Эдуард Мане Мальчик С Вишнями

Картина Эдуарда Мане "Мальчик с вишнями"

Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. Но увы. Мало-помалу и не без затруднений Мане организует картину. Смысл их существования состоит лишь в том, чтобы служить основой для мелодии красок, то нежных, чуть «журчащих», то светлых, острозвучных нот, паузы меж которыми насыщаются молчанием и покоем. В часы прогулок по Тюильри он быстро фиксирует в блокноте позы и лица людей, фиксирует «мимолетность изменчивость и случайность» сцен современной жизни. Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку — безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза — эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» — скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, — Шарлю Бодлеру.

Вскоре художника и натурщицу стали связывать не только творческие узы, но и интимные. Тщеславия в нем больше, чем гордости. Вскоре последовала новая трагедия: повесился Александр, мальчик, помогавший Мане в мастерской и ставший персонажем его картины «Мальчик с вишнями». Я заставил себя прочесть все. Это живопись в высшем смысле: она выразительна по своему лаконизму, линейно-четкие формы выделены тонким разграничивающим их контуром.

Описание картины Эдуарда Мане «Мальчик с вишнями»

«Те произведения искусства, которые не заслужат подобного упрека, могут рассчитывать на благосклонный прием». Фиаско на некоторое время сбило Мане с индивидуального пути: он с трудом находил интересные сюжеты, некоторые элементы откровенно заимствовал у известных художников. Разумеется, то, что «Завтрак» был повешен среди этих проклятых холстов, с особой силой и очевидностью выявило его сущность, чего, возможно и не случилось бы, будь он попросту допущен в Салон. Эдуард был бы несправедлив, если бы не отвечал Кутюру признательностью. Страшился ли Мане подобного братства, которое, неожиданно возникнув, не могло не затронуть самой глубины существа этих двух людей.

«Правильно только одно, – говорит он Прусту, – делать сразу то, что видишь. И когда маркиз с грехом пополам соберет материалы (разумеется, далеко не полные) и каталог все-таки напечатает, администрация постарается натравить на него судебного исполнителя, который запретит продажу каталога в залах Дворца промышленности. Это так неожиданно, такая мера неминуемо нанесет ущерб престижу жюри. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия». Персонаж этот чем-то Мане привлек. – изобразить служанку чернокожей.

Их поставляют Неаполь или Абруцци (на таком «экспорте» специализировалась преимущественно деревня Пиччиниско) почти все без исключения итальянцы и итальянки едут в Париж с единственной целью – всячески экономя, предельно ограничивая расходы, накопить небольшое состояние, чтобы, вернувшись на родину, пожить в относительном достатке. Картина Мане «Завтрак на траве», на которую художник возлагал наибольшие надежды, была раскритикована и вызвала смех у посетителей салона. Этим я во многом обязан любезной помощи многих лиц. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане. Ни он, ни его друзья не испытывают ровным счетом никакой нерешительности.

Описание картины «Мальчик с вишнями»

Он пытается возражать. И в Салоне и в Контрсалоне царит битюм и там и тут господствует анекдот. Тринадцатого августа, то есть накануне того дня, когда «Moniteur» опубликовала постановление о Салоне, в своей квартире на улице Фюрстенберг в семь часов утра навеки закрыл глаза Эжен Делакруа. Неужели господа из жюри подымут руку на «Гитарреро» и «Портрет г-на и г-жи Мане». Он воплощается в мастере «Турецкой бани» и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. – восклицает он.

Мане общается не только с элегантными завсегдатаями Бульвара. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Мане лихорадит – он хочет стяжать свои первые лавры.

Отправившись в Салон вместе с Феликсом Бракмоном и Фантен-Латуром – последний в этом году дебютировал во Дворце промышленности, – молодые художники Альфонс Легро, Каролюс-Дюран и еще два или три человека остановились перед «Гитарреро» как вкопанные. Никогда еще Салон живописи не привлекал такой беспокойной толпы. Но с 1857 года Академия изящных искусств восстанавливает прерогативы, какими она пользовалась при июльской монархии и вершит свою волю. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Сходство достигается только тогда, когда картину разглядывают с определённого расстояния.

На этом славном испанце – «sombrero calanes», марсельская куртка и панталоны. Наконец-то вы поняли. Он признается Прусту, что идет от картины Джорджоне. И на что бы он мог еще опереться. Он-то свои слабости знает. Фантен-Латуру повезло чуть больше: из трех его картин одну все-таки взяли. Кто из сотрапезников по кафе Тортони мог догадаться о том, какую рану носит Мане в сердце.

Каждый из ее персонажей – босоногая, одетая в лохмотья девочка, пара мальчуганов, один из которых напоминает «Жиля» Ватто, закутанный пестрым шарфом старик восточного обличья, с мертвенно-бледным лицом – живет как бы сам по себе. Ну конечно, признается Мане, свет представляется «таким единым, что одного топа достаточно для его передачи, — поясняет он, — и хоть это может показаться резким, желательнее делать внезапный переход от света к тени, а не нагромождать оттенки, которых глаз не воспринимает и которые, помимо всего прочего, ослабляют не только силу света, но и окраску теней, подлежащую выявлению. Мане украдкой и не без зависти посматривает на его красную ленточку. Пока его самостоятельность дальше не простирается. Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом.

Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт — и все безуспешно. Не так уж и мало. Париж быстро меняет свой облик.

Мальчик со шпагой, Эдуард Мане, 1861

Он не лгал. Коварный люэс делает свое страшное дело. «Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами».

Отдельные кабинеты Английского кафе ( 16) и Мэзон-Доре ( 6) были известны всей Европе. Тень фигуры не соответствует её положению.

Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой — обрезать веревку. Это была ужасная картина, художник после этого долго не мог привести себя в чувство. Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской. В былые времена в Салон было не так трудно попасть.

Респектабельность сохранена. Его обступают. Жмут руку. Вождь реализма, несомненно, прослышал и об отказе Мане и о мотивах этого отказа. Подписи на петиции множатся. – удивленно восклицает она.

То было время, когда эпоха натурщиков и натурщиц заканчивалась. Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов – Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Какое же полотно начать. Его похороны состоялись 17-го. Мане пребывает в состоянии некой эйфории. Жребий брошен.

«В деревне» он просто «скучает». Эти куртки, эти панталоны. Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Мужчина этот — начальник кабинета хранителя печатей, г-н Огюст Мане. С объявлением этого «Салона отвергнутых» – его стали называть так почти сразу же – мастерские охватывает неописуемая радость. Но статья эта ничуть не поколебала уверенности живописца.

Эдуард Мане – вдохновитель импрессионизма

Наконец не без некоторого смущения отваживается на это. Революционный Салон 1848 года – Салон, где вообще не было жюри и куда были допущены все без исключения желающие экспонироваться, показывал произведения более пяти тысяч художников. Мане этого вполне достаточно.

Край стола, на котором стоит бокал, не согласуется с перспективой. В конце концов ему удается найти себе новую мастерскую в доме 58 по улице Виктуар в квартале Трините. Мане редко смешивал краски. «Мальчик с вишнями» имеет, в свою очередь, такой успех, что владелец художественной фирмы папаша Гупиль (он долгое время специализировался на издании эстампов, а затем начал торговать и картинами тоже) предлагает выставить его в своей витрине на бульваре Монмартр. М. Прокофьевой.

У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины. Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Его Тореадоры испугали бы даже испанских коров его «Контрабандисты» одним своим видом обратили бы в бегство самых неустрашимых таможенников.

Источник ее – картина Тициана что из того. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез. – обнародовал – поразительно. Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов — Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Вскоре между ними возникает интимная близость, а слух об этом ползет по Парижу. Вышло – так вышло. Вот почему, не колеблясь, Мане обращается к произведениям старых мастеров, коль скоро они могут послужить канвой для его собственной работы.

Еще больший скандал сопутствовал картине Мане "Олимпия" (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков. Имперский режим рухнул ранней осенью 1870 года, во Франции была объявлена республика, но военные действия шли с прежним размахом. Обстоятельства решительно благоприятствуют Мане. Мане по-своему претворит эту обнаженную. Чтобы оживить композицию, придать ей необходимую рельефность, Мане поместит в правой части картины второстепенную фигуру: служанку, подносящую «Венере» букет цветов, – букет даст возможность сделать несколько многоцветных мазков.

Эдуард Мане – мальчик с печати плаката вишни

Наконец-то вы поняли. Мальчик с вишнями. К тому же у него окончательно созрел новый замысел. Отец болен, его свалил ревматизм. Ничего неожиданного в этом не было – старый судья дряхлел день ото дня.

Мане не хочет скандала. Здесь все воспринимается как нелепое, абсурдное. Воодушевленный одобрением, он пишет первую картину – уголок сада, где играют дети.

Но так ли уж он им интересуется. Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. «Читающий» настолько нравится Мане, что в сентябре 1861 года он показывает его публике. «В картине «Завтрак на траве» (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Но отец противится желанию юноши стать художником и вот таким образом Эдуард сдает экзамены в Мореходную школу, но безуспешно. Вот тут-то и кроется причина его непостоянных настроений и потому Мане не в силах сосредоточиться. Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри. Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг.

Подробнее в Возврат денег и сроки возврата. Он писал портрет с натуры. – восклицает он. Истина и поэзия. Тот факт, что во Франции существует только одна-единственная выставка живописи – Салон (а сейчас, например, он бывает раз в два года), по убеждению Мартине, чрезмерно сокращает возможности диалога между публикой и художниками. Какое разочарование. Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь.

Кажется, что мы и вправду слышим все это. Его «Концерт в Тюильри» ранит глаз так же, как балаганная музыка дерет уши». Он опасается слишком раскрыть себя. Решено. Обещайте изменить жанр и вы получите от нас медаль». Здесь царит культ женщины.

Так вот она где, та самая «современность», о которой толкует Бодлер. А нет – надо начать сызнова. Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. Он набрасывает портрет аббата Юреля, затем увлекается другой неожиданной работой: начинает довольно большой по размерам холст иллюстрирующий эпизод из романа Лесажа «Жиль Блаз», – «Студенты Саламанки». Иначе как оценить отношение жюри к членам Общества аквафортистов.

К счастью, ему удалось уцелеть в период боевых действий. Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую». Общее впечатление – мрачно, резко, жестко.

То, что Адольф Гупиль, фирма которого имеет филиалы в Берлине и Нью-Йорке, этот старый лис, чья скаредность стала притчей во языцех (он никогда не давал гарсонам на чай ни единого гроша у Диношо, где завтраки стоят 22 су, а обеды – 40, он всегда заказывает «завтрак»), – что этот хитрый, корыстный торговец заметил Мане, тоже явилось для живописца добрым предзнаменованием. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» – дело нелегкое – и «Малых кавалеров». Обжегшись на первой неудаче, он не может быть спокоен и сейчас. Как необычна судьба гения в этом мире. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты. Более или менее сознательно — чаще менее, чем более, — Мане как бы добивался получить от этих мастеров право на собственное видение.

Вне Салона надеяться не на что. Смехом судорожным истеричным. «Он загримирован, — говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, — но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту — ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» — оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим»59, чтобы понять, что представляет собой Мане. Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом. Но эту уступку цивилизованной моде искупают альпаргеты.

Разрешение выставляться в Салоне — это гарантия, своего рода патент на талант. Нагая женщина – для нее позировала Викторина – смотрит на зрителя взором «сомнамбулы». Эдуард Мане (1832-1883) родился в состоятельной семье Огюста Мане, руководителя департамента Министерства юстиции. Живописью Мане увлекся еще в детстве. Подготовка холста сделана в полном соответствии с рецептами Кутюра тени распределены так, как он того требует. Развивается промышленность. может, просто не хочет признаваться, что его затея оказалась неудачной.

Рубенс — это «бог». И эта самая публика – а ее мнения высказывались тем громогласнее, чем менее основательны они были 15 мая заполняет, торопясь и тесня друг друга, двенадцать дополнительных залов «Салона отвергнутых». Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена. Их воздействие на Мане от этого не меняется.

Полотно «Музыка в Тюильри», отмеченное таким обостренным ощущением современности, написанное с таким непринужденным блеском, с такой «вкусностью» живописного теста, с такой необычайной свежестью, раскрыло лучшие качества, заложенные в таланте Мане и проявленная им здесь смелость была тем более значительна, что сам художник смелости этой еще никак не осознавал. Мане его не признал. Натурщики-мужчины поколения Дюбосков или Тома Урсов, достигнув преклонного возраста, тоже один за другим уходят на покой никто или почти никто из французов не заступает на их место так умирает традиционная профессия натурщика, представители которой считали, что выполняют ответственную миссию в живописи и сами интересовались работами художников. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника. Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все»54.

Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» — всегда в кругу семьи одна и та же песня. Мане – а рассказ был посвящен ему – хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Этого уже достаточно, чтобы Мане пришел в хорошее расположение духа. При этом «Moniteur» уточняет: условия приема в очередной Салон, равно как и состав жюри, будут оговорены в следующем постановлении. К тому же ему очень не везло.

Как-то летним воскресеньем того же года, прогуливаясь вместе с Прустом по Аржантейю, он разглядывает с берега плавающие по Сене ялики, смотрит, как плетутся в воде женщины и внезапно ему на память приходит луврская картина – «Сельский концерт» Джорджоне. В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант. Он целиком покоряется доподлинным склонностям своего творческого «я» : максимально упрощает технику, отказывается от всех приемов «зализанной» живописи, от всех ухищрений моделировки, от всех этих «обманов глаза», уничтожающих хроматические валеры и проецирует формы на плоскость холста, разграничивая их чисто живописно. Именно ее, эту судьбу, я и попытался здесь разгадать. Жюри считало, что поступает правильно, воздвигнув «плотину», преградившую поток честолюбию художников, число которых растет с катастрофической быстротой. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра. Одна из таких наград – медаль первого класса – выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане.

«Завтрак» рождает не только смех, он вызывает ярость. – Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». Тут даже «Джоконда» вызвала бы развеселый хохот. Теперь все изменилось.

А Сюзанна. Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. Ведь это означает стать мишенью для насмешек. Его картины. Правительство императора поручило ему большой заказ. Видите ли искусство состоит в том, чтобы делать нечто значительное.

Чтобы предотвратить это, художник меняет направление взятых у Рубенса элементов. Он заметил это позже. Пока еще ничто не потеряно. Подумайте сами, ну может ли он открыть как раз напротив Салона (а его жюри, как известно, возглавляет г-н де Ньюверкерке) выставку произведений, осужденных этим жюри. И не придется ли ему тогда сложить свои обязанности.

Слухи распространились по Парижу, но Сюзанна ни о чём не узнала или не подала виду. Его отец руководил департаментом в Министерстве юстиции, мать была дочерью дипломата. Спешат пробраться к «Купанью» Мане, этому, ну как его там, «Завтраку на траве» – так, зубоскаля, толпа мгновенно окрестила эту картину и так ее стали называть все. Этюд «Христос с посохом» подарен молодому священнику, наставнику герцога Масса, аббату Юрелю, который часто бывает у родителей Мане. Рубенс – это «бог».

Уже размеры «Старого музыканта» – а таково название картины – свидетельствуют о намерении Мане показать эту работу в Салоне. Да и как не быть смущенным. Экспонироваться, а если публика будет единодушна с мнением жюри. Делакруа ли писал это. Тщеславия в нем больше, чем гордости. Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса».

Внезапно где-то раздаются взрывы смеха и вот они уже разносятся повсюду. Оставив рутину художественной школы, 24-летний Эдуард занялся самообразованием. Постановление это – а оно появится в «Moniteur» 14 августа – сразу же лишает Институт его привилегий: начиная с 1864 года три четверти членов жюри будут выбираться художниками, удостоенными медалей право назначать остальных членов жюри администрация сохраняет за собой. Это триумф «энгризма». Художник начал изображать энергичного, полного жизни и доброты мальчишку на своих холстах. К тому же любители, за очень редким исключением, покупают только экспонируемые в Салоне работы. Однако, картины встретили полнейшее неприятие публики и старших коллег Мане по цеху.

Ибо, — уточняет он, — окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Две голые женщины вместе с двумя одетыми мужчинами – слыханное ли это дело.

Право, надо непременно посетить этот «Салон парий», эту «выставку комедиантов». Кто вам сказал. Альфонс Легро тоже. Вздохи матери он слышит заранее. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» — дело нелегкое — и «Малых кавалеров». И все же Мане тяжело переживает его кончину.

Предложение принято. Мастерская – помещение на первом этаже – особой роскошью не блещет. Это, например, я прежде всего, три полотна г-на Мане. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия». Министр принимает посланцев «самым любезным образом», но никаких последствий встреча эта за собой не повлечет.

В «Музыке в саду Тюильри», наоборот, рассматриваемые с близкого расстояния лица становятся почти абстрактными формами. Эдуард Мане родился 23 января 1832 года в Париже. Еще больший скандал сопутствовал картине Мане «Олимпия» (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков.

Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Человек заурядный прав, когда рассуждает следующим образом: если бы Мане, желая привлечь внимание, выбрал скандальный путь, если бы он смело искал «иной способ заставить говорить о себе, чем официальные награды и упоминание своего имени в списке представленных к ним», то это удалось ему как нельзя лучше. Но тут же возникают колебания.

Жюри салона 1863 года также отвергло все три представленные Мане картины. Многие из художников, его окружающих, отводят офорту важное место в своем творчестве. Это постановление приводит в негодование не только Мане. Вот там и следует нанести решительный удар.

Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки. Возникшее поначалу возбуждение быстро затухает. Живописность этой блестящей работы влечет и чарует публику. Удача придет она должна прийти. В числе отстраненных работ были такие листы Бракмона, как «Эразм», награвированный с портрета Гольбейна и «Турнир» с картины Рубенса.

Уистлер, представивший «Девушку в белом», принят не был. И публика и критики весьма благосклонно приняли творения молодого художника. Живопись Мане кажется насмешкой над обычной живописью.

Мане привлекает скандальную славу, хотя и не стремился к ней. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» – всегда в кругу семьи одна и та же песня. «Вообрази, – доверительно говорит он, – я написал голову одним махом. По привычке идущей еще со времен Курбе, снабжать этикеткой «реализм» самые смелые живописные произвеведения Мане квалифицируют как реалиста.

А вот и нет. Мане действительно был «отцом» современной живописи, тем, от кого исходил определяющий импульс, повлекший за собой все остальное. Или Дюранти – поговаривают, будто он внебрачный сын Мериме, – бедный, озлобленный, угрюмый писатель, хоть он и гордец, но добивается от Министерства общенародного образования денежного «поощрения литературе» в сумме ста пятидесяти или двухсот франков. Забыв о Сюзанне, он заглядывается на венецианок. И больше я к ней не прикасался».

«Завтрак» выделяется на фоне остальных холстов своим новаторством, живостью колорита и затмевает все, что его окружает. Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. Полдюжины – самое большее – напоминают пыл прежних лет. Процветает коммерция.

«Ну, что ты скажешь. » – спрашивает Мане Пруста. Именно эта часть работы ему хуже всего удается.

То, что он не допущен в Салон, представляется ему верхом несправедливости. Светлые тона выделяются на темном фоне, разграниченном, как и у Тициана, по вертикали. Он не прочь повеселиться, любит шутки, не чурается смелых выражений.

Вот тот, на первом плане, до чего дошел, – у него на голове ермолка с кисточкой. с фр., послесл. Ба.

А разве иначе возможно. Он, Мане, был искренен, когда писал и только. Фернан Денуайе – рыжий заморыш, разговаривающий прямо-таки замогильным голосом, лыс, но усы торчат весьма заносчиво и при всех, даже при Бодлере, заявляет: «Есть только один поэт – и это я. » Спит Денуайе до пяти часов вечера, живет как самый обыкновенный прихлебатель и повсюду таскает за собой Нуазетту, кабацкую танцовщицу. Паника значительно уменьшила число отвергнутых, рискнувших оставить свои произведения во Дворце промышленности.

Как-то в Лувре — а там бродит много разных чудаков — Мане заметил (может быть, это Бодлер обратил его внимание) высокого тощего малого, который на манер Тальма драпировался в длинный коричневый плащ, одет был бедно, неряшливо, а на голове имел пыльный, выцветший цилиндр. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. Мане пока на половине пути. Мане дорожит его обществом.

Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Вместо фимиама — проклятия и яд, вместо пристойной торжественности — судебный процесс. Вибрирующее интенсивными и контрастными аккордами, произведение это – живопись и только живопись. Мане – а рассказ посвящен ему – хладнокровием Бодлера не отличался.

Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. В поисках «монументального» полотна для следующей выставки Мане решается на написание картины с изображением обнажённой натуры.

Как он бренчит на гитаре, как распевает во все горло. Дерзко. Зато Мане видит.

Почувствовав желание усовершенствовать свою технику «аквафортиста» (слово это тогда только что появилось), Мане решает награвировать «Мальчика со шпагой» и обращается за советами к Легро. В марте издатель устраивает в витрине лавки выставку работ Мане и еще двух аквафортистов. Он пытается успокоить себя. Единственно, с чем надо бороться, так это с посредственностью. Другой глядит, но ничего не видит, будто погрузился в мечты. Вскоре художник узнал, что жюри салона отвергло «Любителя абсента» (из всех членов жюри за картину проголосовал только Делакруа, сам учитель Мане, Кутюр, проголосовал против). Отчего эти персонажи размещены именно так.

Ему просто необходимо добиться успеха. Художник уже размышляет о следующем салоне и в расчёте на это пишет картину «Старый музыкант», хорошую в плане исполнения, но явно слабую в построении композиции. Число кандидатов и впрямь велико. Курбе внимательнейшим образом изучил «Гитарреро» и сразу же углядел здесь влияние испанцев, Веласкеса. К тому же женщина – понимаете, женщина – это слишком рискованно. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо – какая разница.

В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством. Терзает беспокойство. И вот, просматривая однажды альбом старых эстампов.

Курбе — а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно — тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) — как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. «. Похоронная церемония подходит к концу. «. Ведь ему всего тридцать один год. Дом на улице Гюйо заселен людьми среднего достатка.

После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями»: здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо — он, кстати, Мане совсем не нравится. После Ван-Гога, Сезанна и Тулуз-Лотрека героем четвертой биографии в серии «Искусство и судьба» я выбрал Эдуарда Мане, художника, создавшего «Олимпию» и явившегося средоточием той художественной эпохи историю которой я вознамерился рассказать. Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года. Это триумф «энгризма». Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике — трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, — что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела»58.

Никакой взаимосвязи между ними не чувствуется. Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. Мане — а рассказ был посвящен ему — хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. После выставки 1855 года – «этого глотка горечи» – его мизантропия усилилась, язвительность возросла.

Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. Его одолевают сомнения. Революционер Курбе остается современником. После выставки 1855 года — «этого глотка горечи» — его мизантропия усилилась, язвительность возросла.

«Нынче вместо поединка перед вами свалка, вместо торжественной выставки – беспорядочный базар, вместо отобранного – все целиком». Он теряет всякое спокойствие. А Сюзанна. Его тревожат слухи, а их день ото дня становится все больше. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт – и все безуспешно. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований.

Наконец он обращается к Жозефу с просьбой немного попозировать. Что скажет отец. Данная история, конечно же, вошла в мировую историю искусства. Явившись громадным переломом в искусстве, «Завтрак» открывает живописи головокружительное будущее. Викторина Меран, по-видимому, позировала художнику и в следующей его значительной работе – «Флейтист» (1866). Но работа производит двойственное впечатление, отрицать это не приходится. Париж становится городом развлечений.

Короче говоря, чтобы охарактеризовать все эти начинания, можно процитировать слова одного из современников: «В то время как взоры, нежась, скользят по картинам искусные исполнители услаждают слух». Вне Салона надеяться не на что. Мане пытается защищаться. Поживем – увидим. Мы решительно отказываемся следовать туда за ним. Он игриво смотрит на зрителя, как бы желая ему подмигнуть. «Смеялись, плакали, целовались. Поздравляют.

Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности. «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», – говорит ему Пруст. Он в восторге, он раскланивается и, опьяненный успехом, упивается похвалами. Не за горами то время, когда к нему придет слава, богатство, великолепная мастерская и к ее дверям каждую пятницу – а по пятницам принимают все «великосветские» художники – будут тянуться вереницы экипажей. Мане не хочет доискиваться истинных причин этих похвал.

– созерцает его в своей порочной наивности и притягательной бесстрастности. Но, невзирая на плохую развеску, его произведения привлекают всеобщее внимание, особенно «Гитарреро» картина встречена единодушным одобрением. Респектабельность спасти необходимо. Вскоре их примеру следуют уже сотни. Самоубийство Александра его потрясло. О Мане писали много равно много писали и о его современниках. В первую очередь необходимо выяснить, чего же он хочет.

Увы, отныне все это кануло в Лету. Но мало-помалу идея кристаллизуется. Но Делакруа не просто возбуждает его любопытство, он почти пленяет. Решительно это успех, успех, о каком всегда мечтал Мане.

Появляется новый тип женщин, называемых с легкой руки Александра Дюма-сына дамами полусвета. Г-н Колларде будет позировать на улице Лавуазье. «Я сделал то, что видел», – говорит себе Мане. Чиновник крайне изумлен: не ослышался ли он. В ее «решительности» есть «нечто строгое, острое и энергичное», в этом и заключается суть работы и потому она кажется вызывающей. А разве иначе возможно.

Викторина Меран тотчас же начинает позировать в мастерской на улице Гюйо. «Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. В 1874 году Мане отказывается участвовать в первой групповой выставке импрессионистов. И вот Мане уже пишет с нее «Уличную певицу» – придерживая одной рукой инструмент, она, выходя из кабаре, ест вишни. Успех растет, крепнет. Мане отбросил академическую технику «тщательной отделки» картины, в которой не имело значения, рассматривалось ли полотно с близкого или далёкого расстояния. Он адресуется исключительно к глазу он сразу покончил с областью вымысла.

Но это пока прелюдия, подготовительная работа. Одним из художников, оказавших наибольшее влияние на Мане, становится Веласкес. Буржуа Мане, элегантный завсегдатай Бульваров – кому он современник. Здесь но преимуществу коренится творческое превосходство Мане.

Оригинал картины можно найти в одной из самых известных французских галерей. Кринолины стали еще необъятнее, в моде изощренно-вычурные отделки из муара, шелка и атласа. С первых же дней, даже с первых часов «Завтрак на траве» собирает толпу. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. Жизнь Мане далеко не так ясна и очевидна, как о ней думали. Пруст немедленно собирает в ресторанчике Диношо старых приятелей из ателье Кутюра на банкет, а майор Лежон устраивает в честь Мане артистический вечер. Мане включил в этот холст и своего «Любителя абсента» – он кажется здесь явно ненужным и лишний раз подчеркивает непродуманность композиции, ее несвязность, почти искусственность.

Двадцать четвертого июня «Moniteur» сообщает: primo – отныне Салон будет устраиваться ежегодно secundo – граф Валевский уходит в отставку с поста министра tertio – г-н де Ньюверкерке назначается суперинтендантом департамента изящных искусств. – новые, приводящие в недоумение декреты. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Только успех может служить для него оправданием. «Он загримирован, – говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, – но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту – ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» – оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим», чтобы понять, что представляет собой Мане.

Разве его картину вдохновляли не луврские произведения – к примеру, Джорджоне. Прекрасно, тогда пусть его заменит кто-нибудь из подчиненных. Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка»65. Такова была их оценка «Завтрака на траве».

В кафе Бад или Тортони – у последнего Мане завтракает почти каждый день – художник становится как бы центром «маленького двора». Пока его самостоятельность дальше не простирается. Он уверен, да, да, совершенно уверен – это Кутюр оговорил его перед членами жюри. Сбитый с толку, охваченный неуверенностью, внимательно изучает рожденное собственной кистью творение.

Этюд «Христос с посохом» подарен молодому священнику, наставнику герцога Масса, аббату Юрелю, который часто бывает у родителей Мане. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Мане не использует полутона, только лёгкая светотень подчёркивает выпуклость фигуры. Здесь царит культ женщины.

Сохраняя структуру «Венеры Урбинской» (не забыв и об «Обнаженной махе» Гойи), Мане располагает тоненькое смуглое тело Викторины Меран на фоне белоснежных простынь и подушек, чуть отливающих голубизною. Ему просто необходимо добиться успеха. Теперь Мане – один из самых постоянных посетителей лавки Кадара, находящейся в доме 66 по улице Ришелье. Баллеруа увлекается живописью и пишет маслом сцены псовой охоты. Он принимает к сведению только один из приведенных аргументов.

В этой самостоятельной работе порукой и гидами Мане служат испанцы – и не только Веласкес, но еще и Сурбаран и Рибера. Мане с грустью вспоминает о тех далеких временах, когда начинал рисовать, а дядюшка Фурнье помогал ему. Не считая себя импрессионистом и отказываясь участвовать в выставках этого объединения, Мане тем не менее дал толчок импрессионизму, став его вдохновителем. Стевенс не послушался, почетной медали не получил, а вот теперь выиграл. Третьего июля критик официальной газеты империи «Moniteur universel» Теофиль Готье, великий Тео, в восторге хвалит «Гитарреро» : «Карамба.

Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. Викторина нравится не только Мане-художнику, она нравится и Мане-мужчине. Он приглашен ко двору, присутствует на охоте в Компьенском лесу и в который раз по всему городу разносятся его хвастливые речи.

Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности. От беспокойства, сомнений не осталось и следа. В истории искусства удалось бы насчитать совсем немного революций, подобных той, какую совершил он, — революции основополагающей, чреватой целым рядом серьезнейших последствий. Чтобы передать петицию графу Валевскому, делегатами выбраны Мане и Гюстав Доре. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Маркиз де Лакей, директор журнала «Beaux-Arts», предлагает издать каталог за свой счет, но ему отказываются дать список художников и выставляемых ими произведений.

Она создана им, принадлежит ему целиком, она преображена свойственной только ему одному силой пластического видения. Здесь, если очертить границы улицами Миромениль, Пепиньер и Роше, среди пустырей, где когда-то вращались крылья многочисленных мельниц, окруженных лесными угодьями королей (отсюда название одной из вышеупомянутых улиц), ютились ветхие, грязные лачуги это трущобы, куда, как писал Бальзак, «полиция заглядывает только по приказу правосудия». Ладно, я им покажу, как это делается. Мане дорожит его обществом. К помощи Агостины часто прибегает Жером.

Сперва Мартине не решился на столь откровенную дерзость и побоялся открывать салон, однако вмешательство императора Наполеона III вынудило его провести выставку, сразу же получившую название «Салон отверженных». Его персонажи ничего не «рассказывают». Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри. Теперь он будет работать самостоятельно. У Мане теплые отношения с графом Альбером де Баллеруа – этот юноша на три с половиной года моложе его самого, богатый аристократ, франт с моноклем в глазу. Если кто-то и воспринимает его таковым, так это только те никому не известные молодые люди, которые бродят по залам «Салона отвергнутых» и беспрестанно возвращаются к «Завтраку», чтобы восхищаться этой живописью – для всех подрывной, но для них вдохновляющей. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер.

Отец болен, его свалил ревматизм. Полноте. Главный герой картины под названием «Мальчик с вишнями» – как раз тот самый паренек из мастерской. Он не прочь повеселиться, любит шутки, не чурается смелых выражений. Число отвергнутых несметно.

В былые времена в Салон было не так трудно попасть. Париж становится городом развлечений. В таком окружении и даже невзирая на сравнительно многочисленные работы, отмеченные печатью новизны и творческих сил, такие, например, как «Девушка в белом» Уистлера, «Завтрак» Мане приобретает значительность исключительную. Для посетителей композиция «Завтрака» смешна, тут двух мнений быть не может.

ему нравилось больше рисовать. «Ага. Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей.

Служащие мечутся во все стороны. Но Кутюр не оттаивает. Для него важно только одно – исполнение.

У Мане же ничего похожего. Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. Но слово это столь мало ему соответствует, что один из приверженных «реализму» критиков, Кастаньяри испытывает потребность придумать новый термин: термин этот – «натурализм».

Как-то в Лувре – а там бродит много разных чудаков – Мане заметил (может быть, это Бодлер обратил его внимание) высокого тощего малого, который на манер Тальма драпировался в длинный коричневый плащ, одет был бедно, неряшливо, а на голове имел пыльный, выцветший цилиндр. Стремясь как можно ближе узнать этого человека, я максимально умножил поиски материалов.

Но что дано предвидеть Мане. «До Мане», «после Мане» — такие выражения полны глубочайшего смысла. Его увлекают возможности пленэрной живописи, мазок в его картинах становится более дробным, способным чутко улавливать и передавать нюансы изменчивой жизни природы. Заканчивается одна эпоха и начинается другая. Картина «Купанье» была предложена жюри вместе с менее значимыми «Молодой женщиной в костюме эспада» и «Молодым человеком в костюме махо». А вдруг его упрекнут в плагиате.

Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм. Он всячески старается ему помочь, сунуть немного денег, маскируя милостыню шутками.

Он неоднократно посещал голландские музеи, где любовался живописью Франса Халса. Пишет быстро, очень быстро. Он надеялся сделать карьеру. «Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. В очередной раз – правда, теперь на более длительный срок – он сменил мастерскую.

«В картине "Завтрак на траве" (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Пример роскошной жизни задает двор. Кое-кто в сомнении.

это кошачий концерт на палитре. Этих молодых людей зовут Клод Моне, Поль Сезанн, Эмиль Золя и Фредерик Базиль. Его стесняет не сама идея заимствования. Не все целиком, конечно, но количество огромное. Споры смолкают, сменившись всеобщим смехом.

Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. Он играючи использовал здесь – и как великолепна эта игра. Надо сказать, что судьба мальчика с вишнями была трагична.

Позднее в семье родилось еще двое мальчиков. И все-таки его терзает тревога. Г-н Колларде будет позировать на улице Лавуазье.

Люди, представленные Мане в картине, отнюдь не анонимны. Но законченная работа его, очевидно, не удовлетворила. Неожиданная поддержка придает Мане бодрость и силы. Одна из таких наград — медаль первого класса — выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали. Какая тут смелость.

Особо тёплые отношения Мане завязывает со скандальным поэтом Шарлем Бодлером. Это увлечение всячески поощрял его дядя, Чарльз Фурнье и в 1845 г., следуя его совету, Эдуард Мане стал заниматься на курсах рисования. В 1850 г. Эдуард поступает в школу изящных искусств художника Тома Кутюра. Он не задается целью скомпоновать эту толпу как единую органичную массу.

Число отвергнутых несметно. Как хотелось бы ему жизни легкой и ничем не отягощенной, но в действительности все идет наоборот. Выставка должна была разжечь интерес зрителей как раз накануне открывающегося салона. Всегда ли жюри, вынося решение, руководствовалось только достоинствами произведений.

Никогда еще Мане не отваживался на холст такого большого формата. Легко сказать. Он уверен, что публика его поймет и воздаст сторицей. И на что бы он мог еще опереться. Церемония открывается речью министра графа Валевского. Тех, кто еще колеблется, елейно убеждают подумать, не имеет ли смысла отказаться от рискованной демонстрации, – ведь так можно и «потонуть в волне ничтожеств».

Да черт с ним, если это и вызовет подозрения. У Мане на этот счет иное мнение. У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины.

Перед его глазами уже вырисовывается композиция: две обнаженные дамы и два одетых господина, только не в венецианских нарядах XVI века, а в костюмах эпохи Второй империи группа располагается, как и у Джорджоне, на фоне природы, среди зелени и деревьев это будет какая-то увеселительная прогулка – то ли «купанье», то ли «завтрак на траве», в общем, увеселительная прогулка, рассуждает Мане, подмигивая, – тема старая, которой, однако, его совершенно современное видение придаст новую жизнь. Но опасаясь слишком жёсткой и академичной программы обучения в Школе, Мане в 1850 году поступает в мастерскую модного в то время художника Тома Кутюра, который прославился в 1847 году благодаря монументальному полотну «Римляне периода упадка». Еще до того, как начать «Завтрак», у Мане мелькнула мысль переосмыслить в собственном стиле «Венеру Урбинскую», некогда скопированную им в галерее Уффици. Он то впадает в возбужденное настроение, то так же внезапно падает духом. Интерес к жизни влечет его в такие места, куда посетители кафе Тортони вряд ли рискнули бы отправиться по доброй воле. Бодлера – тоже.

А в среде художников Мане мгновенно становится личностью заметной. С помощью Эмиля Оливье, подсказывающего ему итальянские слова, он пишет крупными буквами: «Ti amo da disperato» («Я влюблен в тебя как безумный») на большом листе картона и начинает размахивать им, чтобы привлечь внимание девушки. Но ведь пишет-то он в силу наслаждения, наслаждения зрительного. Жертвы в негодовании, они бушуют их крики разносятся по городу и предместьям.

Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года. А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее. Мане тотчас же сочиняет другой плакат: «Andar in gondola. » («Покатаемся в гондоле. ») Новая улыбка — по ту сторону канала дали очевидное согласие.

«Венера» – его шедевр. Он теряет всякое спокойствие. Общественное мнение создавалось тогда такими вот «любителями» – они могли быть порой упрямыми, порой пристрастными, но в искусстве толк всегда понимали.

Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. Увлечение старой живописью обусловило многочисленные путешествия Мане. Насмешки удваиваются. Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. Пока академическое жюри, успокоенное провалом «Салона императора», почивает на лаврах и вправе полагать, что в результате этого испытания его авторитет только выиграл, Наполеон III – какая муха его укусила. «Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, «Нана» (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого «покровителя».

Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Мане одновременно договаривается с Мартине об устройстве выставки— она включит лучшие из прочих его холстов, среди которых будут «Музыка в Тюильри» и «Старый музыкант», «Gitanos» и «Испанский балет», «Уличная певица» и «Лола из Валенсии». Вот так-то.

Впрочем, рассуждать среди возбужденной толпы бесполезно. Мане лихорадочно гонит работу. «Фатальность его дара» бесповоротно отторгает Мане от ничтожных помыслов честолюбия.

Он едет в Аржантей, где работает с Моне и Ренуаром. Но он чувствует себя во всеоружии. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Ибо, – уточняет он, – окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна».

– 400 с., 16 с. ил. Картина выстраивается вся целиком, как по волшебству. Поглощенный мыслями о реванше, Мане снова работает в мастерской Стевенса, пишет с натуры квадрилью тореадоров, по мотивам которой собирается затем создать «Эпизод боя быков».

Разрешение выставляться в Салоне – это гарантия, своего рода патент на талант. Но у Мане нет времени пережевывать оскорбительный отзыв. Привычки философа были столь же незыблемы, что и привычки этого человека с серьезным лицом, грустными глазами, с черным галстуком, завязанным бантом, на котором покоится густая, уже седеющая борода он движется не без торжественной надменности, всегда одинаково ровной походкой. Ведь он еще не знает, что он – Мане. Но в действительности. Есть ли у этих персонажей прошлое, будущее. Она больше чем реальность, она сама истина. «Мане», «Эдуард Мане».

Вместо фимиама – проклятия и яд, вместо пристойной торжественности – судебный процесс. Но что дано предвидеть Мане. «Старый музыкант» раскрывает ни с чем не сравнимое владение живописным «тестом».

Ему все же не хочется просто переносить композицию «Сельского концерта» на собственное полотно – ну нет, это его не устраивает. Некоторые хотят уклониться. «Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Он следил за чистотой в помещении и выполнял различную мелкую работу. Все остальное – чепуха». Напротив гостиницы, в доме по другую сторону канала, он приметил юную блондинку дивной красоты — «склонившись над каким-то рукоделием», она почти всегда работает у окна. Да, но он как бы очистил Викторину от всего эфемерного, случайного. Ведь он еще не знает, что он — Мане.

Живым всегда избегают воздавать должное. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. Особо тёплые отношения Мане завязывает с французским поэтом Шарлем Бодлером. Появляются картины «Аржантей», «Партия в крокет», «В лодке».

Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Обычный круг Мане – молодые художники: голубоглазый, мечтательный Фантен-Латур всегда очень внимательно прислушивается к Мане двадцатичетырехлетний дижонец Альфонс Легро – художник, специализирующийся на изображении церковных интерьеров и религиозных сцен, простолюдин в помятой шляпе, с глазами шутника, острый на язык Альфред Стевенс – упитанный фламандец, уже дважды удостоенный в Салоне медали, певец парижанок и их прелестей американец Уистлер – эксцентричный джентльмен, нарочито манерный, не лишенный заносчивости: нетерпеливо поигрывая моноклем и немного гнусавя, он пересыпает свою речь язвительными репликами пронзительный хохот еще подчеркивает нарочитую нагловатость его слов.

Один из мужчин что-то говорит, но его же никто не слушает. Он заговорил с ним и узнал, что этот старьевщик, торговец железным хламом откликается на имя Колларде. И тогда, словно под воздействием внезапно нахлынувших потаенных чувств, неожиданно заявляет, что напишет картину «В честь Делакруа». Такого рода сцены природы воспринимались как живопись, предназначенная лишь для иллюстраций журналов и репортажей.

И Мане решает – не Бодлер ли натолкнул его на такую мысль. Скорее уж Мане думает о статье, опубликованной в «Gazette de France» после открытия «Салона отвергнутых», которую, по мнению некоторых, продиктовал сам Делакруа: «Среди отвергнутых произведений девять десятых просто смешны. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все». Разобраться в этом – долг тех, на кого возложена миссия следить за развитием искусства и литературы им надлежит смело бороться против ложных богов даже в тех случаях, когда этим последним сопутствует льстящая их самолюбию эфемерная популярность, созданная заблуждающейся публикой. В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант.

В ней есть «блеск, вдохновение, пьянящая сочность, неожиданность», – говорит Закари Астрюк. Бредовое произведение, нелепое и неприличное. Он уверен, да, да, совершенно уверен — это Кутюр оговорил его перед членами жюри. Ведь если верить слухам, официальные лица и академики, возмущенные дерзким и обидным вторжением Наполеона III в сферу их собственной компетенции, сделают все, чтобы «Салон императора», как они, скрежеща, его окрестили, продемонстрировал бы себя «Салоном бездарностей».

В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Толпа «рапэнов» устремляется к Академии: напротив ее здания водружают огромный черный крест, на котором гигантскими белыми буквами написано: «Здесь покоится прах жюри Института. » станцевав вокруг этого карнавального сооружения фарандолу, все отправляются на улицы, размахивая виселицей с манекеном, одетым в зеленый академический мундир. Он не мог понять мальчишку, который так поступил с ним. – самые живые возможности своей техники. Да нет же, эти отвергнутые полотна, эти «изгнанные», «проклятые» картины куда как забавны.

Его стиль в этот период характеризовался свободными мазки, упрощенными деталями и слабо выраженными переходными тонами. В 1861 г. после строгого отбора две картины Мане «Портрет родителей» и «Испанский певец» выставляются в Парижском салоне. Ничто его не удовлетворяет. Отчаявшись, цепляется за собственное представление о самом себе.

Она смеется и, кажется, благосклонна к автору этого признания. Размышляя над следующим предложением салону, Мане вновь обращается к офорту. После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями» : здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо – он, кстати, Мане совсем не нравится. Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Мане в колебаниях – следует ли ему признаваться в подражании Рафаэлю. Чтобы обрести поддержку общественного мнения, Мартине добивается права выпускать периодическое издание «Le Courrier artistique» оно начинает выходить с 15 июня дважды в месяц.

Впрочем, сами события принимают благоприятный поворот. Развивается промышленность. Одно другого стоит. Жюри может не собираться во второй раз. Помимо этого, чтобы как-то привлечь внимание публики (а нововведение было так необычно, что могло легко сбить ее с толку или, еще хуже, оставить равнодушной), Мартине регулярно устраивает в залах выставки концерты.

Кто-то говорит, что есть подходящий вариант на площади Клиши. Ну конечно, эту картину следует рассматривать как неприличную. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника.

Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем — да разве могло быть иначе. «Г-н Мане обладает качествами, необходимыми для того, чтобы стать единодушно отвергнутым всеми жюри мира. » Но Мане глух к скрытым голосам и вряд ли думает о чем-нибудь подобном. Раз так – экспонироваться и только экспонироваться.

Ему всего двенадцать с половиной лет и потому он не совсем понимает, что происходит. Залы переполнены. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей» : у Бодлера связь – связь бурная, сплошные ссоры и примирения – с мулаткой Жанной Дюваль. Воспользоваться «Салоном отвергнутых» и выставить свои работы, минуя жюри, – как это просто, нет ничего проще. Будучи суеверным, он одержим одним желанием – как можно скорее распрощаться с мастерской, где сосредоточиться больше не в силах, где кисти просто падают из рук.

Осторожная, умело написанная заметка в «Le Courrier artistique» от 15 апреля ловко вуалирует вопрос суть ее вкратце такова: люди талантливые прекрасно знают, что вправе рассчитывать на галерею Мартине. Очень может быть, что именно ему художник был обязан замыслом неосуществленной картины. В таком случае не экспонироваться. У первой «одолжит» радугу, собаку (повторив ее почти буквально) и расположение небольшой группы деревьев из второй – две фигуры во фламандских костюмах XVII века.

Мане погружен в созерцание этого лица, тонкого и нежного, как лицо мадонны. Мало того – администрация отказалась сделать каталог. «Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, "Нана" (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого "покровителя".

Но Кутюр не оттаивает. «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», — говорит ему Пруст. Она умеет бренчать на гитаре. В его ушах уже звучит гул будущей славы.

«С талантом вроде вашего не следует писать сюжеты, какие пишете вы. «Эпизод боя быков» не продвигается вперед, как хотелось бы того Мане. Ему вовсе не хочется, чтобы его принимали за кого-то вроде таких вот «революционеров», которые, между прочим, «почти открыто требуют поджечь Лувр», чтобы впоследствии и на него обрушился гнев представителей официального искусства, критики и публики. – восклицает он. Художник возлагал большие надежды на реалистичную (чем-то схожую с творчеством Бодлера) картину «Любитель абсента». Процветает коммерция. Но она темна, эта картина.

Находясь в постоянном поиске, он принимается за написание следующей картины «Уличная певица», натурщицей для которой стала Викторина-Луиза Меран, юная провинциалка, стремившаяся выбиться из нищеты любыми методами. «Жизнь Парижа, – пишет поэт, – изобилует поэтичнейшими и чудесными сюжетами. Мастерские охвачены энтузиазмом. Он тоже знает, что такое кожа черного цвета.

Наполеон III молча его выслушивает. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки. — восклицает он. — Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». Июльская монархия тоже ему благоволила. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен.

«Г-н Колларде, как вы отнесетесь к тому, чтобы я сделал ваш портрет. » Ну разумеется. В конце книги можно найти библиографические указания источники, на которые я опирался при описании этой жизни, где, как и в других моих работах биографического плана, всячески старался избежать того, что походило бы на роман. Он берет несколько пробных аккордов – пишет этюды деревьев, вид острова Сент-Уэн. Я должен также поблагодарить г-на Жана Денизе, начальника Архивной службы и библиотек Морского министерства, он охотно содействовал розыску документов имевших отношение к кандидатам в Мореходную школу, среди которых в те годы был юный Мане г-на Мишеля Робида, уточнившего некоторые сведения относительно Изабеллы Лемоннье, его бабки г-на Франсиса Журдена, передавшего мне письмо Клода Моне по поводу «Олимпии». А вдруг жюри потом будет искать способов как-то отомстить за проявленную самоуверенность.

Он отыскал ее в западной части квартала Батиньоль: помещение, быть может, тесноватое, очень и очень скромное, но оно устраивает художника освещением. От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. Он идет даже на то, чтобы взять с собой холст и палитру и тут же, на месте, сделать несколько быстрых этюдов. Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую». В своих колебаниях они подчиняются чему-то такому, что граничит с модой. Я никогда не был в состоянии приобщиться к этой породе».

Мане отправляет обе картины в Салон. Отныне он может распрощаться с неизвестностью. Единственным плюсом было то, что именно в мастерской Тома, требовавшего от своих учеников изучения старых мастеров, создатель картины «Лола из Валенсии» открыл для себя классическое наследие. Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность.

Она его обманывает, она ему лжет, они дерутся, когда пьяны, как-то даже до крови, она зла, лицемерна, она необратимо глупа, наконец, но «глупость часто является украшением красоты, – произносит Бодлер своим ледяным тоном, – это она придает глазам мрачную ясность черного омута и маслянистое спокойствие тропических морей». У нее маленькое, но сильное, тонкое изящное тело. Он намеревался сделать «Завтрак на траве» «махиной в расчете на медаль» он не предполагал и предположить никогда не сможет, что «Завтрак» открывает новую эру в живописи, что встретившая его брань переживет свой век, что пропасть, только что возникшая между ним и публикой, шириться не перестанет, пропасть между прежней публикой и новой живой живописью, ее-то в настоящий момент именно он и воплощает. Пятнадцатилетний мальчишка по имени Александр кое-как прибирает помещение, моет кисти и палитру. Роскошь, жизнь, сосредоточенная только на удовольствиях и развлечениях (чему способствовало экономическое процветание государства, о котором особенно пекся императорский режим, задавшийся целью потопить все политические и гражданские свободы в преуспевании материальном), толкают на стезю содержанок женщин, прежде зарабатывавших на хлеб позированием в мастерских. Мане польщен, он принимает делегацию чрезвычайно любезно, подробно отвечает на любой вопрос, касающийся и его самого и «Гитарреро». Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена.

Так отчего бы ей не стать музыкантшей. Образцовый чиновник, он быстро поднялся по ступеням административной иерархии. Пятнадцатью годами ранее Малую Польшу описал Бальзак в своей «Кузине Бетте», где поведал о жалких, убогих, а подчас и опасных жителях этих мест. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку.

Но в состоянии ли художник не переоценивать того, кто его хвалит. На лето 1870года приходится апогей франко-прусской войны, затеянной Наполеоном III. Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм. Затем эти художники, в свою очередь, привели на улицу Дуэ тех критиков, кто так или иначе защищает реализм Курбе, – Шанфлери, Закари Астрюка, Кастаньяри, Фернана Денуайе и Дюранти – последний известен как автор «Несчастья Генриетты Жерар» и вот уже пять лет выпускает газетку «Реализм», которой не суждено существовать долго. Проходят недели и количество рисунков, эскизов, подготовительных материалов множится. Но, рассуждает Мане, когда публика окажется лицом к лицу с его произведениями, с его «Купаньем», то немедленно признает достоинство его живописи.

Его работы уже дважды были отмечены в Салоне. Посетив вместе со своим двором выставку «отвергнутых» император и императрица подарили зевакам магическое слово «непристойность». Действуйте смело, господа.

Затем берется за живопись совсем уж необычную. Перед тем как построить композицию будущей сцены, его всегда одолевает неуверенность. Он хорошо знает две картины Рубенса: луврский «Пейзаж с радугой» и «Парк замка Стен», который видел в музее Вены. Однако в данном конкретном случае граф Валевский изъявил согласие подписать зависящее от него разрешение.

Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь. Рану скрытую, но болезненную, которую лишний раз разбередили эти траурные дни. Пример роскошной жизни задает двор.

«Ага. Она наверняка могла бы помочь создать большую картину, о какой он давно мечтает. Если говорить на языке «районов», на бытующем в парижских мастерских арго, то это своего рода беспроигрышное дело, «махина», громадное полотно – такие делают «в расчете на медаль». В это же время один из организаторов салона Луи Мартине, осознавая трудности для признания на салоне молодых художников, организовал альтернативную выставку, среди картин которых были и творения Мане: «Мальчик с вишнями», «Читающий» и получивший признание «Гитарреро». Однако вскоре Эдуард находит новый сюжет для будущей картины.

Но как расположить персонажей. Император бегло просматривает около четырех десятков холстов. В результатах Мане не сомневается. Для него самого официально ничего не изменилось.

Хотя отношения с африканским миром в те годы нельзя назвать слишком тесными, но тем не менее можно вспомнить несколько примеров: уже в 1842 году некий Жалабер изобразил в своей картине «Одалиска» цветную служанку. Чреватое революцией, последствия которой предвидеть невозможно, произведение Мане становится в «Салоне отвергнутых» угрожающим и опасным. Он написал то, что видел, что ласкало его глаз, который деспотически им управлял. Человек, которого Мане так хочется подбодрить, станет героем удивительного по своей душевной тонкости полотна – «Читающий», где угадывается растроганность автора. Что писать. Этот преждевременно состарившийся неудачник симпатичен Мане.

Потрясающа настолько, что картина Мане почти тотчас же становится символом «Салона отвергнутых», олицетворением всего самого дерзкого, самого раздражающего. Ему всячески льстят. В картине нет ничего, кроме крикливых сопоставлений гипсовых и черных тонов. В очередной раз Мане меняет мастерскую— теперь она находится в западной части квартала Батиньоль. Также, обратите внимание, что при возврате тяжелых (более 20 кг) или громоздких товаров, Вы должны будете оплатить стоимость доставки. Курбе – а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно – тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) – как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень.

А потом все стало бы просто, считает он. Да к тому же как одеты. Он отправляется туда. В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством.

Однако благодаря серьезности, осанке, высокой должности ему можно дать куда больше, как, впрочем и многим его современникам. Так ведь никто не одевается. Вот там и следует нанести решительный удар.

По материалам книги А. Перрюшо Эдуард Мане. / Пер. Эта живопись вытеснила человека. Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность. Вокруг стоящего на мольберте автопортрета Делакруа Фантен сгруппирует своих друзей и представит самого себя здесь появятся, как будто накануне посвящения в рыцари, те, кто был отвергнут жюри последнего Салона: Мане, Уистлер, Легро, Бракмон рядом с Бодлером, Шанфлери, Дюранти и еще двумя художниками, Луи Кордье и Баллеруа. Он был правдив.

Войдя в зал «М», Мане с неудовольствием констатирует, что его картины загнали на самый верх. – побледнев, спрашивает он консьержку.

Чего ради, собственно, поднят весь этот шум. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты. Какой натурщицей была бы эта девушка. Им показалось, что испанский музыкант «написан в необычной, новой манере» и они решили незамедлительно «всем вместе отправиться к г-ну Мане». Что касается собачонки из «Венеры Урбинской», то Мане в поисках подобного же пластического мотива после долгих колебаний останавливается на черном коте – это его самое любимое животное. – М. : ТЕРРА – Книжный клуб.

Обиженные художники обратились к Мартине с просьбой провести выставку без редакции жюри. В театральном репертуаре тридцатилетних называли «старыми развратниками»4. 2000.

Ее популярность началась еще там, теперь же она процветает в парижских мастерских. Особняком стоит Эмиль Золя— горячий сторонник творчества Мане, ярый защитник его живописи. Персонаж этот чем-то Мане привлек. Протест нарастает повсеместно мастерские молодых художников бурлят возмущением. Очень может быть, что именно ему художник был обязан замыслом неосуществленной картины. Лезут к кассе, торопятся войти в зал, чтобы приобщиться к наполняющему его смеху.

Рядом с произведениями Курбе и Добиньи Мартине вешает в сентябре «Мальчика с вишнями» и «Читающего», в следующем месяце заменив его прогремевшим «Гитарреро». Помимо него самого и его брата Эжена, это друзья и знакомые, среди которых люди широкоизвестные: Бодлер и Баллеруа, Теофиль Готье и Оффенбах, барон Тейлор и князь Бульваров Орельен Шолль, парижский хроникер, создававший свои знаменитые остроты не столько в газетах, сколько на террасе кафе Тортони писатель Шанфлери, близкий друг Мюрже и Курбе, страстный проповедник реализма, афиширующий свои убеждения как собственной не слишком опрятной внешностью – спутанные лохмы волос, так и своими статьями и книгами, написанными крайне небрежно, с бесконечным презрением к «ненужным красотам стиля» и супруга «майора» мадам Лежон, чьи прекрасные плечи заставляли забыть о некрасивых чертах ее лица и Фантен-Латур, молодой художник, склонный к созерцанию, молчаливый, по виду даже несколько холодный искусный копиист, охотно исправляющий живописные поделки дамочек и барышень в Лувре, где Мане часто уступает желанию поболтать с ним и уроженец Анже Закари Астрюк, по-южному говорливый, артикулирующий каждый слог на манер профессионального актера он старается приобщиться ко всем видам искусства – пишет маслом, лепит, сочиняет стихи и музыку, выступает в роли критика и журналиста приехав в один прекрасный день из Испании, Астрюк появился на улицах Парижа (а он, как утверждают, «испанец больше самого Сида Кампеадора») в испанских холщовых туфлях на веревочной подошве его багаж заменяла папка, набитая рисунками и поэмами. Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. Так как следующий Салон будет только в 1861 году, ему следует запастись терпением еще на два года.

Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. Но Мане поспешно исчезает. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение.

На лицо падают лучики солнца. Кузьмина. Он выходит из этой работы изнуренным, но ликующим. Последовал же за провалом «Любителя абсента» триумф «Гитарреро». Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка».

Он, конечно же, ни за что не променяет кафе Тортони и кафе Бад на прокуренные залы пивной Мучеников, где представители парижской богемы, эти «странствующие рыцари кисти и пера искатели бесконечного, торговцы химерами, строители башен вавилонских» горланят и жестикулируют, а вокруг снуют простоволосые девицы, жалкие проститутки по кличке Титин, Мими Бретонка, Виноградная Гроздь или Яичница-Глазунья. А если и думает, то скорее всего о том, что Делакруа был единственным, кто когда-то голосовал за «Любителя абсента» и думает, конечно же, взволнованно и с большой признательностью. Мане приглашен экспонироваться в галерее Мартине. Париж быстро меняет свой облик. Короткие штаны Фигаро носят только тореадоры и бандерильеро.

Насмешки удваиваются. А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее.

Композиция была навеяна художнику гравюрой Марка-Антонио Раймонди с рафаэлевской композиции «Суд Париса». Прежде чем распрощаться с улицей Лавуазье, художник приглашает поглядеть на «Любителя абсента» своих знакомых из мира искусств. Та самая публика, которая оказала ему такой отвратительный прием в галерее Мартине. Но в плане компоновки картина грешит очевидными слабостями. Надо написать обнаженную натуру чего бы это ни стоило.

Ведь понятия возраста относительны. Ничто не отвлекает его внимания. Вот уже шесть лет как он трудится в его ателье. Его упрекают в «непристойности», но помилуйте. Никогда еще он не был уверен, что достиг столь высокого результата.

Итак, несколько месяцев тому назад Мартине получил возможность открыть галерею и, что примечательно, в таком месте, лучше которого не придумать, – в самой середине Итальянского бульвара, в доме под номером 26. Что скажет отец. Прелестные губки шлют ему улыбки.

Теперь лучше, чем прежде, лучше, чем ранее, когда девять лет назад Мане копировал «Ладью Данте», понимают, какое место занимал Делакруа. Мане, Бодлер и Фантен-Латур спускаются в город. Ну, разумеется, нет. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей»: у Бодлера связь — связь бурная, сплошные ссоры и примирения — с мулаткой Жанной Дюваль.

Именно тогда начало обозначаться влияние на молодого художника картин мастеров Раннего и Высокого Возрождения. Правительство императора поручило ему большой заказ. А фон слишком сплющен репуссуарами. Чудесное окружает нас, питает, как воздух но мы не видим его». Здесь кто-то повесился.

Какое разочарование. Обычно сдержанный и молчаливый, он кипит от возмущения при виде служащих похоронного бюро, уносящих, «словно торговцы одеждой», академический мундир Делакруа он взрывается при виде этой сцены – смехотворного контраста славы гения и суетных внешних почестей. Мане хватает итальянский словарь и со всех ног мчится за дверь. Столь могучий прилив восстановил против себя представителей власти: академики опасаются за состояние «здоровья» искусства в этом году они будут так же непреклонны, как и в 1859-м. Он ее стержень, ее движущая сила. Но Делакруа не просто возбуждает его любопытство, он почти пленяет.

Салон произведений, не допущенных жюри, организуется сам по себе. Мадам Женевьева Э. Оливье-Труазье и мадам Аннет Труазье де Диаз, дочь и внучка Эмиля Оливье, любезно разрешили мне ознакомиться с рукописным «Дневником» политического деятеля текст этот представил исключительный интерес в связи с путешествием, совершенным Мане в Италию в 1853 году. «Гитарреро» был для Готье всего лишь занимательной картинкой. Совсем недавно, 27 апреля, он прочел в газете «La Presse» оскорбительную статью Поля де Сен-Виктора о своей выставке на Итальянском бульваре: «Вообразите себе Гойю, пропущенного через Мексику, одичавшего в пампасах и малюющего картины кошенилью вместо красок и вы получите г-на Мане. Салон открывается 1 мая. Живопись эта напоминает терпкость зеленых фруктов, которым не дано созреть».

Он просто ликует, этот тщеславный малый. Композиционная схема идущая от старых мастеров, наполняется новым содержанием меняется техника живописи, приобретающая более непосредственный эмоциональный характер». Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. Всего за несколько часов было выдано семь тысяч входных билетов.

Воодушевленный первыми успехами, он намеревается теперь заполнить Салон своими холстами. Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. Присутствующие расходятся. Правда, не одного Мане постигла такая участь: 2800 картин было отвергнуто. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. Бодлер сообщает об этом достаточно незначительном событии в своей (недописанной) статье «Офорт в моде», напечатанной в «Revue anecdotique». А потом все стало бы просто, считает он.

Мане тоже просит ее позировать – это смуглое томное личико его очаровало. Г-н де Ньюверкерке в отсутствии. Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку – безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза – эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» – скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, – Шарлю Бодлеру.

Проекты Мартине, явно направленные против рутины, зачастую пугают вышестоящие инстанции. Они с Мане подружились. От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. Г-н Мане должен был очень рано казаться «мужчиной в возрасте».

Обнаженная натура – его реванш – захватывает художника все сильнее и сильнее. Вернувшись в Тюильри, Наполеон III вызывает г-на де Ньюверкерке. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем – да разве могло быть иначе. – возможно, в глубине души надеется показать его в Салоне.

Маленькое, плохо освещенное помещение, но все лучше, чем удручающие воспоминания о «мальчике с вишнями». Но он должен двигаться дальше. Он теряет всякое спокойствие. Борода не зря отличает буржуа от лакея она ведь еще и признак респектабельности. Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. Мане ходит по адресам, где сдаются мастерские. С его именем заканчивается один период и начинается другой.

Талант Жозефа Галла – это талант честного ремесленника, лишенного огонька искорки. Будут просить министра облегчить условия. Мане лихорадит — он хочет стяжать свои первые лавры. «Г-н Колларде, как вы отнесетесь к тому, чтобы я сделал ваш портрет. » Ну разумеется. Информированная то лучше, то хуже, публика начинает думать, что и сама разбирается в искусстве и отныне принимает в спорах о нем самое горячее участие. Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться.

Что же делать. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо — какая разница. Совсем недавно такой замысел показался бы ему дерзким, но сегодня его ничуть не пугает, так как «Музыка в Тюильри» внушила художнику уверенность в себе. Перед ним открывается жизнь, о которой он мечтал.

Только успех может служить для него оправданием. Здесь есть полотна и хорошие и плохие – больше, конечно, плохих, но среди «наплыва безликих произведений» можно выделить «около пяти десятков холстов, которые в среднем превосходят полотна, принятые к экспозиции Институтом». Коварный люэс делает свое страшное дело. Ему часто доводилось бродить по нищим улицам так называемой Малой Польши, расположенной между парком Монсо и вновь построенным кварталом Эроп.

Он пишет ее портрет и – как знать. Их воздействие на Мане от этого не меняется. Наняв натурщика-испанца, он пишет с него задуманную картину.

Вздохи матери он слышит заранее. «Nu». Его новизна потрясающа. Его «Венера» не имеет отношения ни к конкретному времени, ни к определенному месту. Р. Рей пишет: «Картина говорит об удивительных успехах художника.

В 1856 году на Пасху Мане покидает ателье. Аббат считает себя ценителем живописи, он знаком со многими художниками и нередко заглядывает на улицу Лавуазье – любопытствует, над чем работают сейчас Мане и Баллеруа. Мане на них присутствовал вместе с Бодлером и Фантен-Латуром. Эдуард Мане отправляет своих родных на юг Франции в Олорон-Сент-Мари. Люди заливаются смехом, едва ступив на порог, не видя еще ни одной картины. Более уравновешенные и искушенные посетители пытаются судить картины непредвзято. Он приобрел здесь мастерство, ремесленную основу живописного искусства.

Еще в 1839 году, то есть двадцать лет назад, Бальзак в «Пьере Грассу» жаловался, что Салон заполонен плотной массой картин. Он воплощается в мастере «Турецкой бани»56 и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. Как-то летом после полудня Бодлер приводит на улицу Гюйо свою любовницу Жанну Дюваль, эту «жрицу разврата», свое мучение и свою отраду, с которой, несмотря на бесконечные ссоры, вот уже почти двадцать лет расстаться не в состоянии. Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике – трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, – что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела». Мане предложил Лежону первый вариант «Завтрака на траве», отныне картина эта украшает гостиную «майора».

Бывают поражения и похуже. Равно как и трудиться над тем, что принято называть композицией, ему тоже скучно. Зрелище их беспорядочного бегства Мане очень забавляет. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез.

---