Н А Ярошенко Картины

Ярошенко, Николай Александрович

Среди работ Ярошенко есть портрет, который принято считать этюдом к «Заключенному»: молодой человек с волевым, смелым лицом, высоко подняв голову, внимательно смотрит вверх. чувствуется благотворное влияние Н. А. Ярошенко. Он вычитывал в нем продолжавшуюся восемнадцать с половиной столетий борьбу между идеалом и «учением мира», между любовью, добром, готовностью к жертве и подвигу — и себялюбием, ненавистью к другим, трусостью, предательством, ложью. В качестве ярчайшего примера такой «тюремной сцены» приводится «Всюду жизнь»: «Невинное создание бросает за решетку крошки хлеба голубям». Значительное место в творчестве Ярошенко занимает портрет. Ярошенко, рассказывают, послушался Крамского и сейчас же принялся за новую картину.

Слова о «дикаре» Ярошенко сопровождаются в письме Поленова пересказом рассуждений Ге о наилучшем, соответствующем познанной истине образе действий: мягкостью большего достигнешь, чем ожесточением идя напролом, в большинстве случаев только себя искалечишь люди, особенно те, с которыми имеешь не случайные столкновения, а сходишься на общем деле и притом свободно выбранном, таком, как искусство, не враги между собою, а только люди разных ступеней развития вот таким образом не бороться надо с ними, а стараться убедить их, то есть приравнять к своему пониманию если же это невозможно в настоящую минуту, то надо ждать — придет время и правда возьмет верх. Ярошенко навещал его, писал в усадьбе свои картины и нередко оставлял их в имении. Примечательно, что люди, знакомые с Чертковой, никогда (при всем внешнем сходстве с оригиналом) не узнававшие ее изображения в «Курсистке», встретили снабженную более сложным сюжетом картину «В теплых краях» просто-напросто как портрет. Отец его, крепостной художник исполнял образа и портреты, расписывал стены, потолки, плафоны и (рассказывает сам Зайцев) «по фантазиям своих господ» сочинял картины «нескромного» содержания — «бахусов, вакханок и силенов».

Об этом же писали в своих романах Ф. М. Достоевского и В. Крестовский в повести «Петербургские трущобы». По состоянию на 80-е годы ХIХ века это был, хоть и трудный, но кратчайший путь, хотя к тому времени в карачаевские аулы в верховьях Кубани русскими солдатами совместно с отбывавшими трудовую повинность карачаевцами, была проложена колесная дорога из станицы Баталпашинской (ныне г. Черкесск). И здесь любопытно еще раз обратиться к книге Александра Бенуа. В 1878 году в «Вестнике Европы» была напечатана статья Кавелина «О задачах искусства», написанная в форме диалога автора с «молодым художником». Он читал статью знакомым, желая узнать их впечатление. Поленов рассказывал в одном из писем к жене: «Ге называет Ярошенко и компанию дикарями». «Картина, – говорил Ярошенко, – имеет смысл только в красках, когда видно, что на дворе сыро, холодно и моросит дождь, словом такая погода, что хороший хозяин собаку во двор не выгонит». После 1881 года написаны «Студент», «Курсистка», «Причины неизвестны», после второго издания рассказа, в «Посреднике», — «Портрет молодого человека» («Студент» 1886 года), «Сестра милосердия», портреты Спасовича, Менделеева, Салтыкова-Щедрина. «Совестью художников» называли его современники.

Ярошенко Николай АлександровичКартины и биография

И сам Николай Александрович и люди, сгруппировавшиеся вокруг его мастерской, были очень нетерпимы по отношению к инакомыслящим Были книги и талантливо написанные книги, которых здесь не читали. Николай Александрович писал этюд с натуры, доехав по недавно открытой Военно-Сухумской дороге почти вплотную к Клухорскому перевалу, поднявшись на приличную для его здоровья высоту (2. 700 м), то есть фактически он был на Клухорском перевале, до седловины которого рукой подать. Мы слышим открытые речи Ярошенко, видим его столь же открытые поступки, знаем его ясную (даже прямолинейную) позицию в Товариществе, которая определяла его отношение к отдельным товарищам, нам известны даже некоторые стороны его семейной жизни и все-таки нам не хватает какой-то важной ниточки, чтобы размотать клубок до конца, до сердцевины, недостает всего того, чему пристал эпитет «личный» — «личные соображения», «личные пристрастия», «личные интересы», «личная жизнь».

Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1869), служил на Петербургском патронном заводе. Он написал их имена на окрестных скалах: «Крамской», «Менделеев», «Ярошенко» — и по установленным дням «ходил к ним в гости» по воскресеньям — «к Крамскому», по средам — «к Менделееву», по субботам — «к Ярошенко». Михайловский полагал, что художник, боясь пересола, впал в недосол», «трусил сентиментальности» и оттого сделал лицо старика недостаточно трагическим. Злобный памфлетист поносил «безнравственных кумиров» — Чернышевского, звавшего к «бешеному взрыву разнузданных страстей дикой черни», «жалкого» Добролюбова, «полупомешанного мальчика» Писарева, при попустительстве жандармов и полиции внушавших юношам «безумную мысль, что недоучившиеся студенты и недозревшие семинаристы призваны спасать Россию от внутренних недостатков ее государственного и общественного строя». «Обстановка» многим не понравилась: не то, как написано, а вообще — зачем она. Здесь хранятся 108 предметов живописи и графики Ярошенко, 170 работ художников-передвижников.

Из аула Урусбиевского (ныне Верхний Баксан) художник с проводниками поднимается верхом выше по течению бурной стремительной реки к аулу Тегенкли, а оттуда, переправившись через Баксан – в ущелье зенги (Юсенги – на картах). Квартира на Сергиевской стала просторней за счет кисловодской усадьбы — главной дачи и нескольких белых домиков рядом, зимние «субботы» на Сергиевской сменялись летними встречами в Кисловодске, сергиевская столовая «продолжалась» вместительным дачным балконом, расписанным в помпейском стиле. Посетители «суббот» дружно рассказывают, что квартира у Ярошенко была «маленькая», «скромная», «небольшая», «уютная», но они же вспоминают большую мастерскую Николая Александровича, просторную спальню хозяйки, Марии Павловны, вспоминают, что за ужином в столовой помещалось полсотни и более человек. То есть система как-то образом контролировала и регулировала эти взаимоотношения. За десять лет заводской жизни Ярошенко насмотрелся на «глухарей» — и на тех, чья грудь заменяла наковальню и на тех, кто часами безостановочно (иначе заклепка остынет) взмахивал и бил тяжелым молотом, лишь перекидывая его время от времени из правой руки в левую и обратно и на тех, кто, по выражению тогдашнего журналиста, работал «в четвертой стихии — в огне, в адском жару, среди раскаленного и расплавленного чугуна и железа и в воздухе, постоянно наполненном дымом, чадом и искрами».

Общество, созданное для борьбы с Товариществом, «задумало удивить мир», но «грустная выставка, бедное Общество». «Невский проспект ночью»: непрестанный осенний дождь, холод, туман и собаки ни одной не видно (должно быть, на Невском все хорошие хозяева), только три женщины по собственной охоте не уходят «со двора» — спасаясь от дождя, жмутся к стенам домов, ждут прохожего «господина» Они обыкновенны, будничны, такая же привычная принадлежность ночного Невского, как Невский принадлежность города. Учился в различных военных училищах Петербурга. Продолжалась подготовительная работа над трактатом «Что такое искусство. », который будет завершен лишь три года спустя и который, по признанию Толстого, стоил ему пятнадцати лет напряженного труда.

Спасович был «деятельной силой и связующим центром» нескольких кружков, научных и литературных, «он не давал развиться в этих кружках столь обычным у нас лени и апатии», — приходят на память ярошенковские «субботы», его деятельность в Товариществе. Огромное впечатление на русское общество произвел «процесс 50-ти». Бюст Ге, представивший Толстого с лицом суровым и встревоженным, «немного осудительным» (по собственному определению Льва Николаевича), представивший его не «над миром», а «человеком мира», притом человеком, у которого «мир с миром» нарушен, пожалуй, ближе всех из многочисленных изображений Толстого к портрету, который будет написан Ярошенко.

Но известный публицист писал, что доля большинства женщин — «изнурительный труд», а понятие «идеального счастья» — «кусок насущного хлеба». Но главное отличие — взгляд. Но похвалил и Ледаков — Ледов, как он часто подписывался, — убежденный и неизменный враг передвижников, прообраз гаршинского Дедова (из рассказа «Художники»). Стасов объявил «На качелях» лучшей (вместе с «Заключенным») картиной Ярошенко. В «Студенте» 1886 года, словно беседующем со зрителями, нет конспиративности, напряженной готовности к действию, но в нем та же внутренняя собранность, что у его предшественника, та же убежденность, может быть, даже несколько большая склонность к размышлению, образованность, широта взгляда.

Повествование в рассказе ведется поочередно от лица двух художников — Дедова и Рябинина. В ярошенковском Салтыкове-Щедрине страдание огромно, но нет отчаяния. Ивану Кондратьевичу Зайцеву ко времени встречи с Николаем Ярошенко минуло полвека. Картина «милая», но это не академические румяные «нищие дети» или «итальянские нищие» — это все тот же (передвижнический. ) российский обездоленный народ. Он был, как тогда выражались, «человек поступающий» уже то, что он готов был пожертвовать всем добытым прожитой жизнью, всем, что удачно начатая военная карьера заведомо обеспечивала наперед, подтверждает его способность к поступкам. Следует сказать, чтосамо бытование длинноволосого или «вечного», студента, как тогда говорили, было граничит с тем, что учиться тогда можно было, не так, как теперь. Студентам разрешалось досдавать экзамены, а диплом об окончании высшего учебного заведения обеспечивал им средства к существованию: если человек имел диплом, например, врача или учителя, токогда он уходил в отставку, жалованье его полностью сохранялось. В акварельном портрете немало найдено — и найдено удачно: поза в кресле, поворот головы, книга в руках, выражение глаз (прочитано что-то и натолкнуло на раздумья глубокие и важные).

Его альбомы тех лет, заполненные рисунками с натуры, портретами, жанровыми сценками, бытовыми набросками, карикатурами, альбомы академических лет, в которых лишь попадаются копии с гипсов и наметки мифологических сюжетов, свидетельствуют о недоверии к академической системе образования, даже пренебрежении ею, о направленности дарования, о желании (идущем от ощущения своих возможностей и способностей) скорее пойти по избранному пути, минуя или сведя лишь до самого необходимого то, что называют «классом», «школой». Сталкиваются две исповеди. Сюжет картины найден сразу. Вот таким образом, когда художник привёз в Петербург картину «Шат-гора (Эльбрус)» (1884), многие посчитали изображённую там панораму Кавказского хребта фантазией автора.

Картины Николая Александровича Ярошенко

Ге показан Ярошенко между истоком и целью. Он страдал от того, что для другого — радость: когда картина «помимо воли», словно сама по себе пишется, когда сюжет сам по себе развивается, герои сами действуют, когда все в ней «помимо воли» художника начинает жить само по себе. «Все это было ему ни к чему», — говорилось в статье. Если мысленно убрать с холста ту или иную группу, особой потери для общего не чувствуется. В замысле обоих произведений угадывается связь (не с зарешеченными ли окнами вагон провожала старушка. ), но, вернувшись к замыслу картины «Проводил», Ярошенко убрал все лишнее, а вместе, на этот раз, кажется и нужное. Ни книг, ни окурков, ни остывшего чая, ни «грез нежно расцветающей жизни» — молодой человек присел на табурет, опершись локтем о колено, он внимательно слушает невидимого собеседника, серьезно думает, наверно, сам сейчас заговорит но никаких атрибутов не понадобилось — все и так тотчас узнали: студент. Легко допустить, что появившийся в доме Ярошенко, один из любимых художников и к тому же военный человек (в ту пору уже генерал в отставке), оказался в числе первых слушателей статьи.

Черткова, которую прекрасно знал Ярошенко. «Студент» – схудожника Филиппа Антоновича Чирко или, как его звали, Чирка, который оставил великолепные воспоминания о жизни в дореформенной академии. Про собрания у Ярошенко такое невозможно сказать. Толстой начал работу над «Воскресением» в декабре 1889 года, через год с небольшим после появления ярошенковской картины на Шестнадцатой передвижной выставке. После смерти Ге Ярошенко много хлопотал о его посмертной выставке. Решительно высказавшись о «неумелости» Ярошенко, Бенуа продолжал: «Однако имя его не должно заглохнуть, т. к. Но это были беспорядки в военно-учебном заведении и причиной их называлось «неудовольствие против батальонного командира», воспитательные действия которого были «превратно поняты».

— спрашивает Ярошенко. Участники «пятниц» и Салтыков-Щедрин в первую очередь, противопоставляли собрания своего кружка — клубам: «они были людьми известного направления, с определенными взглядами, тогда как клубы в то время были полны людьми сборными», — вспоминал сын Унковского. А сам Ярошенко. На обратном пути Толстой полтора дня провел в Воронеже, в близкой ему семье Русановых. Его взгляды были очевидны — каждая написанная им строка дышала величайшей искренностью, прятать свое «я» он не умел и не хотел. С женщинами шли на своих ногах дети, мальчики и девочки.

Гл. 13, 9) или кораническим: "стремитесь опередить друг друга в добрых делах где бы вы ни были Бог будет со всеми вами" (Коран, 2, 113), либо миссии их были предопределены свыше или руководствовались собственными принципами – кто знает. Представляется, что встреча двух замечательных людей была неизбежной. Другая известная работа художника – «Студент», отличающаяся тем же одухотворенным настроением, что и предыдущая работа. Казалось именно Ярошенко должен был потянуться писать не «склянки», а лицо Менделеева.

Подножье Эльбруса еще окутано синей предрассветной мглой. Раннее утро. Сугубая интеллигентская «штатскость»: узковатые плечи, слегка сгорбленные, некоторая расслабленность движений. «Благо перестал наконец сочинять Ярошенко на темы из новых людей Он пошел теперь дальше и стал сочинять на темы из великих или известных людей». Может быть, творческую историю рассказа следует начать с написанной двумя годами раньше статьи Гаршина «Вторая выставка Общества выставок художественных произведений». Рябинин — представитель «мужичьей полосы в искусстве» Дедов предпочитает «компоновать закаты, восходы, полдни, начала и концы дождя, зимы, весны и прочее».

Постоянно осуждал тех, кто хвалил себя». – На качелях (1888), В теплых краях (1890), Песни о былом (1894). Ребенок в тюремном вагоне во времена Ярошенко не редкость.

Как художник Николай Ярошенко совместил несовместимое – дослужился до генерала и стал всемирно известным живописцем

Это — не репинские «Бурлаки», которых Ярошенко, работая над «Слепыми», явственно держал в памяти. Но для создания истинного художественного произведения, кроме таланта, «дара внимания», по мнению Толстого, нужны также: правильное, то есть нравственное отношение автора к предмету ясность изложения или красота формы (что одно и то же) наконец искренность, то есть непритворное чувство любви или ненависти к тому, что изображает художник. Мучительно сосредоточенный исхудалый, страшный, в серой «арестантской» одежде, ярошенковский Салтыков-Щедрин обладает громадной ударной силой — силой абсолютной непохожести на «среднего господина», полной несопоставимости с ним. Женщины с детьми — частые обитательницы каторги и ссылки. Идеал «презренного времени», как виделся он «хищникам, предателям, пустосвятам и проститутам», — есть «человек, приведенный к одному знаменателю».

Не будет ли такое соревнование им помехой. Ярошенко мог мысленно пройти, пережить всю сцену ночного обыска — до трагического финала — и выбрать сюжетом именно этот трагический финал, почувствовав его особенную силу. «Курсистка» была написана с детской писательницы Анны Константиновны Дитерихс, жены В. Г.

К столу подаются тарелки и приборы, хотя хозяева сами обходятся без них". Стасов увлекался: «изображение действительности, как она есть» не свойственно таланту Ярошенко.

«Розовенькое, голубенькое, красивенькое» небо, прозрачная водица, «искусно приготовленная из цветного стекла», гладкие портреты господ и дам, кейфующих в гостиных Пустые, покрытые лаком картинки, осторожные — только бы не изумить, не вызвать ни гнева, ни слез, не поранить память пустые картинки, пролетающие мимо души «Весною на передвижной выставке картин было вчетверо меньше но, обойдя картины, я развеселился: такое свежее и отрадное впечатление произвела эта выставка, крохотная, но составленная из образцовых произведений». Вот это у Ярошенко останется, сделается одной из главных и привлекательных черт его творчества. В очерке про литейный завод рассказывается, между прочим и о том, как «глухарь», когда представится случай, вылезает из котла, где только что, скрюченный, сидел под ударами. В ней доказывалось нечто прямо противоположное: Ярошенко «вступил на путь художника во всеоружии профессионального мастерства».

В самом деле, есть два варианта «Курсистки» — на одном из них девушка чуть старше, чуть серьезнее, сосредоточеннее, но никаких решительных изменений в картину не внесено. Так, задолго до его появления на Сергиевской здесь был признан своим Короленко.

Художник-передвижник Николай Ярошенко

Но — снова загадка. Утверждение, конечно, спорное, но на ярошенковском портрете передано это неутомимое напряжение гениального труженика. «Меня бог знает как порадовало, — объяснял он, — что и г. Ярошенко опять поворотил к такому роду живописи, который всего свойственнее его таланту: это изображение действительности, как она есть, без фальшивого пафоса, без надуманности, без искусственного искания глубин».

Природа торжественна и сурова. Друг Ярошенко, художник Остроухов вспоминал, что «Чернышевский и Добролюбов сделались его руководителями, а передовые журналы – любимым чтением». Впрочем, ведь и к Льву Николаевичу Толстому надо «глубже подойти», а не так, что раз «Где любовь, там и бог», значит «запахло толстовщиной».

Он мог написать Стрепетову «как в жизни» — некрасивую, порой жалкую, маленькую, убогую, «горбатенькую», как между собой говорили о ней друзья, «безобразие», «кошелку», как злобно, с издевкой именовали ее враги («избави нас бог от горбатых чародеек», — язвил директор императорских театров в тот самый сезон, когда был написан портрет Ярошенко это лучший сезон актрисы — она сыграла великие свои роли: Степаниду в пьесе Потехина «Около денег» и Кручинину у Островского в «Без вины виноватых»). Анна Ивановна Менделеева — без всякого умысла — сопоставляет ярошенковские «субботы» с еженедельными вечерами у других художников. Преданный Вам Н. Ярошенко». Его преподавание было не механическое, не — шаблонное. Но в портрете Ге, написанном Ярошенко, тоже чувствуется «столкновение двух начал». Цветущая красота южной зелени еще сильнее оттеняет тоску и одиночество умирающей.

Тонкой лиричностью проникнуты жанровые картины Ярошенко 1880-90-х гг. Ярошенко иллюстрировал это время как в сосредоточенных иногда очень характерных и даже значительных этюдах-портретах, так и в несколько сентиментальных и уж больно плохо исполненных картинах». Картина исполнена «гражданской скорби», столь характерной для творчества Ярошенко как выразителя общественных настроений эпохи (редкая статья о художнике обходилась без одобрения или порицания «гражданской скорби» его картин). В глазах «Студента» 1886 года нет ни прицельной сосредоточенности, ни стальной решимости «Студента» 1882 года, но «Студент» 1882 года в творчестве Ярошенко, как и в самой действительности, продолжается не благодушным «Юношей», а «Студентом» 1886 года.

Картины — Ярошенко, Николай Александрович

И снова позади серая, пропитанная сыростью каменная стена — дома ли, острога ли, проходного ли двора, которым по сигналу тревоги уходят с конспиративной квартиры, — выразительный и словно сросшийся с ярошенковскими героями (не просто героями картин, но подлинными героями, написанными Ярошенко) «иероглиф» российской столицы. Эти тонкие руки, такие же тонкие черты лица, бледные щеки, высокий светлый лоб выявляют возвышенность идей, глубину и одухотворенность помыслов и необыкновенную чистоту Соловьева, «светившуюся — по меткому выражению современника — сквозь тонкие полупрозрачные черты его хрупкого тела». Но в 1888 году появилась картина «Всюду жизнь» — и оказалась высшей точкой в творчестве Ярошенко. В 1892 вышел в отставку в чине генерал-майора. Сопровождали экспедицию части Тенгинского пехотного полка под командованием тогда еще майора П. С. Верзилина, год назад получившего ранение в вышеупомянутом сражении при Хасауке.

Текст речи, тайно отпечатанный, разошелся по России во множестве экземпляров. Она словно прицеливается, выглядывая из-за колонн. «Ненависть», «волчий голод» — вовсе не описание того, что увидел критик на холсте: в этих словах — неприязнь и испуг, сжавшие сердце критика. Ге всегда торжественно, как архиерея, принимали на Сергиевской, а туда «чужим» вход был заказан.

История картины и жизни «Курсистки» Николая Ярошенко

Картина — долг, который художник отдает народу. Впечатление от картины, по-своему переплавленное, высказалось в начале «Воскресения»: Толстой (говоря его же словами о художнике Михайлове, действующем в «Анне Карениной») «схватил и проглотил это впечатление и спрятал его куда-то, откуда он вынет его, когда понадобится». «Кого-кого на нем не перебывало. » — вспоминает Нестеров. И так всегда. С 1875 г. – экспонент, с 1876 г. – член Товарищества передвижных художественных выставок. Восьмидесятые годы — полоса наступления на молодежь, прежде всего на учащуюся. Суворин почти дословно пересказал в «Новом времени» слова Крамского, но не спешил согласиться с ним.

«Поворот», обрадовавший Стасова, не ознаменовал какой-либо решающей перемены в натуре и даровании Ярошенко, в его взглядах на искусство, а следовательно и в самом его искусстве. Рассказ «Чем люди живы» увидел свет в 1881 году и повторно напечатан в толстовском издательстве «Посредник» четыре года спустя. Но все это уже пройдено русской живописью, все это — шестидесятническое, перовское, впервые открытое «Чаепитием в Мытищах». Соловьев у Ярошенко не обдумывает — просто думает, мыслит, ушел в одному ему доступную область мышления, в свою вселенную во взгляде Соловьева, написанного Ярошенко, тот «чистый дух», который видел в этом взгляде Блок. Несмотря на определенную экспрессию, вершины и озеро переданы с фотографической точностью.

Всюду жизнь, Николай Александрович Ярошенко, 1888

Отсюда открывается великолепный вид на пирамидальный массив вершины Чотча и куполообразную вершину Хаккёль, от которой ниспадает мощный одноименный ледник. На одном из Антикварных салонов в ЦДХ внимание посетителей привлекало полотно Николая Ярошенко «Девушка у стога» — яркое, насквозь пронизанное солнечным светом, написанное легко, на одном дыхании, возвышенно-романтическое по настроению. Ярошенко хорошо знал лицо Менделеева: они близкие друзья Ярошенко едва не самый частый гость в доме Менделеева. Вблизи Толстого». Широко известны последние слова речи рабочего-революционера: «подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах». Эти места, до сих пор мало исследованные в историческом, археологическом, географическом и этнографическом плане, хотя исстари используются карачаевцами в качестве отгонных пастбищ, носят отпечаток мистического характера, вызванного не только многочисленными археологическими объектами VIII-VII в до н. э., VII-IX н. э., обилием менгиров и стелл, но и прямым ощущением космоса пожалуй, нигде больше так не осязаемо небо, как на Малом Бермамыте -высочайшей точке западной части Скалистого хребта (2. 644 м). Был очень сдержан и необычайно скромен. Много работал над пейзажами, писал натюрморты.

Писал Николай Александрович с жаром и увлечением. «Анну Естифеевну невозможно вспомнить иначе, как с блюдом в руках. «Таких девушек с книжкой под мышкой, в пледе и мужской круглой шапочке, всякий из нас видал и видит ежедневно и уж много лет подряд И вот художник, выбирая из всей этой толпы бегущих с книжками одну самую ординарную, обыкновенную фигуру, обставленную самыми ординарными аксессуарами простого платья, пледа, мужской шапочки, подстриженных волос, тонко подмечает и передает вам, зрителю, публике, самое главное Это главное: чисто женские, девичьи черты лица, проникнутые на картине, если можно так выразиться, присутствием юношеской, светлой мысли Главное же, что особенно светло ложится на душу, это нечто прибавившееся к обыкновенному женскому типу — опять-таки не знаю, как сказать, — новая мужская черта, черта светлой мысли вообще (результат всей этой беготни с книжками) Вот это-то изящнейшее, не выдуманное и притом реальнейшее слитие девичьих и юношеских черт в одном лице, в одной фигуре, осененной не женской, не мужской, а человеческой мыслью, сразу освещало, осмысливало и шапочку и плед и книжку и превращало в новый, народившийся, небывалый и светлый образ человеческий». Отец получился крупнее, характер более цельный.

Гармония внутренняя и внешняя чувствовались в каждой его мысли, слове, движении его". Не следует, однако, выносить «Слепых» за скобки ярошенковского творчества. Рассказывают, что по странному стечению обстоятельств в тот самый день, когда сотрудники уже запрещенных «Отечественных записок» в последний раз собрались вместе, на улице, под окнами редакции, проходили учения гвардейской артиллерии. Появлялись статьи о печальной необходимости проституции в больших городах, о необходимом удовлетворении «общественных потребностей» и жертвах «общественного темперамента». Наконец, как стоит вопрос с выпуском 1-ой серии картин. » (В «Посреднике» готовилось издание репродукций с картин русских художников, Ярошенко этому начинанию горячо сочувствовал. ) Разговор тут же поворачивает совсем уже к «пустякам», то есть к делам: Ярошенко слышал, что цензура запретила продажу репродукций с «Оправданной» Маковского и с его, Ярошенко, картины «Всюду жизнь» — нужно ли хлопотать об отмене запрещения, касается ли оно только Петербурга или также провинции (это немаловажно. ) и проч. Однажды Толстой в письме к Черткову посетовал: «Как мне жалко, что мы переписываемся только о делах, то есть о пустяках». Л. Н. Толстой в «Воскресении» рассказывает, как отправляется по этапу партия арестантов: «Некоторые из женщин несли грудных детей за полами серых кафтанов. Над книгой «Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина» работал сотрудник «Посредника» Евгений Иванович Попов.

И вот из рук носителя этих принципов горец с радостью примет факел просвещения". У Соловьева, написанного Крамским, взгляд острее, не так отчужден, не так самоуглублен, толстая книга, лежащая на коленях, — объяснение напряженного взгляда: идет колоссальная умственная работа, осмысление некого материала («сюжет» портрета).

В. А. Прытков, серьезнейший исследователь творчества Ярошенко, называет портрет философа и писателя Владимира Сергеевича Соловьева «бесспорно лучшим портретом Ярошенко 1890-х годов», но сетует, что портрет написан «без ноток критического отношения». У Ярошенко с Соловьевым были отношения давние. Про Ге верно говорили, что произведения его ближе к личности Толстого, чем к его учению (то же справедливо и по отношению к произведениям самого Толстого).

Он за «высшие цели искусства», но без «тенденции», без «гражданских мотивов» он против искусства для искусства, но и против «поборников другой школы», вносящих в искусство «грубо-материалистические требования» и задачу «создания произведений об одних материальных предметах и явлениях». Крамского, 1876, ГРМ Л. Н. Напротив очага группа людей.

Художник Ярошенко Николай Александрович (1846-1898)

В противоположность «Заключенному» и «Кочегару» из которых зритель, всматриваясь, не перестает черпать новое, юноша «Старого и молодого» опустошен собственными речами. Крамской был к тому времени признан лучшим портретистом России. Могучий, великолепной лепки лоб пронзительные глаза под седыми кустиками бровей простота черт, будто наскоро, но крепко и точно вырубленных топором большая седая борода, на редкость не благостная — что-то общее с обликом Льва Николаевича Толстого (в ту пору еще не написанного Ярошенко), не в частностях общее, а в целом. С лёгкой руки критика Владимира Стасова художник Ярошенко получил прозвище «портретиста гор». Дрожжин в книге должен был как бы канонизироваться — тем замечательнее совет (установка. ), который Толстой дает автору биографии: «Для описания людей как образцов для жизни нужнее всего не забывать элемент человеческий, слабостей, в деле Дрожжина тщеславия даже» Толстой не верит, что на людей способно сильно подействовать «описание святого без слабостей».

Па переднем плане, на резной тахте, откинувшись на ее спинку, сидит князь. Николай Александрович Ярошенко — известный портретист, жанрист, пейзажист. Он писал о постоянно тревожащей его острой потребности — «идти, заступаться, жертвовать», «жить для чужих», «приносить ближнему пользу», «отдать душу за обиженного человека» — исповедальные признания, призывы рассыпаны на страницах его рассказов и очерков. Если же этюд к картине не имеет отношения, опять-таки интересно понять, почему Ярошенко не захотел написать «Заключенного» героическим молодым человеком, хотя уже знал такой тип в русском революционном движении. «Не будучи религиозным человеком, — объясняет исследователь, — Ярошенко не видел, однако, реакционной сущности взглядов философа-мистика — недаром Соловьев был частым посетителем ярошенковских суббот».

В 1875 году на Четвертой передвижной выставке экспонировались несколько портретных этюдов и первая его картина «Невский проспект ночью» (картина погибла во время Великой Отечественной войны). В незаданности, в непосредственности своей «На качелях» и правда, быть может, лучшая из картин, созданных Ярошенко, но менее «ярошенковская», чем иные заданные и хуже исполненные: скорей, счастливая находка, чем ступенька, этап в его творчестве. И если фигура князя несколько статична, то в позе певца – необыкновенная живость и одухотворенность. Ярошенко получил образование военного инженера, но испытывая непреодолимую тягу к творчеству, к живописи и имея к тому призвание, начал посещать Рисовальную школу при ОПХ, где занимался у И. Н. Крамского, а затем стал вольнослушателем АХ (1867-74).

На вопросы Толстого, считает ли он эти обряды нужными или нет, любит ли он их или ненавидит, художник отвечал, что его дело — изображать жизнь, «то, что есть», а не то, что «хорошо или дурно». Слышала позднее, что картина «Лето» получилась хорошей, экспонировалась на передвижной выставке и была приобретена, но кем — неизвестно. Николай Александрович, несмотря на свой огромный талант, никогда не превозносил себя. Герои картины также не похожи на обычных ярошенковских — тех, мимо кого художник «сегодня» не мог пройти, не запечатлев на холсте для «завтра», для истории. После свадьбы супруги переедут в Ржевск, где будут вместе заниматься издательством знаменитого «Посредника», готовить к печати книги Толстого, Чехова, Короленко, Гаршина, Лескова, Эртеля и других классиков русской литературы, встречаться с известными писателями-единомышленниками, сделав Ржевск очагом русской культуры конца XIX века.

Русский музей Дополненная реальность

Характерная поза: «Рука с папиросой обнимала грудь, так что папироса была сбоку, у пояса другая же рука — без папиросы, — согнутая в локте, опиравшемся на руку с папиросой, прижималась к груди» (свидетельство брата писателя). Вера Засулич писала, что правительство, преследуя молодежь, способствовало пробуждению в ней революционного протеста: самые впечатлительные и правдивые из молодых «разрывают с обществом, составляют себе идею общего блага и идут бороться за него, не считая ни жертвы, ни сил, отбросив всякие помышления не только о выгодах, но и о самой жизни». Однако, в 1829 году по поручению генерала Эммануэля в верховья Кубани был направлен архитектор Иосиф (Джузеппе) Бернардацци, прибывший, между прочим, в Теберду и по пути сделавший зарисовки Сентинского храма Х века. Не случайно сочинения Владимира Соловьева, как и сочинения Льва Толстого, было запрещено читать публично, в частности на заседаниях Общества любителей российской словесности, а на письмо Соловьева о травле его работ и запрещении издавать их Александр Третий наложил резолюцию: «Сочинения его возмутительны и для русских унизительны и обидны».

Вот что надо Ярошенко. В дни, когда писался портрет, Толстой хлопотал о создании биографии Евдокима Никитича Дрожжина, сельского учителя, отказавшегося от военной службы, сданного в дисциплинарный батальон и умершего в тюрьме. Внешняя похожесть в портрете Глеба Успенского, наверно, больше, чем в стрепетовском, — тут, впрочем, задача художника легче: Глеб Успенский в жизни не такой «разный», как Стрепетова, — в наружности, в поведении, в настроении более одинаков, целен.

Почетное место посреди стола занимала его мать, Любовь Васильевна, полтавская генеральша, красивая старуха с тонкими чертами лица, — вот ей бы вполне пристало быть «мутер», но на семейном языке она серьезно, без смешливости именуется «мама». Но в них нет еще той ступеньки выше — она появится чуть позже, в лучших портретах восьмидесятых годов, — той ступеньки, на которой и внешнее сходство и сумма характерных черт как бы несколько отодвигаются на второй план, но появляется еще нечто — общий характер, тип человека эпохи, — что придает портрету новый смысл и значение (это нечто есть в «Портрете неизвестной», погруженной в задумчивость). И дальше: «Кто бы угадал тогда, что из этого лица мысль и страдание выработают образ, написанный Крамским. » Ярошенковский Щедрин — образ, выработанный мыслью и страданием из того Щедрина, которого семью годами раньше написал Крамской. В статье Толстой определяет талант как «способность усиленного, напряженного внимания направляемого на тот или другой предмет, вследствие которого человек, одаренный этой способностью, видит в тех предметах, на которые он направляет свое внимание, нечто новое, такое, чего не видят другие». Ярошенко не послушался Крамского или хотел послушаться, да вышло все равно по-своему.

Сюжет картины «У Литовского замка» (1881, не сохранилась) связан с покушением Веры Засулич на петербургского градоначальника. Портрет Толстого, в известном смысле, потянул за собой портрет Соловьева. Ярошенковские мужики терпеливы поневоле, не по исконному смирению духовное могущество, сильный ум, цепкий взгляд не для того даны им, чтобы кротко терпеть, добровольно нести мучительное ярмо, но и для того, чтобы побеждать Наполеона, строить железные дороги, а придет пора — и «революции делать». Мне было тогда 16 лет.

Один из лучших – портрет П. А. Стрепетовой (1884, ГТГ), актрисы, выразившей в сценических образах трагедию бесправной женщины. Стрепетовой, 1884, ГТГ И. Н. Их ждёт счастливая, но непростая жизнь. Год спустя «Кочегар» и «Заключенный» вполне подтвердили эту общность. Вот так штука. Предложение руки и сердца — тоже способ уничтожения самостоятельности.

Писатель Иероним Ясинский поучал «архитенденциознейшего художника» Ярошенко: «Как художественно ни грози кулаком милая и прекрасная девушка острожной стене», такая угроза не вдохновит и не умилит, а лишь возмутит «тех, кто делает без громких фраз благое дело среди царящего зла». Впрочем и сопоставления порой оказывались нелестными: ругая Крамского, другой критик любопытно подкреплял отрицательную оценку — «хуже этого и Ярошенко не напишет». Чертков, сопоставляя впечатление, произведенное на читателей рассказом «Чем люди живы» и статьей «Так что же нам делать. », вынужден был признать, что «те же мысли, те же чувства в образах, в притчах» действуют сильнее формулировок: «Сколько мне ни приходилось говорить о ваших книгах, ни один человек не брался опровергать мысль книжки Чем люди живы — это просто невозможно, так как там ничего не доказывается и не выводится логически, а мысль проникает непосредственно во все существо читателя».

Тот же мемуарист убежден, что «настоящее представление» об Успенском лучше всего дает портрет, «снятый» Ярошенко, но не живописный портрет, а фотографический: Ярошенко несколько раз фотографировал Глеба Ивановича. В «Этюде» современники увидели не чей-либо портрет (даже те, кто признал Чирку), а «Студента». «Я настолько равнодушен к окружающему меня пейзажу, что даже работать не хочется», — пишет он с Принцевых островов. Учился в Рисовальной школе Общества поощрения художеств у И. Н. Крамского (1864-1874), был вольнослушателем в Императорской Академии художеств (1867-1874). Жил и работал в Петербурге и Кисловодске. И если не всякий день, то через день уж обязательно приходится вставать ни свет ни заря и, не глядя на погоду, тащиться в Петербург, на службу (отпуск, судя по служебным документам, ему вообще положен в августе — сентябре). Может быть, для самого Ярошенко и в этом сюжете таились мотивы «гражданской скорби», но запечатленное страдание, которому недостает «внутреннего содержания», «железа», «фосфора», вызывает не сострадание, а жалость. И критик «Нового времени», хотя и хихикнул насчет «дамы в дезабилье», не обошел и «душевной драмы» и модной темы, «оправданной русской действительностью».

Счастье — дело делать, счастье — мечтать, заглядывать в будущее. Современники Соловьева неизменно подчеркивали его необычность на фоне обывательской — всех рангов и сословий — «толпы» восьмидесятых — девяностых годов. Иной раз рецензенты брали такую высокую ноту, что впору руками развести: один из них, обнаружив на Пятой передвижной нарисованную Ярошенко «головку» некой г-жи Чистяковой, пришел в восторг и провозгласил, что Ярошенко на выставке «соперничает» с Крамским и Ге, а на выставке были лучшие, прямо-таки великие портреты, написанные этими художниками, — портрет Григоровича кисти Крамского и портрет Потехина кисти Ге. Зрителям нет дела до дипломатического равновесия. Первые строки романа — о прекрасном весеннем утре, которому радовались растения, птицы, насекомые, дети и о больших, взрослых людях, для которых «священно и важно» было не это весеннее утро, а потребность «властвовать друг над другом», «обманывать, мучить себя и других» («Так в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащихся в тюрьме подследственных арестанта»)— эти строки могут читаться как эпиграф Толстого к картине Ярошенко и как его подпись к ней. В преподаваемых технических приемах и навыках он видел шаблонные правила и рецепты для фабрикования никому не нужных произведений.

Салтыков-Щедрин строго и ревниво оберегал в ту пору кружок сотрудников «Отечественных записок»: свои (по образу мыслей и принципам) не должны «смешиваться с кем попало». Все фигуры несут, в конечном счете, одну смысловую нагрузку. Сопоставление сюжетов (сохранились к тому же эскизные наброски Ярошенко) не позволяет предполагать композиционного сходства. И все, кто увидел его в этой роли, сразу вспомнили о портрете Ярошенко. Весело и замечательно: не просто с друзьями хочется повидаться, хочется именно на эти «среды», на «субботы». Некоторые критики упрекали Ярошенко в идеализации изображенных лиц.

История и этнография / Карачаево-балкарцы

Основная работа над картиной «Всюду жизнь» велась в 1887 и начале 1888 года. Он был знаком с Желябовым, Перовской, Степняком-Кравчинским, Германом Лопатиным, о котором собирался писать роман под названием «Удалой добрый молодец». Его лицо внушало доверие и, узнав его позднее, я всегда верил ему (бывают такие счастливые лица). Этюд Ужба датирован 1882 годом. Но они были только случайными, мимолетными посетителями кружка Ярошенко. В письмах Ярошенко к Черткову нет исповедей, покаяний, душеизлияний, вглядывания в себя и жажды исполниться «истинной веры». Популярный гипнотизер демонстрирует свои опыты: два студента под действием гипноза воспроизводят в лицах балладу об Иване Грозном и посланце князя Курбского, Василии Шибанове потом все обсуждают таинственное явление.

Похоронили художника в Кисловодске близ Собора Николая Чудотворца, недалеко от «Белой Виллы». Сапожник согревает старого солдата-инвалида, дает приют бездомной женщине с ребенком, спасает голодного мальчонку, укравшего яблоко с лотка, от побоев и полиции, от возведения в ранг «преступника». В стенах Академии Ярошенко оттачивал свое мастерство, а на рисовальных вечерах у И. Крамского погружался в другую атмосферу, в среду передовых демократических идей. Соловьев, в самом деле, частый посетитель «суббот», в Кисловодске он тоже гостит.

Слова Крамского, что Ярошенко «не сможет захотеть» писать по-другому, объяснялись в статье как осознанное, нарочитое пренебрежение формой, как «замечательный ответ всем тем, кто хотел бы видеть больше живописности, живописного шика, смакования широких мазков, ярких пятен и богатой фактуры на полотнах Ярошенко». Впервые важную роль в его картине играет пейзаж — до Ярошенко-пейзажиста рукой подать. Уцелели две касающиеся «суббот» записки Ярошенко к другу и помощнику Л. Н. Толстого, Черткову. В предисловии к альбому художника Орлова «Русские мужики» Толстой писал, что предмет картин Орлова — любимый его, Толстого, предмет: «Предмет этот — это русский народ, — настоящий русский мужицкий народ, не тот народ, который побеждал Наполеона, завоевывал и подчинял себе другие народы, не тот, который, к несчастью, так скоро научился делать и машины и железные дороги и революции и парламенты а тот смиренный, трудовой, христианский, кроткий, терпеливый народ, который вырастил и держат на своих плечах все то, что теперь так мучает и старательно развращает его». Теперь попытаемся определить маршруты Н. А. Ярошенко в верховьях реки Баксан.

Биографии великих и известных людей

Остроухов, которому картина не понравилась, сразу, однако, заметил в ней «очень интересный драматический сюжет». Он учился у знаменитых профессоров Егорова и Шебуева (у того самого Шебуева, картина которого изображающая Петра Первого на поле Полтавской битвы, была пожалована корпусу государем и занимала в большом зале почти всю стену) он копировал в Эрмитаже творения великих мастеров был свидетелем триумфов «Последнего дня Помпеи» и «Медного змия» встречал Пушкина, Жуковского, Крылова видел на сцене Мочалова и Каратыгина. Но вывод здесь не соответствует доказательствам. В 1877 году Успенский настоял на том, чтобы ему позволили участвовать в предприятии по организации побега заключенного из Литовского замка, петербургской тюрьмы, где находились многие «политические». Для Гаршина Христос, написанный Крамским, — «выражение громадной нравственной силы, ненависти ко злу, абсолютной решимости бороться с ним» Крамской ответил Гаршину длинным письмом.

Собираясь на свои вечеринки, они обязательно отправляли приветственные телеграммы Салтыкову-Щедрину, чьи произведениячиталиикоторого считаливесьма благородным губернатором. Налево от нас будут горы, покрытые вечными снегами. Начиная с Кочегара Ярошенко создает ряд произведений, рисующих различные социальные типы его времени: революционной интеллигенции (Заключенный, 1878 Старое и молодое, 1881), передовой учащейся :молодежи (Студент, 1881 Курсистка, 1883). Отсутствие подписи автора может объясняться незавершенным характером картины. собр. Этот, задумчивый и радостью засветится и улыбнется ласковой улыбкой и слезу прольет над страданиями народными и сделается, должно быть, хорошим врачом, словесником или адвокатом, но как он вял, непритягателен, как единичен, хотя несомненно таких «юношей перед экзаменами» было во сто крат больше, нежели тех, похожих на стальной клинок, державших экзамены на сходке, в уличной перестрелке, в Литовском замке, на эшафоте.

Русские художники: Ярошенко Николай Александрович

Конечно и ярошенковские «субботы» — не ученые заседания. В том же году 1881, в декабре, была поставлена пьеса Островского «Таланты и поклонники», где актер Садовский исполнял роль Мурзавецкого.

За внешней податливостью ответа таилась огромная взрывная сила: две выставки одновременно и рядом лишь выявили бы разницу, усилили противоборство. Все это — время, эпоха художник не может подойти к чистому холсту, отрешась от своего сегодня, тем более, когда предполагает запечатлеть на холсте «исторический портрет» одного из сословий сегодняшнего общества, тем более, когда художник — Ярошенко, человек политически, общественно чуткий, человек, сделавший злободневность своим творческим знаменем (схватывать и запечатлевать сегодняшнее, которое завтра «впишется в историю»). Большинство героев и героинь будущих картин Ярошенко — его студенты, курсистки, «политические» обоего пола — при полном внешнем несовпадении «произрастают» из этих ранних портретов-автопортретов и даже многие будущие портреты, написанные Ярошенко, при том, что изображены на них не он, не жена, а другие, вполне определенные люди, связаны с этими портретами-автопортретами, как принято выражаться, «незримыми нитями».

Среди веселых «субботних» историй замечателен рассказ Куинджи о летних скитаниях по незаселенному побережью Крыма: «Я на плечах дом несу, вроде японского из холстов, натянутых на подрамники. «Менделеев в мантии» оказался как бы подготовкой к новому портрету, начатому, видимо, сразу следом за ним. Вся жизнь его прошла на Кавказе.

Кавелинское «и так и этак» переносится и на «молодого художника», который соглашается и не соглашается с автором и предназначен в нужный момент подбрасывать автору реплики для развития проповеди. Они очень отличны, эти портреты. Кунацкая князя освещена отблесками яркого огня в камине.

Биография художника Николая Александровича Ярошенко

Салтыков-Щедрин называл это «кавелинской эквилибристикой», впрочем, привычно сохраняя с Кавелиным старинные добрые отношения. Кавказ — это коррекция зрения, к тому же зрения духовного. Можно ли было не узнать студента, «что-то вроде бунтовщика, революционера», в этом решительном, собранном, сжатом, будто пружина, молодом человеке, мгновенно готовом «распрямиться». «Христос в пустыне» не только прославил Крамского как художника, картина стала живописным подтверждением его права занимать в русском искусстве ведущее место художника-мыслителя, художника-гражданина. В «Этюде» («Студенте») некоторые признали портрет молодого художника Чирки, но отыскание прототипа ничего не решает.

Глеб Успенский импровизирует рассказ «с политической окраской». Стрепетова, написанная Ярошенко, больше «в себе», ее портрет требует от зрителя более напряженной душевной работы: идея портрета, «мысль по поводу», «сумма признаков» и «общий характер» вбираются, осознаются зрителем, вызывают в нем определенные мысли, создают определенное настроение, с которыми он, как бы с более высокой духовной точки, продолжает постигать портрет. Принцевы острова (куда какая экзотика. ), хотя «расположены они хорошо», все-таки «ниже ожиданий»: «оливки, виноград, южная сосна, фиги, кипарисы, как будто бы и привлекательно», но «все это жалкое, кривое, низкорослое».

Само появление на выставке такого «Студента» в такое время немало значило для современников. Высота этой вершины составляет 4. 710 м над уровнем моря. Однако скоропостижная смерть не дала осуществиться замыслам художника. — о бесталанности художника, но уж ни один отзыв не обходился без упоминания о «тенденции» — о современной жизни и отражении ее в ярошенковских полотнах. К искусству передвижников привлекает людей могучее чувство сопричастности.

У меня теперь Мясоедов и мы бы прочли сегодня. Мария Павловна (свидетельство Нестерова) «так же, как и он, любила искусство, мечтала стать художницей». Высказывается предположение, что в одном из вариантов Ярошенко собирался показать заключенного не со стороны камеры, а извне, сквозь решетку окна.

Картины художника Николая Александровича Ярошенко

Относящиеся к начальному этапу ее создания живописные и графические материалы (рисунки, наброски, этюды) в собраниях российских музеев практически не представлены. Один из них — Николай Ярошенко. Для Ярошенко-отца жизненный путь сына благоприятно начался в тот ясный осенний день 1855 года, когда мальчик впервые надел темно-зеленый фрачный мундир с короткими фалдами и белыми погонами, украшенными вензелем «ПП» — Петровский Полтавский кадетский корпус (отец исправлял в корпусе существовавшую там должность полицмейстера). «Склянки» — первое, что бросается в глаза, когда входишь в лабораторию ученого написанные художником, они отвлекают внимание от главного, от лица и вместе помогают создать портрет достаточно выразительный, эффектный, но без постижения главного — личности, лица. К тому же, картина показана на портрете лишь подмалеванной. Мне было приятно такое предложение художника и я охотно согласилась. Установка Ярошенко не на портрет определенного лица (Чирки), обобщенный и типизированный, а опять-таки на «портрет сословия» (значение прототипа в данном случае лишь самое подсобное).

Его Кавелин, написанный через год после появления статьи, удобно и не без самодовольства устроился в кресле, сюртук распахнут, руки в карманах брюк, благополучный, обтянутый жилетом животик вперед, — поза и покойна и воинственна, если иметь в виду, конечно, словесные баталии прекрасно вылеплена голова, лоб мощно нависает над недовольно сдвинутыми бровями, «барашек» бодлив, во взгляде ум, воля, темперамент и некоторая презрительность к собеседнику и, как ни странно, глубоко притаившееся опасение чего-то — может быть, боязнь лишиться в споре этой «горной высоты», где его «конечная истина» так приятно и величественно неопределенна, что (шутили его собеседники) оставляет за каждым «право беспрекословного повиновения его мнению». Значительное место в творчестве Ярошенко занимают портреты. Письмо написано в дни большой распри среди товарищей-передвижников, Ге и Ярошенко разошлись во мнениях, но «дикарь» — не оскорбление, не бранное слово, сорвавшееся с языка в пылу спора, вообще не грубость в устах Ге, которому резкость речи не свойственна, «дикарь» — обозначение жизненной позиции: человек в известном отношении духовно не образованный, не развитый, далекий от истины «дикий» — не обработанный, не возделанный прикосновением истины. Зайцев, махнув рукой и на балл и на милости, принялся учить кадетов азам. Прекрасная вещь». В 1897 году к Толстому приехал молодой французский журналист Андре Бонье, напечатавший затем в газете «Temps» серию очерков «Неделя в Москве.

Стрепетова для Ярошенко — хорошо знакомый, близкий человек. Тут несколько неожиданно это «опять поворотил», тем более, что, пересказывая сюжет картины «На качелях», Стасов называет одним из главнейших ее достоинств отсутствие «трагической, потрясающей ноты». Тем не менее Прахов прозорливо угадал общность метода («манеры») обоих художников. То ли дело путешествует с художником Касаткиным по своим любимым местам Кавказа.

И в 1886 году Анна выйдет замуж за Черткова. В высшие учебные заведения секретно рассылались списки лиц, которых запрещено было принимать туда «за вредное направление образа мыслей». «Мы поняли, что сознание общечеловеческой правды и общечеловеческих идеалов далось нам только благодаря вековым страданиям народа» — определял общественное настроение Михайловский.

Дело, в конце концов, замяли: не хотели поднимать шума, рисковать репутацией корпуса да и крутых мер побаивались — времена были все-таки не те, что при Николае Павловиче. Размеры и степень живописно-пластической завершенности красочного слоя на различных участках композиции (подробно проработанные лицо и фигура девушки при решенном крайне обобщенно пейзажном фоне) позволяют с большой долей вероятности считать исследуемое полотно первоначальным неоконченным вариантом картины «Летом» и с учетом особенностей художественного решения датировать его первой половиной 1890-х годов. Среди воспоминаний о писателе есть короткий словесный портрет молодого Щедрина: «Лицо моложавое, бритое, немного мальчишеское, скорее незначительное, кроме большого, открытого лба и упорного взгляда».

Николай Ярошенко: самые популярные картины (топ 12)

Я сознательно пишу слово кружок Была одна черта, характерная именно для кружка. Воспоминания Караскевич написаны в 1915 году (отклик на кончину Марии Павловны) три десятилетия прошло с тех пор, как она, обласканная Марией Павловной курсистка, оказалась постоянной гостьей знаменитых «суббот». В. Позен. Но как Толстой, переводя, соединяя и толкуя евангельские тексты, создавал свое Евангелие «от Толстого», так и Ге читал Евангелие по-своему.

И пришли к тому, что один из них должен отказаться стать художником. Ее некому пожалеть, об ней некому помолиться — все бросили. «Проводил» — одинокий старик на опустевшем перроне: поезд отошел, еще висят под перекрытием вокзала густые клубы пара, уходят прочь другие провожающие, носильщик сметает сор с каменных плит перрона, поодаль, заложив за спину руки в белых перчатках, стоит безразличный полицейский — старик застыл в неподвижности возле того места, где только что была площадка вагона или вагонное окно Кто-то из рецензентов предположил (иронизируя, конечно), что старик проводил в теплые края ту самую чахоточную, что сидит в кресле на Кисловодском балконе. Проницательность в том, что ярошенковские «новые люди» и ярошенковские «известные люди» поставлены рядом, дополняют и продолжают друг друга.

Николай Ярошенко – картины с названиями и описанием по алфавиту

Современники, разглядывая карикатуры на страницах «Искры», ставили в заслугу журналу умение решительно и остро откликаться на общественные события, умение «факту текущей жизни» придать «известное общее, типическое освещение». У Чертковых он писал предисловие к сочинениям Мопассана, оно было закончено в воронежском доме Русановых (там Толстой устроился работать в детской, за столом, покрытым потертой изрезанной клеенкой). Таким образом, возникла форма публикации, при которой выделена информация, указанная во всех трех заключениях, — выставки и библиографические источники, в которых упоминается работа и отдельно приведены цитаты из заключений с авторством консультантов и экспертов. В 1896 году на 24-й выставке ТПХВ Н. А. Ярошенко (1846–1898) представил двенадцать полотен: портреты, несколько произведений, запечатлевших виды Кавказа и серию работ «Из окрестностей Кисловодска», в том числе картину «Летом». Журнал «Художественные новости», недавно объявлявший ярошенковские картины «предметом судебного следствия», благосклонно отметил «Юношу перед экзаменами»: хотя «живописным элементом» произведение не удовлетворяет, зато художник сумел выразить «грезы нежно расцветающей жизни» и удержался на сей раз от «горечи, сомнений, отчаяния» — в целом «Юноша» удался. Крамского, учился в Академии художеств как вольнослушатель (1867-1874).

Но Суворин, обвиняя и не верил в преднамеренность Крамского: его взбесили «характерные признаки» именно без всякого намерения Крамского выявившиеся на холсте. К тому же (и для Ярошенко это было, конечно, не менее важно, чем забота о будущих успехах), раз искусство — жизненная задача, честь и служение долгу, общественная деятельность, а не любительские упражнения в часы досуга, он никак не имел права увлекаться — страсть нередко и обманывает, — он должен был прийти в искусство готовым к выполнению задачи, к самоотверженному служению, к деятельности на благо общества. Справа внизу написано: «от 1-го ноября по 10 я пользовался даровой квартирой со всеми удобствами».

Пожалуй, самыми значительными произведениями художника 1870-х годов и наиболее яркими образами для творчества Ярошенко стали «Кочегар» и «Заключенный». Ярошенко Николай Александрович (1846, Полтава – 1898, Кисловодск)Художник, рисовальщик. Родился в Полтаве в семье военного. Портрет Максимова написан с большим интересом и желанием. Через год после появления ярошенковского «Кочегара» в «Отечественных записках» был напечатан рассказ Гаршина «Художники». Следуя передовым тенденциям времени, Ярошенко писал картины, в которых искал образ положительного героя (как знаменитый «Кочегар», «Заключенный», обе 1878, «Курсистка», 1883), развивал темы революционной борьбы русской интеллигенции («У Литовского замка», «Старое и молодое», обе 1881) и социальной несправедливости («Всюду жизнь», 1888), писал жанровые картины («На качелях», 1888). Разумеется, что вполне естественно в этот круг вошли и видные горские просветители.

Ярошенко отделался разжалованием из ефрейторов в рядовые, снижением балла по поведению, лишением отпуска, но десять дней в одиночке карцера под строгим арестом он просидел и на допросы его ежедневно водили («будучи вызван в Комитет, воспитанник Ярошенко явился в оный улыбающимся», — отмечено в протоколе) и товарищей он не выдавал — упрямо признавал виновным лишь одного себя («несмотря на трехкратные убеждения г. директора корпуса») и судьба его при этом была для него не ясна — знакомый с уставами, на милость он никак не мог надеяться. И все-таки портрет молодого человека интересно сопоставить с «Заключенным». Преодолев крутые подьемы, где верхом, где пешком, путешественники могли остановиться на ночлег.

Краткая информация о художнике и его картинах

Возможно, в портрете обнаружилось и жившее в художнике ощущение ограниченности, незавершенности нравственных исканий Толстого, его проповеди, возможно, выказалось также впечатление от Толстого как от трезвого реалиста-писателя и столь же трезвого реалиста-человека, а не как от познавшего благодать учителя жизни и поднявшегося высоко над простыми людьми пророка, но, возможно, в портрете выявилось и неосознанное стремление сказать, что вот этот обыкновенный человек, как «мы с тобой», — и есть Лев Николаевич Толстой. Другие, наоборот и эти («идеализированные». ) лица находили «зверообразными», «звероподобными». Он мог написать ее восторженной, экзальтированной, подозрительной, капризной, яростной, смиренной (до фанатического религиозного самоуничижения), мог написать «нигилисткой», как называли ее ненавистники страстного демократизма, принесенного ею на русскую сцену, мог написать гонимой, усталой женщиной, какой приходила она на Сергиевскую — отвести душу с Николаем Александровичем и угреться под крылом Марии Павловны. Знаменательно, что именно к нему обратилась редакция журнала «Артист» с просьбой исполнить для воспроизведения портрет Ге и Ярошенко сделал портрет пером. Лев Николаевич признался, что не любит Васнецова.

Это была бы Стрепетова, но это была бы «не вся» Стрепетова, а лишь Стрепетова в такой-то момент, в такой-то роли — «общий характер» не выявился бы в таком портрете. В музее находятся документы, связанные с жизнью и деятельностью русского художника-передвижника Н. А. Ярошенко (1846—1898). Возможно, Нестеров именует «химиком» физика Петрушевского, Федора Фомича, друга передвижников, автора книг «Свет и цвета», «Краски и живопись», но был также Петрушевский-химик, Василий Фомич, брат Федора Фомича, — учитель Ярошенко по Михайловской академии и директор Патронного завода, где служил художник-офицер. Великолепно раскрыт образы в портретах И. Крамского и Н. Ге.

Уже был Федотов и учитель Волков объявлял себя его убежденным последователем. И не только Карачая и Балкарии. Еще в начале восьмидесятых годов Ярошенко выставил картину Мать.

Серия портретов Николая Ярошенко

«Слепые калеки под Киевом» не выбивались из общего русла передвижничества. Ярошенко и Гаршин увидели «глухаря» по-разному. Но диалог — прием. В написанных Н. А. Ярошенко портретах И. Н. Крамского (1876, ГРМ), Г. И. Успенского (1884, Екатеринбургская картинная галерея), Менделеева (1885, музей Д. И. Менделеева при Петербургском университете), Ге (1890, ГРМ), В. Г. Короленко (1898, не сохранился) и других раскрыто духовное богатство этих людей.

Упомянут Ге, утверждавший в своей живописи христианство как реальную нравственную доктрину. «Каждый его шаг в разнообразных сферах духовной жизни, — продолжает Кони рассказ о Спасовиче, — был проникнут внутренним смыслом и всегда, так или иначе, направлен к пробуждению в окружающих идей и представлений, в которых сказываются лучшие стороны человеческого духа и без которых жизнь образованного человека была бы тяжелым бременем», — ради этого и написаны лучшие портреты Ярошенко восьмидесятых годов и между ними неведомый нам портрет Спасовича. Крамской видел в мастерской какую-то другую «Курсистку». Около этого мрачного здания всего две фигуры. Десять лет между портретами Крамского и Ярошенко для Соловьева — десять лет бесконечных поисков, когда истина, до которой, казалось, рукой подать, в следующее мгновение вновь отодвигалась в бесконечную, непреодолимую даль, а жизнь, мучительная и неправильная, требовала открытия истины, которая даровала бы людям жизнь духовную и счастливую.

Выставить под крики об «извергах и негодяях», под громогласные требования «обуздать» студенчество. Он был художник наследственный. Было жутко. За Тополевой аллеей, у шоссе, были построены станция дилижансов и почта. Отец прерывает сына непринужденным движением руки — и, грешно говорить, кажется, что прав. Здесь необходимо отметить следующее.

«Вы говорите: Это безобразно. Впоследствии сочетал военную службу с занятиями искусством.

Период расцвета его творчества попадает на 1880-е годы. В тусклую, пустую пору он ищет идеалов и пути воплощения их в искусстве. Мастер остросоциальной бытовой картины, видный портретист-психолог.

Самое интересное в виде мозаики

Товарищество на дипломатию отвечало дипломатией. Больше всего его интересовали картины Ге и он спрашивал меня о впечатлении, которое произвела в Петербурге новая картина Христос и разбойник» («Распятие»). Рассказ «Чем люди живы», тоже написанный во имя утверждения учения, привлекает выведенными в нем образами простых людей их словами и поступками их взглядами на жизнь и отношением друг к другу множеством реальных — нередко жестоких — подробностей. Картина поступила в музей в 1919 году вместе с другими полотнами Ярошенко из усадьбы Степановское-Павлищево (Юхновский район, ранее –Мещевский уезд), где до революции жил родной брат художника.

Стремительно шагал Перов: появились и «Сельский крестный ход» и «Чаепитие в Мытищах». Это интересно для сведения, но не так-то уж и важно: «Курсистка» в той же мере не портрет Чертковой, в какой «Студент» не портрет художника Чирки. Отправляясь в театр на тотже спектакль «Таланты и поклонники», они могли позволить себе только галерку. Боборыкин писал, что «Заключенный» имел «наибольшее право на интерес публики»: «Исполнение не хуже мысли. Или заведомо горестное провидение будущего. Сюда приезжал опальный М. Ю. Лермонтов и писал свой знаменитый "Кавказский вид" с Эльбрусом.

Многие из гостей Ярошенко побывали вместе с ним в Теберде. Они начались как рисовальные вечера. Знаменитая картина «Курсистка» яркий пример изображения в русском искусстве девушки- студентки. Но то, что «Курсистка» еще и Анна Константиновна Черткова, приятельница, жена приятеля, посетительница «суббот», приумножает вес и значение личного, вложенного художником в картину.

Репин спешит поделиться с Чертковым: «Здесь на выставке изображение Анны Константиновны (работы Ярошенко) выздоравливающей очень мне понравилось. Его не сломать, не переиначить, он «весь такой» и «всегда такой», целен и естествен в камере, в одиночке, он не должен бодриться, сосредоточиваться, он продолжает жить, как жил, лишь в иных «заданных» условиях. За плечами у Крамского и возглавленный им «бунт» четырнадцати конкурентов на золотую медаль, вышедших в 1863 году из Академии художеств и тем нанесших ей сокрушительный удар и создание Артели, «коммуны» художников, объединившей «бунтарей», противопоставившей себя Академии и утверждавшей свое, новое искусство и организация Товарищества передвижных выставок, которого Крамской деятельный руководитель. Слог ответа не скрыл от академических властей его сути.

Наконец, писательница Стефания Караскевич (Ющенко), попавшая в квартиру на Сергиевскую курсисткой и многие годы проведшая в доме Ярошенко, рассказывая о «субботах», опять-таки обобщает: «Слова нет, среди этих людей бывали те, кого прельщала мода — тщеславная возможность погреться в лучах знаменитости. «Типичный студент»: хотя не сжат пружиной, сидит свободно и кулаком не грозит и руку за пазухой не держит, а все же непременно «вроде бунтовщика, революционера».

Дом князя был построен неподалеку от озера Кара-Кёль, рядом с дачей начальника Баталпашинского уезда Ф. А. Кузовлева (не сохранилась). Свидетельство Караскевич осторожно: рассказ «навеял первую мысль» о картине (даже — не картины, а лишь о картине). Поза спокойная, ненапряженная, будто даже несколько неловкая, но заключенному нужды нет, что называется, «держаться» — напрягаться, пружиниться: он убежден, что живет, думает, действует правильно (нет потребности ни взбадривать себя, ни другим показывать свою силу и стойкость). Возвратившись из Палестины, он интересно рассказывал о путешествии в письме к Черткову одно из самых сильных впечатлений — русские паломники, «бабы и лапотники», пришедшие поклониться святым местам: сколько сцен «и положительных и отрицательных» и непременно наводящих на серьезные раздумья. соч., т. 17, с. 209). «Вечер провел у Ярошенко среди споров, шуму и пения.

Мы в перечне библиотечных блогов

«Все они, — пишет о глухарях автор очерка, — имеют вид ненормальный, все сухощавы измученны, желты, но зато все, по-видимому, бодры, у всех груди богатырские, руки жилистые и мускулатура вообще сильно развита». И даже то «милое», что примирило со «Слепыми» обычных недоброжелателей Ярошенко, вдруг даст о себе знать в некоторых позднейших работах художника (лишний раз подтверждая, что сентиментальность не противостоит твердой, волевой натуре, а подчас странно сопрягается с нею). У Репина та же цепочка, но каждый из «Бурлаков» своеобычен и неповторим, каждый — необходимейшая нота в созвучии. Картина «Летом» ранее входила в собрание Полтавского художественного музея и была утрачена во время Великой Отечественной войны. Дабы «сгладить те внешние проявления деятельности Товарищества, которые могут дать повод думать людям несведущим о существовании розни между художниками и Академией», а также «давая себе роль нравственного и усердного помощника Академии», Товарищество соглашалось открывать свои выставки одновременно с академическими, но в отдельных залах, с отдельной кассой и каталогом.

Брал уроки рисования у A. M. Нет, да они и не нуждаются в этом: люди везде люди. Но такой подход к оригиналам Ярошенко и других художников прошлого потребовал бы «ноток критического отношения» едва не в каждом созданном ими портрете. Эльбрус" могла быть написана именно там.

За этой троицей сгрудилось еще несколько персонажей и сочные, черные тени от них закрывают весь задний план картины и чудятся там, в глубине этого мрака "темной старины заветные преданья" (М. Лермонтов): и уходящие в небеса нарты и предсмертный стон трагического Азнаура и приглушенные звуки свирели пастушка Аймуша, спускающегося на дно Хурла-кёля и заунывный ветер над вымершим Джамагатом – урусбиевским аулом в Теберде Из группы персонажей картины "Песни о былом" идентифицируется пока лишь один персонаж – сам князь Исмаил Урусбиев, друг Н. А. Ярошенко. Следы ее абсолютно затерялись в необозримых архивах военного ведомства. Ярошенко полюбили ее и удочерили. Однажды, будучи у них в гостях, я присела во дворе у стога сена.

На кону пост президента: о лицемерии, подлости и трусости

Ярошенко написал своего «Заключенного» со спины, лица его мы почти и не видим, но сама фигура необыкновенно выразительна. Перед нами фигура сгорбленного от непосильного труда человека с сильными жилистыми руками, уставшего и покорившегося судьбе. Именно тогда он создал самые знаменитые портреты современников.

Значительное место в его творчестве занимает пейзаж (Клухорский перевал, 1882 Судакская бухта в Крыму, 1882, обе – в ГТГ). «Кочегар», «Заключенный», «Курсистка», портреты кисти Ярошенко — все это часто воспроизводится, знакомо людям с детства, по букварям, по школьным учебникам, по календарным картинкам и репродукциям из массовых журналов, но все же для многих, для большинства зрителей Ярошенко — это «Всюду жизнь», более того, «Всюду жизнь» — это Ярошенко: картина как бы исходная точка, с которой начинается интерес к художнику и познание его. 11 марта 1962 года усилиями художника Владимира Секлюцкого в «Белой Вилле» в Кисловодске открыли дом-музей Н. А. Ярошенко. Но квартира у Ярошенко, хотя не маленькая, — конечно и не барские покои: средняя интеллигентская квартира. Юноша у Ярошенко весь снаружи, в словах, он слишком много говорит (как это ни странно в применении к «немой» живописи). На зиму съезжалась в Петербург родня Николая Александровича.

Томос-гастроль и "Каменный гость"

Выразительно и тонко написано. Рисунок мог быть замыслом ненаписанной картины, но также мог быть первым эскизом картины «Причины неизвестны». Но в том же 1887 году юный Максим Горький, тогда еще Алексей Пешков, познакомился в Казани «с революционерами народнического толка» (как будет он вспоминать сорок лет спустя), с «людьми, которые прекрасно, с полным знанием каторжной жизни трудового народа, говорили о необходимости и верили в возможность изменить эту жизнь». — после смерти Некрасова в той же комнате Анны Естифеевны таинственным образом появилось кресло-качалка, на котором, как объясняла Мария Павловна, поэт провел свои последние дни (она не любила, когда кто-нибудь садился в это кресло).

Поскольку о таком варианте ничего не известно, предположение остается догадкой. Ярошенко проще всего было следовать моде, показать изломанность Стрепетовой, болезненность Успенского, но именно «психоза» в портретах и нет — потому и ранили душу, ударяли в сердце, вызывали на себя огонь критики, обвинения в «протаскивании» тенденции в беспристрастное искусство портрета, что не исключительное в них выявилось, а общее. Появлялись также статьи, призывающие взглянуть на женский вопрос «попроще»: кто мешает неимущим женщинам работать и быть счастливыми — «у нас плата за женский труд очень достаточна». Она была частой моделью художника. Но ему понадобилась «обстановка». Вот если бы художник раздвинул рамки своей картины, мягко стелет критик, показал бы тут же, на перроне, еще какие-нибудь группы, свободные и жизнерадостные, например, «сияющих счастьем» новобрачных (. ), тогда мы и впрямь, увидели бы, что «всюду жизнь».

Наболевшие вопросы русской действительности тех лет, волновавшие их, находили отражение в творчестве Ярошенко. Имя художника приобрело известность в связи с созданием им картины Кочегар (1878). Репин отвечал: «Картина Ярошенко в общем мне очень нравится, особенно околичности, но фигура не удовлетворяет, поторопился но виден талант и воображение». Вот как он описывает свои впечатления от этого образа: «Он немного сутуловат, медлителен и угловат в движениях от привычки к сидячей жизни, сосредоточен, замкнут, всегда о чем-то думает и производит впечатление отсутствующего, когда он на людях, особенно чуждых ему, оправдывая свои слова о себе: «Я больше думаю, чем говорю, а вы больше говорите, чем думаете». Фотографии с картины «В теплых краях» любили печатать в журналах, предназначенных для обывательского чтения. Словом, морально-этические проблемы авторов были понятны и казались неразрешимыми. Соловьев на ярошенковском портрете одет в темный закрытый сюртук, который, скорее, хочется назвать не «сюртуком», а вообще «одеждой» сюртук как бы только помечен, Ярошенко, видимо, чувствовал чуждость Соловьеву ординарного костюма средних петербургских кругов, которые глумились над ним и чурались его.

В свое время Астольф де Кюстин, посетивший Россию, Петербург, с изумлением заметил: что за художники могут выйти из людей, которые с детских лет носят форму. Описание «вторников» Лемоха сменяет несколько страниц, посвященных Репину: «У Ильи Ефимовича Репина дни менялись и гости были не постоянные. Однако возникли сложности: оказалось, что заказать статью не так-то просто.

Как Киев от российских удобрений отказывался

Менделеев думает. Ярошенко был скромен, требователен к себе, сдержан и в то же время тверд. Современники называли его совестью художников. Это, пожалуй, единственное место в ярошенковских письмах имеющее некоторое сходство с нравственной проповедью (Черткову читанной. ), но произнесены слова не как «крик души», а по абсолютно определенному, деловому поводу — в споре о допустимости продажи художниками своих работ. Знаменателен и выбор имен художников (тоже, конечно, со слов Толстого)— Репин и Ярошенко. Закрывались студенческие читальни. Сразу же.

Среди важнейших жизненных правил обывателей — стремление выдавать ранимое сердце, чуткую совесть за душевную болезнь: легче оберегать свой покой, когда ставишь знак равенства между равнодушием и душевным здоровьем. Музею принадлежит вся территория усадьбы, силами сотрудников музея, горожан и «спонсоров» восстановлены здания, собрана обширная коллекция. Портрет исполнен с большим чувством («особенно любовно», как выразился один критик) когда он появился на выставке, его хвалили, находили в нем «рембрандтовское». Человек «среднего сословия», мыслящий, передовой интеллигент, который непременно был воображаемым зрителем для Ярошенко, независимо от того, собирался он выставить работу или нет, должен был тотчас же узнать в этих портретах своих — душевно близких людей и людей духовно близких. В первой половине ХIХ века Северный Кавказ считался "теплой Сибирью" и сюда российские императоры ссылали "пассионарных", вольнолюбивых, оказавшихся неугодными людей. «Менделеев в мантии» потянул за собой ничем на него не похожий портрет Менделеева в лаборатории.

Видеоканал Александра Колпакиди

Менделеев на портрете Ярошенко целиком погружен в работу банки, пробирки, реактивы — исходное, материал или средство проверки научной идеи. Тем более нет оснований видеть в картине иллюстрацию к рассказу или — еще невероятнее — к учению. Год 1894-й был, кажется, годом наибольшей близости двух искателей истины. И Толстой, увидевший «В теплых краях» уже на посмертной выставке Ярошенко именует картину в письме к Черткову не так, как назвал ее художник, как она значилась в каталоге (хотя рядом упоминает про «Курсистку»), а — «Галя в Кисловодске» (Галей звали Анну Константиновну близкие). Огорчало одно — право публикации не было предоставлено, не получилось ввести работу в научный оборот, вот таким образом сложно передать словами радость от следующей встречи с «Девушкой у стога», против публикации которой владелец не возражал.

В статье, посвященной памяти Гаршина, Глеб Успенский писал, что «обыкновеннейшие сюжеты» гаршинских рассказов «есть именно существеннейшие язвы современного строя жизни». Он не помнит, был ли он когда-нибудь болен. Ежегодно музей посещают до 20 тысяч человек11.

Лжет. Уделите мне, человеку, вывариваемому в котле капитализма, милостыню вашего внимания». Толстой приводит в статье (не называя имени собеседника) свой разговор с Репиным о его картине «Крестный ход в дубовом лесу», где «все было превосходно написано, но не было видно никакого отношения художника к своему предмету».

Постепенно, будто стряхивая с себя дремоту, все вокруг начинает пробуждаться. И снова долгие, заполночь, разговоры и в них все, что волновало современную жизнь и все, чем современная жизнь волновала людей известного круга: «Каких жгучих вопросов там не было затронуто и решено теоретически. » — вспоминает Нестеров. Это не гаршинский «глухарь», несмотря на способность к труду, требующему нечеловеческой силы, немощный, разбитый, убитый. Позднее произведение «Летом» экспонировалось на посмертных выставках Н. А. Ярошенко, которые прошли в 1898 (Посмертная выставка произведений И. И. Ендогурова, И. И. Шишкина и Н. А. Ярошенко) и в 1899 году (Выставка картин, этюдов и рисунков Н. А. Ярошенко) и как равнозначное произведение наряду с картиной выставлялся «Летом» (эскиз). Приглашенный супругами Ярошенко отдохнуть и подлечиться, Нестеров застал на кисловодской даче Черткова с семьей, семью историка Соловьева, группу профессоров-врачей «и кое-кого еще».

Александр Иванович Эртель читает вслух не пропущенные цензурой сказки Салтыкова-Щедрина. Лестные сопоставления с Крамским (признанным «портретистом 1») становились весьма привычными. Крамской возмущался: настоящий художник работает, не ведая «намерений», — им движет «усилие понять и представить сумму характерных признаков». Все, что должно в нем быть, как бы сорвалось с его «воздетой длани» — жест также неточный, не соответствующий обстоятельствам (по ироническому замечанию одного из критиков, он будто не с отцом спорит, а распевает «Марсельезу»). Узнали.

Мысль о неоплатности долга в конце концов подвигает Рябинина отложить живопись, чтобы учительствовать в деревне (Дедов отправляется в заграничное путешествие). Все это сказалось на социальной направленности искусства Н. А. Ярошенко. Очень оживленны у него вечера и симпатичный тон», — докладывал в письме к жене Поленов. «Курсистка» — это и Анна Константиновна Черткова, жена Владимира Григорьевича, урожденная Дитерихс, — прототип девушки «с книжкой под мышкой». Обогатил живопись новыми темами (Кочегар, 1878 Всюду жизнь, 1888, обе – в ГТГ Курсистка, 1883, ГРМ) и глубокими психологическими образами (портреты П. А. В разработке проекта надгробия принимали участие художники Н. Дубовской и П. Брюллов.

Общий госдолг Украины увеличился в 2018 году на 2, 6

Он страдал, чувствуя, как нечто неотъемлемо ярошенковское ушло из картины, его смущали похвалы иных критиков, одобрявших картину за то, что в ней («слава богу») нет этого «трагического, потрясающего», нет «искания глубин», он наивно, будто оправдываясь, объяснял близким, а больше, кажется, себе, что вложил в картину затаенную мысль — изобразить желание трудовых людей забыться от жизненных тягот: если же такая мысль не угадывается, если бесхитростный юмор, солнечный свет, синий простор неба, радующая глаз яркость одежд взяли верх, то это помимо его, Ярошенко, воли. Помню также хорошо Надю Волженскую, ставшую Ярошенко. При внешней разности, продиктованной различием их выпестовавших цивилизаций, в них было одно могучее объединяющее начало – умение не только нести добро, но и созидать это добро, что дается лишь немногим, если не сказать избранным.

В великом писателе и моралисте Толстом художник подчеркивал черты общечеловеческие образ несколько снижается до «нас с тобой». К живописным эффектам его не влечет. Юноша, призванный воплощать «молодое», оказался слаб и неубедителен. Ее фигура, одежда, поза, движение, которым она подобрала юбки, развязны, жалки, смешны. После национализации все картины из усадьбы были переданы в музеи.

Зеленский заявил, что идет в президенты Украины на один срок

«Теперь, когда я смотрю в то далекое прошлое, — пишет Караскевич, — мне сдается, что строгое мерило, прилагавшееся ими к людям и делам, было несколько узко», но (объясняет она) время было темное, годы сплошных сумерек, обыватель привык до ужаса ко всякому насилию и беззаконию — в такое время-безвременье строго соблюдать границы должного было великим и трудным делом, а именно границы должного в жизни и творчестве строго блюлись всеми, кто был близок к кружку Ярошенко. Здесь схвачена главнейшая особенность творчества Ярошенко — связь его «картинок» с современной жизнью. Отзвуки письма Крамского слышатся в монологе Рябинина, но образ, не дающий покоя герою рассказа, — не Христос, а рабочий-клепальщик, «глухарь». "Исмаилу Урусбиеву 54 года, но князь смотрелся гораздо моложе.

Такую задачу Ярошенко, видимо, ставил перед собой: картина «Заключенный», показанная на Шестой передвижной вместе с «Кочегаром», — тому свидетельство. О работе над картиной «Летом» известно крайне мало. В глубокой задумчивости пребывает третий персонаж – старик, примостившийся у очага и подперевший ладонью голову в папахе, обмотанной сархом (сарх – белая полотняная полоса поверх головного убора, свидетельство того, что этот человек совершил хадж – паломничество в Мекку).

Он стоит у фонаря и ему все равно, что думает и чувствует девушка и кто сидит в тюрьме. Ярошенко, как выявило дознание, предлагал, «если обстоятельства позволят, даже бить г. батальонного командира». Ярошенко знал «глухаря», рабочего человека, лучше, нежели его друзья, критики, зрители. Между допросами, уговорами и угрозами у него было время (десять дней в «даровой квартире») подумать о себе, о своей судьбе настоящей и будущей — он остался при своем, держался того, что считал правильным и справедливым.

Другой фигурой картины является часовой. Упоминания о «субботах» в немногочисленных мемуарных очерках о Ярошенко, в переписке современников сохранили дорогие подробности, штрихи и черточки, за которыми видится цельная картина. «Я отвечал пошлостью, что не знаю своего лица, — рассказывает Толстой. — Он сказал: Неправда, всякий лучше всех знает свое лицо. «Распятие» сильно взволновало Льва Николаевича, он расплакался и повторял: «Так оно и было Так оно все и было» Вряд ли Ярошенко избежал расспросов Толстого о Ге, о «Распятии», вообще о выставке.

Эти портреты совершенны и по умению художника передать внешнее сходство и по умению выявить и показать характерные черты личности. «Без работы». Крымшамхалов был племянником И. М. Урусбиева, то есть мать Ислама была родной сестрой Баксанского князя.

На втором этаже в постоянной экспозиции Калужского музея изобразительных искусств находится одна из самых известных жанровых картин русского живописца и портретиста Николая Ярошенко «Курсистка» (1880 год). Его фигура и обращенное к зрителю лицо выхвачено из темноты отсветом горящей топки. «Дикарь» в устах Ге сродни его же определению человека — «глупый», поскольку и «глупый» для Ге означает не лишенный ума, а не познавший истины: «Нет злых людей, а есть только глупые». Одни полагали, что «обстановка» мешает портрету, что «банки и склянки» следовало убрать на задний план другие увидели в «обстановке» оригинальничание и «недоумочные претензии» третьи рассердились: всем известно, что Менделеев — химик, важно показать его лицо, а не специальность четвертые твердили свое, про тенденцию, про идейность: «странное и довольно упрямое направление таланта — ничего не написать просто, а все либо с химической, либо с механической идейностью».

Но карикатуристом Ярошенко не станет и дело не в способности к рисованию карикатур. Настоящий поэт-художник Толстой, как всегда, ломал рамки «задачи». Но в глухую пору, когда сон и мгла царили в сердцах, когда ломберный стол, графинчик, пустая болтовня скрепляли компании, когда предательство становилось «порядком вещей», когда, по метким и страшным словам современника, «одна личная порядочность, честность, независимость убеждений, даже простая идейность в жизни человека очень часто могла являться тяжким обвинением и уликой», — как нужно, необходимо было в такую пору иметь кружок своих. Слова героя гаршинского «Красного цветка», один на один вступившего в борьбу со злом, — «Скоро, скоро распадутся железные решетки, все эти заточенные выйдут отсюда и весь мир содрогнется, сбросит с себя ветхую оболочку и явится в новой, чудной красоте», — эти слова не бредом безумца откликались в сердцах читателей. Только делали они дело великое и благородное.

Сотрудница Менделеева, рассказывая о нем, припоминает афоризм: «Гениальность — это просто из ряда вон выходящая неутомимость в труде». Глеб Успенский приезжал туда отдохнуть душой (отправляясь в обратный путь, забыл одеяло и портсигар, в письме он просил Михайловского, задержавшегося в Кисловодске, портсигар взять себе, а одеяло подарить дворнику).

В Харьковской области заболеваемость корью выросла на 40 за неделю

Через несколько недель после открытия выставки четырнадцать «бунтарей» вышли из Академии. Спустя годы, десятилетия понятия «прогрессивный лагерь», «либеральный образ мыслей» покажутся нечеткими, расплывчатыми, а нетерпимость к инакомыслию в кружке «субботников» чрезмерной и узкой. На стене висят сабля и ружье.

Толстой уже видел «Распятие»: Ге показал ему картину, когда по дороге в Петербург на несколько дней останавливался в Москве. После смерти художника Мария Павловна вспоминала, что родных (даже мать) Николай Александрович любил не иначе как «домашним образом»: «разность сложившейся жизни», «другие взгляды и убеждения» отделяли его от них более, нежели расстояние в несколько тысяч верст от Петербурга до Полтавы. В этих двух словах — загадка, пока неразрешенная: что-то было между Марией Павловной и поэтом, но даже ближайшие друзья знали про это «что-то» всего два слова — «невеста Некрасова», которые, по их, ближайших друзей, свидетельству, Мария Павловна произносила крайне редко, «всегда вскользь, с оттенком незабытой, горькой обиды».

Спешно запирались ворота, закрывались ставни, двери, гасили свечи и керосиновые лампы. Ярошенко видел Менделеева оживленным и мрачным, беседующим, молчаливым, задумчивым, спящим, он видел Менделеева за чаем, за чтением, за шахматами, на открытии выставок и у себя на «субботах», он путешествовал с Менделеевым по Кавказу (из Минеральных Вод, через Владикавказ, по Военно-Грузинской дороге, в Тифлис и Баку), видел Менделеева на горных перевалах, среди скал, близ мчащихся по острым камням прозрачных рек и пенящихся водопадов, на морском берегу, на ярких восточных базарах, между красными, желтыми, зелеными, оранжевыми холмами сваленных прямо на землю овощей и фруктов и в тесных лавчонках, где на прилавках пестрели узорами ковры и шелковые ткани, — возможностей пооригинальничать, написать портрет с претензией было предостаточно, — он написал Менделеева в старой университетской лаборатории, лишний раз напоминая всем, что Менделеев — химик (иных это чрезвычайно раздражило). Кстати, придет Стрепетова, а она мастерица читать».

Предполагать еще труднее: если исключить портреты, которые здесь ни при чем, Крамской был известен в ту пору «Русалками» и «Христом в пустыне», «Сумерки» же картина о землекопах-поденщиках в Петербурге — с темами и образами Крамского ничего общего. Не случайно «толстовское мировоззрение» Ярошенко автор статьи подкрепляет «униженными и оскорбленными» Достоевского. В Академии художеств он сблизился с передвижниками и писателями, группировавшимися вокруг прогрессивного журнала «Отечественные записки».

Раввин: на Украине существует угроза нарушения прав евреев

«Тюремные сцены, так часто встречающиеся в новейшей русской живописи», упомянуты в связи с «самыми мрачными страницами Воскресения». Будучи реставратором в Кисловодском музее-усадьбе Н. А. Ярошенко Александр Елдышев написал замечательные копии работ как самого Ярошенко, так и художников его круга, пополнив тем самым фонды ряда музеев. Ссор между ними не было, Ярошенко до самой смерти Ге не разочаровался ни в личности старшего товарища, ни в его искусстве. Вокруг женского вопроса шла упорная полемика, устная и в печати. Толстого, 1894, ГРМ). Член ТПХВ. Тут для него, кроме взгляда на искусство, наверно и личный вопрос.

Художник представил ее на IV Передвижной выставке, на которой она имела успех у публики. Когда Ярошенко начинал «Заключенного», увидела свет статья Успенского, посвященная памяти публициста Николая Александровича Демерта, сотрудника «Искры» и «Отечественных записок». Но возможно, что портрет и в самом деле, написан в 1890 году, в феврале — марте, в столице, а «сюжет» его сочинен задним числом: Восемнадцатая передвижная открылась 11 февраля — портрета Ге работы Ярошенко на ней не было, он появился, когда выставка переехала в Москву — 31 марта (в Петербурге портрет был показан годом позже, на Девятнадцатой передвижной). В обзорах Четвертой передвижной выставки было отмечено появление художника Ярошенко о «Невском проспекте ночью» написано, впрочем, немного.

Правда, две трети картины, по необходимости, голы их занимают острожные стены. Такая преемственность впечатлений и ощущений. Он написал там множество этюдов и портретов молодой жены и друзей. Автор скульптурного портрета— друг художника Л. В. Позен13.

Дорога идет то по одному, то по другому из его берегов. Был членом (с 1876) и одним из руководителей «Товарищества передвижников». и портрет превосходный и личность очень интересная и крупная». В нем нет и следа былой мощи — изношенное тело, сгорбленные плечи, замерзшие кисти рук сунул под мышки, но всего страшнее — безнадежность: не за ворота завода выброшен ненужный рабочий, за ворота жизни.

Нет ни богатых бездельников, ни нищих никто не уходит из аула на заработки. «Всюду жизнь» — высшая точка в творчестве Ярошенко потому, что — вне зависимости от рассуждений и доводов биографического, общественного искусствоведческого порядка — именно эта картина стала для большинства зрителей, современников и потомков, главной картиной художника. Это своеобразное выражение делало лицо Г. И-ча поразительно интересным именно таким, которое достаточно раз увидеть, чтобы затем не забыть никогда» (свидетельство друга писателя, литератора Якова Абрамова, сотрудника «Отечественных записок»).

На картине изображен один из серых петербургских дней». Толстой доказывал «безумие милитаризма» и гонки вооружений, утверждал, что военные приготовления правительств противостоят интересам большинства людей на земле. Но конца картины я не видела, так как должна была ехать учиться.

Власти Киева снесли памятник Суворову

Нестеров вспоминает, что, когда он, уже зрелый художник, понял слабости и просчеты своих работ и решил идти переучиваться к Чистякову, Ярошенко высмеял его, назвал его решение «блажью», утверждал, что учиться следует не в академиях, а на картинах, которых ждут от своих товарищей передвижники. Очень часто встречали кого-нибудь в первый и последний раз». Теперь судьба снова свела их на Кавказе. Но и это не была бы «вся Стрепетова». Легко себе представить, что ожидало бы «бунтовщиков» десятью годами раньше, при покойном императоре Николае Первом. «Ярошенко не обладал большим дарованием художника-колориста, не умел лепить форму широкой и смелой кистью, плохо видел изменения цвета в свето-воздушной среде», «картина слабо написана», «не отличается мастерством», «разочаровывает вялой и робкой живописью» — это не из Бакста, не из Бенуа, это высказывания (число их легко умножить) сегодняшних исследователей творчества художника. «Как в этой маленькой столовой уместится такое множество гостей, это знают только гостеприимные хозяева — Николай Александрович и Мария Павловна да еще так озабоченная сейчас добрая матушка Марии Павловны», — писал Нестеров.

И, несмотря на то, я утверждаю, что портрет самый замечательный у Ярошенко: это в живописи то же, что в литературе портрет, написанный Достоевским Когда мы все сойдем со сцены, то я решаюсь пророчествовать, что портрет Стрепетовой будет останавливать всякого. Идя от эскиза к картине, Ярошенко уходил от черт «преступности» в изображенных лицах. Суворин возненавидел портрет и обвинил Крамского в «намерениях при работе». И недаром – актер в самом деле ориентировался на этот портрет. А другой актер, Юрьев, предлагал всем, кто будет впоследствии играть роль Мурзавецкого, отправиться в Третьяковскую галерею и посмотреть напортрет студента. Ему нужен был мастер им безусловно признанный, судья, которому бы он всецело доверял, человек искусства, поклоняющийся той же святыне, что и он, с тем же, что и у него, символом веры — ему нужно было, чтобы этот мастер, судья, человек искусства сказал ему: «Иди. ». По воспоминаниям одной из «бестужевок», Мария Павловна «принимала участие в судьбе курсов не только как член правления Общества для доставления средств курсам, но и как близкий и участливый друг каждой отдельной курсистки».

Академия как цитадель искусств для него не существовала, ко всяким академическим установлениям он относился без уважения иронически даже в конкурсах, в соискании наград, степеней и званий не участвовал представляя эскиз на заданный ему традиционно академический сюжет «Битва над трупом Патрокла», вместо давно канонизированной драматической композиции сочинил анекдот, «игру слов» — изобразил брошенный на поле битвы труп героя и дерущихся над ним ворон (явный знак неуважительного и необязательного отношения вольнослушателя к «альма матер»). «Очень милая по тонам живописи и типам картина», — писал о «Слепых» Ледов. И уж что-что именно нарочитость менее всего свойственна натуре и дарованию Ярошенко. Правительство жаждало освободиться от «умственного пролетариата». Важная подробность — телескоп, справа от ученого, на возвышении.

Переговоры прекратились. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию в Петербурге (1870), служил в Арсенале, в 1892 вышел в отставку в чине генерал-майора. Портреты были на выставке, когда правительство постановило закрыть «Отечественные записки», журнал, в котором Глеб Успенский был одним из главных сотрудников, — Глеба Успенского журнал («единственный орган, смелый и честный защитник прав русского человека», — говорилось об «Отечественных записках» в прокламации, выпущенной московскими студентами). Неопубликованные воспоминания жены художника Дубовского помогают выяснить недоразумение: оба известных сегодня варианта картины написаны после беседы с Крамским (один из них — авторская копия, выполненная по просьбе покупателя). По характеру изобразительного мотива и особенностям его общего композиционного воплощения полотно имеен очевидные аналогии с картиной «Летом» (х., м., 107 х 134), представленной Н. А. Ярошенко в 1896 году. Это меня очень обрадовало бы, т. к. Молодожёны посетили Полтаву, потом уехали в Пятигорск на Северный Кавказ.

Мягкий по внешности – он кремень духом». Надо сказать, что в Академии художеств для учащихся тоже существовала обязательная форма. Главным событием Двадцать второй передвижной была запрещенная картина Ге «Распятие» — последняя его работа. После Девятой передвижной, двери которой с таинственной точностью открылись утром 1 марта 1881 года, где (почему-то в отдельной комнате) была поставлена картина изображавшая молодую женщину против Литовского замка (многие тотчас окрестили ее «террористкой»), после памятной Девятой с оцепенением и паникой среди зрителей, с требованием властей немедленно снять крамольное полотно, с домашним арестом художника до выяснения обстоятельств, выставить на Десятой — «Студента».

Приговор Януковичу – приговор легитимной Украине

Крамской тоже писал об «этюдах» Репина и Ярошенко — учитель Крамской, сам всю жизнь страдавший от того, что не «ладил с группировкой» (уже прославленный «Христом в пустыне» и «Неутешным горем», он не оставлял надежды создать большое многофигурное полотно — настоящую «группировку», но так и умер побежденным: после смерти учителя Ярошенко приехал к нему на дачу, в Сиверскую, где за коленкоровой занавесью томилась замученная картина «Хохот», призванная продолжить тему «Христа в пустыне», мрачно выслушал возгласы Репина про «среду, которая заела гигантский талант», причитания других товарищей, подавленных недавней утратой и без обиняков сообщил Третьякову, что «картины, собственно, нет»). Нестеров убежден, что видел «Слепцов» на Пятой передвижной — вместе с «Украинской ночью» Куинджи и «Опахиванием» Мясоедова. Среди его творческих работ— эскизы и рисунки. Он стал знаменитым русским художником. Тринадцать лет «молчания» Ге (в эти годы он лишь изредка наезжал в Петербург и почти не выставлялся) были для него порой колоссальной духовной работы: складывалось мировоззрение Ге как одного из преданнейших последователей Толстого и убежденнейших проповедников толстовского учения, складывалось убеждение в возможности служить учению средствами искусства, складывалось направление этого искусства — стремление раскрыть острейшие общественные и нравственные вопросы в образах Евангелия. «Видел снеговые горы и такие огромные, что страшно смотреть, — рассказывает Касаткин. — Поднимался на ледник, был в облаках и выше облаков». В «молодом художнике» угадывается Ярошенко.

Не надо быть сумасшедшим, чтобы страдать от «язв современного строя жизни», чтобы «переживать окружающее нас зло». Труд — вот что видел Ярошенко, встречаясь с Менделеевым. Когда же Ярошенко писал портрет Ге. Промозглость, серость, сырость неба, воздуха, стен, мостовых, нездоровая бледность лиц, блеклость или траурная чернота одежд — и радостное, торжественное сияние синего неба, зелени, озаренных солнцем снеговых вершин, серо-сиреневые обломы скал, красноватая желтизна песчаника, краски сильные, яркие, чистые, смелые сочетания цветов, прозрачный воздух, неоглядный простор — высота, ширь: Кавказ для Ярошенко — новизна линий, масштабов, форм, новизна цветов и соотношений их, новизна «непетербургского» настроя мыслей, чувств, новизна ощущения природы. Несколькими годами раньше Крамской написал его, Суворина, портрет. Много разговоров вызвал «Привал арестантов» Якоби. На первый взгляд эти беспорядки — пустяк: «шиканье, крик, свист и топот». «У Лемоха отдыхали от работ, забот и всяких сложностей жизни», — пишет Менделеева.

В первом ярошенковском портрете Менделеева, акварельном, тоже есть «обстановка» — ученый изображен в красной мантии и черном берете доктора Эдинбургского университета (одновременно с Ярошенко и тоже акварелью Менделеева в мантии писал Репин). Ярошенко вошел в историю русского искусства как талантливый портретист. Спустя два года с «отличными успехами в науках» он заканчивает военную академию, продолжая успешно заниматься искусством. Уже внешность ярошенковского Салтыкова-Щедрина, кое у кого вызвавшая нарекания (очень хотелось, чтобы, принимаясь за портрет, художник его подстриг и подрумянил и подобающий сюртук на него надел, манишку, галстук), сама внешность ярошенковского Салтыкова-Щедрина исключала возможность приведения такого человека «к общему знаменателю».

Возможно, на хуторе портрет был только начат, а закопчен уже в Петербурге. Портрет Глеба Успенского, пожалуй, «открытее», обращеннее к зрителю, чем стрепетовский, сердечная связь между зрителем и человеком на портрете устанавливается мгновенно (Ге говорил в таких случаях: «Как Ромео и Джульетта, взглянул туда и обратно — и все, чувство, любовь»). Мария Павловна сама была курсисткой первого набора — училась на естественном отделении Бестужевских курсов, позже (вместе с Надеждой Стасовой и Марией Трубниковой) она всячески старалась, чтобы курсы не заглохли, не завяли под холодом враждебных ветров, не утратили светлого своего лица. Остроухов пишет жене о музыке на «субботах»: во втором часу ночи его «засадили играть» сонату Бетховена, на всех произвела впечатление болезненная напряженность, с которой слушал музыку Глеб Успенский. Литератор Неведомский, после смерти художника подводя итог его деятельности, назвал «Кочегара» «самой лучшей и характерной из картин жаления» («жаление», объяснял он, нерв той эпохи: это и жалость и сострадание и любовь, от крестьянского «жалеть» — любить). В 1885 году Ярошенко приобрел усадьбу в Кисловодске, где жил летом и осенью. Нельзя жужжать комаром, когда надо стрелять из пушек, говорил Ге.

Три десятилетия спустя, в один из наездов в Полтаву, Ярошенко возьмется за портрет Ивана Кондратьевича. Ислам Крымшамхалов познакомил своего учителя с гонимым осетинским поэтом Коста Хетагуровым. В самом деле, можно ли было не признать студента (по замечанию недоброго рецензента, «типического недостаточного студента». ) в этом серьезном молодом человеке — с его бледным лицом, обросшем рыжеватой бородкой, с длинными волосами, выбившимися из-под широкополой шляпы, с его «недостаточным» пальто, с этим накинутым на плечи пледом (в официальной печати тогда неодобрительно писали о пледе, заменившем студентам мундир и требовали ношения учащимися единообразной формы). Похоже, здесь и разгадка секрета: гостей «такое множество», что комнаты казались меньше, чем были на самом деле. Если Ярошенко и посетил Ге, то он, скорее, завернул на черниговский хутор осенью 1889 года, возвращаясь из Кисловодска (по дороге в столицу он, случалось, заезжал на Украину, к родным). Ярошенко не однажды мог написать Соловьева, но не писал, — он словно раз и навсегда «уступил» этот портрет учителю Крамскому.

Живопись передвижников искусство, где, по выражению Стасова, «народ дома». Северный Кавказ для большинства жителей средней полосы был тогда краем неизведанным. Художественный критик Прахов объяснял: «Кочегар Ярошенко и Протодьякон Репина есть великолепный, грандиозный почин со стороны метода, есть решительная новость в русском народном искусстве» — эти картины представляют «исторические портреты двух сословий». Зачинщиками беспорядков были два кадета имевшие «самое огромное влияние на роту». Гаршин, писал Глеб Успенский, «пережил все окружающее нас зло»: «Изо дня в день из месяца в месяц из года в год и целые годы и целые десятки лет, каждое мгновение, останавливавшаяся в своем течении жизнь била по тем же самым ранам и язвам, какие давно уже наложила та же жизнь на мысль и сердце Один и тот же удар по одному и тому же больному месту, которому надобно зажить, поправиться, отдохнуть от страдания удар по сердцу, которое просит доброго ощущения, удар по мысли, жаждущей права жить, удар по совести, которая хочет ощущать себя».

Возвращаясь к вопросу о преемственности, необходимо отметить, что она есть. В отличие от старших товарищей (от того же Крамского), для которых отношение к Академии овеяно памятью о «бунте» 1863 года, в отличие от товарищей-ровесников, проведших в академических классах долгие годы учения и на себе испытавших узость господствующих там взглядов, косность педагогических приемов, боязнь новизны и настойчивое желание превращать искусство в департамент, Ярошенко пришел к передвижничеству не через отрицание Академии, а через убеждение в правоте положительной программы Товарищества. Личность и внешность Соловьева манят художников, при первом же взгляде на него так и хочется мысленно «устраивать» портрет на холсте.

Возможно искусство лишилось хорошей художницы М. П. Ярошенко (в чем не грешно усомниться: как ни привлекательно выглядит жертва, вряд ли истинный — «от бога» — художник в силах раз и навсегда подавить в себе творческие побуждения), зато искусство полной мерой обрело художника Н. А. Ярошенко Мария Павловна «не брала кистей в руки», но ее любовь к искусству и понимание его влились в творчество Николая Александровича (взгляды их на искусство, кажется, абсолютно совпадали) благодаря жившему в ней художнику Мария Павловна умела, наверно, с особенной чуткостью обеспечить Николаю Александровичу условия для творчества. Были писатели и не бесталанные имена которых не упоминались. Автор скульптурного портрета – друг художникаЛ. Мир в душе (да и был ли. ) «отравлен» отсутствием духовной близости с детьми, энергичной «заботой» Софьи Андреевны, чтобы детей не коснулась «эта зараза», то есть учение главное же, уясняя себе положение свое, своих последователей, людей близких по духу, по мировоззрению, Толстой, как всегда, беспощадно правдив: «Приготовились к делу, к борьбе, к жертве, а борьбы и жертвы и усилий нет и нам скучно» (записал он в дневнике 21 апреля 1894 года — в самый разгар работы над портретом). Но подготовкой к трудному переходу дело не ограничивалось.

Одновременно с «Юношей перед экзаменами», в 1886 году, Ярошенко выставил «Портрет молодого человека» — зрители, как и того, прежнего, у стены, сразу окрестили его «Студентом». Великая и красивая актриса Стрепетова, сложный, трудный для себя и для других человек Стрепетова, сильный характер и «горбатенькая» измученная женщина, жаждущая доброго слова и ласки, — все это есть у Ярошенко, но сверх всего этого есть еще человек восьмидесятых годов, трагически воспринимающий мглу безвременья, напряженно ищущий выход и не видящий его и все же способный не покориться мгле, жить с горячим сердцем, выстоять. Ему знакома работа за столом, над книгой, над рукописью. Как много высказал его взгляд — в нем и непреклонное желание уберечь свое «я» от деспотического и обывательского посягательства «старых» и ненависть к обществу, которое он не может и не желает принять и готовность бороться с тем, что ненавистно.

соч., т. 12, с. 331). Не в пример недогадливым критикам, «ломавшим голову» над содержанием картины, Третьяков писал Репину: «Ярошенко картина по идее мне нравится, но не вышла». По наружному виду — какой-то гермафродит, по нутру подлинная дочь Каина. Она с заботой смотрит на заколоченное окно левая ее рука прижата к груди, правая опущена в лице много выражения, хотя в фигуре замечается сухость. «Крестьянский вопрос» (если исключить литературу, которая помогает художнику, но не дает главного — зрительных впечатлений) был знаком Ярошенко по городу, по Петербургу, виделся ему «на петербургском фоне».

В глазах «Кочегара» Неведомский читал упрек: «Вот до чего вы довели, низвели меня. » (до степени придатка машины, объяснял критик) ему даже слышался из уст «Кочегара» перифраз Михайловского: «Господа. Крамской оценил портрет как один из «самых замечательных» портретов времени и видел в нем обобщенный образ, «мысль художника», написанную по «поводу Стрепетовой». Вызывает сомнение несвойственная Ярошенко искусственность композиции взгляд сверху (сквозь узкую щель оконца, которая к тому же единственный источник света) должен был привести к сильной деформации фигуры и предметов, к сложностям освещения — для Ярошенко это слишком изощренно да вряд ли ему и под силу такое.

Ярошенко Николай Александрович (1846-1898)

Человек не утратил идеалов, он мечтает, он видит дальние миры. Это был эскиз картины «Летом». Нельзя прямо связывать замысел, даже первую мысль «Кочегара» с ростом революционности русских рабочих, с обретением ими силы и уверенности в своей силе, с политическими процессами, но нельзя сбрасывать все это со счета, размышляя о рождении замысла картины. Этот поток образует Верхний Клухорский водопад, с высотой падения в 40 метров. Михайловский писал, как много значила для русского искусства, для передвижничества «устная пропаганда» Ярошенко: «Высоко образованный, глубоко убежденный, обладавший притом своеобразным прекрасным даром слова, он сделал для русского искусства гораздо больше, чем это может казаться людям, не знавшим его лично.

Дружба с Глебом Успенским у Ярошенко давняя — началась, видимо, еще в волковском кружке. На голове шапочка с поднятым вуалем. Среди жанровых работ Ярошенко наиболее известной стала картина Всюду жизнь (1888).

С рассветом группа вышла в путь и спустя несколько часов форсировала перевал Бечо. «Глухарь» — не выдумка Гаршина. Но замечательно: рисовальных вечеров у Ярошенко никто не вспоминает, никто вообще не вспоминает «суббот» семидесятых годов и по составу гостей и по обстановке и по разговорам «субботы» Ярошенко, как сохранились они в частых упоминаниях и немногих описаниях участников, неизменно относятся к восьмидесятым годам. Изображая их, передавая их напряженную внутреннюю жизнь, художник раскрывает и свой душевный мир. Лучшим в портретной галерее Ярошенко является Портрет актрисы П. А. Стрепетовой (1884). Человеческая характеристика — честность искренность, чувство собственного достоинства, готовность к справедливому действию — так же явственна, как характеристика социальная (люди определенного круга).

Отождествлять «молодого художника» с Ярошенко (как это иногда делается) невозможно. Много путешествовал – по странам Западной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Уралу, Волге, Кавказу и Крыму. Но «женщина в подушках» получилась красивой дамой с утонченно правильными чертами лица (в котором выразилось не столько страдание ее или художника, сколько желание, чтобы вышло «трогательно»), с тонкими изящными руками, которые она держит несколько напоказ пейзаж написан в приглушенных тонах, линии и краски его успокоены, притишены излюбленные Ярошенко могучие, грозные образы природы уступили место красивому виду, в значительной части скрытому окружающими балкон деревьями и кустарником, на балконе вдоль белых мраморных перил поставлены садовые растения в кадках, приятные розовые цветы радуют глаз. Опустевший перрон написан очень выразительно, он подчеркивает одинокость старика, но не углубляет, не обобщает образ (еще трогательнее видеть ту картину — всего лишь). Толстой, написанный с уважением, но без преклонения перед «пророком» и «учителем».

Это – историки, этнографы, географы, писатели, поэты, композиторы, художники. Это был тот редкий случай, когда тексты консультационных и экспертных заключений (а их было три) дополняли друг друга, привнося новую информацию. В скованности и неподвижности лица и тела, в напряженном n неподвижном взгляде не столько неспособность двигаться (болезнь), сколько самообладание, воля, умение и привычка целиком сосредоточиваться на главном (личность). Сам художник в течение недели находился под домашним арестом и, более того, к нему пожаловал «на беседу» министр внутренних дел Лорис-Меликов.

Ярошенко Николай Александрович, 1846-1898, русский художник

На академической выставке 1863 года «Тайная вечеря» Ге «изнутри» взорвала традиционный сюжет, пукиревский «Неравный брак» по произведенному впечатлению из события художественного сделался событием общественной жизни. «Студент» звучал на выставке резкой нотой протеста. В этой установке — торжество «реализма в приемах», за который упрекали портрет, написанный Ярошенко, те, кто ожидал увидеть на холсте канонизированного Толстого, «святого без слабостей» и который роднит искусство Толстого и искусство Ярошенко. Прежде, в шестидесятые и семидесятые годы, Салтыков-Щедрин был постоянным посетителем «пятниц» своего друга известного либерального деятеля Алексея Михайловича Унковского (в восьмидесятые годы написанного Ярошенко). Профессиональный военный, в 1892 г. вышел в отставку в чине генерал-майора. Гаршин не увидел этого, не мог, не должен был увидеть, а Ярошенко видел.

За три недели до открытия Шестой передвижной Гаршин послал Крамскому письмо: он увидел «Христа в пустыне», выставленного перед отправкой на Парижскую выставку и просил художника растолковать суть картины. Но приложение к жизни очень определенного вопроса делало Толстого человеком очень современным, поворачивало его к современным событиям, требовало их оценки, а художественная мощь Толстого превращала его творения в «замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши» (ЛенинВ. И. Вера в могущество добра и силу любви к жизни, внимание к «униженным и оскорбленным», стремление открыть лучшие стороны во всяком человеке — никак не отличительные черты именно толстовского мировоззрения. К этому произведению возникал особый интерес. Ге на портрете читает Евангелие по-своему: вбирает в себя истину, тотчас им переосмысляемую, поражается и радуется ей и в открытых им, а оттого неожиданных художественных образах «устраивает» ее на холсте. Художник словно медленными торжественными аккордами слагает гимн нарождающемуся дню. Некоторые рецензенты обвиняли ярошенковские портреты Стрепетовой и Глеба Успенского в «психозе», тем более, что пошла мода на «психоз», на «сумасшедшинку» в литературе, на сцене. Но на Пятой выставке Товарищества «Слепцов» не было — были «Сумерки», картина из быта городских рабочих.

Художественно-исторический музей Арт-Рисунок

Это уже Сванетия. Это чувствуется даже в записке, посланной Максимову с приглашением: «Я сижу дома один Нам никто не помешает действовать и мы можем вдоволь поработать». «Фигура казалась силуэтом, до того она была жутко непохожа на окружающее— рассказывал Александр Блок в статье о Владимире Соловьеве, озаглавленной Рыцарь-монах. — Шествие этого человека казалось диким среди кучки обыкновенных людей». Никто не в силах лучше, точнее Крамского оценить способности и возможности Ярошенко, помочь ему найти свое место в искусстве: за десять лет до приезда на Сиверскую Ярошенко учился у Крамского в вечерних классах рисовальной школы Общества поощрения художников для Крамского он не какой-то «офицер», на досуге балующийся живописью, а именно «Ярошенко Николай Александрович», чьи способности и возможности Крамскому хорошо известны. «Здесь преобладал элемент семейный», — рассказывает она о «вторниках» Лемоха, явно противополагая их только что описанным собраниям у Ярошенко: «Вторники походили на все петроградские журфиксы».

И в другом письме: «Ужасно мне понравился вчерашний вечер у Ярошенко: живут бодро, весело и вместе интеллигентно». После окончания кадетского корпуса, в 1863 году, Ярошенко переезжает в Петербург и поступает в Павловское военное училище, откуда его переводят в Михайловское артиллерийское училище. Со слов Толстого, в очерках пересказываются некоторые положения, касающиеся его учения. Есть, конечно, различие и в лице, волосах, бороде и в позе, хотя Соловьев и у Крамского — в кресле, заложив нога на ногу это одна из характерных поз Соловьева — в мягком кресле и нога на ногу (сразу бросаются в глаза его острые колени и вместе вся его высокая худая фигура). Засулич дважды собой жертвовала: так как, стреляя, шла на эшафот и так как поступалась своим «я», убивать не хотела, но стреляла исполняя долг. В основном – это были образы из народа: «Старик с табакеркой», «Крестьянин», «Старый еврей», «Украинка».

Одной из самых известных работ раннего периода Ярошенко стала картина «Невский проспект ночью», написанной в 1874 году. «Новое время» писало об «этюде молодого человека, по-видимому, голодного до ненависти», о «взъерошенном молодце с волчьим голодом в глазах». Позднейший отзыв, думается, характеризует отношения ученика и учителя не только в давнюю пору посещения вечерних классов (здесь, конечно, сказалось и дальнейшее общение художников и месяц на Сиверской, в частности), но память о рисовальной школе, вера в умение учителя вникнуть в натуру каждого, в решающее время выбора побудили Ярошенко отправиться «за благословением» на Сиверскую — к Крамскому. И уже после революции, в феврале 1918 года, один из гостей «суббот» написал о них, пожалуй, наиболее обобщенно: «Школа передвижников, порожденная русской общественностью, была тесно связана с нею и вот таким образом беседы на собраниях у Ярошенко часто переходили с академических тем на общественные. Группировка не из тех, когда утрата одной фигуры зияет невосполнимой брешью. Владимир Соловьев был для современников одним из честнейших людей эпохи, не принимавшим «неправильного» административного, экономического и духовного уклада жизни, вслух негодовавшим и напряженно искавшим путей к новым, совершенным формам человеческого общежития. Не зная картины, до нас не дошедшей, трудно установить, в чем заключалось это «излишнее сходство».

Воспоминания рисуют Гаршина — гостя ярошенковских «суббот»: «Самым дорогим, самым светлым гостем в квартире Ярошенок был В. M. Гаршин Первую половину вечера он обыкновенно молчал, но самое его присутствие накладывало особую печать сдержанности и счастливой тревоги на всех присутствовавших Менее колки становились остроты Н. А. Ярошенко и менее ядовиты сарказмы Михайловского. И молодую жену он целый месяц держит на сырой, холодной даче (где, правда, жадный на всякое новое лицо Крамской не упустил случая сделать ее портрет). Газета «Новое время» писала, что Ярошенко прославился как художник «сильно тенденциозный»: он выражал «известные симпатии» своего времени и это обеспечивало «особенный успех» его картинам. Но Ярошенко не умел «и так и этак». И есть что-то необыкновенно нужное в том, что между ученым и зрителем нагромождены реторты, колбы, трубки, что «химия» не превращена художником в удачливо найденный фон.

Это позволяло государству «не разводить нищету», как говорили, так как те, кто выучился «на медные деньги» своих родителей, помнили о своих многочисленных братьях и сестрах, о своих родителях и никогда сироты, например, дети вдовой сестры, не оказывались на улице. Актриса Стрепетова пересказывает содержание новой пьесы или вдруг, яростно и страстно, читает отрывки из бесконечных драматических поделок, присылаемых ей для бенефиса жаждущими славы авторами («невероятнейшая чепуха, которую она произносила с присущим ей драматическим пафосом, вызывала такой хохот, что трудно было верить, что вокруг стола сидят взрослые люди имена которых, в большинстве известны всей читающей России»). И дело не в одной лишь странности его поведения и поступков, но в его полнейшей несопоставимости с этой «толпой», непринадлежности к ней. Красноватый свет камина, который должен бы напоминать огненную печь «Кочегара», не тревожит, а даже как бы успокаивает: уют. собр.

В канун 1874 года великий князь Владимир Александрович, вице-президент Академии художеств, высказал пожелание слить выставки академические и передвижные. Он мог написать ее красивой и привлекательной (как того хотелось Суворину)— в жизни она никогда не была такой, но подчас становилась прекрасной на сцене, охваченная порывом вдохновения. (Так Толстой, глубоко и нежно любя Чехова, человека и художника, твердил, что Чехов далек от познания истины, что «и Чеховы и Золя и Мопассаны даже не знают, что хорошо, что дурно», что «и Репины и Касаткины и Чеховы» не понимают, «что есть истинно прекрасное и что условное»). Зато судьбу мужика в столице, поглощавшей в ту пору тысячи крестьян (росло число предприятий и предприятия росли), превращение мужика в рабочего, самого тогдашнего рабочего Ярошенко знал лучше всякого другого художника: он не просто городской, он — заводской человек. Или наоборот: «Заехать не будет времени» (потом в письме объясняет: «Уж я примерялся и так и этак и все выходило, что попасть к Вам нельзя, тем более, что поезд приходит в час ночи, а до Вас еще, ночью же, надо проехать 15–18 верст А вечером опять на поезд.

Менделеев не переливает состав из одной «склянки» в другую, не колдует над кипящей в реторте жидкостью. Добро бы привез из путешествия что-нибудь свое, особое, от чего не считал себя вправе отступиться ради самых интересных и выигрышных тем и сюжетов, а то ведь выставил по приезде ординарные этюды (такое всякий художник на его месте мог бы увидеть и написать): «Негр», «Бедуин», «Араб», «Еврей», «Феллах», «Иерусалим», «Мертвое море» да полтора десятка видов святых мест. «Учащаяся молодежь необыкновенно податлива на разрушительные теории Из нее набирается главный контингент нигилизма», — говорилось в верноподданной записке, представленной Победоносцеву тотчас после 1 марта 1881 года.

Ленин писал, что «в России не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: наступила очередь мысли и разума, как про эпоху АлександраIII Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль» (Полн. В 1876 году за картину «Невский проспект ночью» (не сохранилась) он был единогласно принят в члены Товарищества Передвижных Выставок и избран в состав правления, где более десяти лет вместе с И. Н. Крамским руководил ТПВХ, а после смерти последнего стал его идейным преемником. Первые выразительные по образному решению портреты Ярошенко появляются в 1870-х годов. Живали в доме сестры Николая Александровича и брат его, Василий, суровый, чахоточный человек с черными («пронзительными», как говорили в семье) глазами и жена брата, Елизавета Платоновна, образованная, передовых взглядов женщина (кажется, единственный из родни человек, с кем Ярошенко был близок духовно). В эти дни Толстой ищет возможности напечатания недавно завершенной антивоенной статьи «Тулон» (в окончательном виде озаглавленной «Христианство и патриотизм»). Я должна была сидеть с соломинкой во рту, прислонившись к стогу сена.

Они написаны в разные годы. Баксан в начале очень широк. Стены комнат оклеены обоями, обстановка приличная дощатый пол, стеклянные окна.

Вспоминая события шестидесятилетней давности, Нестеров связывает художников, чьи картины произвели на него, подростка, неизгладимое впечатление, «по географическому принципу»: все эти художники «были южане» и, как годы спустя представлялось Нестерову, воспроизвели на своих полотнах родные места. В тот год Толстой много думал об искусстве — о том, что такое искусство и о его значении для людей. В 1860-е частным образом занимался у А. М. Волкова. После смерти художника Дмитрий Иванович Менделеев как-то обронил: «Год жизни отдал бы, чтобы сейчас сидел тут Ярошенко, чтобы поговорить с ним». Если бы не коллективные фотографии передвижников, на которых Ярошенко тотчас выделяется военным мундиром, если бы не привычные упоминания о нем мемуаристов как о человеке в мундире, если бы не две-три подробности о военной службе Ярошенко, сообщенные после его смерти вдовой, если бы не «Послужной список полковника Ярошенко», сохранившийся в бумагах историка искусства Собко среди материалов для «Словаря русских художников», нынешние исследователи могли бы вообще ничего не узнать о тридцати семи годах (из пятидесяти двух прожитых) военной службы Ярошенко. Я также была их гостьей.

Дети эти, как жеребята в табуне, жались между арестантками». Ярошенко скончался 26 июня (7 июля) 1898 года от сердечного приступа на следующий день после того, как пробежал до дома под дождём более 10 км с горы Большое седло, где писал с натуры. Жил преимущественно в Петербурге и Кисловодске. Мучившая совесть мысль о долге была немаловажной в тогдашней поэзии, прозе, публицистике, но тогдашние читатели обнаруживали ее и там, где она не была ведущей, где ее вовсе не было, обнаруживали и ставили «во главу угла». Кстати, познакомитесь с Успенским, который тоже хотел быть».

«Студент», который перед нами, был написан в 1881 году. Ему необходимы затаенная мысль, обобщение, «иероглиф», нужен пафос (эпитет отнесем за счет увлеченности Стасова), нужна надуманность, если понимать под этим словом идейную заданность произведения, нужно «искание глубин», — ничего не поделаешь, таково дарование, такова личность художника, недаром Ярошенко остался в русском искусстве «Заключенным», «Кочегаром», «Курсисткой», «Студентом», «Всюду жизнью» — всем, где ему удавалось подняться до «иероглифа», не просто кусок жизни ухватить на полотно, но раскрыть в нем общественное явление и занести его на страницы истории. В этих работах художник стремится представить обобщенный образ нового поколения – мыслящего, целеустремленного, деятельного. Если бы на холсте остались, допустим, слепой старик и женщина с ребенком, о картине можно было бы сказать немногим меньше, чем видя всех семерых. Член Товарищества передвижных художественных выставок, с 1876 – один из его руководителей, после смерти Крамского (1877) стал его идейным преемником.

«Грязь», «пошлость», — продолжают бубнить сторонники традиционного академизма (впрочем, теперь в ходу емкое слово «тенденциозность» — одновременно порицание и донос), но их силы тают. Последние слова особенно примечательны: в них и «молодость» Ярошенко и его молодой «идеализм» и заслуженная им честь самому быть идеалом для молодежи. Ярошенко обнажил популярную на тот момент тему. Иван Кондратьевич Зайцев происходил из помещичьих крестьян Пензенской губернии. Один из этих людей, Михаил Ромась, «пытался поставить пропаганду среди крестьян Казанского и Симбирского Поволжья».

Но хорошо, что Ярошенко хватило такта не следовать совету Михайловского, что он «трусил», — картина и так сентиментальна и сентиментальность ее не в подробностях, а в необобщенности «трогательного» замысла. Рассказ с таким названием Толстой написал за три года до появления картины Ярошенко. Примерно так же отозвался о «Слепых» рецензент «Петербургского листка»: «После бывших на выставке картин того же художника настоящая картина — шаг вперед». Студенты жили своей особой жизнью. Через несколько лет в Париже вышла книга Андре Бонье «Заметки о России». Казалось, что сама судьба вела их навстречу друг другу.

«Обстановка» — реторты, колбы, трубки — это часы, дни, недели поисков, бессонные ночи, утра, полные надежды, счастливые вечера, когда заработано право сделать выводы. Словно взмывшая в небо кабинка «чертова колеса» на какое-то мгновение (которое схватил, «остановил» художник) вырвала этого солдата, эту женщину из «сферы земного притяжения», сообщила им черты всеобщности, подвинула их к вечности. И тут же: «По своей толковой законченности и отсутствию того карикатурного уродства, которое всегда изобиловало в картинах Ярошенко, это лучшая из всех его картин, которые он до сих пор написал». Полн. У них были две воспитанницы их приемные дочери, — Голубева, позднее народная учительница. Академия вела тайные подкопы и Товарищество ощущало эту глухую возню. И в беглом перечне «Живописного обозрения» содержание картины обозначено как «печальный эпилог мрачной и тягостной житейской драмы».

Родился в Полтаве 1 (13) декабря 1846 в семье военного. Плотным слоем лежат тяжелые облака. И он стрелял, добрый, кроткий, апостольского вида Николай Николаевич, «дедушка», как именовали его в кругу друзей Толстого. «Дикарство» Ярошенко и компании (Поленов цитирует Ге) «не от злого умысла, а от низкого уровня развития. Следует подробное описание «живой картины», поставленной однажды у Репина и устроенного им веселого костюмированного вечера (без маскарадных костюмов, в обычном платье, были только двое — Ярошенко и Куинджи).

Иначе, кто знает, как сложилась бы судьба Глеба Ивановича Успенского. Мне тоже за эти годы посчастливилось найти буквально одну строчку, которая не вошла в заключения (произведение «Летом» экспонировалось в 1900 году на ХXVII выставке передвижников в Варшаве). Рассказывают, будто Крамской, увидев «Курсистку» у автора в мастерской, убеждал Ярошенко, что картина «не оттеняет всего значения женского движения»: девушка слушком юна, нежна, хрупка, она вызывает ласковое сочувствие, а не серьезное уважение. Это несомненно человек «поступающий», но при том умеющий глубоко, сосредоточенно мыслить. Замысел «Слепых» потерял откровенную остроту, но в чем-то стал глубже, значительнее.

Ярошенко начал рисовать в детстве, сам по себе. «Буду Михайловке вторник вечером охотно заеду на день если дадите теплое платье для переезда на лошадях», — телеграфирует он, выезжая из Кисловодска. Александр Бенуа, с симпатией рассказывая о картине «Всюду жизнь», замечает, что Ярошенко «подошел в намерениях к автору Мертвого дома». Бестужева-Марлинского.

Сила «Заключенного» не в том, что он не знает этих чувств, а в том, что, несмотря на них, остается самим собой. Этому, видимо, есть объяснение: семидесятые годы изобиловали разговорами, общениями, собраниями, в восьмидесятые общество разобщено и скованно, в этом обществе ярошенковские «субботы» — явление незаурядное. Хотя первые страницы «Воскресения» написаны после картины Ярошенко, они помогают понять, в какой степени и в каком направлении влияла на художника сформулированная в образах мысль Толстого и как воздействовали на творчество того и другого явления действительности.

Появился и акварельный этюд «Н. А. Ярошенко на натуре»: Ярошенко взят в профиль в серой холщовой блузе и в такой же фуражке, он присел, скрестив ноги, прямо на траву, на коленях у него раскрытый альбом, художник погружен в работу. И вроде бы сама собой. Ярошенко призывает Черткова, горячего проповедника толстовского учения о добре и справедливости, «с большим доверием относиться к лучшим сторонам человеческой натуры а то ведь жить иначе будет трудно и нечем будет дышать».

Но Глеб Успенский знал и тех, в ком жила такая сила. Портрет Суворину понравился, но Стасов объявил, что «такие портреты навсегда, как гвоздь, прибивают человека к стене». Главной фигурой процесса стал рабочий Петр Алексеев. Толстой писал: «Я человек, весь занятый одним очень определенным вопросом, не имеющим ничего общего с оценкою современных событий: именно вопросом религиозным и его приложением к жизни». Когда Вы назначите, тогда я и буду Вас поджидать. Собирались прекрасные собеседники, рассказчики — каждый в своем роде иные даже и ораторы, едва не все — признанные острословы (хозяин — один из первых), собирались музыканты, артисты, молодежь — студенты и курсистки. "Соглашаюсь вполне с тем, что мы, кавказские горцы (мусульмане в особенности), отстали в отношении цивилизации, как принято это называть.

Старушка за столом, с веселым (при данных обстоятельствах) спокойствием раскладывающая пасьянс, по остроумному замечанию одного из первых рецензентов, как бы подсказывает зрителю, что ей каждый вечер доводится слушать эти жаркие разглагольствования. Что-то нацеленное, пугающее в его острых, как сталь, глазах, прямо и смело встречающих взгляд зрителя, в его руках — одна в кармане, другая под пальто на груди (кто знает, что там у него в руках — кисет, помятая тетрадка с конспектом, мелочишка какая-нибудь, вываленный в табаке пятак и двугривенный или — револьвер, кинжал, самоделка, чиненная динамитом. ), во всей внутренней его напряженности, «сжатости». В статье очерчен символ веры русского интеллигента, человека «среднего сословия»: «Работать для этого бедного народа, служить ему и сердцем и (даже. ) мечом, а если нет меча, то и умом — вот была нянькина сказка, колыбельная песня всего, что носило в груди не кирпич, а сердце». Проводил — одинокий старик на вокзале, не более. Писатель присутствовал на «вечеринке», устроенной для того, чтобы организаторы побега вне подозрений скоротали вместе ночь накануне рискованного предприятия он видел, как в сторону тюремных ворот проехала пролетка, в нее был запряжен знаменитый своей резвостью рысак Варвар (на козлах вместо кучера сидел добрый знакомый Глеба Ивановича — доктор Веймар) Успенский добросовестно выполнял возложенную на него обязанность: изображая непонятливого прохожего, выспрашивал у стоявшего на посту городового, как поближе пройти на Садовую Побег в тот раз не состоялся, но и попытка устроить его осталась неизвестной жандармам.

Может быть, выпуклая грудь, красивая линия широких, расправленных плеч только убавили бы ощущение мощи, спрятанной в этом человеке. Позже он попал в Академию художеств и по окончании ее получил вольную. В их числе Н. А. Ярошенко – великий русский художник-передвижник. Не потому, что их стало меньше, а потому, что зрителей стало больше.

На другом письме Бирюков сам пометил: «Письмо это я писал под диктовку Льва Николаевича, с которого в это время писал портрет художник Ярошенко». В разработке проекта надгробия принимали участие художники Н. Дубовской и П. Брюллов. «Тем не менее, — замечает неблагосклонный критик, — странная картина очень нравится многим из публики». Часто из дома Ярошенко слышалось пение, музыка и оживленные разговоры. Расцвет «пропаганды» в деревне относится к семидесятым годам тогда же, в семидесятые годы, Репин задумал и начал свою картину. Лицо старого крестьянина, прозорливого и сильного духом. Волкова, занимался у И. Н.

Вступать в разговоры со старшими по этикету не полагалось. Учился живописи в Рисовальной школе Общества поощрения художеств у И. Н. Крамского и в Академии художеств (18671874).

Даже Глеб Успенский как прототип «Заключенного» (хотя сам факт, что выбор пал на него интересен) ничего не изменил ни в замысле произведения, ни в его оценках. Обсуждался вопрос об отдаче участников студенческих беспорядков в солдаты. Она дышит чем-то правдивым, свежим и теплым». «Толщина крепостных стен заменяет тысячеверстые расстояния Сибири», — писал «политический», отведавший одиночки. На Передвижной выставке 1892 года Ярошенко покажет картину «Мечтатель»: пожилой человек задремал за письменным столом, стол завален бумагами и книгами, на лице человека счастливая улыбка — усталость победила его после многих часов напряженной и желанной работы молодая женщина вошла в комнату и, стоя у двери, добро и нежно смотрит на спящего. Автор очерка «На литейном заводе», помещенного в «Отечественных записках», рассказывал: «Так называемые глухари — последний сорт заводских рабочих, обреченный на самым тяжкий, почти нечеловеческий труд и получающий за этот труд самое ничтожное вознаграждение.

Он пришел к передвижничеству, «полный бодрого, сознательного чувства». Разговор о репинском «Крестном ходе в дубовом лесу» возник в статье не случайно несколькими годами раньше Толстой в беседе высказывал те же мысли, противопоставляя репинскому полотну ярошенковское — «Всюду жизнь»: «Вот как должен действовать на вас художник» Эти размышления Толстого могли стать темой его бесед с Ярошенко в дни работы над портретом. В философских трудах Соловьева современники вычитывали эти напряженные искания, тревожное биение сердца, боль души.

В комнате «мутер»-матушки Анны Естифеевны над баулами, корзинками и завернутыми в клетчатые пледы постелями знакомых курсисток висел на стене фотографический портрет юной Марии Павловны, еще девицы Навротиной, — Мария Павловна на портрете была в белом и называлась «невестой Некрасова». Характерно, что его моделями всегда являются люди, духовно ему близкие (портреты художников И. Н. Крамского, 1876 В. М. Максимова, 1878 И. К. Зайцева, 1886 Н. Н. Ге, 1890 писателей Г. И. Успенского, 1884 М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1886 А. Н. Плещеева, 1887 В. Г. Короленко, 1898 и др. ). Для Спасовича, рассказывает Кони, «частный случай служил поводом для поднятия общих вопросов и их оценки с точки зрения политика, моралиста и публициста» — характерная особенность «этюдов» Ярошенко.

Хитрость в том, что, «раздвинув рамки», художник лишь подтвердил бы, что в России живут рядом злодеи, которые «довели себя» до решетки (о ярошенковском «Заключенном» критик так и говорит: «довел себя человек») и люди, «сияющие счастьем», что злодеи — несчастное исключение, а не вся Россия, запрятанная в арестантский вагон. Человек, возможно и честный, но переменчивый, вещавший всегда со страстным одушевлением, но очень уж разное вещавший, — в его речах слушатели находили много верного, но наиболее проницательные из них схватывали «неопределенность» его речей и проповедей, «стремление всегда стать на какую-то такую высоту, с которой всегда получается двоякое решение вопроса: и так и этак».

Русский художник, мастер социального жанра и портрета в духе «передвижников». Что же до наблюдений и выводов статьи, то, по наблюдению Черткова, «для тех, кто не проникся еще основаниями из которых вытекают эти определения, то есть для большинства читателей, эти выводы не убедительны». Он писал о «симпатиях и антипатиях, крепко осевших на дно человеческого сердца под впечатлением жизни и опыта», о живущей в художнике «страшной потребности рассказать другим то, что я думаю». Но сохранился карандашный набросок к картине «Проводил». Вместе с Анной Естифеевной помещалась и Сашенька Голубева, воспитанница Марии Павловны».

«Пишу не своей рукой и не потому, что болен, а пользуюсь временем, с меня пишут портрет, а я диктую Павлу Ивановичу» (то есть Бирюкову), — сообщал он в письме к воронежскому знакомому Русанову. Писательница В. Микулич (псевдоним Лидии Ивановны Веселитской), навестившая в эти дни Толстых, вспоминала: «За обедом говорили о картинах не помню, что говорил Ярошенко. Через два года после появления картины «Всюду жизнь» Чехов совершит свое поразительное путешествие на Сахалин, чтобы с цифрами и фактами в руках доказать жестокость и бессмысленность того, что одни люди присвоили себе право распоряжаться свободой и жизнью других людей в стране, где нет ни права, ни свободы, где всякая попытка освободиться от тюрьмы повседневной оборачивается или считается преступлением и заканчивается в тюремном здании с решетками на окнах, где неправедные судьи судят по неправедным законам, где, по словам Чехова, «сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски», «гоняли по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников».

(Кстати сказать, Глебом Успенским написан рассказ «Скандал» на тему картины Волкова «Прерванное обручение». ) В семидесятые годы Глеб Успенский уже известный писатель. Не установлено местонахождение эскиза картины, экспонированного на посмертной выставке произведений И. И. Ендогурова, И. И. Шишкина и Н. А. Ярошенко» в 1898 году и Выставке картин, этюдов и рисунков Н. А. Ярошенко в 1899 году (сведения в каталогах этих выставок даны без воспроизведения и указания размеров). Ярошенко осуждает «односторонность» воззрений Черткова на искусство, упрекает его в «барских взглядах» на устройство выставок их цели и значение, без обиняков объявляет Черткову, что тот относится к труду художников как «лицо с избытком обеспеченности». Крамской едва ли не единственный у нас способен «держать в своих руках школу», — писал тогдашний журнал, — он «родился учителем и делается им постоянно помимо воли».

В хоре критиков, по большей части не принявших портрета, резким диссонансом прозвучал голос защитника Ярошенко, публициста Богдановича: портрет Толстого, написанный Ярошенко, «из всех изображений знаменитого писателя едва ли не самый лучший, хотя при первом на него взгляде вы испытываете некоторое разочарование, — утверждал Богданович. — Перед нами не тот Лев Николаевич Толстой, каким мы его себе представляем. Как много говорит одно сопоставление его петербургских картин и портретов с его же кавказскими пейзажами. Он дал мне такого друга как Чертков», — говорил Толстой.

Написал, пока суд да дело, сестру Владимира Соловьева, Поликсену, начинающую художницу и поэтессу, печатавшую стихи под псевдонимом Allegro (у Поликсены Соловьевой на портрете, великолепно написанном Ярошенко, тот же глубокий, но только широко открытый людям взгляд, та же тяжеловатая складка губ). Но трагическое, потрясающее свойственно и дорого натуре Ярошенко, дарованию его. В этом фотографировании, скорей всего, никакой служебной цели не было, но трудно предположить, чтобы во время фотографических сеансов, тогда весьма длительных, у Ярошенко, художника, портретиста, не появилось желание передать, как внутреннее выражается во внешнем, найти это «настоящее представление». Замысел портрета наводит на размышления. Толстой объяснял картину «Что есть истина. » как «столкновение двух начал».

В то время Полтавский художественный музей им. Несмотря на детали могущество общего характера выступает более всего». «Бог дал мне высшее счастье. Это не исключает влияния рассказа на замысел картины, но и не дает основания говорить о «сильном впечатлении идей Л. Н. Толстого».

В статье страстно проповедуется много верного, но с той самой высоты, глядя с которой автор все время оставляет за собой «двоякое решение вопроса». На первый взгляд он повторил живописный портрет, но задний план — обстановка мастерской, орудия художества, подмалеванный холст с картиной «Что есть истина. » — отсутствует, черты лица Ге строже, суровее, взгляд тверже. К римлянам. Нестеров вспоминает среди гостей Ярошенко опять-таки Менделеева и Михайловского, Короленко, Павлова Ивана Петровича, физиолога и Павлова Евгения Васильевича, хирурга (запечатленного Репиным во время операции), актрису Стрепетову, химика Петрушевского. Набросок датируют 1887 годом — это год напряженной работы над картиной «Всюду жизнь».

Год 1877-й — время работы над «Кочегаром» — год крупных политических процессов. Победоносцев, как и новоназначенный министр народного просвещения Делянов, считал студентов «толпой извергов и негодяев». Мучительное безмолвие вокруг, потерянный счет дням (кажется, время остановилось), бездействие, как бы передающее узника во власть чужой воли и оттого постоянное, острое чувство нерешенности, неясности судьбы: эти чувства ведомы и ярошенковскому «Заключенному» — иначе его образ не согласовался бы с обстановкой, в которую он помещен, — но они, эти чувства, не поглощают, не подавляют его, не заполняют его целиком, не принуждают напрягать все силы для борьбы с ними. Оставив там молодую жену, художник месяц писал этюды в Сванетии. Не один Стасов — многие увидели в Суворине изображенном Крамским, — Суворина: имя его становилось уже нарицательным.

В ярошенковском «Кочегаре» — своя гармония и его «безобразная» искореженность громадным трудом, которого никто другой выполнить не в силах, не нарушает, даже подчеркивает эту гармонию. Похоронили художника в Кисловодске близ Собора Николая Чудотворца, недалеко от «Белой Виллы». Возле картин Ярошенко современники никак не могли удержаться в рамках разговоров и рассуждений о «живописном элементе» и хотя многие отзывы не обходились без упоминаний о «живописном элементе», без того, чтобы не сказать о слабости этого «элемента» в произведениях Ярошенко, без того, чтобы вообще не сказать о неумелости или — злее. Но ничего из акварельного в новый портрет Ярошенко не берет.

---