительность возросла.

Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую». Только успех может служить для него оправданием. Мане редко смешивал краски. На лицо падают лучики солнца.

Художнику становилось всё труднее не только работать, но и передвигаться. Курбе – а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно – тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) – как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. Впрочем, рассуждать среди возбужденной толпы бесполезно. Пока его самостоятельность дальше не простирается.

Помимо регулярного посещения Лувра он часто путешествовал по музеям Италии, Германии, Австрии, Голландии, Испании, после посещения которых, как любой начинающий художник, копировал работы великих мастеров – Тициана, Веласкеса и Рембрандта. Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике – трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, – что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела». Затем берется за живопись совсем уж необычную. Маркиз де Лакей, директор журнала «Beaux-Arts», предлагает издать каталог за свой счет, но ему отказываются дать список художников и выставляемых ими произведений. Но эту уступку цивилизованной моде искупают альпаргеты. Мадам Женевьева Э. Оливье-Труазье и мадам Аннет Труазье де Диаз, дочь и внучка Эмиля Оливье, любезно разрешили мне ознакомиться с рукописным «Дневником» политического деятеля текст этот представил исключительный интерес в связи с путешествием, совершенным Мане в Италию в 1853 году. Жюри салона 1863 года также отвергло все три представленные Мане картины.

С его именем заканчивается один период и начинается другой. Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Чреватое революцией, последствия которой предвидеть невозможно, произведение Мане становится в «Салоне отвергнутых» угрожающим и опасным. А потом все стало бы просто, считает он. Он теряет всякое спокойствие. Чиновник крайне изумлен: не ослышался ли он.

Курбе – а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно – тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) – как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. Перед его глазами уже вырисовывается композиция: две обнаженные дамы и два одетых господина, только не в венецианских нарядах XVI века, а в костюмах эпохи Второй империи группа располагается, как и у Джорджоне, на фоне природы, среди зелени и деревьев это будет какая-то увеселительная прогулка – то ли «купанье», то ли «завтрак на траве», в общем, увеселительная прогулка, рассуждает Мане, подмигивая, – тема старая, которой, однако, его совершенно современное видение придаст новую жизнь. И на что бы он мог еще опереться. Пока еще ничто не потеряно. Эдуард был бы несправедлив, если бы не отвечал Кутюру признательностью. Буржуа Мане, элегантный завсегдатай Бульваров – кому он современник. Мало-помалу и не без затруднений Мане организует картину.

Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. У нее маленькое, но сильное, тонкое изящное тело. «Завтрак» выделяется на фоне остальных холстов своим новаторством, живостью колорита и затмевает все, что его окружает.

это кошачий концерт на палитре. Никогда еще он не был уверен, что достиг столь высокого результата. Видите ли искусство состоит в том, чтобы делать нечто значительное. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность.

Разве его картину вдохновляли не луврские произведения – к примеру, Джорджоне. Но это пока прелюдия, подготовительная работа. Полотно «Музыка в Тюильри», отмеченное таким обостренным ощущением современности, написанное с таким непринужденным блеском, с такой «вкусностью» живописного теста, с такой необычайной свежестью, раскрыло лучшие качества, заложенные в таланте Мане и проявленная им здесь смелость была тем более значительна, что сам художник смелости этой еще никак не осознавал. Возникшее поначалу возбуждение быстро затухает. И все же Мане тяжело переживает его кончину.

После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты. Дом на улице Гюйо заселен людьми среднего достатка. «Ага. Бредовое произведение, нелепое и неприличное.

А Сюзанна. И вот, просматривая однажды альбом старых эстампов. Г-н Колларде будет позировать на улице Лавуазье. «Он загримирован, – говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, – но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту – ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» – оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим»59, чтобы понять, что представляет собой Мане. Он не лгал. Какая тут смелость.

Здесь кто-то повесился. Отец болен, его свалил ревматизм.

Выбрав холст 75 сантиметров в высоту на 1 метр 20 сантиметров в ширину, он с великим тщанием приступает к работе используя этюды, выполненные непосредственно на натуре, пишет сад Тюильри в самые людные часы гулянья, во время концерта – такие концерты устраиваются дважды в неделю и собирают вокруг музыкального павильона буквально весь Париж. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем – да разве могло быть иначе. Наняв натурщика-испанца, он пишет с него задуманную картину.

У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины. Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка». «Старый музыкант» раскрывает ни с чем не сравнимое владение живописным «тестом». Мане идет туда, не питая ни малейшей надежды это было бы слишком прекрасно – попасть в число избранных. Каждый из ее персонажей – босоногая, одетая в лохмотья девочка, пара мальчуганов, один из которых напоминает «Жиля» Ватто, закутанный пестрым шарфом старик восточного обличья, с мертвенно-бледным лицом – живет как бы сам по себе.

Он пытается возражать. Но ведь пишет-то он в силу наслаждения, наслаждения зрительного. Процветает коммерция.

За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника. Тщеславия в нем больше, чем гордости. Этюд «Христос с посохом» подарен молодому священнику, наставнику герцога Масса, аббату Юрелю, который часто бывает у родителей Мане. Да, но он как бы очистил Викторину от всего эфемерного, случайного. «Правильно только одно, – говорит он Прусту, – делать сразу то, что видишь. На его похороны собрался весь артистический Париж. Воспользоваться «Салоном отвергнутых» и выставить свои работы, минуя жюри, – как это просто, нет ничего проще.

Источник ее – картина Тициана что из того. Его персонажи ничего не «рассказывают». Мане – а рассказ посвящен ему – хладнокровием Бодлера не отличался. Чтобы обрести поддержку общественного мнения, Мартине добивается права выпускать периодическое издание «Le Courrier artistique» оно начинает выходить с 15 июня дважды в месяц. В былые времена в Салон было не так трудно попасть.

Никогда еще Мане не отваживался на холст такого большого формата. Ему вовсе не хочется, чтобы его принимали за кого-то вроде таких вот «революционеров», которые, между прочим, «почти открыто требуют поджечь Лувр», чтобы впоследствии и на него обрушился гнев представителей официального искусства, критики и публики. В театральном репертуаре тридцатилетних называли «старыми развратниками»4. Здесь все воспринимается как нелепое, абсурдное.

Какое разочарование. И как знаменательно, что он ушел из жизни в тот самый год, когда живопись Мане обрела свою скандальную славу. Чего ради, собственно, поднят весь этот шум. Для него важно только одно – исполнение. Короткие штаны Фигаро носят только тореадоры и бандерильеро. – изобразить служанку чернокожей.

Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность. Она его обманывает, она ему лжет, они дерутся, когда пьяны, как-то даже до крови, она зла, лицемерна, она необратимо глупа, наконец, но «глупость часто является украшением красоты, – произносит Бодлер своим ледяным тоном, – это она придает глазам мрачную ясность черного омута и маслянистое спокойствие тропических морей». Люди, представленные Мане в картине, отнюдь не анонимны.

Мужчина этот — начальник кабинета хранителя печатей, г-н Огюст Мане. Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. Тех, кто еще колеблется, елейно убеждают подумать, не имеет ли смысла отказаться от рискованной демонстрации, – ведь так можно и «потонуть в волне ничтожеств».

Их воздействие на Мане от этого не меняется. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку.

Подписи на петиции множатся. Мане изо всех сил хочет понравиться учителю, старается исправно употреблять его живописные приемы. Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка»65. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. Уистлер, представивший «Девушку в белом», принят не был.

Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» – дело нелегкое – и «Малых кавалеров». Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм. Борода не зря отличает буржуа от лакея она ведь еще и признак респектабельности. «Ну, что ты скажешь. » – спрашивает Мане Пруста. Что писать. «Гитарреро» был для Готье всего лишь занимательной картинкой.

Он в восторге, он раскланивается и, опьяненный успехом, упивается похвалами. «Фатальность его дара» бесповоротно отторгает Мане от ничтожных помыслов честолюбия. Такова была их оценка «Завтрака на траве». Человек заурядный прав, когда рассуждает следующим образом: если бы Мане, желая привлечь внимание, выбрал скандальный путь, если бы он смело искал «иной способ заставить говорить о себе, чем официальные награды и упоминание своего имени в списке представленных к ним», то это удалось ему как нельзя лучше.

Мане – а рассказ был посвящен ему – хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Разрешение выставляться в Салоне – это гарантия, своего рода патент на талант. Он адресуется исключительно к глазу он сразу покончил с областью вымысла. Его картины. Двадцать второго числа без всякого предупреждения он является во Дворец промышленности – его сопровождает адъютант – и приказывает показать картины, к экспозиции принятые, а затем картины, до экспозиции не допущенные. – самые живые возможности своей техники. Пятнадцатью годами ранее Малую Польшу описал Бальзак в своей «Кузине Бетте», где поведал о жалких, убогих, а подчас и опасных жителях этих мест.

С объявлением этого «Салона отвергнутых» – его стали называть так почти сразу же – мастерские охватывает неописуемая радость. Позднее в семье родилось еще двое мальчиков.

Какое же полотно начать. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез. Он целиком покоряется доподлинным склонностям своего творческого «я» : максимально упрощает технику, отказывается от всех приемов «зализанной» живописи, от всех ухищрений моделировки, от всех этих «обманов глаза», уничтожающих хроматические валеры и проецирует формы на плоскость холста, разграничивая их чисто живописно. Ладно, я им покажу, как это делается.

Протест нарастает повсеместно мастерские молодых художников бурлят возмущением. Он пишет ее портрет и – как знать. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. Его обступают. В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством.

Они превращаются в дам полусвета, кокоток, лореток, они дорого стоят всем этим бульварным денди и модникам им не надо теперь бегать по урокам, они живут иначе. Для него самого официально ничего не изменилось. Париж становится городом развлечений. Он уверен, да, да, совершенно уверен – это Кутюр оговорил его перед членами жюри. Он играючи использовал здесь – и как великолепна эта игра.

Право, надо непременно посетить этот «Салон парий», эту «выставку комедиантов». Его упрекают в «непристойности», но помилуйте. Терзает беспокойство. «Так, значит, Бодлер меня тоже ругает, – восклицает Мане. – Все ругают. ». Этот породистый, невысокий, худой, необычайно нервный, живущий в одиночестве человек с аристократическими манерами принял юношей с присущей ему отстраненно-утонченной вежливостью. Он не понимает, что разрыв между его сугубо человеческими устремлениями и его творческими результатами неминуемо должен был обернуться другим разрывом – между ним и публикой.

Баллеруа увлекается живописью и пишет маслом сцены псовой охоты. Как-то в Лувре – а там бродит много разных чудаков – Мане заметил (может быть, это Бодлер обратил его внимание) высокого тощего малого, который на манер Тальма драпировался в длинный коричневый плащ, одет был бедно, неряшливо, а на голове имел пыльный, выцветший цилиндр. Мане его не признал.

Кто вам сказал. Г-н де Ньюверкерке в отсутствии. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра. Мало того – администрация отказалась сделать каталог. Этим я во многом обязан любезной помощи многих лиц.

Перед ним открывается жизнь, о которой он мечтал. Отныне он может распрощаться с неизвестностью. Тот факт, что во Франции существует только одна-единственная выставка живописи – Салон (а сейчас, например, он бывает раз в два года), по убеждению Мартине, чрезмерно сокращает возможности диалога между публикой и художниками. Как-то летним воскресеньем того же года, прогуливаясь вместе с Прустом по Аржантейю, он разглядывает с берега плавающие по Сене ялики, смотрит, как плетутся в воде женщины и внезапно ему на память приходит луврская картина – «Сельский концерт» Джорджоне.

Отправившись в Салон вместе с Феликсом Бракмоном и Фантен-Латуром – последний в этом году дебютировал во Дворце промышленности, – молодые художники Альфонс Легро, Каролюс-Дюран и еще два или три человека остановились перед «Гитарреро» как вкопанные. В марте издатель устраивает в витрине лавки выставку работ Мане и еще двух аквафортистов.

Он берет несколько пробных аккордов – пишет этюды деревьев, вид острова Сент-Уэн. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Респектабельность спасти необходимо. Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена.

Тень фигуры не соответствует её положению. Отец болен, его свалил ревматизм. Ему всячески льстят. В таком окружении и даже невзирая на сравнительно многочисленные работы, отмеченные печатью новизны и творческих сил, такие, например, как «Девушка в белом» Уистлера, «Завтрак» Мане приобретает значительность исключительную. Но Кутюр не оттаивает. На лето 1870года приходится апогей франко-прусской войны, затеянной Наполеоном III.

Войдя в зал «М», Мане с неудовольствием констатирует, что его картины загнали на самый верх. Но что дано предвидеть Мане. Их воздействие на Мане от этого не меняется. Наполеон III молча его выслушивает.

Его «Концерт в Тюильри» ранит глаз так же, как балаганная музыка дерет уши». Короче говоря, чтобы охарактеризовать все эти начинания, можно процитировать слова одного из современников: «В то время как взоры, нежась, скользят по картинам искусные исполнители услаждают слух». Картина Мане «Завтрак на траве», на которую художник возлагал наибольшие надежды, была раскритикована и вызвала смех у посетителей салона.

Единственным плюсом было то, что именно в мастерской Тома, требовавшего от своих учеников изучения старых мастеров, создатель картины «Лола из Валенсии» открыл для себя классическое наследие. Он хорошо знает две картины Рубенса: луврский «Пейзаж с радугой» и «Парк замка Стен», который видел в музее Вены. Так отчего бы ей не стать музыкантшей. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей»: у Бодлера связь – связь бурная, сплошные ссоры и примирения – с мулаткой Жанной Дюваль.

Мане общается не только с элегантными завсегдатаями Бульвара. Но мало-помалу идея кристаллизуется. Мане включил в этот холст и своего «Любителя абсента» – он кажется здесь явно ненужным и лишний раз подчеркивает непродуманность композиции, ее несвязность, почти искусственность. Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Действуйте смело, господа.

Мане не хочет доискиваться истинных причин этих похвал. А разве иначе возможно. Так вот она где, та самая «современность», о которой толкует Бодлер. – восклицает он. – Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище».

Вождь реализма, несомненно, прослышал и об отказе Мане и о мотивах этого отказа. Решено.

Мы решительно отказываемся следовать туда за ним. Это постановление приводит в негодование не только Мане. Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности.

Оставив рутину художественной школы, 24-летний Эдуард занялся самообразованием. Да, разумеется, все они очень славные, но присоединиться к ним, поставить под удар свою репутацию, только что с таким трудом завоеванную, приобщиться к среде, так несоответствующей его человеческим и художественным устремлениям, – ну нет, слуга покорный. Почувствовав желание усовершенствовать свою технику «аквафортиста» (слово это тогда только что появилось), Мане решает награвировать «Мальчика со шпагой» и обращается за советами к Легро.

Его Тореадоры испугали бы даже испанских коров его «Контрабандисты» одним своим видом обратили бы в бегство самых неустрашимых таможенников. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Увы, отныне все это кануло в Лету. Вот уже шесть лет как он трудится в его ателье. У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины.

Помимо него самого и его брата Эжена, это друзья и знакомые, среди которых люди широкоизвестные: Бодлер и Баллеруа, Теофиль Готье и Оффенбах, барон Тейлор и князь Бульваров Орельен Шолль, парижский хроникер, создававший свои знаменитые остроты не столько в газетах, сколько на террасе кафе Тортони писатель Шанфлери, близкий друг Мюрже и Курбе, страстный проповедник реализма, афиширующий свои убеждения как собственной не слишком опрятной внешностью – спутанные лохмы волос, так и своими статьями и книгами, написанными крайне небрежно, с бесконечным презрением к «ненужным красотам стиля» и супруга «майора» мадам Лежон, чьи прекрасные плечи заставляли забыть о некрасивых чертах ее лица и Фантен-Латур, молодой художник, склонный к созерцанию, молчаливый, по виду даже несколько холодный искусный копиист, охотно исправляющий живописные поделки дамочек и барышень в Лувре, где Мане часто уступает желанию поболтать с ним и уроженец Анже Закари Астрюк, по-южному говорливый, артикулирующий каждый слог на манер профессионального актера он старается приобщиться ко всем видам искусства – пишет маслом, лепит, сочиняет стихи и музыку, выступает в роли критика и журналиста приехав в один прекрасный день из Испании, Астрюк появился на улицах Парижа (а он, как утверждают, «испанец больше самого Сида Кампеадора») в испанских холщовых туфлях на веревочной подошве его багаж заменяла папка, набитая рисунками и поэмами. Вскоре последовала новая трагедия: повесился Александр, мальчик, помогавший Мане в мастерской и ставший персонажем его картины «Мальчик с вишнями». Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм. В поисках «монументального» полотна для следующей выставки Мане решается на написание картины с изображением обнажённой натуры.

Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. В его ушах уже звучит гул будущей славы. С другой стороны, необычайно плодотворной оказалась и моя погоня за неопубликованными документами.

Мане пребывает в состоянии некой эйфории. Париж быстро меняет свой облик. Выставка должна была разжечь интерес зрителей как раз накануне открывающегося салона. У Мане на этот счет иное мнение.

Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. Общественное мнение создавалось тогда такими вот «любителями» – они могли быть порой упрямыми, порой пристрастными, но в искусстве толк всегда понимали. В 1874 году Мане отказывается участвовать в первой групповой выставке импрессионистов.

От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. К тому же любители, за очень редким исключением, покупают только экспонируемые в Салоне работы. Хотя отношения с африканским миром в те годы нельзя назвать слишком тесными, но тем не менее можно вспомнить несколько примеров: уже в 1842 году некий Жалабер изобразил в своей картине «Одалиска» цветную служанку. Она наверняка могла бы помочь создать большую картину, о какой он давно мечтает. В очередной раз – правда, теперь на более длительный срок – он сменил мастерскую.

Раз так – экспонироваться и только экспонироваться. В кафе Бад или Тортони – у последнего Мане завтракает почти каждый день – художник становится как бы центром «маленького двора». Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года. Поэт глядит на художника. Бодлера – тоже. Теперь лучше, чем прежде, лучше, чем ранее, когда девять лет назад Мане копировал «Ладью Данте», понимают, какое место занимал Делакруа.

Мане пока на половине пути. «Смеялись, плакали, целовались. Если кто-то и воспринимает его таковым, так это только те никому не известные молодые люди, которые бродят по залам «Салона отвергнутых» и беспрестанно возвращаются к «Завтраку», чтобы восхищаться этой живописью – для всех подрывной, но для них вдохновляющей.

Постановление это – а оно появится в «Moniteur» 14 августа – сразу же лишает Институт его привилегий: начиная с 1864 года три четверти членов жюри будут выбираться художниками, удостоенными медалей право назначать остальных членов жюри администрация сохраняет за собой. «. После выставки 1855 года – «этого глотка горечи» – его мизантропия усилилась, язвительность возросла.

«С талантом вроде вашего не следует писать сюжеты, какие пишете вы. И тогда, словно под воздействием внезапно нахлынувших потаенных чувств, неожиданно заявляет, что напишет картину «В честь Делакруа». Как ни пытайся, трудно представить, что не попавшие в Салон картины могут иметь какую-то ценность. Впрочем, сами события принимают благоприятный поворот. Да к тому же как одеты. Ничто не отвлекает его внимания.

Тщеславия в нем больше, чем гордости. Фернан Денуайе – рыжий заморыш, разговаривающий прямо-таки замогильным голосом, лыс, но усы торчат весьма заносчиво и при всех, даже при Бодлере, заявляет: «Есть только один поэт – и это я. » Спит Денуайе до пяти часов вечера, живет как самый обыкновенный прихлебатель и повсюду таскает за собой Нуазетту, кабацкую танцовщицу. – возможно, в глубине души надеется показать его в Салоне. с фр., послесл. Прелестные губки шлют ему улыбки.

Оригинал картины можно найти в одной из самых известных французских галерей. «Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Но статья эта ничуть не поколебала уверенности живописца. Он теряет всякое спокойствие. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника. Контрастно звучат светлые тона обнаженного тела, серо-желтой шали и голубоватых тканей на темном фоне.

Он надеялся сделать карьеру. Есть ли у этих персонажей прошлое, будущее. Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» – дело нелегкое – и «Малых кавалеров».

Вместо фимиама – проклятия и яд, вместо пристойной торжественности – судебный процесс. Край стола, на котором стоит бокал, не согласуется с перспективой. От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. В часы прогулок по Тюильри он быстро фиксирует в блокноте позы и лица людей, фиксирует «мимолетность изменчивость и случайность» сцен современной жизни. И все-таки его терзает тревога. Спешат пробраться к «Купанью» Мане, этому, ну как его там, «Завтраку на траве» – так, зубоскаля, толпа мгновенно окрестила эту картину и так ее стали называть все. А вдруг его упрекнут в плагиате.

«Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. В первую очередь необходимо выяснить, чего же он хочет. Но так ли уж он им интересуется. Рубенс – это «бог». Насмешки удваиваются. Залы переполнены.

«Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» – всегда в кругу семьи одна и та же песня. Его работы уже дважды были отмечены в Салоне. На этом славном испанце – «sombrero calanes», марсельская куртка и панталоны. Не за горами то время, когда к нему придет слава, богатство, великолепная мастерская и к ее дверям каждую пятницу – а по пятницам принимают все «великосветские» художники – будут тянуться вереницы экипажей.

Церемония открывается речью министра графа Валевского. Число отвергнутых несметно. Пример роскошной жизни задает двор. Фантен-Латуру повезло чуть больше: из трех его картин одну все-таки взяли. Но у Мане нет времени пережевывать оскорбительный отзыв. Он не прочь повеселиться, любит шутки, не чурается смелых выражений. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки.

Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. Министр принимает посланцев «самым любезным образом», но никаких последствий встреча эта за собой не повлечет. Эдуард Мане отправляет своих родных на юг Франции в Олорон-Сент-Мари. Удача придет она должна прийти. И больше я к ней не прикасался». Эдуард Мане родился 23 января 1832 года в Париже.

В конце концов ему удается найти себе новую мастерскую в доме 58 по улице Виктуар в квартале Трините. Эти куртки, эти панталоны. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. Но тут же возникают колебания. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло.

То, что он не допущен в Салон, представляется ему верхом несправедливости. Да и как не быть смущенным. Все остальное – чепуха». Что скажет отец. Скорее уж Мане думает о статье, опубликованной в «Gazette de France» после открытия «Салона отвергнутых», которую, по мнению некоторых, продиктовал сам Делакруа: «Среди отвергнутых произведений девять десятых просто смешны. А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее.

Но законченная работа его, очевидно, не удовлетворила. Толпа «рапэнов» устремляется к Академии: напротив ее здания водружают огромный черный крест, на котором гигантскими белыми буквами написано: «Здесь покоится прах жюри Института. » станцевав вокруг этого карнавального сооружения фарандолу, все отправляются на улицы, размахивая виселицей с манекеном, одетым в зеленый академический мундир. Именно эта часть работы ему хуже всего удается. Рубенс – это «бог».

Художник возлагал большие надежды на реалистичную (чем-то схожую с творчеством Бодлера) картину «Любитель абсента». Человек, которого Мане так хочется подбодрить, станет героем удивительного по своей душевной тонкости полотна – «Читающий», где угадывается растроганность автора. Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Он следил за чистотой в помещении и выполнял различную мелкую работу.

Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. К тому же ему очень не везло. Осторожная, умело написанная заметка в «Le Courrier artistique» от 15 апреля ловко вуалирует вопрос суть ее вкратце такова: люди талантливые прекрасно знают, что вправе рассчитывать на галерею Мартине. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. Респектабельность сохранена.

Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. Викторина Меран, по-видимому, позировала художнику и в следующей его значительной работе – «Флейтист» (1866). К тому же скованная поза героя картины искусственна и отдает мелодрамой. Иначе как оценить отношение жюри к членам Общества аквафортистов.

Тут даже «Джоконда» вызвала бы развеселый хохот. Вскоре художника и натурщицу стали связывать не только творческие узы, но и интимные. У Мане же ничего похожего. Но Мане поспешно исчезает.

В своих колебаниях они подчиняются чему-то такому, что граничит с модой. «Те произведения искусства, которые не заслужат подобного упрека, могут рассчитывать на благосклонный прием». «В картине "Завтрак на траве" (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Ну, разумеется, нет.

Люди заливаются смехом, едва ступив на порог, не видя еще ни одной картины. Мастерские охвачены энтузиазмом. Две голые женщины вместе с двумя одетыми мужчинами – слыханное ли это дело.

Это была ужасная картина, художник после этого долго не мог привести себя в чувство. Мане польщен, он принимает делегацию чрезвычайно любезно, подробно отвечает на любой вопрос, касающийся и его самого и «Гитарреро». Поглощенный мыслями о реванше, Мане снова работает в мастерской Стевенса, пишет с натуры квадрилью тореадоров, по мотивам которой собирается затем создать «Эпизод боя быков». Но в действительности.

Всего за несколько часов было выдано семь тысяч входных билетов. Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь. Революционер Курбе остается современником. Одно другого стоит. У публики и так сложилось о Мане искаженное представление – художник слывет бунтовщиком, человеком, падким до рекламы, шумихи, вот таким образом Мане наверняка поостерегся бы дать лишний повод для новых нападок, в определенном смысле они действительно могли бы усугубить подобное представление.

– М. : ТЕРРА – Книжный клуб. Не так уж и мало. Его стесняет не сама идея заимствования. «Г-н Мане, парижский испанец, связанный какой-то таинственной нитью с традицией искусства Гойи, экспонировал в Салоне 1861 года Играющего на гитаре, который, признаться, нас чрезвычайно поразил. Роскошь, жизнь, сосредоточенная только на удовольствиях и развлечениях (чему способствовало экономическое процветание государства, о котором особенно пекся императорский режим, задавшийся целью потопить все политические и гражданские свободы в преуспевании материальном), толкают на стезю содержанок женщин, прежде зарабатывавших на хлеб позированием в мастерских.

Ни он, ни его друзья не испытывают ровным счетом никакой нерешительности. Правда, не одного Мане постигла такая участь: 2800 картин было отвергнуто. Париж быстро меняет свой облик.

Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской. Здесь есть полотна и хорошие и плохие – больше, конечно, плохих, но среди «наплыва безликих произведений» можно выделить «около пяти десятков холстов, которые в среднем превосходят полотна, принятые к экспозиции Институтом». Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. Никакой взаимосвязи между ними не чувствуется. «Вывод один, – говорит Бодлер, – надо быть самим собой». – «Дорогой Бодлер, я всегда вам это говорил, – восклицает Мане. – Но разве я не был самим собой в Любителе абсента.

Бывают поражения и похуже. Преодолевая проявление болезни, Мане написал последнее большое масляное полотно «Бар в Фоли-Бержер», которое с энтузиазмом было воспринято в Салоне в 1882 году. Я должен также поблагодарить г-на Жана Денизе, начальника Архивной службы и библиотек Морского министерства, он охотно содействовал розыску документов имевших отношение к кандидатам в Мореходную школу, среди которых в те годы был юный Мане г-на Мишеля Робида, уточнившего некоторые сведения относительно Изабеллы Лемоннье, его бабки г-на Франсиса Журдена, передавшего мне письмо Клода Моне по поводу «Олимпии». Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты.

М. Прокофьевой. Находясь в постоянном поиске, он принимается за написание следующей картины «Уличная певица», натурщицей для которой стала Викторина-Луиза Мёран, юная провинциалка, стремившаяся выбиться из нищеты любыми методами. Он не задается целью скомпоновать эту толпу как единую органичную массу.

Успех растет, крепнет. В таком случае не экспонироваться. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт – и все безуспешно. Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра.

Он не отрицает, что Любитель абсента мог бы стать иллюстрацией к некоторым частям Цветов зла. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Не все целиком, конечно, но количество огромное.

Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. А если и думает, то скорее всего о том, что Делакруа был единственным, кто когда-то голосовал за «Любителя абсента» и думает, конечно же, взволнованно и с большой признательностью. «Г-н Колларде, как вы отнесетесь к тому, чтобы я сделал ваш портрет. » Ну разумеется. Мане – а рассказ был посвящен ему – хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Смехом судорожным истеричным.

Кое-кто в сомнении. По привычке идущей еще со времен Курбе, снабжать этикеткой «реализм» самые смелые живописные произвеведения Мане квалифицируют как реалиста. Теперь все изменилось. В той же мастерской работал юный мальчишка пятнадцати лет, которого звали Александр. Но в плане компоновки картина грешит очевидными слабостями.

Равно как и трудиться над тем, что принято называть композицией, ему тоже скучно. Мане одновременно договаривается с Мартине об устройстве выставки— она включит лучшие из прочих его холстов, среди которых будут «Музыка в Тюильри» и «Старый музыкант», «Gitanos» и «Испанский балет», «Уличная певица» и «Лола из Валенсии». Последовал же за провалом «Любителя абсента» триумф «Гитарреро». Всегда ли жюри, вынося решение, руководствовалось только достоинствами произведений.

Лезут к кассе, торопятся войти в зал, чтобы приобщиться к наполняющему его смеху. А вот и нет. Будут просить министра облегчить условия.

Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку – безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза – эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» – скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, – Шарлю Бодлеру. Надо сказать, что судьба мальчика с вишнями была трагична. Уже размеры «Старого музыканта» – а таково название картины – свидетельствуют о намерении Мане показать эту работу в Салоне. «Я сделал то, что видел», – говорит себе Мане.

Мане не использует полутона, только лёгкая светотень подчёркивает выпуклость фигуры. Поздравляют. Он пытается успокоить себя.

«В деревне» он просто «скучает». Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. Вот там и следует нанести решительный удар. Мане предложил Лежону первый вариант «Завтрака на траве», отныне картина эта украшает гостиную «майора».

Сохраняя структуру «Венеры Урбинской» (не забыв и об «Обнаженной махе» Гойи), Мане располагает тоненькое смуглое тело Викторины Меран на фоне белоснежных простынь и подушек, чуть отливающих голубизною. Нагая женщина – для нее позировала Викторина – смотрит на зрителя взором «сомнамбулы». Вне Салона надеяться не на что. Явившись громадным переломом в искусстве, «Завтрак» открывает живописи головокружительное будущее. Его тревожат слухи, а их день ото дня становится все больше.

Ба. Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике – трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, – что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела»58. Пример роскошной жизни задает двор. «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», – говорит ему Пруст. Здесь но преимуществу коренится творческое превосходство Мане. Это так неожиданно, такая мера неминуемо нанесет ущерб престижу жюри.

Вздохи матери он слышит заранее. Экспонироваться, а если публика будет единодушна с мнением жюри. Только успех может служить для него оправданием. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение.

Он то впадает в возбужденное настроение, то так же внезапно падает духом. «Ага. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Вот там и следует нанести решительный удар.

К помощи Агостины часто прибегает Жером. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований. Сперва Мартине не решился на столь откровенную дерзость и побоялся открывать салон, однако вмешательство императора Наполеона III вынудило его провести выставку, сразу же получившую название «Салон отверженных». А потом все стало бы просто, считает он.

Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. 2000. У первой «одолжит» радугу, собаку (повторив ее почти буквально) и расположение небольшой группы деревьев из второй – две фигуры во фламандских костюмах XVII века.

Да и мог ли Мане, никогда и никому не признававшийся в связи с Сюзанной, обнародовать, что у него двенадцатилетний сын. Решительно это успех, успех, о каком всегда мечтал Мане. Самоубийство Александра его потрясло. Некоторые хотят уклониться. Смысл их существования состоит лишь в том, чтобы служить основой для мелодии красок, то нежных, чуть «журчащих», то светлых, острозвучных нот, паузы меж которыми насыщаются молчанием и покоем.

О Мане писали много равно много писали и о его современниках. Их поставляют Неаполь или Абруцци (на таком «экспорте» специализировалась преимущественно деревня Пиччиниско) почти все без исключения итальянцы и итальянки едут в Париж с единственной целью – всячески экономя, предельно ограничивая расходы, накопить небольшое состояние, чтобы, вернувшись на родину, пожить в относительном достатке. «Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, "Нана" (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого "покровителя". Мане дорожит его обществом. Она умеет бренчать на гитаре.

Вышло – так вышло. Ему всего двенадцать с половиной лет и потому он не совсем понимает, что происходит. Обжегшись на первой неудаче, он не может быть спокоен и сейчас.

Обстоятельства решительно благоприятствуют Мане. Делакруа ли писал это. И эта самая публика – а ее мнения высказывались тем громогласнее, чем менее основательны они были 15 мая заполняет, торопясь и тесня друг друга, двенадцать дополнительных залов «Салона отвергнутых». Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане.

Прежде чем распрощаться с улицей Лавуазье, художник приглашает поглядеть на «Любителя абсента» своих знакомых из мира искусств. Наконец-то вы поняли. Вздохи матери он слышит заранее. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия». Он теряет всякое спокойствие.

Затем эти художники, в свою очередь, привели на улицу Дуэ тех критиков, кто так или иначе защищает реализм Курбе, – Шанфлери, Закари Астрюка, Кастаньяри, Фернана Денуайе и Дюранти – последний известен как автор «Несчастья Генриетты Жерар» и вот уже пять лет выпускает газетку «Реализм», которой не суждено существовать долго. Ведь ему всего тридцать один год. Париж становится городом развлечений. Но Делакруа не просто возбуждает его любопытство, он почти пленяет.

«М-да, м-да», – поэт больше не хочет ничего говорить. Он написал то, что видел, что ласкало его глаз, который деспотически им управлял. Его похороны состоялись 17-го. Потрясающа настолько, что картина Мане почти тотчас же становится символом «Салона отвергнутых», олицетворением всего самого дерзкого, самого раздражающего. Коварный люэс делает свое страшное дело. Так возникает проклятое искусство, так появляются творцы, которых власти и толпа предают анафеме. Именно ее, эту судьбу, я и попытался здесь разгадать. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты.

Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. И вот Мане уже пишет с нее «Уличную певицу» – придерживая одной рукой инструмент, она, выходя из кабаре, ест вишни. И не придется ли ему тогда сложить свои обязанности. Он писал портрет с натуры. А в среде художников Мане мгновенно становится личностью заметной. – восклицает он.

Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов – Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Предложение принято. Мастерская – помещение на первом этаже – особой роскошью не блещет. Проходят недели и количество рисунков, эскизов, подготовительных материалов множится.

Разумеется, то, что «Завтрак» был повешен среди этих проклятых холстов, с особой силой и очевидностью выявило его сущность, чего, возможно и не случилось бы, будь он попросту допущен в Салон. Зрелище их беспорядочного бегства Мане очень забавляет. Это, например, я прежде всего, три полотна г-на Мане. Они с Мане подружились.

«Нынче вместо поединка перед вами свалка, вместо торжественной выставки – беспорядочный базар, вместо отобранного – все целиком». Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. По материалам книги А. Перрюшо Эдуард Мане. / Пер. Очень может быть, что именно ему художник был обязан замыслом неосуществленной картины.

Какой натурщицей была бы эта девушка. Вот тот, на первом плане, до чего дошел, – у него на голове ермолка с кисточкой. Салон открывается 1 мая. Бодлер сообщает об этом достаточно незначительном событии в своей (недописанной) статье «Офорт в моде», напечатанной в «Revue anecdotique». Надо написать обнаженную натуру чего бы это ни стоило.

Чтобы насладиться картинами художников с Пиренейского полуострова, в Лувр спешат толпы мольберты копиистов заполнили здесь все залы – ученики из разных мастерских приходят сюда каждый день после полудня и удобное место найти тогда почти невозможно. «Завтрак» рождает не только смех, он вызывает ярость. В 1856 году на Пасху Мане покидает ателье. Особо тёплые отношения Мане завязывает с французским поэтом Шарлем Бодлером. Здесь царит культ женщины. Мане не хочет скандала.

Чтобы передать петицию графу Валевскому, делегатами выбраны Мане и Гюстав Доре. Ведь это означает стать мишенью для насмешек.

Ибо, – уточняет он, – окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Образцовый чиновник, он быстро поднялся по ступеням административной иерархии. Но в состоянии ли художник не переоценивать того, кто его хвалит. Живопись Мане кажется насмешкой над обычной живописью.

Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. Им показалось, что испанский музыкант «написан в необычной, новой манере» и они решили незамедлительно «всем вместе отправиться к г-ну Мане». Но работа производит двойственное впечатление, отрицать это не приходится. Какое разочарование. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» – всегда в кругу семьи одна и та же песня. Появляются картины «Аржантей», «Партия в крокет», «В лодке». Мане лихорадит – он хочет стяжать свои первые лавры.

Он намеревался сделать «Завтрак на траве» «махиной в расчете на медаль» он не предполагал и предположить никогда не сможет, что «Завтрак» открывает новую эру в живописи, что встретившая его брань переживет свой век, что пропасть, только что возникшая между ним и публикой, шириться не перестанет, пропасть между прежней публикой и новой живой живописью, ее-то в настоящий момент именно он и воплощает. Внезапно где-то раздаются взрывы смеха и вот они уже разносятся повсюду. После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями» : здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо – он, кстати, Мане совсем не нравится. Жюри считало, что поступает правильно, воздвигнув «плотину», преградившую поток честолюбию художников, число которых растет с катастрофической быстротой.

Но, невзирая на плохую развеску, его произведения привлекают всеобщее внимание, особенно «Гитарреро» картина встречена единодушным одобрением. Он уверен, да, да, совершенно уверен – это Кутюр оговорил его перед членами жюри. И Мане решает – не Бодлер ли натолкнул его на такую мысль. В это же время один из организаторов салона Луи Мартине, осознавая трудности для признания на салоне молодых художников, организовал альтернативную выставку, среди картин которых были и творения Мане: «Мальчик с вишнями», «Читающий» и получивший признание «Гитарреро». Вот так-то.

Наконец он обращается к Жозефу с просьбой немного попозировать. В «Музыке в саду Тюильри», наоборот, при ближайшем рассмотрении лица становятся почти абстрактными формами. Общее впечатление – мрачно, резко, жестко. «Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Ведь Бодлер, как, впрочем и Мане, тоже без ума от испанцев поэту очень хочется, чтобы художник как можно больше почерпнул из их произведений.

Ведь он еще не знает, что он – Мане. Он игриво смотрит на зрителя, как бы желая ему подмигнуть. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов».

В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант. Мане отправляет обе картины в Салон. Ведь понятия возраста относительны. Он-то свои слабости знает. Помимо этого, чтобы как-то привлечь внимание публики (а нововведение было так необычно, что могло легко сбить ее с толку или, еще хуже, оставить равнодушной), Мартине регулярно устраивает в залах выставки концерты.

Кто из сотрапезников по кафе Тортони мог догадаться о том, какую рану носит Мане в сердце. Живописность этой блестящей работы влечет и чарует публику. Развивается промышленность.

Ему просто необходимо добиться успеха. Его новизна потрясающа. Мане приобретает скандальную славу, хотя и не стремится к ней. Он успел уже окоченеть и мне пришлось испытать чувство неодолимого ужаса при мысли о том, что он может грохнуться вниз. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия». Но как расположить персонажей.

Присутствующие расходятся. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. В числе отстраненных работ были такие листы Бракмона, как «Эразм», награвированный с портрета Гольбейна и «Турнир» с картины Рубенса. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане.

Здесь царит культ женщины. Вернувшись в Тюильри, Наполеон III вызывает г-на де Ньюверкерке.

«Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, «Нана» (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого «покровителя». За три дня до официальной публикации решения жюри Мане каким-то образом узнает, что его полотно отвергнуто. Мане отбросил академическую технику «тщательной отделки» картины, в которой не имело значения, рассматривалось ли полотно с близкого или далёкого расстояния.

«Читающий» настолько нравится Мане, что в сентябре 1861 года он показывает его публике. Ибо, – уточняет он, – окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Но она темна, эта картина. Отчаявшись, цепляется за собственное представление о самом себе.

Его отец руководил департаментом в Министерстве юстиции, мать была дочерью дипломата. Но слово это столь мало ему соответствует, что один из приверженных «реализму» критиков, Кастаньяри испытывает потребность придумать новый термин: термин этот – «натурализм». Кузьмина.

Так ведь никто не одевается. Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. В былые времена в Салон было не так трудно попасть. «Мане», «Эдуард Мане».

Вскоре их примеру следуют уже сотни. «Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. Одна из таких наград – медаль первого класса – выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали. А вдруг жюри потом будет искать способов как-то отомстить за проявленную самоуверенность. Как необычна судьба гения в этом мире. Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской.

И на что бы он мог еще опереться. Он принимает к сведению только один из приведенных аргументов. Жмут руку.

---