Ван Гог Картина Едоки Картофеля

Картина Винсента ван Гога Едоки картофеля: описание, биография художника, отзывы покупателей, другие работы автора. Сюжет фантастической повести Севера Гансовского «Винсент Ван Гог» и фильма «Визит к Ван Гогу» снятого по её мотивам построен вокруг кражи «Едоков картофеля» путешественником во времени, позже раскаявшимся и вернувшим картину. Картина «Едоки картофеля» является одним из самых известных произведений Ван Гога.

Ван Гог считал картину Едоки картофеля лучшим своим произведением. Едоки картофеля — была картиной начинающего художника Ван Гога.

Описание картины Ван Гога Едоки картофеля

Столкнулись лицом к лицу два разных мира. Холст, если так можно выразиться, отстранял художника от его моделей. Видит бог, неустанно повторял он, ведь он не злоупотребляет помощью Тео. К тому времени он уже постиг многие тайны мастерства и убежденно провозглашал свое кредо. Соответственно темнота других частей картины усилена. Винсент отказался от своей доли наследства поскольку в последние годы он был в серьезном разладе с отцом, заявил он, он не станет «ни предъявлять своих прав, ни даже притязать на то, что некогда ему принадлежало». Нет. Врач не стал обнадеживать ее родных: боюсь, сказал он, что госпожа Ван Гог не сможет ходить раньше чем через полгода и, по всей вероятности, останется хромой.

Этот розовый – заглушенный цвет, полученный в результате сочетания красного с зеленым. Подобная концепция красоты абсолютно чужда Винсенту. Никогда. «Здесь я только писал и писал без устали, чтобы научиться писать». Винсент вспоминал слова Херкомера, которые тот произнес, открывая свою школу живописи: «Мне важно выпестовать индивидуальные таланты, а не воспитать последователей доктрины Херкомера». Да что там. Он спускался с горняками в шахты, а по вечерам читал им Библию.

Он даже не показался на глаза родственникам, съехавшимся на похороны в Нюэнен, а когда встал вопрос о наследстве, попросту заявил родным, что его взгляды на жизнь «слишком сильно отличаются от их взглядов, чтобы можно было о чем-нибудь договориться». Затем, скопировав полотна, он вернет их Винсенту. Два года Ван Гог каторжно трудился, не выпуская из рук карандаш и кисть. Сам процесс работы над «Едоками картофеля» обернулся своеобразным актом социальной борьбы, хотя это странно звучит по отношению к такому мирному и сосредоточенному делу, как писание картины. Вчера я именно так подшутил над почтенным собратом моего отца.

Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо «с почтительным приветом». Он страдал от своего одиночества, но именно в нем черпал он силу и вдохновение. С тех пор Винсент часто виделся с Керссемакерсом. «Даже если ему не понравились мои рисунки, все равно покажи ему эту картину.

Картина "Едоки картофеля", Винсент Ван Гог, 1885 – описание

Он качал головой: «Эти болваны из Нюэнена, видя, как я брожу по вересковой пустоши, говорят, что я спятил, но меня это не трогает». В это же самое время, когда никому не ведомый голландский художник писал свою картину – вызов и обвинение «цивилизованным людям», в далекой России всемирно известный писатель писал трактат «Что такое искусство» – с тем же вызовом, тем же обвинением. Он сделал также много эскизов – вариантов общей композиции, – и в мае 1885 года «Едоки картофеля» были закончены.

Только в труде его раненая душа забывала о жизненной пытке. Она была свидетельством трагической смерти художника. Вскоре Ван Гога увольняют с должности помощника пастора. Милле и тут указал ему путь, тот самый Милле, который говорил: «Коль скоро я хожу в деревянных башмаках, я все вынесу». Теперь его волновали важные технические проблемы.

В этом споре отец Ван Гога был не на стороне сына. Как знать – может быть, в Антверпене ему даже удастся продать какие-нибудь из своих работ. «Едоки картофеля» — это прощание с родиной исполненное горечи и поэзии. Вот чего он стремился достичь в своей картине «Едоки картофеля», выдержанной в бурых и зеленоватых тонах, которую он неустанно писал и переписывал, преображая изменяя зримую реальность с тем, чтобы полнее передать ее сущность, как он ее видел и в особенности как он ее ощущал. Долина Ла-Кро» (1888), то в зловещих, напоминающих ночной кошмар образах («Ночное кафе» (1888) динамика цвета и мазка наполняет одухотворённой жизнью и движением не только природу и населяющих её людей («Красные виноградники в Арле» (1888), но и неодушевлённые предметы («Спальня Ван Гога в Арле» (1888). Никогда еще он не был озабочен таким множеством технических вопросов.

«Будь у него много таких же прекрасных вещей, как лист, который я недавно обнаружил — Пять возрастов пьяницы или фигура старика под каштаном, о которой я недавно тебе рассказывал, — право, нам всем следовало бы пойти к нему на выучку», — писал он Тео в конце 1882 года. «Спорить с ними бесполезно», – писал он Тео, вынужденному выслушивать жалобы обеих сторон, так как родители также сетовали: «Винсент с каждым днем становится нам все более чужим. В изображение крестьян он не вносил умиленной идеализации, свойственной кающимся дворянам или ходокам в народ, – он отдавал себе отчет в загрубелости своих персонажей, день-деньской копающихся в земле» знал, что в крестьянине «много от зверя» (его собственные слова) Но это его не отпугивало.

Он должен отождествить себя со своими персонажами (крестьянами), растворить себя в них, чтобы усвоить себе их взгляд на мир, привычки, особенности психики. Осенью Винсента вновь навестил Ван Раппард. «Тот, кто хочет совершить что-либо доброе или полезное, не должен рассчитывать на всеобщее одобрение или похвалу, ни даже этого желать, напротив, ему следует ожидать сочувствия и поддержки лишь со стороны редких людей, наделенных благородным сердцем» – эту фразу Ренана, которую Винсент по памяти приводит в письме к Тео, он никогда не забывает.

Описание картины «Едоки картофеля»

Как-то раз Шарль Блан сказал Делакруа, что «великие колористы – это те, кто не передает локального цвета» и Делакруа поспешил развить его мысль. Эта утрата, по существу, завершила долгий период в жизни Винсента. Милле и тут указал ему путь, тот самый Милле, который говорил: «Коль скоро я хожу в деревянных башмаках, я все вынесу».

Причинив ему острую боль, она глубоко омрачила его настроение.

Описание картины Винсента Ван Гога «Едоки картофеля»

Винсент хотел, чтобы зрителям казалось, будто крестьянин на его картине «написан землей, которую он засевает». Но еще больше удивило кожевника то, что он никак не мог забыть холсты и рисунки Ван Гога. Ему удалось запечатлеть всю беспросветность каждого их дня. Куда важнее другое – обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи. Подавленный печалью этого края, он, как никогда, страшился своей участи. «Я говорю мы, так как деньги, которые ты мне посылаешь – я знаю, они достаются тебе нелегко, – дают тебе право, если только мне удастся создать стоящую картину, считать ее наполовину твоим собственным творением». — принять предначертание судьбы.

«Цвет сам по себе что-то выражает, от этого никуда не уйдешь и надо это использовать все, что прекрасно, воистину прекрасно, непременно также правдиво», – писал он Тео, провозглашая мысли, от которых не отказались бы даже гностики. Это висячая керосиновая лампа. И все же инстинктивно стремясь к той же цели, он шел к ней вслепую. Художнику они говорили, что он «не должен заводить близкие отношения с людьми не его круга», а своим прихожанам – чтобы они не смели ему позировать. До последнего времени Винсент стремился постичь секреты техники, теперь же он поставил перед собой более сложную задачу: «Наше творчество должно быть настолько изощренным, чтобы казаться наивным, – от него не должно разить талантом». Германе предполагал разместить в них картины религиозного содержания вроде «Тайной вечери», «по эскизу рисунка, выполненного в современном готическом стиле».

Ван Гог: описание картины «Едоки картофеля»

Этого он и сам не знал. Никогда еще он не был озабочен таким множеством технических вопросов. Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают.

Дает жизнь. Вещи нужно писать не такими, какие они есть, а такими, какими их ощущаешь и притом писать в движении, писать «действие ради действия», как поступали Домье и Делакруа, не боявшиеся «произвольных пропорций» – такой анатомии и структуры, которую осудили бы «академики». Безуспешно. Даже изобразил двух женщин, копающих картофель.

Германе предполагал разместить в них картины религиозного содержания вроде «Тайной вечери», «по эскизу рисунка, выполненного в современном готическом стиле». Они страдают, радуются, ненавидят. Он любил сопоставлять живопись с музыкой и стремился проследить их взаимосвязь. Нет. И тут бывший проповедник из Боринажа явил пример самоотверженности, вызвавшей в Нюэнене всеобщее восхищение.

Едоки картофеля – 1885 Ван Гог – картины

Когда семья вернулась с поля, он уже сделал кое-какие наброски, но разорвал рисунки и принялся за дело снова. В декабре 1883 года в небольшой брабантский (Брабант – провинция в Голландии) городок Нюэнен приехал ещё нестарый, но уже изрядно помятый жизнью человек.

Он вновь с мрачным ожесточением взялся за кисть. – Возьмите, к примеру, этот тон (он показал пальцем на серую, грязную мостовую) так вот, если бы Паоло Веронезе сказали: Напишите белокурую красавицу с телом такого тона, он написал бы ее и на его картине женщина и впрямь была бы белокурой красавицей». И шедевр родился в ноябре 1885 года. Но когда Винсент начал рассуждать о берлинской лазури изумрудной зелени и желтой охре применительно к музыке, органист перепугался: вообразив, что он имеет дело с помешанным, он отказался продолжать уроки.

Описание картины Винсента ван Гога «Едоки картофеля»

Ему ставили диагноз «шизофрения», а чрезмерное увлечение зеленой, красной и белой красками, по мнению врачей, указывало на цветовую слепоту художника, тогда как он считал свою манеру изображения революционной и не доступной для понимания современников. Винсент вспоминал слова Херкомера, которые тот произнес, открывая свою школу живописи: «Мне важно выпестовать индивидуальные таланты, а не воспитать последователей доктрины Херкомера». Винсента захлестнуло безграничное отчаяние. В первой книге его особенно поразила следующая, весьма характерная история.

Уставшие (крестьяне вообще редко едят отдохнувшими), они безрадостно, но и спокойно поедают свой бедный ужин, ведя неспешный разговор. Он давно уже перестал надеяться, что когдалибо вкусит нормальную жизнь. Винсент ощупью продвигался вперед. Особенностью крестьянской психики Ван Гог считал очеловечивание вещей. А между тем Милле, будь он к тому времени еще жив, содрогнулся бы при одном виде картин Винсента, его плотных мазков и резкой, жесткой манеры. Sorrow is better than joy.

Винсент Ван Гог – Едоки картофеля

Пожилая женщина справа разливает в чашки черный кофе. Пламенный художественный темперамент, мучительный порыв к гармонии, красоте и счастью и, одновременно, страх перед враждебными человеку силами, находят воплощение то в сияющих солнечными красками юга пейзажах («Жёлтый дом» (1888), «Кресло Гогена» (1888), «Жатва. В этом мире все случайно, неповторимо и невозвратимо.

Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать. Ее поместили в утрехтскую клинику. Скоро учение будет завершено —уже теперь он рисовал с удивительной легкостью. Винсент стал мастером своего дела. Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью.

Столкнулись лицом к лицу два разных мира. В Нюэнене Винсент почти ни с кем не поддерживал отношений. «Надо радоваться, когда у тебя есть еда и питье, крыша над головой и одежда, короче надо удовлетворяться тем, чем располагают крестьяне». «Но здесь, в Голландии, — признавался Винсент, — нам трудно понять, что такое в действительности импрессионизм». Прошло время колебаний, сомнений, вопросов. «Есть нечто необыкновенное, – писал он Тео, – в ощущении, что ты должен ринуться в огонь».

И все же инстинктивно стремясь к той же цели, он шел к ней вслепую. Не поладил он и со священником католической церкви. Все в этом мире эфемерно, преходяще и недолговечно. Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал. Можно сказать, что в то лето 1884 года Ван Гог открыл для себя живопись.

Картина Едоки картофеля Винсента ван Гога

Он завидует Гаварни, который «выпекал до шести рисунков в день» и с восхищением цитирует слова Уистлера: «Да, я сделал это за два часа, но я трудился много лет, чтобы научиться делать это за два часа». Можно возразить: тысячи художников писали, например, «Благовещение» и «Тайную вечерю», а различает их то, как они писали тысячи писали натюрморты с яблоками, но каждый писал яблоко по-своему. Он довольствуется самой малостью – тем, что абсолютно необходимо для жизни. Брата Тео, приехавшего на похороны, Винсент настойчиво убеждал взять его с собой в Париж. Мог ли он написать их иначе, не погрешив против жизненной правды, не изменив самому себе.

Он отчетливо знал это – как в нравственном, так и в эстетическом плане. Табак, как он утверждал, действовал на него успокаивающе. Следующие полгода он выступает в роли миссионера в бедном шахтерском поселке на юге Бельгии – посещает больных, читает неграмотным Библию, обучает детей, а по ночам рисует карты Палестины, чтобы немного подзаработать. Куда он шел. Его органически отталкивало все связанное с «высшим обществом», с гостиными, нарядными дамами изысканными манерами, «лакированными ботинками» и так же органически притягивали все атрибуты жизни низших классов, «людей в деревянных башмаках». Все сомнения остались позади.

Ван Гог был так потрясен, что утратил всякий интерес к работе. «Почему ты не продаешь своих картин. » — беспрестанно спрашивали они. С редкой преданностью ухаживал он за матерью, дневал и ночевал у ее постели.

Братская привязанность Тео. Винсент продолжал писать – натюрморты, птичьи гнезда, кое-какие пейзажи. То же относится к синему и желтому. Посылая Винсенту деньги и позволяя ему отдаваться своему увлечению в отрыве от тяжких материальных забот, Тео тем самым как бы тоже становился художником.

Вот оно теперь он был уверен, что крестьяне никогда не умрут. «Вы потом измените свое мнение», – ответил тот. Он сам, как они, плоть от плоти этой земли. Загадочность Рембрандта, виртуозность Хальса. Ни в коем случае. В 1880-х Ван Гог обратился к искусству, посещал Академию художеств в Брюсселе (1880--1881) и Антверпене (1885--1886), пользовался советами живописца А. Мауве в Гааге, с увлечением рисовал шахтёров, крестьян, ремесленников.

Но куда. Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают. Однако на протяжении пяти лет тот был, по существу, его единственным другом и опорой и вскоре Винсент ощутил потребность, как он сам выразился, «поставить точки над i». Начало лета застало Винсента в процессе стремительного творческого роста. Повторяю, я вынужден просить Вас об этом. Он оправдывался – что было нетрудно – в том, что забыл послать другу извещение о смерти отца, к тому же, на его взгляд, это несущественно.

Только в труде его раненая душа забывала о жизненной пытке. Потрясенный царящей здесь нищетой, он отдал все, что имел: деньги, одежду, даже собственную кровать.

Художник, стоя у холста, не отгораживается от своих моделей. «Всю зиму, – победоносно сообщал он Тео, – я не выпускал из рук нить этой ткани, решая, каким будет ее окончательный рисунок и, если теперь эта ткань превратилась в шершавую, грубую материю, нити из которых она соткана, все же подобраны тщательно и согласно определенным правилам Пусть тот, кто предпочитает видеть крестьян, написанных розовой водой, отвернется от моей работы» Посылая Тео свою картину, Винсент просил показать ее Дюран Рюелю, торговцу, покупавшему работы импрессионистов. Женщина, воспылавшая к нему нежным чувством, – это было нечто новое для Ван Гога. Трудно вообразить более трагический контраст.

Рассматривая картину Ван Гога "Едоки картофеля"

Техника – не риторика, она должна выражать личность художника. Новые, совсем новые идеи приходили ему на ум и все громче звучал голос инстинкта, могучий голос инстинкта, который ни разу еще его не обманывал. В письмах к Тео он полностью изложил свою теорию цвета, сформулировал законы рисунка: «Древние шли не от линии, а от объемов, короче, надо браться за эллипсоидальные основы или начинать с массы вместо контуров» Винсент писал Ван Раппарду: «Художник Жигу принес Делакруа бронзовую античную статуэтку и спросил, как он полагает, подлинная эта вещь или нет. История с Марго никак, точнее, почти никак не отразилась на его работе.

Объясняли, что деньги, которые присылает ему Тео, всего лишь временная помощь, «милость, оказываемая пачкуну». Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда («Порой мне кажется, — гласит его душераздирающее признание, — что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения — часть меня самого») и если ему не всегда удается — он и это признает — сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь «от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии», от человека, абсолютно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Дом стоял в саду, среди деревьев. Дом стоял в саду, среди деревьев.

Разве они не наглядное олицетворение, глубоко поэтический символ семейного очага. Винсент стал мастером своего дела. Раз ей мешают соединить свою жизнь с любимым человеком, она примет яд. Самой главной работой Ван Гога в Нюэнене была картина «Едоки картофеля» (с большим количеством подготовительных и сопутствующих этюдов) – ужин крестьян в хижине. Страдание свято. («Выход из протестантской церкви в Нюэнене» (1884--1885), «Крестьянка» (1885), «Едоки картофеля» (1885), «Старая церковная башня в Нюэнене» (1885), «Башмаки» (1886), написанных в тёмной живописной гамме, отмеченных болезненно-острым восприятием людских страданий и чувства подавленности, художник воссоздавал гнетущую атмосферу психологической напряжённости. Он должен бежать от этих унылых степей.

Ван Гог, Едоки картофеля: описание

Очеловечивание вещей он поставил во главу угла в своей работе. В конце концов, если уж Винсенту так приспичило быть художником, пусть рисует и продаёт картины, пусть забудет свои бредни о «настоящем» искусстве. Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп – неужели он этого не уразумел. Теперь же он понял, что эта достоверность – фикция, так как в каждой картине цвета воздействуют друг на друга и потому в работе надо учитывать игру красок.

А вскоре и собственную хижину ему пришлось покинуть, так как местный пастор посчитал аморальным, что крестьяне позируют художнику. Это одна фигура, один организм. В это время Винсент сдружился с крестьянским семейством де Грот, состоявшим из матери, отца, сына и двух дочерей. «Вы ничего не говорите мне о технике, — писал он ему в своем первом письме — Снова повторяю Вам: сопоставьте привычное значение, которое все чаще придают этому слову, с его истинным значением Я попросту утверждаю одно: правильно выписать фигуру однообразными и заученными мазками в соответствии с академическими рецептами — это не отвечает настоятельным требованиям эпохи в сфере изобразительного искусства».

Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом. Бедность художника (вообще его социальную отчужденность) он считал не столько печальной необходимостью (следствием внешних условий), сколько необходимым долгом. «Даже если ему не понравились мои рисунки, все равно покажи ему эту картину. Это не античность, а ренессанс – сказал Делакруа. Пасторский дом в Нюэнене, замыкавший главную улицу городка, представлял собой довольно красивое двухэтажное здание с пятью окнами на каждом этаже. В письмах к Тео он полностью изложил свою теорию цвета, сформулировал законы рисунка: «Древние шли не от линии, а от объемов, короче, надо браться за эллипсоидальные основы или начинать с массы вместо контуров».

Грубым формам сопутствуют мрачные тона: глинистый коричневый, грязноватая охра, оливковый зеленый, берлинская лазурь, почти переходящая в черный «Цвета черного мыла» – по меткому замечанию Юлиуса МайерГрефе. Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью. Своим величайшим учителем, «самым современным из художников», он по-прежнему считал Милле: «Милле – это отец Милле иными словами советник и наставник молодых художников во всех областях». Таким образом, все полотно звучит как бы в басовом регистре.

Личность художника жаждет раздвинуть свои границы через нечто «другое», находящееся вне его «я», но ему созвучное. В последнюю неделю своей жизни Ван Гог пишет свою последнюю и знаменитую картину: «Пшеничное поле с воронами». Один из пастырей даже пообещал прихожанам деньги, если они не дадут себя рисовать, «но они мужественно ответили, что предпочитают зарабатывать у меня, чем клянчить у него». Однако сын его неприятно поразил жителей Нюэнена. Крестьяне относились к нему хорошо и позировали охотно, – разумеется, за плату. Его отец был протестанским пастором, а мать – дочерью переплетчика и продавца книг. Может быть, вернуться в Дренте. Хроническое отравление дигиталисом в ряде случаев может сделать мир для больного желтым, как и в случае с Ван Гогом, который, должно быть, видел желтые круги вокруг звезд – как на знаменитой картине «Звездная ночь» (которую он написал в 1889-м в психиатрической лечебнице) и ряде других полотен. «Но это трудно осуществить».

Картина «Едоки картофеля» —настоящая крестьянская картина

Для чего же теперь оставаться в Нюэнене. Он условился с Керссемакерсом, что вдвоем они поедут в Амстердам и посетят тамошний музей. Незачем даже вспоминать об этом «благонравном бессилии». В траурных церемониях, последовавших за кончиной отца, Винсент не принимал почти никакого участия. Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать.

Художник, стоя у холста, не отгораживается от своих моделей. Вещи живут у него своей жизнью, не менее напряженной, чем человеческая. В Боринаж он попал в должности протестантского проповедника. Затем, скопировав полотна, он вернет их Винсенту. Съездив в Утрехт, он беседовал там с врачом клиники.

Вот почему можно говорить о взаимосвязи между цветами. Он даже сказал ему об этом. Он избрал себе образцом Милле. Винсент был более философ, чем это принято думать. Пусть даже он найдет ее плохой. «Думаю, что через год при условии, что еще весь этот год буду писать много и без перерыва, я еще больше изменю мою манеру и цвет, который, по всей вероятности, станет еще темнее», — говорил он.

Винсент сразу убежал, а Гоген предпочел переночевать в гостинице. Вот так и родилась великолепная картина «Едоки картофеля». С той и другой стороны были брошены резкие слова. В обмен на проживание он обещал высылать Тео Ван Гогу свои картины. Он давно уже перестал надеяться, что когда-либо вкусит нормальную жизнь.

Напишите отзыв о статье Едоки картофеля

«Все это надо прочно освоить. » – говорил Винсент. Подобная концепция красоты абсолютно чужда Винсенту. Я намерен и впредь поступать таким же образом. «Всю зиму, — победоносно сообщал он Тео, — я не выпускал из рук нить этой ткани, решая, каким будет ее окончательный рисунок и, если теперь эта ткань превратилась в шершавую, грубую материю, нити из которых она соткана, все же подобраны тщательно и согласно определенным правилам Пусть тот, кто предпочитает видеть крестьян, написанных розовой водой, отвернется от моей работы» Посылая Тео свою картину, Винсент просил показать ее Дюран-Рюелю, торговцу, покупавшему работы импрессионистов. Винсент оборудовал себе временную мастерскую в чулане прачечной, пристроенной к дому.

Картинами Франса Хальса, в особенности «Ротой капитана Ренье Реаля», он восхищался почти так же, как «Иудейской невестой», хотя и по иным причинам. И она выполнила свое намерение, не сумев, однако, себя убить. Ван Гог поступил в протестантскую миссионерскую школу под Брюсселем. Его вращающихся светил, создающих эффект движения. «Вы ничего не говорите мне о технике, – писал он ему в своем первом письме – Снова повторяю Вам: сопоставьте привычное значение, которое все чаще придают этому слову, с его истинным значением Я попросту утверждаю одно: правильно выписать фигуру однообразными и заученными мазками в соответствии с академическими рецептами – это не отвечает настоятельным требованиям эпохи в сфере изобразительного искусства».

«Абсолютно верно, – подтвердил он. «Я не намерен изгонять из своей жизни страдание, — говорил тот же Милле, — так как подчас именно оно дарует художникам силу». Она никоим образом — точнее, почти никоим образом — не отвлекла Винсента от его исканий. Шахтеры любили его, но считали чужим.

Все черным-черно вокруг него и в душе тоже. Частые неудачи, необузданный нрав, срывы и постоянные переезды тоже не прошли бесследно.

Вчера я именно так подшутил над почтенным собратом моего отца. Раз ей мешают соединить свою жизнь с любимым человеком, она примет яд. Депрессии, которые были и раньше, стали одолевать его всё чаще. Откуда ему знать, что его сын – Ван Гог. Можно сказать, что в то лето 1884 года Ван Гог открыл для себя живопись.

Его ходатайство было отклонено, а сам он отстранен от должности проповедника. Он качал головой: «Эти болваны из Нюэнена, видя, как я брожу по вересковой пустоши, говорят, что я спятил, но меня это не трогает». К возмущению родных, Ван Гог и вернувшись домой, продолжает делать то, что «никому не нужно».

Вещи нужно писать не такими, какие они есть, а такими, какими их ощущаешь и притом писать в движении, писать «действие ради действия», как поступали Домье и Делакруа, не боявшиеся «произвольных пропорций» — такой анатомии и структуры, которую осудили бы «академики». Все сомнения остались позади. Среди жителей Нюэнена он был белой вороной. «Я вполне представляю себе, что придет день, когда композиция также будет даваться мне с легкостью», — писал Винсент брату Тео Он весь захвачен сознанием того, что надо спешить.

Отрывок, характеризующий Едоки картофеля

«В мае 1886 года, после отъезда его матери, – пишет Ж. Б. де ла Фай, – грузчики сложили произведения Ван Гога в ящики и оставили на хранение у колбасника города Бреды (в действительности это был краснодеревщик по фамилии Схрауэр). – принять предначертание судьбы. Он с готовностью ответил на ее любовь вдвоем они стали строить планы женитьбы. Он с готовностью ответил на ее любовь вдвоем они стали строить планы женитьбы. Здесь никак нельзя прибегать к привычным приемам.

Ван Гог позднее будет подчеркивать, что в искусстве Милле все является одновременно «и искусством и символом», но не откажется от утверждения, согласно которому «следует представлять тривиальную действительность так, чтобы она выражала благородную мысль».

• Человечность искусства Ван Гога
• Словари и энциклопедии на Академике

Но мог ли Винсент написать брабантских крестьян веселыми красками. Винсента корили за то, что он не зарабатывает денег. Тогда он еще не слыхал об импрессионистах — французских живописцах, которые, опираясь на научную теорию, максимально использовали эффекты света и цвета. Не думайте, будто Вы – единственный, кто считает или считал необходимым критиковать мои работы, да еще так, чтобы совсем сломить меня, как Вы это умеете.

«Я был бы в отчаянии, – уверяет он, – будь мои фигуры хороши Я не хочу, чтобы они были академически правильны Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать». Осенью Винсента вновь навестил Ван Раппард. – Непосредственность впечатления при этом полностью сохранена и передается зрителю. Искусство, к которому его влечет, – это субъективное искусство экспрессивного толка. Именно в этот период проявилось всё своеобразие художественной манеры Ван Гога.

Позднее он писал, что начал рисовать, чтобы сохранить эти образы на бумаге для памяти и одновременно избавиться от перенасыщенности ими. Защищаясь от подобных ударов, я полностью отгораживаюсь от всех, так что теперь буквально ни с кем больше не вижусь, кроме крестьян, с которыми непосредственно имею дело, которых пишу. О нем все время ходили сплетни, недобрые толки. Причинив ему острую боль, она глубоко омрачила его настроение. Мысль его ежеминутно возвращалась к ним. Он сразу набрасывал всю картину и затем уже равномерно выписывал ее сверху вниз, не задерживая своего внимания на мелких фрагментах, не увязая в деталях, так как главным был для него общий эффект и он почти всегда находил его благодаря своему широкому подходу к картине, которую он охватывал, как охватывают природу, одним взглядом». Sorrow is better than joy.

В первой книге его особенно поразила следующая, весьма характерная история. «Пусть Ваше искусство освещает путь людям, в этом, как я полагаю, состоит долг каждого художника», — писал он Ван Раппарду. «Думаю, что через год при условии, что еще весь этот год буду писать много и без перерыва, я еще больше изменю мою манеру и цвет, который, по всей вероятности, станет еще темнее», – говорил он. Винсент знал, чего он хочет и куда идет. «Это стремительность кисти дает такой мощный эффект, – прочитал он в статье о Гейнсборо. Вот чего он стремился достичь в своей картине «Едоки картофеля», выдержанной в бурых и зеленоватых тонах, которую он неустанно писал и переписывал, преображая изменяя зримую реальность с тем, чтобы полнее передать ее сущность, как он ее видел и в особенности как он ее ощущал.

В то лето 1885 года, когда, работая в поле, среди крестьян, Винсент был занят «прямо или косвенно величайшей из проблем — цветом» инстинкт его был подобен реке ищущей свое русло, путь, по которому в будущем потекут ее воды. Но Марго (судя по всему, наделенная крайне хрупкой нервной конституцией) не примирилась с этим отказом. Родственники Марго тут же расстроили эти планы — такой скандал допустить было нельзя. Среди жителей Нюэнена он был белой вороной. Но поскольку картина взволновала его, я подарил ее ему и он принял ее, как я того хотел, без лишних слов, сказав мне только, что «эта штука чертовски хороша»».

Скудный крестьянский скарб всегда под руками, он или создан крестьянином или служит ему. Произошел давно назревавший его разрыв с семьей. Окончательно охладев к работе, молодой Ван Гог был уволен. Винсент хотел, чтобы зрителям казалось, будто крестьянин на его картине «написан землей, которую он засевает».

Мы слышим стон, вырвавшийся из самых глубин души Винсента, безрассудный трагический укор: «Да, деньги ты можешь мне дать, но ты не дашь мне жену, ребенка, работу». «Почему ты не продаешь своих картин. » – беспрестанно спрашивали они. Так или иначе, есть все основания полагать, что Винсент решил – будь что будет. Столько трудов даром, он снова промахнулся, упустил последний шанс. И снова вспыльчивость и приступы ярости помешали ему завершить обучение. «Абсолютно верно, — подтвердил он. — Возьмите, к примеру, этот тон (он показал пальцем на серую, грязную мостовую) так вот, если бы Паоло Веронезе сказали: Напишите белокурую красавицу с телом такого тона, он написал бы ее и на его картине женщина и впрямь была бы белокурой красавицей». «Хорошо зимой утопать в глубоком снегу, осенью – в желтых листьях, летом – в спелой ржи, весной – в траве хорошо всегда быть с косцами и крестьянскими девушками – летом под необъятным небом, зимой у закопченного очага хорошо чувствовать, что так было и будет всегда».

К тому времени он уже постиг многие тайны мастерства и убежденно провозглашал свое кредо. Теперь его волновали важные технические проблемы. Родственники Марго тут же расстроили эти планы – такой скандал допустить было нельзя. Дрожь нетерпения била Винсента. Как-то раз Шарль Блан сказал Делакруа, что «великие колористы — это те, кто не передает локального цвета» и Делакруа поспешил развить его мысль. Во все времена судьбы художников, артистов, поэтов складывались по-разному и не сказать, чтобы очень справедливо. «Я говорю мы, так как деньги, которые ты мне посылаешь — я знаю, они достаются тебе нелегко, — дают тебе право, если только мне удастся создать стоящую картину, считать ее наполовину твоим собственным творением».

Брата Тео, приехавшего на похороны, Винсент настойчиво убеждал взять его с собой в Париж. Но в глубине души – да, он не отрицает – все это ему, в общем, «довольно безразлично» и он «готов к тому», что, возможно, «не добьется никакого непосредственного результата». Когда он приходил, то обычно ссорился с отцом. В том, что художник смотрит на мир глазами своих персонажей.

Неточности, а подчас и огрехи. Жертвой своему призванию. – представить его как нечто абсолютно естественное. Произошел давно назревавший его разрыв с семьей. Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса.

Ван Гог изучал разные художественные направления и стили в престижной частной студии, перенял изобразительную манеру импрессионистов – покрывать холст пятнами краски – и познакомился (благодаря брату) с Писсарро, Дега, Гогеном. «Я горю желанием видеть картины Рубенса. » – восклицал он, откликаясь на зов величайшего из мастеров цвета. Было другое, что мешало ему остаться навсегда среди крестьян.

Кюре принял все меры для того, чтобы изгнать Винсента из Нюэнена и запретил своим прихожанам позировать художнику. Судя по всему, он не слишком надеялся на это. Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал. Да и какой отец на месте пастора вел бы себя по-иному.

Объясняли, что деньги, которые присылает ему Тео, всего лишь временная помощь, «милость, оказываемая пачкуну». Не будь этого, я, вне всякого сомнения, предпочел бы сохранить свои этюды и не согласился бы их продавать. Все в этом мире эфемерно, преходяще и недолговечно.

Керссемакерс много раз был свидетелем того, как он совершенствовал свое мастерство, неделями напролет рисовал руки, ноги, деревянные башмаки Он как бы разучивал гаммы. Впрочем, желание быть полезным у него осталось. Этого он и сам не знал.

Но делать ему на ней больше нечего. Наконец-то картина смогла вместить нечто большее – то, что художник искал в этих краях. Неординарность Гога пугает горожан до такой степени, что в марте 1889 года горожане пишут прошение освободить город от «рыжего безумца».

«Я часто думаю, что крестьяне представляют собой особый мир, во многих отношениях стоящий гораздо выше цивилизованного», — писал Винсент. Освободив крестьянские сцены от некоторых характерных деталей, создатель «Вечерней молитвы» идеализировал их, подняв на уровень обобщения, классического синтеза. Благодаря ей живопись уподобляется пламени: в страстном, сокрушительном, как атака, порыве должна она схватить нестойкую преходящую красоту вещей и их сокровенный смысл, но, чтобы добиться этого, надо писать «на одном дыхании», научиться стремительности, поставить на службу цвету кисть удивительной подвижности. В октябре Винсент целую неделю писал натюрморты в доме Германса используя в качестве моделей «самые красивые вещи» из его коллекции. Жерико и Гро, пояснил он, научились у греков первым делом выражать массы контура (почти всегда в форме яйца) и выводить все дальнейшее из расположения и соотношения этих овалов». Это «вялая, равнодушная дружба». Мгновение, которое проходит, уже ушло от тебя навсегда.

По фасаду вился плющ. И господствующий колорит у Ван Гога иной: серо-зеленый, с глубокими голубыми тенями. Он должен жить среди декорации своих сюжетов. «Никогда еще не было в моей жизни года, который начинался бы так мрачно», – писал Винсент в начале января. Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп — неужели он этого не уразумел.

Он отождествляет себя с ними. Он не отличался от них одеждой и образом жизни, но внутренне оставался самим собой. Теперь живопись открылась Винсенту во всем великолепии. Холст, если так можно выразиться, отстранял художника от его моделей.

Отныне всякий раз, когда он хочет написать картину, он избирает отправной точкой определенный цвет и тогда, говорит он, «я абсолютно отчетливо вижу, что должно получиться». Винсента угнетал Нюэнен, где теперь работать ему было невмоготу. Если в хлеву пахнет навозом, прекрасно. В поисках сюжетов для картин они вместе бродили по окрестностям. Вечером, взяв с собой этот холст, я отправился в Эйндховен, где живет один мой приятель Германс., владелец довольно изящной гостиной (серые обои и мебель черная с золотом) и мы повесили там картину. У родителей нет больше с сыном общего языка. Три поколения крестьянской семьи, живущие под одной крышей, собрались вместе за скромной трапезой. Тупость, трагическое уродство их лиц, животный облик – всего лишь плод жестокой враждебности мира, роковая печать судьбы.

«Пачкун» с каждым днем вызывал в Нюэнене все большую настороженность. С восхищением и страхом смотрел художник на Винсента, человека, беззаветно преданного искусству, который питался одним лишь хлебом и сыром («Это не портится в дороге», — шутил Винсент) и, вечно голодный, готовился и впредь жить в нищете. Рисунки Ван Гога боринажского периода почти все потеряны. Именно потому, что Вы не единственный, кто критиковал меня таким образом, Ваша критика заняла свое место в ряду других подобных суждений, от которых я защищаюсь и буду защищаться все более успешно, вздымая, как знамя, мою убежденность, что мои устремления имеют право на жизнь». Таков закон внезапного контраста, который отчасти уже широко использовал Делакруа.

То же относится к синему и желтому. В этом большом поселке, насчитывавшем около двух тысяч жителей, было совсем немного протестантов, едва ли более сотни, но «славный пастор» снискал всеобщее расположение, как некогда в Зюндерте и Эттене. В мае, на радость Винсенту, к нему приехал Ван Раппард. Почему бы и нам не поступать точно так же. » – говорил Винсент. Он почти не выходил из музея, без устали разглядывая картины великих мастеров.

Отсюда вывод: «Львы – не обезьяны, они не подражают друг другу». «Старые мастера пользовались подобной штукой. И очень важно, каково это «другое».

Его полное пренебрежение условностями, будь то общественными или религиозными, приводило к столкновениям с отцом и его пребывание в доме духовного лица казалось от этого по меньшей мере неуместным. Но ты все равно покажи ее ему – он должен видеть, что мы упорно идем к своей цели». Отныне Винсент будет жить только живописью и для живописи.

«Пусть Ваше искусство освещает путь людям, в этом, как я полагаю, состоит долг каждого художника», – писал он Ван Раппарду. Его сумасшествия боялись, а его картины, без сомнения, вызывали интерес. Если хочешь добиться яркого сочетания цветов, то вторичный цвет должен соседствовать с тем первичным, который не участвовал в породившем его смешении. Ван Гог снова обратился к живописи и его брат Тео (единственный, кто поддерживал Винсента на протяжении всей его нелегкой жизни) помог ему уехать в Брюссель и попробовать себя в роли слушателя Королевской академии изящных искусств. Хотя того несколько смущали размеры картин, как и то, что Германс хотел получить композицию с пятьюшестью фигурами (тогда как Ван Гог предпочитал иметь дело с меньшим числом персонажей), Винсент был в восторге от этой сделки, дававшей ему возможность писать картины без какихлибо затрат и с рвением принялся за работу.

Он страдал от своего одиночества, но именно в нем черпал он силу и вдохновение. Во многих, но не во всех, – что они знают, например, об искусстве и о ряде других вещей. » Вот камень преткновения: об искусстве они не знают ничего. Хотя того несколько смущали размеры картин, как и то, что Германс хотел получить композицию с пятью-шестью фигурами (тогда как Ван Гог предпочитал иметь дело с меньшим числом персонажей), Винсент был в восторге от этой сделки, дававшей ему возможность писать картины без каких-либо затрат и с рвением принялся за работу. Винсент оборудовал себе временную мастерскую в чулане прачечной, пристроенной к дому. Вот тогда и произошел этот знаменитый инцидент. Оставшись без моделей, Винсент начал писать натюрморты. Винсент жаловался: «Предоставляю вам судить, как приятна повседневная жизнь, когда сталкиваешься с такими вещами».

Ван Раппард писал прядильщиц, этюды женских голов, Винсент — «аллею тополей с желтыми осенними листьями, где солнце кладет на землю среди опавшей листвы ослепительные пятна, чередующиеся с тенью, отбрасываемой стволами деревьев». И он шел вперед гигантскими шагами. И она выполнила свое намерение, не сумев, однако, себя убить. Эта милая женщина, принадлежавшая к одному из самых состоятельных семейств Нюэнена, увлеклась Винсентом.

Керссемакерсу он дал множество полезных советов. И вот, после нескольких лет бесплодной борьбы, Ван Гог возвратился в семью. По фасаду вился плющ. Многочисленные гости, приходившие навестить больную, неумолчно расточали ему хвалу.

Так или иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном. Человечность искусства Ван Гога коренилась глубже. Стремясь заглушить укоры совести — что там ни говори, он жил на средства брата и, по существу, был для него обузой, — Винсент изображал их союз по меньшей мере в необычном свете, но желал бы — нетрудно догадаться, как сильно он этого желал. Неточности, а подчас и огрехи. Эфемерная и трагическая идиллия.

Коричневое платье девочки, стоящей спиной на первом плане, коричневые руки и лица сотрапезниц в «Едоках картофеля», выразительные блики коричневого до предела насыщены смыслом. Его сначала поместили в больницу, а после буйного припадка – в палату для умалишенных. Он стушевался и, надо сказать, без особого труда.

Звали человека Винсент Ван Гог. «Я говорил с врачом, чтобы получить у него совет: что я должен и чего не должен делать в интересах здоровья и будущего больной что лучше – попрежнему сохранять с ней дружеские отношения или же стушеваться». «Но здесь, в Голландии, – признавался Винсент, – нам трудно понять, что такое в действительности импрессионизм». Гоген уехал, Тео Ван Гог, напротив, стал ухаживать за братом.

С тех пор Винсент часто виделся с Керссемакерсом. Керссемакерсу он дал множество полезных советов.

«Надо заставить обыденное служить выражению прекрасного», — говорил Милле. Скоро учение будет завершено – уже теперь он рисовал с удивительной легкостью. Его невольно влекло к Винсенту и он снова поехал в Нюэнен. Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели.

Винсента захлестнуло безграничное отчаяние. Приехал он к своему отцу, к своим родным, но Нюэнен не был его родиной. За обедом он ел, что ему подавали, почти молча, лишь изредка роняя иронические замечания, как правило, вызывавшие всеобщее недовольство. С восхищением и страхом смотрел художник на Винсента, человека, беззаветно преданного искусству, который питался одним лишь хлебом и сыром («Это не портится в дороге», – шутил Винсент) и, вечно голодный, готовился и впредь жить в нищете.

Он завидует Гаварни, который «выпекал до шести рисунков в день» и с восхищением цитирует слова Уистлера: «Да, я сделал это за два часа, но я трудился много лет, чтобы научиться делать это за два часа». Землистые, темные тона «Едоков картофеля» вовсе не заслуживают пренебрежения, с каким о них иногда отзываются. Смотрите, как хорошо. » Это было одним из его любимых выражений. Одна лишь работа давала ему отдохновение.

Но, разочаровавшись в учебе, бросил занятия и в 1878 году покинул Амстердам. Так или иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном. Винсент будет писать картины. Не лучше ли ему устроиться в какомнибудь другом месте. Это был серьезный удар. Но конец всему положила безответная любовь.

Пусть даже он найдет ее плохой. Скудость вещи — непременное условие ее одушевленности. (Так впервые вошел в его жизнь мотив сознательной нищеты, очень значительный для последующего). Винсент сердился, мечтал как можно скорее убраться отсюда.

Явные неточности, которые я вижу сам и, будь в этом нужда, осудил бы куда резче всякого другого. Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий. Можно ли с уверенностью сказать, что это было именно так. «Я говорил с врачом, чтобы получить у него совет: что я должен и чего не должен делать в интересах здоровья и будущего больной что лучше — по-прежнему сохранять с ней дружеские отношения или же стушеваться». Картина Едоки картофеля стала финальным аккордом пребывания художника в Нюэнене (Северный Брабант, Нидерланды). У родителей нет больше с сыном общего языка.

Видит бог, неустанно повторял он, ведь он не злоупотребляет помощью Тео. Винсент согласен с Тео, сказавшим ему: «Когда горожане пишут крестьян, они у них походят на жителей парижских окраин, даже если все фигуры безупречно выписаны». В серии картин и этюдов середины 1880-х гг. Одна лишь работа давала ему отдохновение.

К тому же он признавал только индивидуальную технику. Он избрал себе образцом Милле. Ван Гог задумал написать за зиму пятьдесят этюдов голов крестьян. Подавленный печалью этого края, он, как никогда, страшился своей участи. Цвет – это поэзия.

С той и другой стороны были брошены резкие слова. Благодаря этой покупке было спасено все, что относится к нюэненскому периоду» (точнее, все, что сохранилось от этого периода). Ван Гог не сомневался, что, даже и темная, она все-таки здоровее и достойнее господской. Светлые краски.

Здесь кончается «ранний Ван Гог». «За окном пасмурно, — пишет он, — поля усеяны черными глыбами земли, между которыми пятнами лежит снег, часто один за другим следуют дни, когда видишь только туман да грязь, по утрам и по вечерам — багровое солнце, ворон, сухую траву и увядшую гниющую зелень, черные рощи и ветви тополей и ив, вздыбленные на фоне хмурого неба, словно колючая проволока». Винсент ощупью продвигался вперед. Ван Гог взял свои краски, холсты, мольберт, кисти и пошел к хижине де Гротов.

Винсента презирали и третировали, как никогда раньше. Мог ли он написать их иначе, не погрешив против жизненной правды, не изменив самому себе. Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда («Порой мне кажется, – гласит его душераздирающее признание, – что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения – часть меня самого») и если ему не всегда удается – он и это признает – сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь «от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии», от человека, абсолютно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо «с почтительным приветом».

Я намерен и впредь поступать таким же образом. Так вот, никогда еще я не ощущал такой твердой уверенности, что буду делать хорошие вещи и научусь распределять цвета так, чтобы добиваться желаемого эффекта. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом.

И Винсент снова остался один. И снова картина не удалась. Своим величайшим учителем, «самым современным из художников», он по-прежнему считал Милле: «Милле — это отец Милле иными словами советник и наставник молодых художников во всех областях».

Он писал картофелины, которым силился придать объемность: «иными словами, передать их качество так, чтобы картофелины превратились в массы, обладающие весом и плотностью, которую мы ощутили бы, если бы, скажем, попытались их подбросить», картофелины коричневые и черные, один вид которых навевал глубокую грусть. Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом. Вдобавок его новая пассия попыталась покончить с собой. Он даже сказал ему об этом. Однако сын его неприятно поразил жителей Нюэнена. «За окном пасмурно, – пишет он, – поля усеяны черными глыбами земли, между которыми пятнами лежит снег, часто один за другим следуют дни, когда видишь только туман да грязь, по утрам и по вечерам – багровое солнце, ворон, сухую траву и увядшую гниющую зелень, черные рощи и ветви тополей и ив, вздыбленные на фоне хмурого неба, словно колючая проволока».

Потянулись пасмурные месяцы. Винсент согласен с Тео, сказавшим ему: «Когда горожане пишут крестьян, они у них походят на жителей парижских окраин, даже если все фигуры безупречно выписаны». Впрочем, разве речь идет о продаже картин, о деньгах, о каких-то обидах.

«Старые мастера пользовались подобной штукой. В поисках сюжетов для картин они вместе бродили по окрестностям. Винсенту Ван Гогу было 37 лет.

Но он жестоко ошибался. Все это только на пользу. «Я не могу принимать в расчет, что думают о моей работе люди я должен идти вперед — вот о чем мне следует думать Если я теперь ничего не стою, то и потом ничего не буду стоить но, если я буду чего-то стоить потом, значит, я и сейчас уже стою чего-то, — упрямо повторял он, — так как пшеница есть пшеница, даже если горожане поначалу принимают ее за траву». Он хотел писать правдивые картины – не те, которые ждет от него публика. В то лето 1885 года, когда, работая в поле, среди крестьян, Винсент был занят «прямо или косвенно величайшей из проблем – цветом» инстинкт его был подобен реке ищущей свое русло, путь, по которому в будущем потекут ее воды.

«Нужно писать крестьян так, словно ты один из них, чувствуя и мысля, как они». Ни в коем случае. Винсент привык встречать повсюду непонимание: он настолько привык «выслушивать брань, что она больше не производит впечатления» и никаким новым наветам уже не поколебать его веры. «Нужно писать крестьян так, словно ты один из них, чувствуя и мысля, как они». Но Что поделаешь. » В своем исступлении Винсент накинулся даже на брата.

Возможно, я даже покину свою мастерскую и поселюсь в какой-нибудь хижине, чтобы уже не слышать и не видеть тех, кто именует себя «культурными людьми»». Мы слышим стон, вырвавшийся из самых глубин души Винсента, безрассудный трагический укор: «Да, деньги ты можешь мне дать, но ты не дашь мне жену, ребенка, работу». Они жили в хижине, где была всего одна комната с нишами для постелей. Судя по всему, он не слишком надеялся на это. – к любым лишениям.

«Думаю, что, даже если я захочу и сумею чему-то научиться у других, даже если я позаимствую у них кое-какие технические приемы, все равно я всегда буду смотреть на мир собственными глазами и обладать собственным видением». Винсент не поладил также с новым пастором, пришедшим на смену его отцу. В Нюэнене Винсент почти ни с кем не поддерживал отношений.

Здесь хранится большая часть работ художника. Откуда ему знать, что его сын — Ван Гог. Эфемерная и трагическая идиллия.

Кругом все черным-черно. Однако, когда церковная администрация освободила его от должности (Винсент не только читал Библию, от дирекции шахт он требовал улучшения условий для рабочих), она освободила уже сформированного внутренне художника. Завтра, как и сегодня, она будет его кредо. Хальс осуществил мечту Винсента, «четко заявить свой сюжет сразу, за счет максимального напряжения всех сил ума». Но Что поделаешь. » В своем исступлении Винсент накинулся даже на брата. Мгновение, которое проходит, уже ушло от тебя навсегда.

Техника — не риторика, она должна выражать личность художника. Но в глубине души — да, он не отрицает — все это ему, в общем, «довольно безразлично» и он «готов к тому», что, возможно, «не добьется никакого непосредственного результата». Винсент жаловался: «Предоставляю вам судить, как приятна повседневная жизнь, когда сталкиваешься с такими вещами». И какая чудесная стремительность. Да и какой отец на месте пастора вел бы себя по-иному. (Это была его судьба — во всем повиноваться только личной, внутренней логике). Винсент внимательно изучил два произведения Шарля Блана: «Художники моего времени» и «Грамматика рисовального искусства».

Лев Толстой говорил там, что между классами современного общества – зияющая пропасть жизнь господская, с науками искусствами, «влюбленьями», как бы вовсе не существует для крестьян, а господам жизнь крестьян, с ее трудами и со всеми ее интересами, представляется удручающе однообразной и темной. На одном из последних холстов Винсента – натюрморте – изображены в символическом соседстве Библия, раскрытая на 53й главе книги пророка Исайи и «Радость жизни», роман Золя, вышедший всего год назад. Теперь Винсент одерживал один успех за другим. На этот раз его впечатление было более благоприятным, хотя по невежеству он по-прежнему полагал, что Винсент совсем не умеет рисовать. Он встал, сорвал полотно с подрамника, отбросил его в угол и натянул новый холст.

Это «вялая, равнодушная дружба». «Никогда еще не было в моей жизни года, который начинался бы так мрачно», — писал Винсент в начале января. Сходя с поезда в Хелмонде, куда она ездила за покупками, мать упала, сломав правое бедро. Может быть, на этот раз Винсент и вправду поверил, что пришел конец его одиночеству. В этом мире все случайно, неповторимо и невозвратимо.

Он жаждал проповедовать, мечтал нести людям слово Божье, после миссионерской школы он буквально вынудил церковное начальство послать его в нищий шахтерский Боринаж. Он относил к трудовым классам и себя, художника, человека «тяжелой и грязной работы». На сей предмет он заручился адресами шести торговцев картинами. – В сущности, ты даже не пытался этого сделать».

Тогда Жигу спросил, почему он так думает. И, словно убегая от самого себя, Винсент Ван Гог отправляется на север, в провинцию Дренте, где оборудует свою хижину под мастерскую и полностью посвящает себя живописи. Нет, скорее всего, нет. Может быть, на этот раз Винсент и вправду поверил, что пришел конец его одиночеству.

Природа открылась ему, позволив заглянуть в свою душу. Однако, добавил он, «я нипочем не желал бы избежать этой ошибки. «Я вполне представляю себе, что придет день, когда композиция также будет даваться мне с легкостью», – писал Винсент брату Тео Он весь захвачен сознанием того, что надо спешить.

До этого еще очень далеко. — представить его как нечто абсолютно естественное. Он преисполнен решимости жить самостоятельно – согласно своим убеждениям. Страдание свято.

«Больше всего я хочу научиться допускать такие неточности и погрешности против правил, такие видоизменения и искажения действительности, чтобы в результате получилась — да, если хотите, — ложь, но более правдивая, чем любая буквальная правда». «Показывайте всем мои рисунки, – просил он Ван Раппарда. Чего он добивался. Картофель он писал картину в гамме картофеля, пыльного и нечищеного. Разве они не наглядное олицетворение, глубоко поэтический символ семейного очага. Его невольно влекло к Винсенту и он снова поехал в Нюэнен.

Природа открылась ему, позволив заглянуть в свою душу. Я решил выбрать второе и притом с таким восторгом, словно возвращаюсь из изгнания». Как ни сложна диалектика содержания и формы в искусстве, большое заблуждение думать, что в искусстве «как» важнее, чем «что». К тому же он признавал только индивидуальную технику. Обилия его «болезненного» желтого, который спустя какое-то время приобрел «золотой» оттенок, ведь полотна Ван Гога стали на вес золота. Невозможно всегда жить отшельником, «так как подчас чертовски трудно работать в полном отрыве от мира живописи и от художников и совсем не видеть чужих работ».

Вдвоем они много работали. «Я был бы в отчаянии, — уверяет он, — будь мои фигуры хороши Я не хочу, чтобы они были академически правильны Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать». (Этот колорит — дань Ван Гога собственному будущему, высветленной палитре).

Если в хлеву пахнет навозом, прекрасно. Неужели его отец прав. Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно.

Он вконец озлобился. Винсента попросту выгнали оттуда. Ведь торф дает свет и тепло крестьянской хижине. Он даже не показался на глаза родственникам, съехавшимся на похороны в Нюэнен, а когда встал вопрос о наследстве, попросту заявил родным, что его взгляды на жизнь «слишком сильно отличаются от их взглядов, чтобы можно было о чемнибудь договориться». Когда он приходил, то обычно ссорился с отцом. Тео убеждает Винсента расстаться с ней.

Все чернымчерно вокруг него и в душе тоже. Они, как люди, вовлечены в круг существования. Можно ли с уверенностью сказать, что это было именно так. Семейные беды еще больше сблизили братьев. До последнего времени Винсент стремился постичь секреты техники, теперь же он поставил перед собой более сложную задачу: «Наше творчество должно быть настолько изощренным, чтобы казаться наивным, — от него не должно разить талантом».

Пуля пробила ребро и застряла в кости. «Я не намерен изгонять из своей жизни страдание, – говорил тот же Милле, – так как подчас именно оно дарует художникам силу». А с открытием портов в Японии и началом «японского бума» Ван Гог стал создавать этюды по мотивам японских эстампов. Почему бы и нам не поступать точно так же. » — говорил Винсент. Винсент внимательно изучил два произведения Шарля Блана: «Художники моего времени» и «Грамматика рисовального искусства».

Это не давало ему покоя. Сразу же после приезда в Нюэнен Винсент понял, как непоправим его разлад с родными. Изображение пятерых усталых людей, которые при тусклом свете керосиновой лампы едят свой скудный ужин «теми же руками, которыми они копали землю» исполнено своеобразного величия: хочется назвать эту сцену не ужином, а трапезой. Он преисполнен решимости жить самостоятельно — согласно своим убеждениям. О нем все время ходили сплетни, недобрые толки. Винсент возвратился из Амстердама, воодушевленный всем, что увидел нет, он не ошибся, он на верном пути: «Некоторые художники, которых я знаю, но не хочу называть, неустанно бряцают тем, что они зовут техникой на мой взгляд, как раз они обладают слабой техникой».

«Будь у него много таких же прекрасных вещей, как лист, который я недавно обнаружил – Пять возрастов пьяницы или фигура старика под каштаном, о которой я недавно тебе рассказывал, – право, нам всем следовало бы пойти к нему на выучку», – писал он Тео в конце 1882 года. «Вы потом измените свое мнение», — ответил тот. «Хочу верить, — вскоре после этого писал Винсент, — что с каждым днем мои этюды все больше будут радовать тебя Теперь я совсем не могу терять время», — писал он, окончательно порвав с родными, готовый отныне во всем подчиняться Тео, на которого полностью переложил заботу о своем материальном обеспечении, готовый — какая важность. Тео показал одному парижскому торговцу картинами, по фамилии Портье, несколько этюдов брата и Винсент поспешил «за один день, на память» изготовить для Портье литографию с картины «Едоки картофеля» в ее тогдашнем варианте.

Однако на протяжении пяти лет тот был, по существу, его единственным другом и опорой и вскоре Винсент ощутил потребность, как он сам выразился, «поставить точки над i». Другой любопытный факт обнаружили специалисты НАСА – изучая полотна Ван Гога, они пришли к выводу, что океанические течения ведут себя именно так, как изобразил художник в «Звездной ночи». «Едоки картофеля» стала первой крупной картиной, написанной в так называемый «нюэненский» период (по нидерландскому селению Нюэнен, где проживали родители художника). Ее поместили в утрехтскую клинику.

Смотрите, как хорошо. » Это было одним из его любимых выражений.

Он стушевался и, надо сказать, без особого труда. Эта утрата, по существу, завершила долгий период в жизни Винсента. Как говорят врачи, «поначалу убиваешь, затем исцеляешь». «Больше всего я хочу научиться допускать такие неточности и погрешности против правил, такие видоизменения и искажения действительности, чтобы в результате получилась – да, если хотите, – ложь, но более правдивая, чем любая буквальная правда». Его судьба определена иначе. Он же запальчиво возражал: «Я был бы в отчаянии, если бы мои фигуры были правильными я нахожу великолепными фигуры Микеланджело, хотя ноги у них, несомненно, чересчур длинны, а бедра и зад чересчур широки Милле и Лермит являются для меня подлинными художниками по той причине, что они пишут вещи не такими, как они выглядят, если сухо и аналитически копировать их, а так, как они, Милле, Лермит, Микеланджело, чувствуют их».

— к любым лишениям. «Как-никак мы пришли в этот мир не для того, чтобы наслаждаться жизнью и не обязательно нам жить лучше других». И хотя называли его вангоговским кабинетом, висела там только одна маленькая картиночка известного художника— подготовительный этюд к картине Едоки картофеля: тёмная, мутная клякса, жирные линии, закрученные углем в осыпающуюся спираль, подобия лиц, глаз и носов, ничего толком не разберешь Разочарованные посетители недоумённо пожимали плечами: угольная клякса издали напоминающая трещину в небе, почерневшую, обуглившуюся молнию (и только позже, если приглядеться из мрака начинали проступать осторожные фигуры людей их перекрученные бедностью бледностью лица), не пробуждала воспоминаний, не требовала отождествлений, не искала человеческого сочувствия». С какой изощренностью он располагал цвета играя на контрасте и нюансах, варьируя оттенки. Источник света в «Едоках картофеля» предельно прозаичен и подчеркнут. Чего он добивался.

Картины, которые передавали бы суть вещей в присущих им темных красках. Женщина, воспылавшая к нему нежным чувством, — это было нечто новое для Ван Гога. Доктор Гаше даже говорил о выздоровлении. В мае Винсент завершил свою картину. В мае Винсент завершил свою картину.

Винсент привык встречать повсюду непонимание: он настолько привык «выслушивать брань, что она больше не производит впечатления» и никаким новым наветам уже не поколебать его веры. Винсент сердился, мечтал как можно скорее убраться отсюда. Если он и пошел на это приключение с пылом, который вкладывал во всякую затею, то в глубине души все же ничуть не верил в его успех. Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели. Его особой манеры смешивать краски и передавать реальность. Он довольствуется самой малостью — тем, что абсолютно необходимо для жизни. Потянулись пасмурные месяцы.

«Хочу верить, – вскоре после этого писал Винсент, – что с каждым днем мои этюды все больше будут радовать тебя Теперь я совсем не могу терять время», – писал он, окончательно порвав с родными, готовый отныне во всем подчиняться Тео, на которого полностью переложил заботу о своем материальном обеспечении, готовый – какая важность. Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно. Винсент торопился уехать. Но мог ли Винсент написать брабантских крестьян веселыми красками. Он окажется очень далеко от слащавости известной картины Милле «Анжелюс».

Братская привязанность Тео. «Так, значит, вперед. Его часто называют «сумасшедшим художником», приводят в подтверждение спутанные и навязчивые мысли, галлюцинации и припадки безумия, преследовавшие его всю жизнь. Но не тут-то было. Но ты все равно покажи ее ему — он должен видеть, что мы упорно идем к своей цели».

Сразу же после приезда в Нюэнен Винсент понял, как непоправим его разлад с родными. «Ты ни разу еще не продал ни одной моей вещи, — как-то раз написал он ему, совсем потеряв голову от обиды и гнева. — В сущности, ты даже не пытался этого сделать». На тот момент он еще находился в поиске своей манеры. И тут его осенило. «Моя палитра оттаяла, – констатировал он. Это нисколько не поставит под угрозу его самобытность.

Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Искусство, к которому его влечет, — это субъективное искусство экспрессивного толка. Он испытывает таинственное влечение к цвету. Как ни старался Тео воздействовать лаской и убеждением на Винсента и на родителей, отныне уже ничем не сблизишь этих людей, замкнувшихся в своем мире, недоступном для другой стороны, недовольных тем, что не встречают сочувствия, хотя и сами не способны его проявлять. «Надо радоваться, когда у тебя есть еда и питье, крыша над головой и одежда, короче надо удовлетворяться тем, чем располагают крестьяне».

Отсюда вывод: «Львы — не обезьяны, они не подражают друг другу». Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий. «Надо заставить обыденное служить выражению прекрасного» Запись на полях рисунка., - говорил Милле. Может, это и совпадение, но оно возвращает специалистов к изучению великого безумца. Разве может их дочь выйти замуж за этого «пачкуна», за неудачника оборванца. До этого еще очень далеко.

Съездив в Утрехт, он беседовал там с врачом клиники. И он шел вперед гигантскими шагами. Все это только на пользу. используя относительный досуг, которым крестьяне располагают в ненастное время года. Потрясенный сделанными открытиями, с каждым днем все больше, глубже осознавая их важность, Винсент невольно оглядывался назад на пройденный путь: «Изучение натуры, борьба с реальностью Не стану отрицать – годами я едва ли не тщетно, подчас с печальным итогом, брался за дело именно с этого конца». «У Хальса по меньшей мере двадцать семь черных тонов». Жители поселка смеялись при одном появлении «пачкуна», этого неудачника, который без зазрения совести жил на средства своих родных.

Работы почти никто не покупает, его манеру живописи называют «мазнёй» и «примитивом». Всегда и за все надо платить. «Спорить с ними бесполезно», — писал он Тео, вынужденному выслушивать жалобы обеих сторон, так как родители также сетовали: «Винсент с каждым днем становится нам все более чужим.

Впрочем, разве речь идет о продаже картин, о деньгах, о каких-то обидах. Кругом все чернымчерно. Винсент отказался от своей доли наследства поскольку в последние годы он был в серьезном разладе с отцом, заявил он, он не станет «ни предъявлять своих прав, ни даже притязать на то, что некогда ему принадлежало». Он продолжал: Взглянитека сюда – и, нарисовав на клочке бумаги несколько овалов, соединил их между собой еле заметными черточками и в результате получился конь, вставший на дыбы исполненный жизни и стремительности. Это так но не нужно смешивать предмет изображения с предметом любви, – то, что художник истинно любит, определяет собой его «как», его подход к любому предмету.

В мае, на радость Винсенту, к нему приехал Ван Раппард. События тоже следовали одно за другим. Светлые краски. «Возьмите любой из моих рисунков, – говорит он своему бывшему другу, – или любую из моих картин, какую захотите, какую я и сам Вам укажу, стараясь по возможности сохранить хладнокровие. Тео показал одному парижскому торговцу картинами, по фамилии Портье, несколько этюдов брата и Винсент поспешил «за один день, на память» изготовить для Портье литографию с картины «Едоки картофеля» в ее тогдашнем варианте.

Большую часть картин приобрел бредский портной господин Маувен. Весна виделась ему зеленой и красной, с молодыми всходами пшеницы и розовыми яблонями в цвету лето – синим и оранжевым, когда синие блузы крестьян вырисовываются в темном золоте хлебных полей осень – желтой и фиолетовой, с пожелтелыми листьями и лиловыми тенями зима – черной и белой, с темными точечками людей, копошащихся в снегу. «Если от картины изображающей крестьян, пахнет салом, дымом, картофелем, отлично.

В этом большом поселке, насчитывавшем около двух тысяч жителей, было совсем немного протестантов, едва ли более сотни, но «славный пастор» снискал всеобщее расположение, как некогда в Зюндерте и Эттене. Куда важнее другое — обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи. После ссоры, разыгравшейся между ними, дело обернулось совсем плохо. Вдвоем они много работали. Винсента корили за то, что он не зарабатывает денег.

То и дело вспыхивали ссоры. Винсент возобновил работу над «Едоками картофеля» и одновременно начал новую серию крестьянских портретов, отличающихся еще большей характерностью, чем прежние. Повторяю, я вынужден просить Вас об этом. Винсент возобновил работу над «Едоками картофеля» и одновременно начал новую серию крестьянских портретов, отличающихся еще большей характерностью, чем прежние. Так что же, отказаться от мечты, забыть свои волшебные эксперименты в области цвета и рисовать «правильные» картины для обывателей.

«Все это надо прочно освоить. » — говорил Винсент. Возможно, я даже покину свою мастерскую и поселюсь в какой-нибудь хижине, чтобы уже не слышать и не видеть тех, кто именует себя «культурными людьми»». Наперекор традиции Ван Гог лишает трапезу какой-либо священной окраски. Он одобрительно отнесся к работам друга — картинам и рисункам, — и это ненадолго согрело душу Винсента. Куда он шел. Художник должен быть художником и ничем больше».

И хотя называли его вангоговским кабинетом, висела там только одна маленькая картиночка известного художника— подготовительный этюд к картине Едоки картофеля: тёмная, мутная клякса, жирные линии, закрученные углем в осыпающуюся спираль, подобия лиц, глаз и носов, ничего толком не разберешь Разочарованные посетители недоумённо пожимали плечами: угольная клякса издали напоминающая трещину в небе, почерневшую, обуглившуюся молнию (и только позже, если приглядеться из мрака начинали проступать осторожные фигуры людей их перекрученные бедностью бледностью лица), не пробуждала воспоминаний, не требовала отождествлений, не искала человеческого сочувствия»2. «Я не могу принимать в расчет, что думают о моей работе люди я должен идти вперед – вот о чем мне следует думать Если я теперь ничего не стою, то и потом ничего не буду стоить но, если я буду чегото стоить потом, значит, я и сейчас уже стою чегото, – упрямо повторял он, – так как пшеница есть пшеница, даже если горожане поначалу принимают ее за траву». Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса. Милле рисовал богатых, представительных крестьян на фоне спокойной и плодородной природы.

Здесь он будет лишь топтаться на месте и вянуть. Послушайте, дружище, вещь эта довольно хороша, но она сделана с линии, а античные художники шли от объемов (от массы или ядра). Ван Раппард писал прядильщиц, этюды женских голов, Винсент – «аллею тополей с желтыми осенними листьями, где солнце кладет на землю среди опавшей листвы ослепительные пятна, чередующиеся с тенью, отбрасываемой стволами деревьев». «Если от картины изображающей крестьян, пахнет салом, дымом, картофелем, отлично. Он вконец озлобился.

Винсент провел в Амстердаме три дня. Она никоим образом – точнее, почти никоим образом – не отвлекла Винсента от его исканий. Творчество Милле еще и сегодня серьезно недооценивают. Здесь никак нельзя прибегать к привычным приемам. Он уезжает из дома, «в мир», доказывать свою правоту. На самом деле имя «Винсент» предназначалось для старшего сына Ван Гогов, но он не прожил долго и потому имя перешло ко второму в семье чаду. Таков закон внезапного контраста, который отчасти уже широко использовал Делакруа.

Семейные беды еще больше сблизили братьев. В этот период палитра Ван Гога стала светлой исчезли землистого оттенка краски, появились чистые голубые, золотисто-жёлтые, красные тона, характерный для него динамичный, как бы струящийся мазок («Агостина Сегатори в кафе «Тамбурин»» (1887--1888), «Мост через Сену» (1887), «Папаша Танги» (1887), «Вид на Париж из квартиры Тео на улице Лепик» (1887). Винсент написал сотню этюдов в родительском селении, все они были о жизни крестьян, о рабочем классе, это были ткачи и их жены, ткацкие станки, крестьяне, работающие в поле, тополиные деревья в саду пасторского дома, шпили церквей, пустоши и изгороди в лучах жаркого солнца, сумерки зимних дней но всё это было не то, он по-прежнему не видел среди своих набросков того, который вобрал бы все краски и детали крестьянской жизни. Это программное произведение художника, он писал его с огромным увлечением и мыслил как вызов академическому искусству, вызов «чистой публике», любящей приглаженное искусство, вызов тем, кого художник ощущал «по ту сторону баррикады». Но еще больше удивило кожевника то, что он никак не мог забыть холсты и рисунки Ван Гога. Так или иначе, есть все основания полагать, что Винсент решил — будь что будет. Начало лета застало Винсента в процессе стремительного творческого роста.

Он колебался, стараясь совладать с нетерпением, от которого его вдруг начало лихорадить. Освободив крестьянские сцены от некоторых характерных деталей, создатель «Вечерней молитвы» Наверно, это одна из самых слабых, хотя и самая знаменитая картина Милле. Убежденный в своей правоте человек наконецто уверенно зашагал к светлой и ясной цели. История с Марго никак, точнее, почти никак не отразилась на его работе. идеализировал их, подняв на уровень обобщения, классического синтеза. Винсент неизменно старался убедить в этом брата и самого себя.

Винсент стал старшим сыном и братом, у него было два брата и три сестры. Роль человека в его творчестве становилась всё меньше и чаще служила стаффажем (то есть человеческая фигура использовалась лишь для того, чтобы внести немного жизни). Табак, как он утверждал, действовал на него успокаивающе. Но Марго (судя по всему, наделенная крайне хрупкой нервной конституцией) не примирилась с этим отказом. Он вновь с мрачным ожесточением взялся за кисть.

Винсент неизменно старался убедить в этом брата и самого себя. Разве может их дочь выйти замуж за этого «пачкуна», за неудачника оборванца. Мысль его ежеминутно возвращалась к ним. Хальс – «колорист из колористов».

Его полное пренебрежение условностями, будь то общественными или религиозными, приводило к столкновениям с отцом и его пребывание в доме духовного лица казалось от этого по меньшей мере неуместным. «Вот я и говорю, – подчеркивал он в своих письмах, – что, создавая картины, я стараюсь жить, ни о чем другом не задумываясь».

---