Напиши Кого Изобразил Итальянский Скульптор Бенвенуто Челлини
Челлини Бенвенуто – талантливый итальянский скульптор
Из чего проистекало, что множество раз я возвращался нагруженный прежирными голубями. Герцог не давал ему денег, необходимых для работы. «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентинца, написанная им самим во Флоренции» открывается горделивой генеалогией потомственного горожанина, род которого восходит к полулегендарным временам, когда зачинался город.
Повитуха, которая знала, что они ждут его девочкой, обмыв создание, завернув в прекраснейшие белые пелены, подошла тихонечко к Джованни, моему отцу и сказала: «Я несу вам чудесный подарок, какого вы и не ждали». Начал мой отец учить меня играть на флейте и петь по нотам и хотя возраст мой был самый нежный, когда маленькие мальчики обычно находят удовольствие в какой-нибудь свистульке и подобных игрушках, я имел к этому неописуемое отвращение однако, единственно чтобы слушаться играл и пел. Собрав все свои силы, Бенвенуто на четвереньках пополз к воротам стены, окружавшей Рим. На фоне блестяще образованных современников, мастеров пышного, закругленного, «правильного» стиля, автор «Жизнеописания» был человеком малограмотным. Если — принимая во внимание склонность автора мемуаров к хвастовству — можно и усомниться в совершенной точности передачи подобных дерзких выходок, то в общем свидетельства современников показывают, что он действительно «не умел изображать льстеца».
Итальянский скульптор Челлини Бенвенуто: биография, творчество и интересные факты
Но это, видимо, напраслины, возводимые на художника личными врагами. Мой удрученный и бедный добрый отец, явясь в Совет, упал на колени, прося помилования бедному молодому сыну тогда один из этих бешеных, потрясая гребнем замотанного куколя, встал с места и с некоими оскорбительными словами сказал бедному моему отцу: «Убирайся отсюда и сейчас же выйди вон, так как завтра мы его отправим на дачу с копейщиками». Таких работ я сделал много и делать их было очень трудно. Он лежал на тюфяке, брошенном на пол и пропитанном водой. Они «. На рисунке девять (рис. 9), на крайнем справа фото, представлено лицо человека, обнаруженное на барельефе «Спасение Андромеды» работы Челлини, Флоренция.
Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объёма. Как отмечает доктор, профессор сэр Джон Поуп-Хеннесси1, автор фундаментального труда о знаменитом флорентийце, отмеченного премией Вазари2: «нам неизвестно, как выглядел Бенвенуто Челлини, когда был еще относительно молодым человеком»3. Папу Павла III он, как утверждал кое-кто, назвал «разодетым снопом соломы» и тот ему в свое время это припомнил. И так как некий Джованбатиста, по прозвищу Тассо, резчик по дереву, юноша как раз моих лет, начал мне говорить, что если я хочу отправиться в Рим, то и он охотно пошел бы со мной этот разговор, который у нас с ним был, происходил как раз после обеда и так как я по причинам все той же музыки поссорился со своим отцом, то я сказал Тассо: «Ты мастер на слова, а не на дела». Характер Челлини был далеко не спокойный, а скорее даже буйным, что и не позволяло оставаться ему долго на одном месте, резко менять свой образ жизни и вновь пускаться вплавь по бурным волнам «этого бешеного времени» (как называет свою эпоху сам Челлини), не заботясь о том, к какому берегу они его прибьют.
Творчество великого скульптора Бенвенуто Челлини
На эти слова он мне сказал: «Что вы, мой Бенвенуто или вы считаете меня сумасшедшим. » На что я сказал: «Не сумасшедшим, а молодым» и я ему поклялся Богом, что ее я и в мыслях не имею, а вас мне будет очень жаль, если из-за нее вы сломаете себе шею. Этот Луканьоло поднял меня на смех, говоря: «Вот увидишь, Бенвенуто, к тому времени, когда ты кончишь эту работу, я потороплюсь кончить эту вазу, которую я начал, когда и ты свою вещицу и тебе на опыте станет ясно, какую пользу я извлеку из своей вазы и какую ты извлечешь из своей вещицы».
К XVI столетию изменилось само отношение художников к жизни. Но там уже давно поселился прево (верховный судья), который отказывается подчиниться приказанию короля. Его уверенность в своих силах постоянно сталкивается с проблемой взаимоотношений с заказчиком, а в более широком смысле— взаимоотношений с властью и с вопросом осознания себя гражданином. Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини: вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности. Спустя пару лет он расстригся. В глазах Челлини талант и гений выше всякого герцогского титула или кардинальского сана. Под каждой из них в картуши находится текст.
- Персей (скульптура Бенвенуто Челлини)
- ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ — ПРОРОЧЕСТВО БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ
- Челлини БенвенутоСкульптуры и биография
- ФОНТАН-ПАМЯТНИК БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ, ФЛОРЕНЦИЯ (, )
Сейчас мне нет надобности говорить ничего другого, как только то, что я со всяческим рвением и усердием старался освоиться с тем разнообразием и многоразличием искусств, о которых я говорил выше. Лишь в 1518 году он вернулся во Флоренцию. Необычайно интересна и колоритна в этом смысле глава 27-я книги 2-й его мемуаров.
Эти работы были гораздо красивее и гораздо прочнее турецких по многоразличным причинам. Заболев в Мантуе лихорадкой, он в раздражении громко «проклинал Мантую и того, кто ей хозяин» и вызвал гнев герцога («но в гневе, — замечает Челлини, — мы были равны»). На что сказанный синьор мне ответил: «Не теряй времени, Бенвенуто во-первых, не может быть, чтобы так, как она стоит, ветер от пушки ее свалил но если бы даже она свалилась, а там внизу стоял сам папа, беда была бы не так велика, как тебе кажется стреляй же, стреляй. » Я, не раздумывая больше, выпалил в самое солнце, как и обещал, точь-в-точь.
И если талант скульптора Челлини представлен великолепным Персеем, в обрамлении когорты скульптур, бюстов и барельефов то от наследия короля ювелиров осталась одна лишь фантастическая солонка Сальера, не считая пары медалей и чеканного оружия. Каковой Тассо мне сказал: «Я тоже поссорился со своею матерью и будь у меня столько денег, чтобы они довели меня до Рима, то я бы даже не стал возвращаться, чтобы запереть свою жалкую лавчонку». Имя ему было Франческо, сын Филиппо и внук Фра Филиппо, превосходнейшего живописца.
- Что нужно увидеть во Флоренции и почему: Персей Челлини
- Бенвенуто Челлини и его «Жизнеописание»
- Бенвенуто Челлини или Человек с нимбом
- Словари и энциклопедии на Академике
- Влияние предыдущего опыта мастера
- Скульптура Бенвенуто Челлини Персей
И — как венец его творческого развития — высокое искусство ваятеля. Он уже на службе при дворе кардиналов и пап, герцогов и королей.
Страницы мемуаров Челлини — это преимущественно рассказ о его делах, его «Труды и дни». Челлини вручают повестки — и вот он в зале суда.
- Бенвенуто Челлини — ученик Микеланджело
- Посмотрите, у Персея и Медузы — одно и то же лицо
- Челлини достоин славы первоклассного художника
- Книга Как избавиться от синдрома -
- Блог - – Синдром постоянного сексуального возбуждения
Юлио Романо, художник сказанный, уехал служить маркизу мантуанскому. Отсюда видно, что Бог ведет счет добрым и злым и каждому воздает по заслугам. Постамент украшен четырьмя небольшими скульптурами.
И вот, взяв лошадь, видя, что он мне не отвечает, я направился к римским воротам. Также и среди многих бронзовых медалей мне попалась одна, на которой была голова Юпитера. Тем временем я домогался, через посредство одного ученика Раффаэлло да Урбино, живописца, чтобы епископ Саламанка заказал мне большую вазу для воды, так называемую «аккуеречча», которые служат для буфетов и ставятся на них для украшения.
Превесело передал мне это извещение этот милый и чудесный мальчуган. Колотушек им, видно, при вспыльчивом нраве маэстро достается во время работы немало (а рука у него тяжелая. ), но это тоже в духе обычая. Но так как этот колючий терновник делал мне больно и я бесился, как бык, то уже было решился выскочить и бежать в это время Луиджи обнимал сказанную Пантасилею за шею, говоря: «Я тебя еще раз поцелую, назло этому предателю Бенвенуто».
По этой причине я играл много больше, нежели то делал прежде. Оба они свалились наземь, а Бакьякка, со спущенными штанами, вопил и убегал. Челлини недавно приехал во Францию и, несмотря на лестный прием у короля и ряд выгодных заказов, ему скоро стало здесь не по себе. Этот кардинал дал ему убежище и начал его лечить.
На протяжении нескольких веков Италия становится поставщиком даровитых художников и государственных деятелей для соседей и тип странствующего художника или артиста, как и тип крупного авантюриста (Казанова, Калиостро), связан с европейской культурой XVI–XVIII веков именно с Италией (вспомним «Египетские ночи» Пушкина). — в общем благоволил к земляку (отчасти в силу традиционных связей родов Челлини и Медичи) и отпускал ему грехи не только убийства, но и недозволенной гордыни, то отношения Челлини с новым папой Павлом III довольно скоро испортились непоправимо. Уже наступила ночь и тьма, а римские ворота не запирались. «Ужасающее величие» (terribilita) и «ярость» (furore), характерные для итальянского искусства XVI века и для этики «доблести», пронизывают и образ Челлини в этом эпизоде.
Эти слова ничуть не поколебали меня в моем решении, продолжая говорить ему то же самое. Теперь, когда он очень стар, он, конечно, не сумеет этого. Потом сказал: «О добрый сын мой, с этим в руке ты живи или умри». Это был отличнейший работник и честнейший человек, гордый и открытый во всех своих делах.
Также и эти слова дошли до ушей папы Климента, каковые подвигли его на великий смех. Невольно вспоминается бессмертное творение режиссера Уайлера с Питером О, Тулом, Одри Хепберн и Венерой Челлини, срисованной с бабушки главной героини. Поистине — Терминатор. Тотчас же он пришпорил конька, на котором сидел и во весь опор поскакал прочь.
Италия XVI века представляла собой арену разнообразных и острых политических столкновений. Когда я вернулся в мастерскую, у Луканьоло были в свертке деньги, полученные за вазу и, когда я вошел, он сказал: «Дай-ка сюда для сравнения плату за твою вещицу рядом с платой за мою вазу». Немало драматических страниц посвятил Персею Челлини. Но принятых мер оказывается недостаточно и тогда король советует Челлини: «Поступите по вашему обычаю» Исход этой распри решает уже упомянутый длинный кинжал Челлини Таковы нравы. Меньше всего это человек книжной культуры.
С отвращением он сообщает об этой страсти французов к тяжбам: тяжбы даже продают и «дают в приданое», а кто не умеет судиться — пропащий человек. Так же и этот новый мой учитель сказал несколько слов, говоря, что он меня не звал и что я сделаю ему удовольствие, если вернусь к Фиренцуоле. Такое представление о назначении человека и вся этика «доблести» связаны с безграничной верой в себя, в свои творческие силы. Персей держит только что отрубленную (как мы можем догадаться по потокам крови) голову медузы, высоко подняв её над собой.
Это был ларец, копия с порфирового, который перед дверьми Ротонды. Факт, что горожане восторженно восприняли новый символ Флоренции, а мрачный тиран герцог Козимо I Медичи даже выплатил автору 3000 скудо (против запрошенных 10 тыс. ). Бенвенуто не имел возможности нанять достаточное количество подмастерьев.
«Насколько больше заслуги построить дом, чем обитать в нем Благородство — атрибут доблести», — учил гуманист Поджо Браччолини. А мой отец ему сказал: «Я утешаюсь тем, что наверняка вы этого не знаете». Эти слова — «служу тому, кто мне платит» — первым из художников Возрождения сказал, кажется, Леонардо да Винчи.
Я сказал брату: «Иди со мной» и так мы расстались с бедным отцом и, вместо того чтобы дать нам сколько-нибудь денег, потому, что у него их не было, он дал нам свое благословение. И вот, учинив мне здоровый разнос, они послали нас к секретарю я же, бурча, все время говорил: «Это была пощечина, а не кулак», так что Совет продолжал смеяться. Благородным человек себя делает своими великолепными делами». Это в высокой мере пристрастный и эмоциональный стиль человека, который прошел жизненный путь в борьбе с врагами и завистниками, в борьбе с самой судьбой, как бы руководствуясь надписью на одной из своих медалей: «Fortunam virtute devicit» — «Доблестью судьбу победил».
Его изобретательный и пытливый ум постоянно ищет все новых сфер деятельности. Эта публикация, сделанная еще на основе искаженного списка, вызвала, однако, всеобщий интерес и в 1771 году появился первый английский перевод мемуаров, а в 1803 году — немецкий (Гёте). Флорентийцы были настолько поражены огромной творческой энергией, проявленной Челлини, что говорили о нем: «Это не человек, а сущий дьявол, так как он сделал то, что искусство не могло сделать». Горе тем, кто хочет поживиться приданым своей жены. Свою автобиографию «Жизнь Бенвенуто», скульптор писал, пребывая в глубокой депрессии.
Причиной тому была служба этой проклятой музыке. Рассвирепел епископ и угрозы и препирательства были великие. Челлини не историк своего времени. На это он мне говорил: «Так, значит, ты не любишь играть. » На что я говорил, что нет, так как это казалось мне искусством гораздо более низким, чем то, которое у меня было в душе. Во Флоренции Челлини продолжает свою карьеру ювелира, но при этом он занимается и созданием крупномасштабных скульптур, став конкурентом известного мастераБаччо Бандинелли (1493–1560).
На это мой отец ответил: «Худое дерево никогда не приносило доброго плода, а наоборот и еще я тебе скажу, что ты худой человек и дети твои будут безумные и бедные и придут за подаянием к моим дельным и богатым детям». Эта рана и была причиной, почему больше, чем все остальные, этот мессер Бенвеньято ругался на этот их перуджийский лад, говоря: «Клянусь господним, я хочу, чтобы Бенвеньято научил Бенвенуто, как жить». Сказанную вазу отнесли к Саламанке, каковой пожелал, чтобы ее оценили. И когда я уходил, она сказала, что на этот раз она не хочет оказать ему такую милость.
По своему происхождению и жизненной школе он ближе стоял к простому народу. С детства у мальчика стали проявляться способности к музыке. Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит свое произведение не единым объемом, но объединением значимых частей. Если мы рассмотрим постамент, то можем придти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами.
«Ему так невесело, что на этот раз мне хочется, чтобы он посмеялся». Ему нельзя отказать в большой храбрости, он сам пишет о себе, что «не знал, какого цвета бывает страх».
Мемуары Челлини в этом смысле — удивительно характерный исторический документ. Челлини удалось создать, пожалуй, наиболее искрометную автобиографию из всех произведений подобного жанра, появившихся в 16 веке.
Он сразу принялся за свое художество и сделал зеркало, около локтя в поперечнике из простой и слоновой кости, с фигурами и листьями, великой тщательности и прекрасного рисунка. Независимо от оценки критика — осуждает ли он такую позицию «по ту сторону добра и зла» или восхищается ею, — это чудовищная модернизация, это искажение реального образа автора мемуаров. Несмотря на то что все подозрения были сняты, ювелир провёл в тюрьме целых три года. Над «Персеем», например, он работал девять лет, давая при этом пищу злословию соперников и завистников, утверждавших, что он, золотых дел мастер, не справится с таким большим скульптурным замыслом. Получив «да», он с превеликими криками поднял меня на руках, говоря: «Да здравствует синьор. Болонья, Пиза, Рим, Париж, Флоренция.
Они очень гордились, когда видели, как юноши вроде меня приходят учиться в их дом. Но спокойно работать ювелиру мешали некоторые события его беспокойной жизни.
В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт. Саламанки испанца. И, протянув руку, передал ему в платке сто золотых камеральных скудо и сказал: «Подели их так, чтобы и он получил свою долю».
А так как он имел некоторые познания в латинском языке, то вокруг сказанного зеркала он сделал латинский стих, который гласил: «В какую бы сторону ни вращалось колесо Фортуны, Добродетель стоит твердо». Пересказывать его чудесную (в полном смысле этого слова) историю — дело неблагодарное: всё, что говорится о Бенвенуто Челлини, бледнеет в сравнении с тем, что Бенвенуто Челлини написал о себе сам. В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт.
Так, к своему неудовольствию, я продолжал играть до пятнадцатилетнего возраста. Узнав об этом, мой отец, вооружившись, отправился к нему и, в присутствии его отца, которого звали Никколайо да Вольтерра, трубач Синьории, сказал: «О Пьеро, мой дорогой ученик, очень меня печалит твоя беда но, если ты помнишь, я еще недавно тебя предупреждал и все-таки случится между твоими детьми и моими то, что я тебе сказал». Он совсем не похож на свой психологический образ, который складывается в голове читателя по мере знакомства с искрометной автобиографией Челлини «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции»9. На это Фиренцуола сказал: «Я у тебя просить тебя не желаю и ты ни за чем больше ко мне не показывайся». Случилось, что сказанные знатные люди и синьоры, положив ее рядом с медалью удивительного Карадоссо, сказали, что моя гораздо лучше сделана и много красивее и чтобы я потребовал все, что хочу, за свои труды так как я так им угодил, что они хотят угодить мне так же.
Да и как ему с ними ладить, если ему предлагают быть всего лишь только «исполнителем» замыслов заказчика или его советников, а это явная «придворная чепуха». От этих слов мой отец пришел в такое негодование, видя, что также и я того же мнения, что и Пьеро, что с великим гневом сказал ему: «Я всегда знал, что это ты мне препятствовал в этой моей столь желанной цели и это ты сделал так, что меня устранили с моего места во дворце, платя мне той великой неблагодарностью, которой принято вознаграждать великие благодеяния. Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма. Но самым сильным ударом судьбы был арест. Но еще незадолго до рождения Челлини идеал этот красноречиво формулирует Пико делла Мирандола в речи «О достоинстве человека»: человек «по собственному произволу чертит границы своей природы», «по собственному желанию избирает место, дело и цель» своих занятий. На что я сказал, что я сделал для него не то, что хотел бы, а то, что мог и что долг человеческих тварей помогать друг другу я ему только Напомнил, чтобы этим благодеянием, которое я ему оказал, он отплатил кому-нибудь другому, кто будет нуждаться в нем самом, как сам он нуждался во мне и чтобы он любил меня как друга и таковым меня считал.
Теперь вернемся к Пьеро Торриджани, который, с этим моим рисунком в руке, сказал так: «Этот Буонарроти и я ходили мальчишками учиться в церковь дель Кармине, в капеллу Мазаччо а так как у Буонарроти была привычка издеваться над всеми, кто рисовал, то как-то раз среди прочих, когда он мне надоел, я рассердился гораздо больше обычного и, стиснув руку, так сильно хватил его кулаком по носу, что почувствовал, как у меня хрустнули под кулаком эти кость и хрящ носовые, как если бы это была трубочка с битыми сливками и с этой моей метиной он останется, пока жив». Прав Гёте, отмечая глубокую внутреннюю связь характера Челлини и его этики с правовым и политическим состоянием переходного времени. Так как я непрерывно продолжал действовать своими орудиями, то, благодаря им, за целый месяц, что мы были осаждены в замке, со мной случилось множество величайших приключений, которые все стоят того, чтобы о них рассказать но, не желая быть столь пространным и не желая оказываться слишком в стороне от моего художества, я опушу большую их часть, говоря только о тех, которые меня вынуждают, каковые будут наименьшие числом и наиболее замечательные. И дал мне делать прекраснейшую серебряную работу для одного кардинала. Правая рука с мечом отведена чуть назад.
Наконец, восковая модель Персея была готова, оставалось отлить фигуру из бронзы. Мой отец очень рассердился и считал, что они учинили ему великую обиду. И так они мне устроили небольшую пеню в четыре меры муки, каковые должны были быть пожертвованы в пользу монастыря Заточниц. С какой теплотой он рассказывает о сестре и ее семье, которой он помогает всю жизнь. Так он ушел из его дома и оба они бурчали друг другу неистовые слова. Республиканские городские вольности сменяются деспотией мелких князей (во Флоренции устанавливается власть Медичи). В Италии на «эти самые дела» смотрели часто сквозь пальцы и наказание обычно сводилось к изгнанию из города буйство ему легко сходило с рук.
Подобные заявления чередуются с обычными проклятиями власти денег и заключают в себе существенный оттенок: у этих «наемных» художников, «кондотьеров искусства», каким является и Челлини, нет внутреннего уважения к тем, кому они создают памятники своими творениями, кого они славословят в литературных посвящениях. Но я не подымал головы, чтобы на него взглянуть и не отвечал ему ни слова. Я ему напомнил про мои деньги. Дважды он перебирается во Францию, часто пробует обосноваться в Риме. Неудивительно, что при таком «очень странном» для придворной среды характере Челлини не удается ужиться и при французском дворе, где вскоре он создал себе непримиримого врага в лице фаворита короля. Гордым, смелым, неистовым, режущим правду–матку в лицо.
Второй дворец – палаццо Питти — построил Филиппо Брунеллески. С 1529 по 1537Бенвенуто становится участником ряда происшествий и драк, однако папское вмешательство помогает избежать наказания. Тогда истерзанный сказанными колючками и вынужденный сказанными словами этого юноши, выскочив вон, я поднял шпагу громким голосом я сказал: «Всем вам конец». Значение слова «вирту» для Возрождения (как и всякое богатое в своей исторической конкретности понятие) может быть только приблизительно передано современным русским словом «доблесть».
Этот был из деревни и еще малым мальчишкой пришел работать к маэстро Санти. Отсюда и господство в мемуарах чисто повествовательного начала.
Совет Восьми осудил Бенвенуто за серьёзную драку. Эту эпиграмму прочла вся Флоренция. Хотя на это немного и рассердился Андреа Челлини, каковой был чуточку горяч, несколько дней спустя Джованни взял себе жену и никогда потом не требовал никакого больше приданого.
Я продолжал весь этот день когда настал вечер, в то время как войско вступало в Рим через Трастевере, папа Климент, поставив начальником над всеми пушкарями Некоего римского вельможу, какового звали мессер Антонио Санта Кроче, этот вельможа первым делом подошел ко мне, учиняя мне ласки он поместил меня с пятью чудесными орудиями на самом возвышенном месте замка, которое и называется «у Ангела» и это место обходит весь замок кругом и смотрит и в сторону Прати и в сторону Рима он дал мне под начало сколько нужно людей, которыми я бы мог командовать, чтобы помогать мне ворочать мои орудия и, велев выдать мне плату вперед, отпустил мне хлеба и немного вина и затем попросил меня, чтобы я как начал, так и продолжал. Когда я вошел, рядом со мной был мой Паулино с серебряной вазой. Когда я там прожил несколько дней, мой отец взял меня от сказанного Микеланьоло, как человек, который не мог жить без того, чтобы не видеть меня постоянно. Если мы рассмотрим постамент, то можем прийти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами.
Окно было настолько близко от стола, что, приподнявшись немного, я увидел на улице этого сказанного Луиджи Пульчи вместе со сказанной Пантасилеей и услышал, как из них Луиджи сказал: «О, если этот дьявол Бенвенуто нас увидит, горе нам. » А она сказала: «Не бойтесь, слышите, как они шумят: они заняты всем, чем угодно, но только не нами». Это явно не его сфера. Работая в ту пору у многих разных лиц во Флоренции, где я знавал среди золотых дел мастеров нескольких честных людей, как этот Марконе, мой первый учитель, другие, которые слыли очень хорошими людьми, наживаясь на моих работах, грабили меня как могли изрядно.
Его «Жизнеописание» изобилует стычками с сановными советниками двора и в уста папы Климента VII он вкладывает собственную презрительную оценку придворных: «Больше стоят сапоги Бенвенуто, чем глаза всех этих прочих тупиц». В своих записках Челлини неоднократно предупреждает, что он не историк, что пишет «только свою жизнь» и «то, что к ней относится». И так как они хотели что-то предпринять, так как их было много, то я, вспылив, взялся за ножик, который у меня был при себе, говоря так: «Если кто из вас выйдет из лавки, то другой пусть бежит за духовником, так как врачу тут нечего будет делать». Услышав великий шум, который происходил на этом дворе внизу, добрый синьор Орацио с великой поспешностью побежал вниз а я, высунувшись наружу, там, где упала бочка, услышал некоторых, которые говорили: «Хорошо бы убить этих пушкарей». Флоренция, признание у прославленных мастеров ее «чудесной школы», влечет его к себе и он часто приезжает в родной город, но не задерживается в нем подолгу.
В его жизни и в искусстве, как и в мировосприятии этой эпохи в целом, переизбыточность считалась нормой. Проспер Мериме писал в предисловии к Хронике царствования Карла IX. Маньеризм — что тут скажешь. Согласно древнегреческому мифу, Персей убил Медузу, существо с ужасным лицом, от одного взгляда на которое люди превращались в камень. Затем он опустил форму в яму и поставил около ямы горн, сделанный им по собственным чертежам и соединенный глиняными трубами с формой. И, наведя дуло этой пищали на их домоправителя и делая вид, будто я готовлюсь выстрелить, сказал: «А ты, разбойник, который их науськиваешь, я хочу, чтобы ты умер первым».
Мой отец сказал: «О дорогой сын мой, я тоже был хорошим рисовальщиком но для прохлаждения от этих столь удивительных трудов и из любви ко мне, который тебе отец, который тебя родил и вскормил и положил начало стольким достойным дарованиям, на отдыхе от них, неужели ты мне не обещаешь взять иной раз эту самую флейту и этот нежнейший корнет и, к некоторому усладительному своему удовольствию, услаждая себя, поиграть. » Я сказал, что да и весьма охотно из любви к нему. Флорентийский золотых дел мастер и скульптур Бенвенуто Челлини (1500–1571) был несомненно высокоодаренным художником, но имя его не стоит в первом ряду великих мастеров итальянского Возрождения. Двигаться он не мог, так как нога еще не зажила. Хотя великое удовольствие, которое я извлекал из этой моей пищали, казалось бы, отклоняло меня от моего искусства и от моих занятий, — и это правда, — но зато оно в другом роде давало мне нечто гораздо большее, чем то, что оно у меня отнимало причиной тому было то, что всякий раз, как я отправлялся на эту свою охоту, я премного улучшал свою жизнь, так как воздух сильно мне способствовал.
Здесь он с отчаянием заметил, что замок окружен с этой стороны еще двумя высокими стенами. Благородная римская дама тогда сказала: «Будь я на месте этого юноши, я бы ушла себе с Богом».
«Рвением и усердием» в работе он всегда достигает высшего совершенства и заставит всех признать, что он не только сравнялся с античными художниками, но и превзошел их ибо и античное искусство — перед которым он вместе с другими мастерами Возрождения преклоняется. В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт. В отношениях с помощниками и слугами он верен традиции «доброго старого времени»: с Феличе (в Риме), с Асканио (в Париже) он обращается как с родными детьми. Последняя работа привлекает внимание папы Климента VII.
Когда он полечил меня и ушел, тотчас же явился один мой дражайший друг, по имени Джованни Ригольи, каковой, огорчась и моей великой болезнью и тем, что меня покинул так одного мой товарищ, сказал: «Будь покоен, мой Бенвенуто, я от тебя не отлучусь, пока не увижу, что ты поправился». Подсвечники эти были богато отделаны, насколько требуется для такого рода работы. Мы оба весело посмеялись и она мне заказала еще несколько красивых и хороших работ. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми». Он был величиной с крупный орешек и голова была так хорошо сделана, как только можно вообразить: сделана она была под Минерву. Раз ваша милость мне говорит, что эта простая речь о моей жизни больше вас удовлетворяет в этом чистом виде, нежели будучи подскобленной и подправленной другими, что показалось бы не настолько правдой, насколько я писал так как я старался не говорить ничего такого, чтобы мне памятью идти на ощупь, а говорил чистую правду, опуская большую часть некоих удивительных происшествий, которым другие, которые бы это делали, придали бы этому большую важность но имея сказать столько великих вещей и чтобы не делать слишком большого тома, я опустил большую часть малых.
Многие искусствоведы при сравнении окончательного варианта статуи с её моделями, отмечают, что развитие в них пластической темы – пример перехода ренессансных форм к насыщенной, даже, возможно, загроможденной деталями скульптуре. И, уходя во гневе, сказал ему, что скоро он это увидит.
Группа стоит на постаменте. были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тридцать лет скитаний по разным городам Италии.
Почему он не остается во Франции и не обретает здесь второй родины, как, например, его соперник болонец Приматиччо, декоратор дворца Фонтенбло или художник Джованбатиста Россо, не менее известный под офранцуженным именем «мэтр Ру». Все эти различные художества я с превеликим усердием принялся изучать. Вдруг мне показалось, что он в ужасном обличии меня устрашает и говорит: «Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет отцовское проклятие, а если сделаешь, то будь благословен от меня навеки». Две сохранившиеся модели «Персея» — бронзовая и восковая, — в особенности последняя, производят благодаря малому размеру и простоте позы лучшее впечатление, чем сама статуя. Его лицо обращено к распластанному под ногами телу.
Во всех этих суждениях мы узнаем традицию флорентийской культуры, ее антифеодальные идеи. Жизнеописание ювелира и скульптора Бенвенуто Челлини (1500–1571)— одно из самых замечательных произведений литературы XVI века, в полной мере отражающее дух итальянского Возрождения. Но Бенвенуто был так силен духом и телом, что перенесенные испытания не сломили его.
Так мы находим и так полагаем, что происходим от доблестного человека. Его лицо обращено к распластанному под ногами телу. «Не в богатстве, не в занимаемой должности, а единственно только в доблести духа заключается благородство (Кристофоро Ландино).
Этот человек выделывал исключительно чеканные медальки из пластин и многое другое: он сделал несколько «паче» исполненных полурельефом и несколько Христов в пядень, сделанных из тончайших золотых пластин, так хорошо исполненных, что я считал его величайшим мастером, которого я когда-либо в этом роде видел и ему я завидовал больше, Чем кому-либо другому. Прямо против этого дома был сад некоего трактирщика, которого звали Ромоло сад этот был обнесен густой терновой изгородью, в каковой я и спрятался стоя, поджидая, пока сказанная женщина вернется домой вместе с Луиджи. Разные виды многогранного ювелирного мастерства, резьба печатей и медалей, чеканка монет.
Встретив водоноса, он уговорил последнего отнести его во дворец одного из кардиналов. На ней я отправился к живописцу Россо, каковой жил за Римом в сторону Чивитавеккьи, в одном местечке графа делльАнгвиллара, называемом Черветера и, отыскав своего Россо, каковой чрезвычайно обрадовался, я ему вот таким образом сказал: «Я приехал делать с вами то же самое, что вы делали со мной столько-то месяцев тому назад». Противоречие между натурой Челлини и его местом в жизни движет его биографию и определяет его «превратную и кусачую судьбу». Cкульптура «Персей», расположенная возле нового главного дворца (резиденция герцогов переехала из палаццо Медичи в символ бывшей республиканской вольности— Палаццо Синьория) становится программным памятником Козимо I Медичи.
Немного дней спустя умер папа Юлий II. Когда мы пришли в Сиену, Тассо сказал, что натрудил себе ноги, что дальше идти не хочет и просил меня ссудить его деньгами, чтобы вернуться на что я сказал: «Мне тогда не хватит, чтобы идти дальше а тебе следовало подумать об этом, трогаясь из Флоренции но если это ты из-за ног решаешь не идти, то мы найдем обратную лошадь в Рим и тогда у тебя не будет повода не идти». А мой отец ему: «Век буду благодарить Бога, что он его вызволил». Он несколько раз впадал в отчаяние и готов был бросить работу и уехать, но затем вновь обретал мужество, чтобы «сразиться со своей судьбой».
Жить для него значит действовать. Жизнь Бенвенуто Челлини вел беспокойную и кочевую. Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объем (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. Папа прислал ему сказать, чтобы он ехал туда и благо ему будет.
Малое время спустя неблагодарный Пьеро от этого увечья умер. Челлини заключают в тюрьму, где его долго держат как человека опасного. Гордость за Флоренцию, которая «поистине всегда была школой величайших дарований» и даже известное высокомерие по отношению к другим городам (отзвуки традиционных распрей) нередко чувствуются в «Жизнеописании». Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит своё произведение не единым объёмом, но объединением значимых частей.
Этот идеал великих дел предполагает натуры цельные и решительные. Ростом он был мал, но хорошо сложен. Бурная политическая жизнь итальянских городов-синьорий, как известно, послужила прологом к истории буржуазного прогресса в Европе и среди итальянских городов — за Флоренцией наибольшие заслуги как за мастерской передовых идей Возрождения, недаром ее иногда называют «яйцом нового времени». Когда мы подошли к сказанным воротам, часть врагов уже вступила в Рим и наседала на нас. Не говоря уже о побеге из замка Святого Ангела или о рукопашных схватках с врагами, где Челлини неизменно оказывается победителем ибо «никогда не знал, какого цвета бывает страх», он еще в детстве совершает подвиги, напоминающие Геркулесовы и впоследствии, ни много ни мало, вступает в прямые сношения с силами ада и неба: некромантические заклинания в Колизее и лицезрение Христа в тюрьме — «вещь величайшая, какая случалась с другими людьми» (после чего над его головой, как он сообщает, засиял нимб, как у святого). Видя это, я отошел от них и относился к ним как к мошенникам и ворам. Уже весь мир был под оружием.
И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся). Сказанный Джанъякомо в точности сказал ему мое имя. А большинство его собственных ювелирных шедевров повторит судьбу папских тиар.
И я, чтобы не лишать их такой славы, молчал и восхищенно ими любовался. Как мы узнаем в начале «Жизнеописания» от самого автора, Челлини приступил к автобиографии в возрасте пятидесяти восьми лет, то есть в 1558 году. Челлини часто торопят заказчики, но он с этим не считается, наверное памятуя, что «удивительный» и «великий» Леонардо да Винчи почти четыре года готовил картон для фрески «Битва при Ангиари» и столько же лет писал портрет «Джиоконды», что «Тайная вечеря» создавалась целых десять лет, а макет колоссального памятника Франческо Сфорца — целых шестнадцать, да и то остался незавершенным.
Как настоящий человек эпохи Ренессанса, питая большое уважение к «учености», к «культуре», к развернутому, богатому, но соразмерному слогу, Челлини, особенно в рассуждениях, пробует свои силы в сложном цицероновском периоде, однако, запутавшись в нем, вырывается на волю, так и оставив словесное здание недостроенным. Так решили, такое имя дало мне святое крещение и так я и живу с помощью божьей.
Герцогу Козимо, в ответ на его сомнения, он прямо дает понять, что «его светлость» «не разбирается в искусстве». Артиллерийское искусство, к которому он, по его признанию, даже «более склонен», чем к ювелирному. Здесь познается, как звезды не только направляют нас, но и принуждают. Вывеской этой гостинице служило солнце, красного цвета, намалеванное между двух окон. Была эта ваза украшена двумя красивыми ручками и множеством машкер, больших и малых и множеством красивейших листьев, такой прелести и изящества, какие только можно себе представить и я ему сказал, что это самая красивая ваза, которую я когда-либо видел.
Плеяда блестящих мастеров Кваттроченто существовала просто и скромно, пока новый век не привнёс в жизнь богемы стремление к роскоши и излишествам. Он накопил много простынь, разрезал их на длинные полосы и спрятал в своем тюфяке. Едва Принцивалле делла Стуфа, каковой был в числе Восьми, дал мне договорить «пощечина», как он сказал: «Ты ему не пощечину дал, а ударил кулаком». Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объем (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. Сцены, посвященные беседам художника с духовными и светскими князьями (например, та, где приводится суждение папы Павла III, что мастера, «единственные в своем художестве, не могут быть подчинены закону», цитируемое историками и критиками), незабываемы и полны исторического колорита. Настолько, что он даже собирается поскорее закончить начатые работы и вернуться в Италию, «не в силах будучи ужиться со злодействами этих французов» (в устах Челлини эта жалоба звучит весьма забавно).
Как мы дальше увидим, это в значительной мере определило биографию Челлини, его непоседливый образ жизни, его судьбу, в которой он наивно усматривает влияние «зловредных звезд». Хвастун, мистификатор и плут. Бенвенуто почувствовал, что болезнь его прошла и отправился спать ибо ночь уже близилась к концу. Хотя искушённому зрителю видны подражания Микеланджело, которого Челлини боготворил, некая несоразмерность туловища и конечностей, вымученность неудобной позы и совсем уж незначительная голова внезапно симпатичной Горгоны. Джованни, который стал моим отцом, больше, чем который-либо из остальных, занимался им. С другой стороны, отчасти основываясь на указаниях из «Жизнеописания», такие исследователи, как Плон и другие, могли установить в целом ряде случаев его авторство.
Не в этом ли универсальный секрет успеха. «Этот дьявол Бенвенуто не выносит никаких замечаний Нельзя же быть таким гордым с папой».
Она им конгениальна. Образ Челлини, как и воплощенная в нем ренессансная этика «доблести», представляют своими достоинствами, как и своими пороками определенную ступень общественного сознания переходной эпохи: его завоевания и достижения и его примитивность сравнительно с позднейшим развитием. Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф) – пример работы мастера, который мыслит своё произведение не единым объёмом, но объединением значимых частей. Все те лица, которые были при этом, радостно его спрашивали, какое ему дать имя. Его родина там, где есть заказы. Как я теперь могу явиться к кардиналу. » На что сын сказал: «Куда больше, отец, стоит этот мой учитель, чем сколько есть кардиналов в Риме».
Я сказал, что родился свободным и таким же свободным хочу и жить и что на него жаловаться нельзя а на меня и того меньше, так как мне по условию причитается еще несколько скудо и, как вольный работник, я хочу идти, куда мне нравится, раз я знаю, что никому не причиняю ущерба. Так и сделали. Тотчас же обернувшись к сыну, он сказал ему: «О сын предатель, ты меня разорил. Творческая работа Бенвенуто перемежалась со ссорами, драками и скандалами. Став для них в одночасье Бенвенуто (желанным).
Едва ли малообразованный Челлини читал философские трактаты. Случилось однажды, что, когда я стоял облокотясь у лавки одного из них, он меня окликнул и стал то попрекать меня, то стращать на что я отвечал, что если бы они поступили со мной как должно, то я говорил бы о них, как говорят о хороших и честных людях а так как они поступили наоборот, то пусть пеняют на себя, а не на меня. Мессер Бенвеньято, видя, что зал наполняется таким множеством людей, сказал: «Мы просим вас о мире и ни о чем другом». Челлини, обладавший многосторонним дарованием и способностью легко и успешно усваивать новые, ранее незнакомые ему области изобразительного искусства, работал ревностно и находил удовольствие в преодолении встречавшихся трудностей: «сказанные великие трудности мне казались как бы отдыхом», — пишет он. — Человек эпохи Возрождения, — подведут итог знатоки исторических коллизий и замшелых артефактов. В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт.
И так мессер Бенвеньято обещал, что суд римского губернатора не будет меня беспокоить. Несомненно, что о своих драках автор мемуаров рассказывает с удовольствием, не без гордости сообщая, как он один ворвался в дом к оскорбителю, где, орудуя кинжалом направо и налево, нагнал страху, как «в судный день» и вышел победителем против дюжины противников. По другой версии — родственник барона Мюнхаузена.
Живя при дворе пап и владетельных особ, он прежде всего достаточно несдержан в речах и поступках. Вот уж где полный какус. Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма. Уже само начало мемуаров знаменательно: «Все люди всяческого рода, которые сделали что-либо доблестное (virtuosa) или похожее на доблесть (virtu), должны бы описать свою жизнь».
Спустя некоторое время после ареста, Челлини стал готовиться к побегу из крепости. Тотчас же обернувшись и видя, что он этому смеется, я так хватил его кулаком в висок, что он упал без чувств, как мертвый затем, повернувшись к его двоюродным братьям, я сказал: «Вот как поступают с такими ворами и трусами, как вы». Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини – изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объёма. Пока же начну о том, как Богу было угодно, чтобы я родился. Прекрасным примером флорентийского маньеризма является бронзовая статуя «Персей с головой Медузы», выполненная дляКозимо I. Это творение помогло Челлини добитьсявсеобщего признания по всей Италии. По углам находятся четыре головы козлов. Когда все было готово, Бенвенуто ночью открыл дверь и выбрался на крышу.
На этом маленьком дельце я много приобрел. Последний день — так как потом я туда больше не ездил — на меня напало множество людей, каковые, перерядившись, сошли с мавританской фусты и когда они уже думали, что как бы загнали меня в некое ущелье, каковое казалось невозможным, чтобы я ушел из их рук, я вдруг вскочил на свою лошадку, решившись на опасный шаг или тут же спечься или свариться, так как видел мало надежды избежать одного из этих двух способов и, божьей волей, лошадка, та самая, о которой я сказал выше, скакнула так, что невозможно поверить так что я, спасшись, возблагодарил Бога. В эту пору я много развлекался музыкой и такими удовольствиями, подобными ей. Герцог так до конца и не расплатился за сделанную для него статую «Персей». В конце концов, кардинал выдал Челлини папе, получив за это выгодную церковную должность.
Титан Позднего Ренессанса, предтеча надвигающейся эпохи Барокко. И так как он «по природе немного вспыльчив» — замечание это не может не вызвать улыбки у читателя, — а «распалясь», он «становится как аспид» или «как бешеный бык», то дело часто кончается худо и на его совести есть несколько убийств, хотя не видно, чтобы это его особенно тревожило. В руке у меня был нож, каковым я услужал себе за столом.
Когда мы вошли в зал, первым сказанный вельможа, а я за ним, он сказал такие слова: «Да хранит вас Бог, синьоры мы к вам явились, Бенвенуто и я, каковой люблю его, как родного брата и мы готовы сделать все то, на что будет ваша воля». О ранней карьереЧеллини в Риме известно немного. Тогда Бенвенуто приказал собрать все имевшиеся в доме оловянные блюда, чашки и тарелки. В это время проходил по улице отец этого моего ученика, каковой был врачом кардинала Якоаччи и жил у него на жалованье и ученик этот и сказал отцу: «Зайдите, отец, посмотреть Бенвенуто, которому нездоровится немного и, он лежит». Ему легко прощают убийства, но не строптивость и дерзкую независимость.
У этого юноши была под накидкой чудесная шпага и отличнейшая кольчуга и когда они пришли ко мне, мой отважный отец рассказал мне, как обстоит дело и что ему сказали господа Совет затем он поцеловал меня в лоб и в оба глаза сердечно меня благословил, говоря так: «Сила божья тебе да поможет». На другой за тем день, здоровый и веселый, я вернулся в Рим. С другой стороны, дождь хлестал с такой силой, был такой ветер, что горн остывал.
Таким образом, «сделав из необходимости добродетель» — употребляя любимое выражение автора, — Челлини оказывается не на высоте положения как придворный художник. По этой причине молодому человеку пришлось бежать из города, переодевшись монахом.
В 1537 году во время поездки во Флоренцию его мучила ужасная лихорадка. Отдельную главу мастер посвятил жадности Медичи. Но в целом, однозначно, — шедевр. Не имея дамы сердца, скульптор погряз в беспорядочных половых связях.
Я его попрекнул, говоря ему: «Раз уж вы меня сюда привели, необходимо сделать что-нибудь по-мужски» и, направив свою аркебузу туда, где я видел более густую и более тесную кучу боя, я прицелился в середину, прямо в одного, которого я видел возвышавшимся над остальными так как туман мешал мне разобрать, на коне он или пеший. Я же, собираясь не спешить и ее не отдавать, сказал, что торопиться не желаю.
И вдобавок меня постигло еще и то, что начался пожар в мастерской. Тем временем сказанный Луиджи Пульчи, поправившись, каждый день ездил на этом своем вороном коне, который был так хорошо объезжен. Через три месяца я закончил сказанную работу, с такими красивыми зверьками, листьями и машкерами, какие только можно вообразить, Я тотчас же послал ее с этим моим Паулино, учеником, показать этому искуснику Луканьоло, сказанному выше каковой Паулино, с этой своей бесконечной прелестью и красотой, сказал так: «Мессер Луканьоло, Бенвенуто говорит, что посылает вам показать свое обещание и ваш хлам, ожидая увидеть от вас свою дрянь».
Еще Петрарка писал, что «кровь всегда одного цвета. и т. п. Хотя сам Челлини воспринимал свою работу как апогей ренессансного искусства.
Бывал у меня часто также синьор Орацио Бальони, каковой весьма меня любил. Не слава Челлини-художника поддерживает интерес потомства к его «Жизнеописанию». У него начали выпадать зубы и волосы.
Пантасилея бросилась бегом в церковь по соседству. Это имя не первого ранга. Игра на флейте и корнете, которой он впервые обратил на себя внимание папы Климента VII.
Если мы рассмотрим постамент, то можем прийти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами. На это Луканьоло, думая, что я убедился, сказал: «Не хуже кажется и мне твоя работа, но скоро мы увидим разницу между той и другой». Его заказчики и их консультанты должны безусловно в него верить. Тогда, поняв, что он употребил глупые слова, он тут же мне сказал: «Так как они настолько свежие, что еще не смердят и так как помощь поспела вовремя, то ты не так уж пугайся, так как я надеюсь во всяком случае тебя вылечить».
Так вот я вам заявляю, что эта женщина — моя, а приданое пусть будет вашим». Разумеется — как и у других итальянских художников и ученых, как у Микеланджело, его учителя, — поэтические опыты (образчиком его стихов служит написанная в тюрьме поэма в терцинах). Был он весьма учен: удивительно говорил о медицине.
Будучи в Сиене, я подождал нарочного в Рим и к нему присоединился. Дворец вскоре стал местом заседания Синьории. Сказанный Микеланьоло, сиенский ваятель, делал в это время гробницу умершего папы Адриана. Это предельное насыщение стало привычным качеством, оно должно было заставить человека прочувствовать самые нереальные события или явления и оно стало основой «тенденции к натурализму, к вещественности, ошеломляюще осязательному восприятию реального мира», которая (как писал виппер), одновременно со «стремлением человека уйти от реальной жизни в мир чудес» породили феномен маньеристического искусства.
И первое из них такое: что, так как сказанный мессер Антонио Санта Кроче велел мне спуститься из-под Ангела, чтобы пострелять в некои соседние с замком дома, куда видно было, как вошли некои враги с воли, то, пока я стрелял, в меня грянул орудийный выстрел, каковой угодил в край зубца и отхватил столько, что по этой причине не сделал мне вреда: так как это большое количество все целиком ударило меня в грудь у меня остановилось дыхание и я лежал на земле, простертый, как мертвец и слышал Все, что говорили окружающие, среди каковых очень сетовал этот мессер Антонио Санта Кроче, говоря: «Увы, мы лишились лучшей помощи, какая у нас была. » Подоспел на этот шум некий мой товарищ, которого звали Джанфранческо флейтщик, — этот человек был более склонен к медицине, чем к флейте, — и тотчас же, плача, побежал за графинчиком отличнейшего греческого вина накалив черепицу, он положил на нее добрую пригоршню полыни затем попрыскал сверху этим добрым греческим вином когда оказанная полынь хорошо пропиталась, он тотчас же положил мне ее на грудь, где ясно была видна ушибина. Но глянув на фреску Вазари, вряд ли этот эпитет придет на ум в отношении смирного и грустного старика (рис. 2). На это папа сказал: «Так это сын маэстро Джованни. » Тот сказал, что это я и есть.
А во Франции несколько другие порядки, чем в итальянских городах. Чем объясняются этот непоседливый образ жизни и скитания Челлини.
Выходить на улицу без шпаги и кинжала было небезопасно даже днем. На что я ей сказал, что величайшая награда, желаемая за мои труды, это угодить ее милости. Это был вьюк кирпичей. Наконец, его наивное благочестие для XVI века уже достаточно старомодно. Скульптура «Персей», расположенная возле нового главного дворца (резиденция герцогов переехала из палаццо Медичи в символ бывшей республиканской вольности— Палаццо Синьория) становится программным памятником Козимо I Медичи.
Я их оценил в восемьсот скудо. Свой длинный кинжал, с которым Челлини не расстается, он пускает в ход весьма «решительно». «Жизнеописание» Челлини принадлежит к той разновидности мемуарной литературы, где личность автора, вынесенная на первый план, господствует над всем повествованием и больше всего приковывает к себе внимание. Свидетельств других очевидцев немного.
Однако одной из наиболее дискуссионных тем до сих пор является проблема атрибуции внешнего облика художника и соответственно его автопортретов. Творческие сомнения в своих силах ему неведомы. Был у него побочный сын, единственный, каковому он много раз ему приказывал, дабы оберечь меня. Тогда врач ко мне обернулся и сказал: «Раз уж я здесь, я хочу тебя лечить.
Девиз «Fidem fati virtue sequemur» – намек на веру Козимо Медичи в астрологию.
По приезде Челлини в Париж король дарит ему свой замок Мель для мастерской. Когда же пришла пора отливки «Персея» из бронзы, мастера свалила лихорадка. Господа Совет вызвали меня к себе я явился и тут они дали мне великий нагоняй и ругали меня, как так как видели, что я в плаще, а те в накидках и куколях, по-городскому, так еще и потому, что противники мои успели поговорить с этими господами на дому, с каждым в отдельности, а я, как человек неопытный, ни с кем из этих господ не поговорил, полагаясь на великую свою правоту я сказал, что так как на великую обиду и оскорбление, которые мне учинил Герардо, я, движимый превеликим гневом, дал ему всего только пощечину, то мне кажется, что я не заслуживаю такого свирепого нагоняя. «Нельзя давать законов тому, — иронично замечает он, — кто их хозяин». Что поделаешь: золото и камни — вечные ценности. Персей держит только что отрубленную (как мы можем догадаться по потокам крови) голову медузы, высоко подняв ее над собой.
Моих денег было вдвое больше, чем его так что все эти глаза, которые было уставились на меня с некоторой усмешкой, тотчас же, повернувшись к нему, сказали: «Луканьоло, эти деньги Бенвенуто, которые золотые и которых вдвое больше имеют гораздо лучший вид, чем твои». Тут обе женщины, между которым и она сидела, движимые состраданием к Помоне, приложив ей руки к телу, обнаружили, что она мужчина.
Говорят, он подолгу сидел в Уффицы у потайного окна, наблюдая за тем, что происходит в правительстве. Когда я кончил рисунок, подошла другая весьма красивая благородная римская дама, которая была наверху и, спустившись вниз, спросила у сказанной мадонны Порции, что она тут делает та, улыбаясь, сказал а: «Я любуюсь на то, как рисует этот достойный молодой человек, который и мил и красив». Челлини испустил отчаянный крик и, забыв о своей болезни, бросился в мастерскую. После всяких разговоров и диковинок, о каковых я не хочу распространяться, так как я здесь не для этого: только одно словцо мне надлежит сказать, так как его сказал этот удивительный Юлио, художник, каковой, многозначительно обведя глазами всех, кто там был вокруг, но больше глядя на женщин, чем на остальных, обратясь к Микеланьоло, сказал так: «Микеланьоло мой дорогой, это ваше прозвище «галки» сегодня им идет, хоть они и похуже галок рядом с одним из великолепнейших павлинов, каких только можно себе представить».
Когда я кончил эти слова, Фиренцуола, который был человек очень горячий и смелый, обернулся к сказанному Джаннотто и сказал ему: «О жалкий негодяй и тебе не стыдно применять такие вот способы и приемы к человеку, который тебе был таким близким товарищем. » И с той же горячностью обращаясь ко мне, сказал: «Поступай ко мне и сделай, как ты говорил, чтобы твои руки сказали, кто ты такой». Вот таким образом сама по себе находка нескольких подобных между собой лиц среди персонажей Челлини еще не могла служить доказательством обнаружения «автопортретов». Соседом у них стена об стену был некто, звавшийся Стефано Граначчи, у какового было несколько дочерей, всё красавицы. За ним уже установилась прочная слава, что он «всегда хочет делать наоборот», а не то, что угодно заказчику. Пока я усердствовал над красивой вазой Саламанки и в помощь у меня был только один мальчонок, которого я, по превеликим просьбам друзей, почти что против воли, взял к себе в ученики.
Его помощники признают, что он себя показал «не человеком, а сушим великим дьяволом» и «сделал то, чего искусство не могло сделать и столько великих дел, каковых было бы слишком даже для дьявола». Врач на это сказал: «С каким созданием и сколько. » Я ему сказал: «Этой ночью и с премолоденькой девочкой». Бенвенуто Челлини не обладал широким гуманистическим образованием, обычным для его современников.
На эти слова Пьерино возразил и сказал: «Маэстро Джованни, большинство людей, когда состарятся, вместе с этой самой старостью дуреют, как сделали и вы и я этому не удивляюсь, так как вы наищедрейше роздали все свое имущество, не подумав о том, что вашим детям оно может понадобиться, тогда как я думаю сделать как раз наоборот, оставить своим детям столько, чтобы они могли помочь и вашим». Хоть мне казалось, что меня зарезали, я тем не менее послал за одним своим родственником, какового звали маэстро Аннибале, хирург, отец мессер Либродоро Либродори, желая, чтобы он за меня поручился. Оказывается, что он уже успел «для своей зашиты учинить много этих самых дел».
На что я сказал: «Если по этому первому слову вы отсюда не уберетесь, я вас хвачу этой шпагой по голове». В эту пору, — а был я тогда еще молодым человеком лет двадцати трех, — объявилась моровая язва, Столь неописуемая, что в Риме каждый день от нее умирали многие тысячи. Пока они были целы, они были школой всему свету. Вещицу эту я сделал в мастерской у одного, которого звали Франческо Салимбене. Начинало светать и ему грозила опасность быть замеченным. В рассрочку. Так как окна были заперты, сказанный синьор Орацио решил, что прямо внутри этого солнца, промеж этих двух окон, расположились за столом солдаты и кутят вот таким образом он сказал мне: «Бенвенуто, если ты возьмешься попасть на локоть от этого солнца из этой твоей полупушки, я полагаю, ты сделаешь благое дело, так как там слышен великий шум, так что там, должно быть, очень важные люди».
На что я сказал: «Сегодня обождите, а завтра я вам отвечу». На каковые слова я поднял руку, ударив его по лицу и сказал: «А я вот этот». Рассуждения, медитации играют здесь небольшую и скорее орнаментальную роль.
Ее спросила та женщина, которую привел с собой Юлио, не нездоровится ли ей. Герои того времени. Мой бедный отец, однако же, смело ответил, говоря им: «То, что Бог судит, то вы и сделаете и не больше».
Папа сказал, что хочет меня к себе на службу среди прочих музыкантов. Когда Франциск I советует Челлини беречь свое здоровье и не утруждать себя чрезмерно, тот заявляет в ответ, что «сразу же заболел бы, если бы не стал работать». Чем же это объясняется.
Архитектор Вазари выполнил заказ. В том месте стен, куда мы подошли, много молодежи было побито теми, что снаружи здесь дрались что было мочи стоял такой густой туман, какой только можно себе представить я обернулся к Алессандро и сказал ему: «Вернемся домой как можно скорее, так как здесь ничем нельзя помочь вы видите, те лезут, а эти бегут». Наконец, отчаявшись в предприятии, он поклялся, что приведет столько испанцев, что они меня изрубят на куски и убежал бегом, а я тем временем, отчасти веря этому их смертоубийству, решил мужественно защищаться и привел в порядок одну свою чудесную пищаль, каковая мне служила, чтобы ходить на охоту, говоря про себя: «Если у меня отнимают мое имущество заодно с трудами, то еще уступать им и жизнь. » Во время этого прения, которое я вел сам с собой, появилось множество испанцев вместе с их домоправителем, каковой, на их заносчивый лад, сказал им всем, чтобы они входили и забирали вазу, а меня отколотили палками.
Плавку продолжали его работники. Вот таким образом этот дворецкий не давал мне вымолвить ни слова, говоря: «Живо, живо, неси вазу». У Рабле, современника Челлини, любимый герой Панург утверждает, что «человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит». Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини: вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности.
На русский язык «Жизнеописание» Челлини переводилось дважды, но не с оригинала, а с французского перевода, где язык книги сглажен в соответствии с нормами литературной речи. В его характере и стиле жизни много добродушия. На что я сказал: «Я имел его нынче ночью». На это Пьеро ответил и сказал правду: «Гораздо больше пользы и чести извлечет ваш Бенвенуто, если он займется золотых дел мастерством, вместо этого дуденья».
Малое время спустя ему было возвращено место флейтщика. Джованни ничего другого им не ответил, как только: «Да будет он Желанным (Бенвенуто)». Огонь разгорелся так сильно, что работать стало крайне тяжело. «Таких, как я, ходит, может быть, один на свете, а таких, как ты, ходит по десять в каждую дверь», — бросает он в лицо майордому Козимо I ибо нет, кроме него, человека, который смог бы создать его «Персея». Как бы оно там ни было, мне сейчас о нем говорить нечего. Было мне тогда ровно девятнадцать лет, так же, как и столетию.
Герцог заказывает мастеру статую «Персей», которая должна ассоциироваться с победой власти Медичи над флорентийской республикой. Начав работать в этой мастерской, я взялся сделать некои подсвечники для епископа.
Правая рука с мечом отведена чуть назад. Это предельное насыщение стало привычным качеством, оно должно было заставить человека прочувствовать самые нереальные события или явления и оно стало основой «тенденции к натурализму, к вещественности, ошеломляюще осязательному восприятию реального мира», которая (как писал виппер), одновременно со «стремлением человека уйти от реальной жизни в мир чудес» породили феномен маньеристического искусства. К этому нужно добавить, что, при всем неистовстве и «ярости» в труде, работы, которые он стремится довести до совершенства, подвигаются медленно. Хотя сказанный искусный человек очень хорошо мне за них заплатил, во сто раз больше была честь, которую они мне принесли так как в цехе у этих искусников, золотых дел мастеров, говорили, что никогда не видели ничего более красивого и лучше исполненного. Мой отец, который был истинный философ, расхаживал и сказал: «То, что Бог мне посылает, всегда мне дорого» и, развернув пелены, увидел воочию нежданного младенца мужеского пола.
Челлини снова попал в крепость. Весь Рим узнал его имя. Он развел такой сильный огонь, что металл снова начал светлеть. И если папа Климент VII, более тонкий знаток искусства — как-никак из рода Медичи.
Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объём (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. Мальчику этому было от роду лет четырнадцать, звали его Паулино и был он сыном одного римского гражданина, каковой жил своими доходами. Когда об этом услышал папа Климент, каковой уже видел эту вазу раньше, но она не была ему показана как моей руки, он пришел в превеликое удовольствие и надавал мне много похвал и говорил на людях, что превесьма меня любит так что монсиньор Саламанка очень раскаивался, что учинил мне эти свои стращания и чтобы замирить меня, послал мне с тем же самым живописцем сказать, что хочет заказать мне много больших работ, на что я сказал, что охотно их выполню, но хочу за них плату раньше, чем их начну. И было бы странно ожидать от него ниспровержения всяких моральных норм. Но и здесь он меньше всего ниспровергатель норм: он просто их еще не усвоил.
Мастер делал её в течение восьми лет. Известно, что тексты пережили две редакции их авторство приписывается Варки. Наконец он приходит к выводу, что перед ним настоящая картина ада, а судья, «этот удивительный человек — истинный облик Плутона». В последующие годы юный Челлини много путешествовал по Италии, обучаясь у лучших ювелиров. Мадонна Порция добавила, что таланты редко уживаются с пороками и что, если бы я это сделал, я бы сильно обманул ту славную внешность честного человека, какую я показываю и, повернувшись, взяв за руку благородную римскую даму, с приветливейшей улыбкой сказала мне: «До свидания, Бенвенуто».
— Не так уж он и велик, — раздаётся хор критичных голосов, — а память о нём жива в веках исключительно благодаря удачному пиару. Нет в «Жизнеописании» и интереса к психологическому анализу. Хотя сам Челлини воспринимал свою работу как апогей ренессансного искусства. В итоге он подцепил «французскую болезнь», которая едва не лишила мастера зрения.
Бенвенуто было настолько плохо, что он стал готовиться к смерти. И вот случилось, что, когда я раз как-то вечером давал маленький ужин этой уже сказанной Пантасилее, на каковой ужин пригласил многих своих достойных друзей, явились, как раз когда мы садились за стол, сказанный мессер Джованни со сказанным Луиджи Пульчи и, после обмена приветствиями, остались ужинать с нами. Приходится исполнительным органам применить силу — против самого блюстителя законности.
Когда он пополз дальше, на него набросились собаки и сильно искусали Челлини. Тогда мадонна Порция сказанная обернулась к этой благородной римской даме и сказала: «Вы видите, что эти таланты, которые мы в нем угадали, сопровождаются вот чем, а не пороками. » И та и другая были восхищены и мадонна Порция сказала: «Мой Бенвенуто, слышал ли ты когда-нибудь, что когда бедный дает богатому, то дьявол смеется. » На что я сказал:. Так, лишь в XIX веке доказано, что эскуриальское мраморное «Распятие» принадлежит резцу Челлини и установлено, что «венская солонка» является той самой знаменитой солонкой, которую сделал Челлини для Франциска I. Своей славой мемуары Бенвенуто Челлини не обязаны также какому-то исключительному богатству исторических свидетельств или точности в их передаче. Решив по тому, как, входит рука и трещит одежда, что я натворил превеликую беду и так как он от страха упал наземь, я сказал: «О предатели, сегодня тот день, когда я вас всех убью». Нигде в его произведениях не видно следов особой начитанности. Вследствие чего мастера обвинили в воровстве и приговорили к пожизненному заключению.
При лепке и отливке скульптуры Челлини натолкнулся на многочисленные трудности. Время пощадило и лучшие творения Челлини-скульптора: бронзового «Персея» и две замечательные модели к нему (Флоренция), мраморное «Распятие» (Эскуриал), бюсты Бандо Альтовити (Бостон), Козимо I (Флоренция), а также «Нимфу Фонтенбло» (Лувр), «Борзую» (Флоренция) и некоторые другие работы. Эти тяжбы приводят его в отчаяние. Позже, в 1556-59 гг.
Единственный дошедший до нас шедевр Челлини-ювелира — это золотая солонка Франциска I, но и она еще при жизни художника, в 60-е годы XIV столетия, во время религиозных войн, дважды была внесена в списки золотых ценностей, подлежащих переплавке и только случайно уцелела. И, подав мне шпагу и доспех, собственными своими руками помог мне их надеть.
Чем труднее задача, тем больше она его воодушевляет. Когда я ему показал немножко эту модель этой пряжки, которую я сделал во Флоренции у Салимбене, она ему изумительно понравилась и он сказал такие слова, обращаясь к одному подмастерью, которого он держал, каковой был флорентинец и звался Джаннотто Джаннотти и жил у него уже несколько лет он сказал так: «Этот из тех флорентинцев, которые умеют, а ты из тех, которые не умеют». Мы боялись, как бы на нас не упала крыша. По сути, правы и те и другие и третьи.
Сделал я в ту пору серебряный «кьявакуоре», так их в те времена называли. Сначала Челлини создал восковую, а потом гипсовую модель скульптуры в полный рост. Мой отец послал ему свои пророческие четыре стиха. Узнав некоторых из них, я сказал: «О дармоеды, если вы не уберетесь отсюда и если хоть один осмелится ступить на эту лестницу, то у меня здесь два заряженных фалконета, каковыми я из вас сделаю порошок и подите сказать кардиналу, что я сделал то, что мне было приказано моими начальниками и это было сделано и делается в их же, духовенства, защиту, а не в обиду им». Брат Алессо одел меня монахом и дал мне в спутники послушника. «Он сам себе творец и сам выковывает окончательно свой образ» ибо «данное» и возвышенное назначение человека в том, что «ему дано достигнуть того, к чему он стремится и быть тем, чем он хочет». Челлини чрезвычайно высокого мнения о себе.
Сам папа Климент VII заказал у Челлини несколько вещей. Расплавленный в горне металл должен был стечь и заполнить форму.
Здесь ему иностранцу, все кажется просто поразительным. В последующие годы Бенвенуто занимался обработкой мрамора («Венера и Амур», «Нарцисс», «Аполлон с Гиацинтом», «Ганимед») и изготовлением различных предметов роскоши. Но художественный такт удержал гуманиста Варки от «подскабливания» и «подправки» неправильного, но сильного языка Челлини, что неизбежно повлекло бы за собой обеднение стиля автобиографии.
Так как по праздникам я охотно ходил смотреть древности, копируя их то в воске, то рисунком и так как эти сказанные древности сплошь развалины, а в этих сказанных развалинах водится множество голубей, то мне пришла охота применить против них пищаль и вот, дабы избегать общения, устрашенный чумой, я давал своему Паголино на плечо пищаль и мы с ним вдвоем отправлялись к сказанным древностям. Прав был Гёте, когда писал, что «Челлини обязан своей славой едва ли не больше своему слову, чем творениям» ибо «своим пером, едва ли не вернее, чем резцом, он оставил прочный памятник себе и своему искусству». Челлини охватил настоящий творческий экстаз. Я же, набравшись чуточку смелости, хоть и смешанной с чуточкой застенчивости, покраснел и сказал: «Каков бы я ни был, я всегда, мадонна, буду всецело готов вам служить».
Вещица эта служила пряжкой к мужскому поясу, которые тогда носились такой величины. Достаточно сказать, что современники Бенвенуто вполне заслуженно дали неистовому авантюристу прозвище «Дьяболо». Девиз поддерживающего небесный свод Атланта на одной из его медалей: «Summa tulisse juvat» — «Высшее сладко нести» — мог бы стать творческим девизом самого Челлини.
А толкователи Данте этого не поняли Вся эта глава мемуаров достойна занять место рядом с эпизодами о сутягах из «Гаргантюа и Пантагрюэля». И, расставшись с ним, про все это происшествие он мне написал, упрашивая меня, ради Создателя, чтобы я играл иной раз, дабы я не терял этого прекрасного искусства, которому он с такими трудами меня обучил. На многих обложках книг портрет скульптора и вовсе отсутствовал20.
Мой отец очень обрадовался и ему не терпелось встретить опять того из Восьми, который его оскорбил и, встретив его, он сказал так: «Вы видите, Антонио, что это Бог знал, что станется с моим сыном, а не вы. » На что тот ответил: «Пусть только попадется нам еще раз». Челлини Бенвенуто в очень короткие сроки обрёл много заказчиков. За несколько столетий книга «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции» выдержала сотни переизданий.
Сложив престарелые ладони, он поднял вместе с ними очи к Богу и сказал: «Господи, благодарю тебя от всего сердца этот мне очень дорог и да будет он Желанным». И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся). Кочевая жизнь Челлини отчасти обусловлена характерной для эпохи страстью к путешествиям, желанием «увидеть свет»: «Мне всегда нравилось видеть свет и, никогда еще не бывав в Мантуе, я охотно отправился».
Эти годы он проводит в странствиях из одного города в другой, от одного ювелира к другому: из Флоренции он отправляется в Сиену, оттуда в Пизу, затем в Болонью и, наконец, вынужден искать убежища в Риме, где сблизился с верхушкой Ватикана. По существу, Челлини уже достаточно аполитичен. Скорее наоборот. И это показательно для наметившегося в Италии упадка общественного самосознания в век, который Микеланджело с негодованием назвал «блестящим и постыдным». Делался он для одного, которого звали Раффаэлло Лапаччини.
Если мы рассмотрим постамент, то можем прийти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше) – наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами. Если имя Челлини стало нарицательным для всего золотого века художественного ремесла, который мы охотно называем «челлиниевским», хотя от самого Челлини-ювелира, как мы видели, мало что сохранилось, то известную роль здесь сыграли вдохновенные страницы его автобиографии. Приехал в Рим превеликий хирург, какового звали маэстро Якомо да Карпи.
Правда, в Италии мы делаем листву разными способами так, ломбардцы делают красивейшую листву изображая листья плюща и ломоноса с красивейшими изгибами, каковые очень приятны на вид тосканцы и римляне в этом роде сделали гораздо лучший выбор, так как подражают листьям аканта иначе медвежьей лапы, с его стеблями и цветами, разнообразно изогнутыми и среди сказанных листьев отлично размещаются всякие птички и различные звери, по чему можно видеть, у кого хороший вкус. И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся).
Он тотчас же сказал: «Я тот самый». Вот таким образом он тотчас же весело мне сказал: «Мой Бенвенуто, если бы тебе пришлось иметь дело с самим Mapсом, я уверен, что ты бы вышел с честью, так как за все те годы, что я тебя знаю, я ни разу не видел, чтобы ты затеял неправую ссору». Потомство охотно приписывало Челлини все шедевры ювелирного искусства. И вот я с превеликим рвением принялся заканчивать вазу, которую начал для Саламанки. Джанъякомо ответил: «Всеблаженный отче, за это я вам не поручусь, что вы его залучите, так как его художество, которым он постоянно занят, это — золотых дел мастерство и в нем он работает изумительно и извлекает из него много лучшую прибыль, чем мог бы извлечь играя».
Наступил самый ответственный и напряженный момент. Попало это письмо в руки этому моему учителю Уливьери и он тайно от меня его прочел потом он мне открылся, что прочел его и сказал мне такие слова: «Значит, мой Бенвенуто, меня не обманул твой славный вид, как это мне подтверждает одно письмо, которое попало мне в руки, от твоего отца по каковому это должен быть очень добрый и честный человек считай же, что ты у себя в доме и как бы у своего отца». Но только предупреждаю тебя об одном: что, если ты имел соитие, ты не жилец».
Скажу при этом только о некоторых примечательных и более редких вещах. Он так рассердился на те слова, которые ему сказал его учитель, что сказал, что со мной незнаком и не знает, кто я такой тогда я, возмущенный такими речами, сказал ему: «О Джаннотто, когда-то мой близкий друг, с которым мы бывали там-то и там-то и рисовали и ели и пили и ночевали на твоей даче, мне нет нужды, чтобы ты свидетельствовал обо мне этому честному человеку, твоему учителю, так как я надеюсь, что руки у меня таковы, что и без твоей помощи скажут, кто я такой». Разве в этих строках не запечатлен идеал «многосторонности» целой эпохи. Челлини саркастически берется даже прокомментировать одно темное место из песни VII «Ада» Данте, который, как известно, одно время жил в Париже и перенес, дескать, в свою поэму восклицание судьи, призывающего публику к порядку.
Он действует прямо и открыто. Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объём (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. В ночь на 3 ноября 1500 года в семье флорентийского мастера по изготовлению музыкальных инструментов Джованни Челлини родился мальчик, которого назвали «желанным», по-итальянски — Бенвенуто.
На этот великий шум высыпали наружу все соседи да кроме того, мимо проходило несколько знатных римлян, которые сказали: «Убей этих нехристей, мы тебе поможем». Таким образом и случилось знакомство между Луиджи Пульчи и мной. Работы мои в эту пору были не особенно значительны вот таким образом рассказывать о них не стоит. Почти о каждой вещи, вышедшей из его рук, он пишет, что мир не видал ничего подобного или же утверждает, что на свете нет человека, способного довести до конца такое дело: «Такой, как я, может быть только один во всем мире, а таких, как вы, по десятку у каждой двери».
Правосудие бездействовало или служило тому, кто больше платил судьям.
Лишь в 1931 году «Academia» выпустила образцовое издание «Жизнеописания». И сказанный епископ, желая сделать их две, одинаковой величины, одну из них заказал сказанному Луканьоло, а другую должен был сделать я. А что до отделки сказанных ваз, то рисунок их нам дал сказанный Джоанфранческо, художник.
Помимо этого, Бенвенуто освоил изготовление печатей и искусство эмали. В 13 лет у будущего скульптора появился интерес к ювелирному делу. Фортификация и зодчество.
Италия раздиралась на части иноземными завоевателями — французами и испанцами. Но Бенвенуто любил рисование и лепку больше, чем музыку.
Я сказал графу тот поднял тревогу фусты виднелись в море. Эти слова до того их устрашили, что ни один не двинулся на помощь двоюродному брату. — не может быть непревзойденным. Я сказал этому другу, чтобы он ко мне не подходил, так как я кончен. И все же это еще не объясняет биографии Челлини.
Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини : вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности. Увлекательный рассказ художника о своей жизни вызывает острый интерес у историков культуры и философов искусствоведов и лингвистов, поэтов и критиков, а также среди широких кругов читателей. Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объема. Своим резцом в мастерской он действует так же, как на площади кинжалом, — «смело и с некоторой долей ярости». Авторство остального, приписываемого ему творческого багажа, сомнительна.
Предки мои обитали в Валь дАмбра и там у них было великое множество владений и как маленькие вельможи, удалясь туда из-за усобиц, они и жили все это были люди ратные и весьма храбрые. Он тихонько окликнул меня: «Кум. » — так мы называли друг друга в шутку и умолял меня Господом Богом, говоря такие слова, чуть не плача: «Кум мой, я вас умоляю, чтобы вы не делали зла этой бедняжке, так как она ровно ни в чем не виновата». Челлини Бенвенуто появился на свет в 1500 году во Флоренции. Каковому синьору я сказал: «Я берусь попасть в самое это солнце» но только что вот бочка, полная камней, которая была тут же рядом с жерлом сказанной пушки, так сила огня и этого ветра, который подымает пушка, сбросит ее вниз. Бенвенуто убедил родителей отправить его на обучение к золотых дел мастеру Бандини. Услышав это, я остался крайне недоволен, проклиная всю Испанию и всех, кому она мила.
Этот искусный человек знал большой толк в рисунке. Эта цельность Челлини — характерная историческая черта человеческого типа его эпохи. С этой медалью приключился такой же случай, как и с вазой Саламанки.
Исследователи «Жизнеописания» Челлини исходя из этого, часто говорят об «аморальности» флорентийского художника, «не признающего никаких нравственных авторитетов, кроме своей индивидуальной воли». В различных мастерских он практиковал свое ремесло. Гиперболический стиль Челлини страстный и восторженный: его фантастика неотделима от его чувства жизни, от эстетики «фантастического реализма» его эпохи, питавшей повышенный интерес к идеализированным сказочным приключениям (рыцарские поэмы Боярдо и Ариосто в Италии, роман Рабле о великанах во Франции). В этом — прогрессивная, демократическая сторона идеала «доблести». Стояли эти два картона — один во дворце Медичи, другой в папском зале.
Наконец, я сперва подучил деньги, затем расписался и, веселый и довольный, пошел домой. Его этика сближается с «моральным индифферентизмом» Макиавелли и Челлини тогда оказывается неким «хищником в джунглях».
Сказанный Лессандро испугавшись, сказал: «Дал бы Бог, чтобы мы сюда не приходили. » — и с превеликой поспешностью повернулся, чтобы идти. Взяв сказанную вазу, Саламанка, чисто по-испански, сказал: «Клянусь Богом, что я так же буду медлить с платежом, как и он тянул с работой». Такова была сила этой полыни, что она сразу вернула мне потерянные силы. Благородная дама, тоже слегка покраснев, сказала: «Ты сам знаешь, что мне хочется, чтобы ты мне служил» и, передавая мне лилию, сказала, чтобы я взял ее с собой и, кроме того, дала мне двадцать золотых скудо, которые были у нее в кошельке и сказала: «Оправь мне ее так, как ты мне нарисовал и сохрани мне это старое золото, в которое она оправлена сейчас». И больше всего ему льстит изумление окружающих перед этим «удивительным человеком», который «должно быть, никогда не отдыхает». Его воодушевление передалось окружающим и каждый из них работал за троих.
Знаменитый, ставший уже хрестоматийным, рассказ об отливке «Персея» дает достаточно яркое представление о творческой ярости, творческом раже художника, преодолевающего упорное сопротивление материала, укрощающего своим словом даже неистовство стихий — огня и воды. «Даже войны тогда были не больше как крупными дуэлями» (например, нескончаемые распри между Карлом V и Франциском I). Этот точно так же женился и имел четырех детей мужеского пола. В эту пору я сделал серебряную вещицу барельефом, величиной с руку маленького ребенка.
Но если страстность, могучий, не знающий никаких рамок темперамент часто толкали его на ссоры и поединки, то еще чаще они помогали ему создавать чудесные произведения искусства. Он — хороший, почтительный сын, горячо любящий брат и вообще образцовый семьянин. Группа стоит на постаменте. Впрочем и девизом всей его жизни. Но убежище оказалось ненадежным.
Не только «из края в край из града в град», но и от одной области искусства — к другой. Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит своё произведение не единым объемом, но объединением значимых частей. Буйство Челлини не казалось современникам преступным.
На эти слова я добавил, что если он из-за этого остается, то у меня при себе имеются такие деньги, которых хватит, чтобы нам обоим добраться до Рима. Этот искусный человек, среди прочих своих врачеваний, брался за некои безнадежные случаи французских болезней. Как бы то ни было — он великолепен. Служитель этот пришел в такую ярость, что, показывая вид, что одной рукой он берется за шпагу, а другой намеревался и силился вломиться в мастерскую, в чем я ему немедленно воспрепятствовал оружием, сопровождаемым многими резкими словами, говоря ему: «Я не желаю ее тебе отдавать и ступай сказать монсиньору, твоему хозяину, что я желаю деньги за свои труды, прежде чем она выйдет из этой мастерской».
Я принялся изучать и это искусство, хоть и находил его чрезвычайно трудным никогда не уставая от труда, который оно мне задавало, я беспрерывно старался преуспевать и учиться. Но это стремление руководило им больше в молодости. Но, к сожалению издателям пришлось обходиться или производными картинками с портрета работы Вазари или сомнительными изображениями лица «Челлини». На что этот же самый ответил, что Бог наверняка так и судил. Сочетание тем в главной скульптуре и рельефе постамента— черта XVI века.
Заполнив горн кусками бронзы, Челлини с помощниками разжег под ним огонь. почти все живут в самой гуще интересов своего времени. Тогда она сказала, что я очень верно их оценил. Через жизнь он проходит «с открытыми глазами и с доброй охраной и отлично вооруженный, в кольчуге и наручах». Но автор «Персея» живет уже в период заката этой культуры.
Отец мой между тем писал мне очень ласково, что я должен вернуться к нему и в каждом письме напоминал мне, что я не должен терять эту музыку, которой он с таким трудом меня обучил.
Среди этих экспонатов много изделий мастеров позднейших эпох или иных стран. В это время приехал во Флоренцию один ваятель, которого звали Пьеро Торриджани, каковой прибыл из Англии, где он прожил много лет и так как он был очень дружен с этим моим учителем, то каждый день приходил к нему и, увидев мои рисунки и мои работы, сказал: «Я приехал во Флоренцию, чтобы набрать как можно больше молодых людей так как имея исполнить большую работу для моего короля, я хочу себе в помощь своих же флорентинцев а так как твой способ работать и твои рисунки скорее ваятеля, нежели золотых дел мастера, то, благо мне предстоят большие работы из бронзы, я в одно и тоже время сделаю тебя и искусным и богатым». Козимо повелел строить третий дворец — палаццо Веккио, украсив его росписями Вазари. Тут я, который стал на сторону моего доброго отца, выйдя из этого дома вместе с ним, сказал ему, что хочу отомстить за оскорбления, которые этот негодяй ему учинил, с тем, чтобы вы мне позволили заниматься рисованием. На что я сказал: «Мой Тассо, вот ворота, которых ни ты, ни я не заметили и раз уж я здесь, то мне кажется, что я сделал полдороги». Вот таким образом во Франции у Челлини сразу возникает ряд процессов с соседями, с натурщицей и т. д. Да здравствует синьор. » — и сказал, что это и есть наказание, которое я заслуживаю за то, что выкинул такую отличную штуку.
Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма.
Когда тот сказал эти слова, Луканьоло взял в руки вазу и долго ее осматривал затем сказал Паулино: «Красивый мальчик, скажи своему хозяину, что он великий искусник и что я его прошу считать меня своим другом, а в остальное не входить». Видя и слыша, что в доме никого нет, кроме прислужницы, по имени Канида, я пошел отнести плащ и ножны от шпаги и опять вернулся к сказанному дому, который стоял позади Банки, на реке Тибре. Подойдя к нему, я его спросил, он ли тот наглец, который дурно отзывается о флорентинцах. Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объема.
Сам «Персей» был ему заказан Козимо I как символ победы над обезглавленной республиканской вольницей. Вспомним, что на постаменте «Юдифи и Олоферна» изображаются вакхические сцены, не относящиеся непосредственно к теме памятника, но служащие антитезой образу главного героя. Человеческая жизнь стоила дешево, ей постоянно грозили всевозможные опасности.
Но самой любимой его скульптурой, над которой он работал каждый день, был «Персей с головой Медузы». И вот мы привязали фартуки за спиной и почти втихомолку дошли до Сиены. Слово «вирту» вызывает у итальянца XV–XVI веков целый комплекс представлений.
Его бросили в подземелье, «где было много воды, полно тарантулов и множество ядовитых червей». 9 лет отделяют восковую модель от конечного результата. — Не нужно было нарываться, — сурово отрежут мужественные завсегдатаи политических баталий.
Законы грамматические, как и законы юридические, явно его стесняют. Так кончился этот превеселый ужин и этот день и каждый из нас вернулся по своим домам. Этот Джулиано, глядя промеж зубцов замка, видел, как разоряют его бедный дом и мучат жену и детей и вот таким образом, чтобы не попасть в своих, он не решался запалить свои орудия и, бросив запальный фитиль наземь, с превеликим плачем терзал себе лицо и то же самое делали некоторые другие пушкари. Это темперамент неукротимый, неуемный и буйный. В этих словах, проникнутых гордостью плебея и чувством человеческого достоинства, звучит общий для всех гуманистов мотив учения о «доблести» и истинном благородстве.
Он, видя мою решимость, не переставая ворчать, как только мог ковыляя, позади очень далеко и медленно шел. «Гораздо больше горжусь тем, что, родясь простым, положил своему дому некоторое почтенное начало, чем если бы я был рожден от высокого рода». Истекающий кровью, со сломанной ногой, Бенвенуто продолжал двигаться вперед.
И было бы странно, если бы мемуары того времени (например, «Жизнеописания великих полководцев и знаменитых дам» выдающегося французского мемуариста XVI века Брантома) отличались трезвой мерой и авторской скромностью.