Серов Портрет Графини Орловой

Серов, портрет княгини Ольги Орловой

Но большинство было на стороне что написать: нужны картины с оттенком гражданской скорби. Она не жалела денег на самые шикарные парижские платья. Свежесть – она же готовность к мгновенному изменению – достигалась посредством соответствующей техники: видимый процесс наложения открытых высветленных мазков отвечал скорости отклика на натуру – и быстротекущей жизни самой натуры. Почти монохромная живопись (Серов всегда сдержан в цвете, к тому же портрет написан темперой, лишенной масляного блеска) вдруг сама начинает плодить фантомные формы: парик напоминает лишнюю голову, брошенные ткани выглядят как сгустки красочной материи, не имеющие имен в мире вещей. Княгиня Орлова была одной из самых элегантных женщин Петербурга.

Это было время высшего расцвета передвижничества, но одновременно и начало того перелома, который Игорь Грабарь назвал «поворотом от идейного реализма к реализму художественному». Орлова (урожденная княжна Белосельская-Белозерская) Ольга Константиновна (1872 – 1923) – жена генерал-майора, начальника Военно-походной канцелярии князя В. Н. Орлова. Трудно поверить, но это репрезентативное, отмеченное чертами высокого стиля полотно создавалось почти одновременно с портретом Иды Рубинштейн.

Где ему вроде бы совсем не место. А еще Гиршман пожелал в обмен, так сказать, за «услугу», чтобы Серов исполнил в ближайшее время и его портрет – в пару к сделанному ранее портрету жены. В. Серов не изменял правдивому изображению «души человеческой». Модель, что существенно, осталась довольна.

С другой – обнаруживает в себе совсем иную зоркость, далекую от лирической отзывчивости на «отрадное», – ироническую, острую. Но княгиня Орлова заметила, что ее портрет – с подтекстом. Здесь же, напротив, устойчивость фигуры и обилие округлых форм (персики, блюдо на стене, спинки стульев) даже компенсируют динамические ракурсы композиции, впрочем тоже выраженные без акцента, – легкую диагональ вместо фронтальной постановки.

Поза княгини вычурна и неестественна, ее подбородок слишком высоко поднят, эта вызывающая надменность почти вульгарна: «А я Ольга Орлова и мне все позволено и все, что я делаю, хорошо». Я только высмотрел, подметил»), но оно же осознается как метод («Я увлекаюсь не самим лицом индивидуума а той характеристикой, которую из него можно сделать на холсте»). Но оно же умножает суету предметного ряда – дробную мелодию флаконов и безделушек, в орбите которых и поза героини выглядит лишь удачным поводом показать унизанную дорогими кольцами руку. В. Серов. Серов избегая всякой «лирики», высказывался словно сквозь зубы, часто понятными только друзьям намеками. Знатные аристократки выстраивались к нему в очередь, несмотря на то, что Серов был и самым беспощадным художником – если ему не нравилась модель, он превращал ее портрет практически в шарж, хотя во многих случаях заказчики об этом не догадывались.

И по композиции и по колориту в жемчужно-серых тонах вышло недурно. Но, знакомясь с новыми и новыми публикациями на ту же тему, Серов приходил к выводу, что Федор Иванович действительно «вляпался» в весьма неприглядную историю. Княгиня будто невзначай играет ниткой жемчуга на шее, но этот жест – не что иное, как указание на себя, подчеркивание значительности и важности собственной персоны.

Российские графини на старинных портретах

Говорить и писать он теперь предпочитал пофранцузски. Театрализованный искусственный мир представлен и в портрете княгини Ольги Константиновны Орловой (1910). Почетный пленник в золотой клетке – вот он кто.

Портрет Зинаиды Юсуповой – из тех, в которых этот метод оттачивается.

Даже благоволивший к певцу Влас Дорошевич, с блеском писавший о новых ролях Федора, о его выступлениях в «Ла Скала», в Москве и Петербурге, дал в редактируемом им «Русском слове» ядовитую карикатуру с подписью «Монархическая демонстрация в Мариинском театре во главе с Шаляпиным». Для Серова подобная разнонаправленность поисков была интересной пробой сил.

• Портрет с подтекстом: почему княгиня Орлова осталась недовольна работой Серова
• Описание картины «Портрет княгини Ольги Орловой»
• ПОСЛЕДНЯЯ КАРТИНА ВАЛЕНТИНА СЕРОВА
• Журнал Наше Наследие – История, Культура, Искусство
• Валентин Серов — Портрет княгини Ольги Орловой, 1911
• Описание картины Валентина Серова «Портрет княгини Ольги Орловой»

Княгиня была разгневана, но отреагировала по-аристократически сдержанно. Изгибы мебели ищут рифмы в изгибах стенной лепнины, тени предметов не соответствуют самим предметам – и чье-то допущение о том, что отражение вазы, повторяя контуры головы Орловой, должно свидетельствовать о «пустотелости» великосветской красавицы, не кажется произвольным. Геометризованное длинное тело («длинное, как день без хлеба», как рискованно шутили газетчики) почти бестелесно оно распластано на плоскости стены, сливаясь с ней по тону. Двадцатидвухлетний Серов писал невесте из Венеции о своем увлечении «мастерами XVI века Ренессанса»: «Легко им жилось, беззаботно.

Вот таким образом именно эти черты и бросаются в глаза при детальном изучении портрета. Она подарила портрет музею Александра III (Русскому музею), при условии, что он не будет находиться в одном зале со скандальным портретом Иды Рубинштейн. Но к 1880-м годам эта школа оказалась основательно забытой. А результат, по Теляковскому, получился плачевным. В нем-то и писал ее художник Валентин Серов. Сын вытянулся, похудел, ни на что не жаловался, выглядел молодцом.

1. Портрет княгини Ольги Константиновны Орловой
2. Самое интересное в виде мозаики
3. Серов Валентин Александрович (художник)
4. Добавить комментарий Отменить ответ
5. Коллекция Государственного Русского музея
6. Портрет княгини Зинаиды Юсуповой (1900 – 1902)

Теперь и Серов хочет внести свою лепту в оформление балетов и по предложению Дягилева делает эскиз занавеса к балету «Шехеразада». Картина, с которой началась серовская слава и самый известный его портрет. Больше всего его разочаровывало несоответствие внешней красоты внутренней.

И потому, опровергая Лёлю в ее мнении, что он счастливый человек, признается, что это «счастье» он никак не чувствует, не ощущает. Ничего не поделаешь, придется подождать. Холодное, надменное лицо дополнено «острой» коленкой, обрисовывающейся из-под тонкого полотна роскошного платья.

В письмах жене из Петербурга Серов упоминает, что «у Дягилева работы в самом разгаре». Необходимо подчеркнуть, что личностью она и впрямь была незаурядной и пусть М. В. Нестеров не без ехидства писал про нее «не то бывшая фельшеридца, не то сестра милосердия, счастливо выходившая князя во время его болезни, влюбившая в себя этого по внешности Пьера Безухова, такого огромного, такого породистого», но тем не менее, сам В. И. Суриков отмечал неординарность ее натуры и пожелал сделать одной из героинь полотна «Боярыня Морозова» (подготовительный портрет находится в Саратовском художественном музее), а уехав в эмиграцию Полина Ивановна вдруг занялась гаданием и размещала объявления о своих услугах в парижской прессе, называя себя «мировой известной ясновидицей». Она подарила портрет музею Александра III (Русскому музею), при условии, что он не будет находиться в одном зале со скандальным портретом Иды Рубинштейн. История с Орловой не была единственной.

1. Портрет Генриетты Гиршман (1907)
2. Портрет княгини Ольги Орловой (1911)
3. Словари и энциклопедии на Академике
4. Общееколичествопросмотровстраницы

Прекрасную жизнь в юности не видели. Напротив: «Странно, у меня от всего болит душа. Всеобщее внимание он привлек на всемирной выставке в Риме. И вот портрет Орловой завершен. И в портретировании вещной среды – с оглядкой на старых мастеров, по всем правилам гранд-стиля – вкус к роскоши соседствует с насмешкой над этой роскошью и над собственным вкусом тоже.

Парадоксально, что именно Серову, желающему изображать лишь «отрадное», выпало возродить жанр парадного заказного портрета, который довольно долго пребывал в небрежении. Забытым оказался и предшествующий отечественный опыт – все русское искусство до шестидесятых годов XIX века Стасов и вместе с ним многие передвижники считали «подражательным и раболепным». Так случилось и с княгиней Ольгой Орловой. История эта, думал о ней Серов, конечно, глупая, но характерная для российских нравов.

• Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
• Трансляция официального блога Марии Арбатовой в Гайдпарке
• Литературный портфельчик Искуссницы

Нога у парнишки заживала и врач сказал, что операции можно избежать. Им хотелось все исправлять, направлять, влиять. В «Менинах» Веласкеса в таком же зеркале изображаются портретируемые сам же автор с кистью и палитрой смотрит на них, не вошедших «в кадр».

Портрет писался с большими перерывами в 1910 – 1911. Княгиня была разгневана, но отреагировала по-аристократически сдержанно. Как заклинание двукратно повторено «хочу, хочу отрадного», так как в нынешнем веке Серов отрадного не видит, оно где-то там, у «беззаботных» старых мастеров. Десятилетием ранее Крамской писал Репину о том, что русским художникам «непременно нужно двинуться к свету, краскам и воздуху», то есть обрести свободу от нормативных передвижнических требований к «сюжету». В начале века он, пожалуй, самый востребованный русский портретист (в числе заказчиков – императорское семейство), но эта слава его отчасти тяготит.

А хотелось бы, по возможности, предстать перед публикой в Риме широко и разнообразно. Она не славилась своей красотой, но была тонкая и изящная и всегда была окружена мужчинами. Даже его письма последние годы были весьма лаконичными. Чувство внутреннего сопротивления мешало передать грацию и обаяние модели. Сюжеты идеи, поучения отягощали их головы.

Известно, что заказчица расплатилась запортрет, носебе неоставила, подарив музею АлександраIII вПетербурге (ныне Русский музей). Большая шляпа, ниспадающие одежды скрывают образ, делают его бездушным. Так случилось и с княгиней Ольгой Орловой. И публику и людей искусства можно понять: само по себе соединение портрета с обнаженной натурой выглядело вызывающе. Но, в сущности, так оно и было.

Заказ на портретное запечатление юсуповского семейства (княгини, ее мужа и двух сыновей – Николая и Феликса) не был для Серова тягостным. Все бы ничего, если бы не погода.

Известный настолько, что перестал быть собственно портретом реальной Веры Мамонтовой, встав в ряд тех живописных шедевров (например, «Девушка с креветками» Хогарта или «Девушка с жемчужной сережкой» Вермеера), где имя модели несущественно. История эта заварилась в октябре прошлого года при выезде Серова за границу, в Биарриц. Реалистическая система видения легко вбирает в себя гротескные и даже карикатурные обертоны (кстати, Серов был мастером карикатуры) и образ, не теряя в представительности, обретает знаковую остроту. Мы допытывались, что с ним случилось.

Да полно, Лёля, хотелось возразить ей, много ли счастья доставляют ему заказные работы. Владелица подарила его музею Александра III (ныне – Русскому) и, таким образом, большой парадный портрет Серова впервые стал доступен широкой публике. Похоже, против популярнейшего певца и друга началась клеветническая кампания. Зеркало, усложняющее пространство, позволило ему поместить в зеркальной глубине и собственную фигуру за мольбертом – устроив тем самым отсылку к целому пласту подобных вхождений автора в текст: от «Портрета Арнольфини с женой» Яна ван Эйка до «Менин» Веласкеса В «Портрете Арнольфини с женой» Яна ван Эйка в зеркале отражаются фигуры двух людей, а над зеркалом помещена надпись «Ян ван Эйк здесь был». Как справедливо заметил Салтыков-Щедрин, в таких-то ситуациях и есть возможность для всякой мелкой чиновной сошки проявить «административный восторг». В свете много говорили о ее огромных тратах на шляпы и туалеты.

Княгиня же много путешествовала, часто ее можно было встретить за границей. Поза княгини вычурна и неестественна, ее подбородок слишком высоко поднят, эта вызывающая надменность почти вульгарна: «А я Ольга Орлова и мне все позволено и все, что я делаю, хорошо». Композиционный центр картины – роскошная шляпа княгини, огромная до такой степени, что эта непропорциональность бросается в глаза: она словно прихлопывает модель, опуская ее композиционно еще ниже. Увиденные им особенности часто бывали неожиданными и для позирующих и для их знакомых.

В том же письме сообщает, что в ближайшие дни выезжает в Биарриц и, если возникнет необходимость в дальнейшей переписке, просит адресовать письма туда, на виллу Цетлиных. Она подарила портрет музею Александра III (Русскому музею), при условии, что он не будет находиться в одном зале соскандальным портретом Иды Рубинштейн. В. Серов. Если собственная биография Серова небогата событиями, то само время было ими столь богато, что многие даты жизни художника ознаменованы «поворотами» или «переломами» в художественном мире и в собственном серовском творчестве.

Пришлось пойти и на это. И, стало быть, намерение Серова писать «только отрадное» означало не что иное, как соединение «порванной связи времен», возвышение вечных ценностей искусства, воплощенных в полотнах старых мастеров, желание руководствоваться только соображениями художественного порядка – качества, совершенства, красоты, гармонии – соображениями, почти забытыми искусством середины века. Однако сами эти «околичности» подчиняют себе фигуру: она столь плотно «впечатана» в интерьер, что сама становится еще одной его деталью.

Конверт послал в оперный театр Монте-Карло на имя Шаляпина. Мужем блистательной княгини был князь В. Н. Орлов, очень богатый и влиятельный человек. Он уважаем, всеми признан.

Из Парижа она дюжинами вывозила платья. С одной стороны, Серов настаивает на своем неумении «писать казенных портретов», если нет личного теплого отношения к модели. Постыдился бы».

Но получил от коллеги суровый ответ: «Нет. Орловы выбрались из Крыма вместе с императрицей Марией Федоровной, были на Мальте, затем в Париже. Между тем, критики считают его едва ли не вершиной мастерства Серова. Сюжеты все вышли, – отвечал он нам со вздохом отчаяния».

Княгиня изображена в интерьере своего дворца в свойственном ей пышном наряде. Но именно Серов довел прием до предельной остроты: князь Голицын (1906) навсегда подкручивает ус навсегда лезет в карман – то ли за часами, то ли, как шутили недобрые зрители, за монетой для лакея – Гиршман (1911). Шедевром назвал его А. Бенуа. Чувство внутреннего сопротивления мешало передать грацию и обаяние модели.

Этого не мог понять и Серов. Допустим, в этих случаях Серов оправдывал репутацию «злого портретиста», так как модели не вызывали у него положительных чувств, – но с Генриеттой Леопольдовной он состоял в самой нежной дружбе и писал ее не раз. И, наконец, последнее. Репин, занимаясь с мальчиком Серовым не где-нибудь, а в Париже с его богатейшими музейными коллекциями, ни словом не обмолвился о возможности «обучения» у старых мастеров, говоря исключительно об изучении натуры. Княгиня была разгневана, но отреагировала по-аристократически сдержанно.

И. Грабарь давал княгине такую характеристику: «Она не могла стоять, сидеть, говорить или ходить без особых ужимок, призванных подчеркнуть, что она не просто рядовая аристократка, а первейшая дама при дворе». Синяя ткань и зеленый шарф сочетанием цветов отсылают к вавилонским постройкам из глазурованного кирпича и в восхищенных речах Серова акцентируется «восточное» : «рот раненой львицы», «оживший архаический барельеф», «и глядит-то она куда – в Египет. ».

С. Сорин. Что же пугало, например, коллекционера Владимира Осиповича Гиршмана. И все же, считал Серов, надо ему выразить свое мнение о прискорбном инциденте. Но как же сказалось на нем годичное пребывание в зарубежной клинике. Круг сподвижников Сергея Павловича готовится к новым спектаклям в Париже. Вот таким образом именно эти черты и бросаются в глаза при детальном изучении портрета. Легко я стал расстраиваться». Уж кому-кому, а друзьям Сергея Павловича было слишком хорошо известно, что ни журнал «Мир искусства», ни последующие его предприятия, включая балет, до сих пор, увы, не принесли издателю, постановщику и импресарио в одном лице никакой прибыли.

О том, что такое «идейный реализм», с тонким юмором писал Константин Коровин, ближайший друг Серова, вспоминая годы ученичества в Московском училище живописи: «Ученики спорили, жанристы говорили: важно, что писать, а мы отвечали – нет, важно, как написать. Больше всего его разочаровывало несоответствие внешней красоты внутренней. Видимо, на нее подействовало неодобрительное отношение к портрету ее светских друзей. Серов, ученик Репина, «пасынок передвижничества», по выражению Михаила Нестерова, буквально с первых шагов в искусстве оказался «чужим», ни на кого не похожим художником.

И с портретом, который пишет здесь, тоже непросто: «Кончаю портрет, что мне всегда мучительно». и лессировками Лессировка (от нем. Тем не менее именно этот, главный ее портрет вышел не совсем прославительным. Свой портрет, написанный Валентином Серовым, она подарила музею Александра III, который теперь называется Русским музеем. Этот портрет прославил Серова еще при жизни. Я хочу таким быть – беззаботным в нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного.

Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное». В расцвете сил и славы тогда были Суриков, Репин, Поленов.

Это и «Шехеразада» и «Клеопатра» и «Жар-птица». Серов же, со своей стороны, пригласил пристава пожаловать к нему домой. Образ сложен и каждый может прочитать его по-своему. Зинаида Николаевна вызывала у него, как и у всех ее знавших, чувство глубокой приязни: умна, обаятельна, дружелюбна – и нимало не раздосадована длительностью сеансов («Я худела, полнела, вновь худела, пока исполнялся Серовым мой портрет, а ему все мало, все пишет и пишет. »). Заказчики не всегда радовались итогам серовской работы. Политес был соблюден, мнения художника спросили – он против передачи не протестовал. Огромная шляпа встиле модерн «уравновешена» накинутой наобнаженные плечи меховой накидкой.

В живописи ее лица кистевой размах, с которым перечислены «околичности», как бы приостанавливается: оно – центр композиции и трактовано со всей бережностью. Можно сказать, что жизнь напоказ есть, собственно, вечная тема парадного портрета и, доводя эту идею до гротеска, художник лишь возвращает традиционной форме ее генетическое предназначение.

Ученики Училища живописи были юноши без радости. О. К. Орлова изображена в необычной изломанной позе, напоминающей портреты Джованни Больдини: огромная, непропорционально большая шляпа, обнажённые плечи, соболий палантин, руки, сжимающие жемчужное ожерелье, выставленная лакированная туфля придают образу вычурное изящество. Высказанное Серовым в том же 1887 году стремление «писать только отрадное» воплотилось здесь во всей полноте по его словам, он добивался только «свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах».

Они радовались и восхищались, что мы вот написали похоже на них. Даже не жила, а воплощала – богемность, декадентство, стиль модерн (уже идущий на убыль, но обещающий перевоплотиться в ар-деко). Когда же в 1889 году Третьяков приобрел для своей галереи Девушку, освещенную солнцем Серова, вспоминали, как Илларион Прянишников, некогда типичный «шестидесятник» и член-учредитель Товарищества передвижников, ходил по выставке, где экспонировалась серовская картина и во всеуслышанье ругался: «Это не живопись, это какой-то сифилис. ».

В. Серов Портрет графини О. К. Орловой. Для русских художников первой половины XIX века Италия была землей обетованной и шедевры европейского искусства – лучшей школой.

---