Напиши Кого Изобразил Итальянский Скульптор Бенвенуто Челлини

Челлини Бенвенуто – талантливый итальянский скульптор

Я продолжал стрелять вот таким образом некоторые кардиналы и синьоры благословляли меня и придавали превеликого духу. Получив «да», он с превеликими криками поднял меня на руках, говоря: «Да здравствует синьор. С отвращением он сообщает об этой страсти французов к тяжбам: тяжбы даже продают и «дают в приданое», а кто не умеет судиться — пропащий человек. Сделал я в ту пору серебряный «кьявакуоре», так их в те времена называли. Помимо этого, Бенвенуто освоил изготовление печатей и искусство эмали. Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма.

Но художественный такт удержал гуманиста Варки от «подскабливания» и «подправки» неправильного, но сильного языка Челлини, что неизбежно повлекло бы за собой обеднение стиля автобиографии. Но там уже давно поселился прево (верховный судья), который отказывается подчиниться приказанию короля. Решив по тому, как, входит рука и трещит одежда, что я натворил превеликую беду и так как он от страха упал наземь, я сказал: «О предатели, сегодня тот день, когда я вас всех убью». Вывеской этой гостинице служило солнце, красного цвета, намалеванное между двух окон. Теперь я вас прошу, чтобы вы не заботились читать дальше и мне ее вернули, оставив себе мой сонет, так как я весьма хочу, чтобы он отдавал немного блеском вашего изумительного лощила и отныне вскоре я приеду вас посетить и охотно послужить вам в чем умею и могу.

Но чтобы эти дела не отнимали у меня места для рассказа о делах большей важности, я коснусь их вкратце. С какой теплотой он рассказывает о сестре и ее семье, которой он помогает всю жизнь.

Собрав все свои силы, Бенвенуто на четвереньках пополз к воротам стены, окружавшей Рим. Немало драматических страниц посвятил Персею Челлини. Его помощники признают, что он себя показал «не человеком, а сушим великим дьяволом» и «сделал то, чего искусство не могло сделать и столько великих дел, каковых было бы слишком даже для дьявола». Тут я, узнав этого Джаннотто, обернулся к нему, чтобы заговорить так как, пока он не уехал в Рим, мы часто ходили вместе рисовать и были очень близкие приятели.

Она им конгениальна. И так мессер Бенвеньято обещал, что суд римского губернатора не будет меня беспокоить. Уйдя оттуда, мы прошли через Кампо Санто и вошли через Сан Пьеро и, выйдя за церковью Санто Аньоло, добрались до ворот замка с превеликими трудностями, так как синьор Ренцо да Чери и синьор Орацио Бальони ранили и убивали всех, кто покидал битву у стен.

Итальянский скульптор Челлини Бенвенуто: биография, творчество и интересные факты

Дважды он перебирается во Францию, часто пробует обосноваться в Риме. Флорентийский золотых дел мастер и скульптур Бенвенуто Челлини (1500–1571) был несомненно высокоодаренным художником, но имя его не стоит в первом ряду великих мастеров итальянского Возрождения. Превесело передал мне это извещение этот милый и чудесный мальчуган. Наконец, его наивное благочестие для XVI века уже достаточно старомодно. А так как, чтобы преуспевать в сказанном искусстве, как говорит, среди прочего, Витрувий, необходимо знать немного музыку и хорошо рисовать, то Джованни, став хорошим рисовальщиком, начал заниматься музыкой и вместе с тем научился очень хорошо играть на виоле и на флейте и, будучи человеком весьма прилежным, мало выходил из дому. На это он мне говорил: «Так, значит, ты не любишь играть. » На что я говорил, что нет, так как это казалось мне искусством гораздо более низким, чем то, которое у меня было в душе.

Скорее наоборот. Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма. Несмотря на то что все подозрения были сняты, ювелир провёл в тюрьме целых три года. Челлини испустил отчаянный крик и, забыв о своей болезни, бросился в мастерскую.

Творчество великого скульптора Бенвенуто Челлини

Не имея дамы сердца, скульптор погряз в беспорядочных половых связях. Не слава Челлини-художника поддерживает интерес потомства к его «Жизнеописанию». Вещица эта служила пряжкой к мужскому поясу, которые тогда носились такой величины.

Горе тем, кто хочет поживиться приданым своей жены. Он уже на службе при дворе кардиналов и пап, герцогов и королей.

• Персей (скульптура Бенвенуто Челлини)
• Челлини БенвенутоСкульптуры и биография
• Этот сайт предназначен для лиц старше 18 лет
• ФОНТАН-ПАМЯТНИК БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ, ФЛОРЕНЦИЯ (, )
• Словари и энциклопедии на Академике
• Влияние предыдущего опыта мастера
• Скульптура Бенвенуто Челлини Персей
• Записки гея о свободе, равноправии, любви и творчестве

Выходить на улицу без шпаги и кинжала было небезопасно даже днем. Когда я ему показал немножко эту модель этой пряжки, которую я сделал во Флоренции у Салимбене, она ему изумительно понравилась и он сказал такие слова, обращаясь к одному подмастерью, которого он держал, каковой был флорентинец и звался Джаннотто Джаннотти и жил у него уже несколько лет он сказал так: «Этот из тех флорентинцев, которые умеют, а ты из тех, которые не умеют». Тотчас же схватились за оружие и тот и другой отважно но не успела начаться эта ссора, как многие вмешались, став скорее на мою сторону, чем иначе и слыша и видя, что я прав. В Италии на «эти самые дела» смотрели часто сквозь пальцы и наказание обычно сводилось к изгнанию из города буйство ему легко сходило с рук. Исследователи «Жизнеописания» Челлини исходя из этого, часто говорят об «аморальности» флорентийского художника, «не признающего никаких нравственных авторитетов, кроме своей индивидуальной воли».

Видя это, я отошел от них и относился к ним как к мошенникам и ворам. Но я не подымал головы, чтобы на него взглянуть и не отвечал ему ни слова. Бенвенуто не имел возможности нанять достаточное количество подмастерьев. Но, к сожалению издателям пришлось обходиться или производными картинками с портрета работы Вазари или сомнительными изображениями лица «Челлини». На что я сказал: «Если по этому первому слову вы отсюда не уберетесь, я вас хвачу этой шпагой по голове».

Тогда врач ко мне обернулся и сказал: «Раз уж я здесь, я хочу тебя лечить.

1. Влияние заказчика на художникаправить
2. Влияние предыдущего опыта мастераправить
3. Персей (скульптура Бенвенуто Челлини) Информацию О

Когда мы подошли к сказанным воротам, часть врагов уже вступила в Рим и наседала на нас. Книга «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции» является одним из самых замечательных произведений литературы XVIв. Так как по праздникам я охотно ходил смотреть древности, копируя их то в воске, то рисунком и так как эти сказанные древности сплошь развалины, а в этих сказанных развалинах водится множество голубей, то мне пришла охота применить против них пищаль и вот, дабы избегать общения, устрашенный чумой, я давал своему Паголино на плечо пищаль и мы с ним вдвоем отправлялись к сказанным древностям. Игра на флейте и корнете, которой он впервые обратил на себя внимание папы Климента VII.

Но глянув на фреску Вазари, вряд ли этот эпитет придет на ум в отношении смирного и грустного старика (рис. 2). Италия XVI века представляла собой арену разнообразных и острых политических столкновений. Узнав некоторых из них, я сказал: «О дармоеды, если вы не уберетесь отсюда и если хоть один осмелится ступить на эту лестницу, то у меня здесь два заряженных фалконета, каковыми я из вас сделаю порошок и подите сказать кардиналу, что я сделал то, что мне было приказано моими начальниками и это было сделано и делается в их же, духовенства, защиту, а не в обиду им». Хотя я по природе меланхоличен, стоило мне предаться этим развлечениям, как у меня сразу же веселело сердце и лучше ладилась работа и гораздо удачнее, чем когда я непрерывно сидел над своими занятиями и упражнениями так что в конечном счете мне от пищали было больше прибыли, чем убытку.

Несомненно, что о своих драках автор мемуаров рассказывает с удовольствием, не без гордости сообщая, как он один ворвался в дом к оскорбителю, где, орудуя кинжалом направо и налево, нагнал страху, как «в судный день» и вышел победителем против дюжины противников. Гордым, смелым, неистовым, режущим правду–матку в лицо. Республиканские городские вольности сменяются деспотией мелких князей (во Флоренции устанавливается власть Медичи). Буйство Челлини не казалось современникам преступным. Правда, во времена выступления Челлини культура итальянских городов уже клонилась к упадку.

Жизнь Бенвенуто Челлини вел беспокойную и кочевую. На кдпв фрагмент главного и, пожалуй, самого важного дела его жизни — скульптуры Персея, украсившей Площадь Синьории во Флоренции. И дал мне делать прекраснейшую серебряную работу для одного кардинала.

Человеческая жизнь стоила дешево, ей постоянно грозили всевозможные опасности. Настолько, что он даже собирается поскорее закончить начатые работы и вернуться в Италию, «не в силах будучи ужиться со злодействами этих французов» (в устах Челлини эта жалоба звучит весьма забавно). Также и эти слова дошли до ушей папы Климента, каковые подвигли его на великий смех.

Эти работы были гораздо красивее и гораздо прочнее турецких по многоразличным причинам. Мой отец, который был истинный философ, расхаживал и сказал: «То, что Бог мне посылает, всегда мне дорого» и, развернув пелены, увидел воочию нежданного младенца мужеского пола. Джанъякомо ответил: «Всеблаженный отче, за это я вам не поручусь, что вы его залучите, так как его художество, которым он постоянно занят, это — золотых дел мастерство и в нем он работает изумительно и извлекает из него много лучшую прибыль, чем мог бы извлечь играя».

Если имя Челлини стало нарицательным для всего золотого века художественного ремесла, который мы охотно называем «челлиниевским», хотя от самого Челлини-ювелира, как мы видели, мало что сохранилось, то известную роль здесь сыграли вдохновенные страницы его автобиографии. Моих денег было вдвое больше, чем его так что все эти глаза, которые было уставились на меня с некоторой усмешкой, тотчас же, повернувшись к нему, сказали: «Луканьоло, эти деньги Бенвенуто, которые золотые и которых вдвое больше имеют гораздо лучший вид, чем твои». Начинало светать и ему грозила опасность быть замеченным. Встретив водоноса, он уговорил последнего отнести его во дворец одного из кардиналов.

Мой удрученный и бедный добрый отец, явясь в Совет, упал на колени, прося помилования бедному молодому сыну тогда один из этих бешеных, потрясая гребнем замотанного куколя, встал с места и с некоими оскорбительными словами сказал бедному моему отцу: «Убирайся отсюда и сейчас же выйди вон, так как завтра мы его отправим на дачу с копейщиками». В руке у меня был нож, каковым я услужал себе за столом. Герои того времени. Каковому синьору я сказал: «Я берусь попасть в самое это солнце» но только что вот бочка, полная камней, которая была тут же рядом с жерлом сказанной пушки, так сила огня и этого ветра, который подымает пушка, сбросит ее вниз.

На эти слова он мне сказал: «Что вы, мой Бенвенуто или вы считаете меня сумасшедшим. » На что я сказал: «Не сумасшедшим, а молодым» и я ему поклялся Богом, что ее я и в мыслях не имею, а вас мне будет очень жаль, если из-за нее вы сломаете себе шею. Этот человек выделывал исключительно чеканные медальки из пластин и многое другое: он сделал несколько «паче» исполненных полурельефом и несколько Христов в пядень, сделанных из тончайших золотых пластин, так хорошо исполненных, что я считал его величайшим мастером, которого я когда-либо в этом роде видел и ему я завидовал больше, Чем кому-либо другому. А так как он имел некоторые познания в латинском языке, то вокруг сказанного зеркала он сделал латинский стих, который гласил: «В какую бы сторону ни вращалось колесо Фортуны, Добродетель стоит твердо».

Эту эпиграмму прочла вся Флоренция. Это был отличнейший работник и честнейший человек, гордый и открытый во всех своих делах. Чем же это объясняется. И когда я уходил, она сказала, что на этот раз она не хочет оказать ему такую милость.

А большинство его собственных ювелирных шедевров повторит судьбу папских тиар. Кочевая жизнь Челлини отчасти обусловлена характерной для эпохи страстью к путешествиям, желанием «увидеть свет»: «Мне всегда нравилось видеть свет и, никогда еще не бывав в Мантуе, я охотно отправился». Вдруг мне показалось, что он в ужасном обличии меня устрашает и говорит: «Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет отцовское проклятие, а если сделаешь, то будь благословен от меня навеки».

Наконец он приходит к выводу, что перед ним настоящая картина ада, а судья, «этот удивительный человек — истинный облик Плутона». Бенвенуто Челлини начал писать автобиографию в 1558 году. На другой за тем день, здоровый и веселый, я вернулся в Рим. Время пощадило и лучшие творения Челлини-скульптора: бронзового «Персея» и две замечательные модели к нему (Флоренция), мраморное «Распятие» (Эскуриал), бюсты Бандо Альтовити (Бостон), Козимо I (Флоренция), а также «Нимфу Фонтенбло» (Лувр), «Борзую» (Флоренция) и некоторые другие работы. Да и как ему с ними ладить, если ему предлагают быть всего лишь только «исполнителем» замыслов заказчика или его советников, а это явная «придворная чепуха».

И так как они хотели что-то предпринять, так как их было много, то я, вспылив, взялся за ножик, который у меня был при себе, говоря так: «Если кто из вас выйдет из лавки, то другой пусть бежит за духовником, так как врачу тут нечего будет делать». Но так как этот колючий терновник делал мне больно и я бесился, как бык, то уже было решился выскочить и бежать в это время Луиджи обнимал сказанную Пантасилею за шею, говоря: «Я тебя еще раз поцелую, назло этому предателю Бенвенуто». Эта публикация, сделанная еще на основе искаженного списка, вызвала, однако, всеобщий интерес и в 1771 году появился первый английский перевод мемуаров, а в 1803 году — немецкий (Гёте). В итоге он подцепил «французскую болезнь», которая едва не лишила мастера зрения. По своему происхождению и жизненной школе он ближе стоял к простому народу.

И вот я с превеликим рвением принялся заканчивать вазу, которую начал для Саламанки. В его жизни и в искусстве, как и в мировосприятии этой эпохи в целом, переизбыточность считалась нормой. Но независимая и мощная натура Челлини в основном еще связана с прогрессивными завоеваниями периода расцвета городской культуры, с теми представлениями о человеке и его месте в мире, о его возможностях и правах, о его достоинстве и назначении, которые веками складывались в среде итальянских гуманистов. В отношениях с помощниками и слугами он верен традиции «доброго старого времени»: с Феличе (в Риме), с Асканио (в Париже) он обращается как с родными детьми.

Но это стремление руководило им больше в молодости. И было бы странно, если бы мемуары того времени (например, «Жизнеописания великих полководцев и знаменитых дам» выдающегося французского мемуариста XVI века Брантома) отличались трезвой мерой и авторской скромностью. Образ Челлини, как и воплощенная в нем ренессансная этика «доблести», представляют своими достоинствами, как и своими пороками определенную ступень общественного сознания переходной эпохи: его завоевания и достижения и его примитивность сравнительно с позднейшим развитием. Так вот я вам заявляю, что эта женщина — моя, а приданое пусть будет вашим».

Перевод, мастерски выполненный М. Лозинским, является не только первым русским переводом с итальянского оригинала, но и блестящей попыткой художественного воспроизведения характерного, яркого и выразительного, хотя и не всегда грамматически правильного, языка этого замечательного литературного памятника. В рассрочку. С этой медалью приключился такой же случай, как и с вазой Саламанки. Мессер Бенвеньято, видя, что зал наполняется таким множеством людей, сказал: «Мы просим вас о мире и ни о чем другом». Но автор «Персея» живет уже в период заката этой культуры.

Слово «вирту» вызывает у итальянца XV–XVI веков целый комплекс представлений. Папа сказал, что хочет меня к себе на службу среди прочих музыкантов.

Став для них в одночасье Бенвенуто (желанным). Приехал в Рим превеликий хирург, какового звали маэстро Якомо да Карпи. Это предельное насыщение стало привычным качеством, оно должно было заставить человека прочувствовать самые нереальные события или явления и оно стало основой «тенденции к натурализму, к вещественности, ошеломляюще осязательному восприятию реального мира», которая (как писал виппер), одновременно со «стремлением человека уйти от реальной жизни в мир чудес» породили феномен маньеристического искусства. Не говоря уже о побеге из замка Святого Ангела или о рукопашных схватках с врагами, где Челлини неизменно оказывается победителем ибо «никогда не знал, какого цвета бывает страх», он еще в детстве совершает подвиги, напоминающие Геркулесовы и впоследствии, ни много ни мало, вступает в прямые сношения с силами ада и неба: некромантические заклинания в Колизее и лицезрение Христа в тюрьме — «вещь величайшая, какая случалась с другими людьми» (после чего над его головой, как он сообщает, засиял нимб, как у святого).

Ух. » три или четыре раза и высыпал деньги на прилавок с великим шумом каковых было двадцать пять скудо в джулио и он думал, что моих будет четыре или пять скудо монетой. Был он весьма учен: удивительно говорил о медицине. У этого юноши была под накидкой чудесная шпага и отличнейшая кольчуга и когда они пришли ко мне, мой отважный отец рассказал мне, как обстоит дело и что ему сказали господа Совет затем он поцеловал меня в лоб и в оба глаза сердечно меня благословил, говоря так: «Сила божья тебе да поможет». А во Франции несколько другие порядки, чем в итальянских городах.

В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт.

Рассвирепел епископ и угрозы и препирательства были великие. Врач на это сказал: «С каким созданием и сколько. » Я ему сказал: «Этой ночью и с премолоденькой девочкой». Но убежище оказалось ненадежным. По этой причине молодому человеку пришлось бежать из города, переодевшись монахом.

Наконец, отчаявшись в предприятии, он поклялся, что приведет столько испанцев, что они меня изрубят на куски и убежал бегом, а я тем временем, отчасти веря этому их смертоубийству, решил мужественно защищаться и привел в порядок одну свою чудесную пищаль, каковая мне служила, чтобы ходить на охоту, говоря про себя: «Если у меня отнимают мое имущество заодно с трудами, то еще уступать им и жизнь. » Во время этого прения, которое я вел сам с собой, появилось множество испанцев вместе с их домоправителем, каковой, на их заносчивый лад, сказал им всем, чтобы они входили и забирали вазу, а меня отколотили палками. Заполнив горн кусками бронзы, Челлини с помощниками разжег под ним огонь. Работы мои в эту пору были не особенно значительны вот таким образом рассказывать о них не стоит.

Две сохранившиеся модели «Персея» — бронзовая и восковая, — в особенности последняя, производят благодаря малому размеру и простоте позы лучшее впечатление, чем сама статуя. Когда я вернулся в мастерскую, у Луканьоло были в свертке деньги, полученные за вазу и, когда я вошел, он сказал: «Дай-ка сюда для сравнения плату за твою вещицу рядом с платой за мою вазу». Служитель этот пришел в такую ярость, что, показывая вид, что одной рукой он берется за шпагу, а другой намеревался и силился вломиться в мастерскую, в чем я ему немедленно воспрепятствовал оружием, сопровождаемым многими резкими словами, говоря ему: «Я не желаю ее тебе отдавать и ступай сказать монсиньору, твоему хозяину, что я желаю деньги за свои труды, прежде чем она выйдет из этой мастерской». Как я теперь могу явиться к кардиналу. » На что сын сказал: «Куда больше, отец, стоит этот мой учитель, чем сколько есть кардиналов в Риме». Когда мы вошли в зал, первым сказанный вельможа, а я за ним, он сказал такие слова: «Да хранит вас Бог, синьоры мы к вам явились, Бенвенуто и я, каковой люблю его, как родного брата и мы готовы сделать все то, на что будет ваша воля».

Он — хороший, почтительный сын, горячо любящий брат и вообще образцовый семьянин. Малое время спустя ему было возвращено место флейтщика. Челлини охватил настоящий творческий экстаз. Увлекательный рассказ художника о своей жизни вызывает острый интерес у историков культуры и философов искусствоведов и лингвистов, поэтов и критиков, а также среди широких кругов читателей.

В 1805 году она была найдена в одной из книжных лавок во Флоренции и передана в библиотеку Лауренциана, где находится и по сей день. Бенвенуто убедил родителей отправить его на обучение к золотых дел мастеру Бандини. Челлини, обладавший многосторонним дарованием и способностью легко и успешно усваивать новые, ранее незнакомые ему области изобразительного искусства, работал ревностно и находил удовольствие в преодолении встречавшихся трудностей: «сказанные великие трудности мне казались как бы отдыхом», — пишет он.

На рисунке девять (рис. 9), на крайнем справа фото, представлено лицо человека, обнаруженное на барельефе «Спасение Андромеды» работы Челлини, Флоренция. Свой длинный кинжал, с которым Челлини не расстается, он пускает в ход весьма «решительно». Ее спросила та женщина, которую привел с собой Юлио, не нездоровится ли ей. Но в целом, однозначно, — шедевр.

Но это, видимо, напраслины, возводимые на художника личными врагами. И так как он «по природе немного вспыльчив» — замечание это не может не вызвать улыбки у читателя, — а «распалясь», он «становится как аспид» или «как бешеный бык», то дело часто кончается худо и на его совести есть несколько убийств, хотя не видно, чтобы это его особенно тревожило.

На ней я отправился к живописцу Россо, каковой жил за Римом в сторону Чивитавеккьи, в одном местечке графа делльАнгвиллара, называемом Черветера и, отыскав своего Россо, каковой чрезвычайно обрадовался, я ему вот таким образом сказал: «Я приехал делать с вами то же самое, что вы делали со мной столько-то месяцев тому назад». Пересказывать его чудесную (в полном смысле этого слова) историю — дело неблагодарное: всё, что говорится о Бенвенуто Челлини, бледнеет в сравнении с тем, что Бенвенуто Челлини написал о себе сам. Под каждой из них в картуши находится текст. Его этика сближается с «моральным индифферентизмом» Макиавелли и Челлини тогда оказывается неким «хищником в джунглях». Варки и Вазари с похвалой отзывались о его таланте ювелира. Этот искусный человек знал большой толк в рисунке.

Начав работать в этой мастерской, я взялся сделать некои подсвечники для епископа. Наконец, я сперва подучил деньги, затем расписался и, веселый и довольный, пошел домой. Я принялся изучать и это искусство, хоть и находил его чрезвычайно трудным никогда не уставая от труда, который оно мне задавало, я беспрерывно старался преуспевать и учиться.

Этот был из деревни и еще малым мальчишкой пришел работать к маэстро Санти. Что поделаешь: золото и камни — вечные ценности. К этому нужно добавить, что, при всем неистовстве и «ярости» в труде, работы, которые он стремится довести до совершенства, подвигаются медленно. Паоло Росси демонстрирует, что итоговый вариант рукописи (bella copia), предположительно, предназначавшийся для распространения среди друзей и коллег скульптора и написанный рукой 14-летнего мальчика, секретаря Челлини, значительно отличался от черновика, содержавшего обширные правки.

Лишь в 1931 году «Academia» выпустила образцовое издание «Жизнеописания». Вот таким образом он тотчас же весело мне сказал: «Мой Бенвенуто, если бы тебе пришлось иметь дело с самим Mapсом, я уверен, что ты бы вышел с честью, так как за все те годы, что я тебя знаю, я ни разу не видел, чтобы ты затеял неправую ссору». Так как окна были заперты, сказанный синьор Орацио решил, что прямо внутри этого солнца, промеж этих двух окон, расположились за столом солдаты и кутят вот таким образом он сказал мне: «Бенвенуто, если ты возьмешься попасть на локоть от этого солнца из этой твоей полупушки, я полагаю, ты сделаешь благое дело, так как там слышен великий шум, так что там, должно быть, очень важные люди». Его воодушевление передалось окружающим и каждый из них работал за троих. Едва ли малообразованный Челлини читал философские трактаты.

На русский язык «Жизнеописание» Челлини переводилось дважды, но не с оригинала, а с французского перевода, где язык книги сглажен в соответствии с нормами литературной речи. По сути, правы и те и другие и третьи. Флорентийцы были настолько поражены огромной творческой энергией, проявленной Челлини, что говорили о нем: «Это не человек, а сущий дьявол, так как он сделал то, что искусство не могло сделать». Почему он не остается во Франции и не обретает здесь второй родины, как, например, его соперник болонец Приматиччо, декоратор дворца Фонтенбло или художник Джованбатиста Россо, не менее известный под офранцуженным именем «мэтр Ру». Они «.

Он действует прямо и открыто. Когда я вошел, рядом со мной был мой Паулино с серебряной вазой. В том месте стен, куда мы подошли, много молодежи было побито теми, что снаружи здесь дрались что было мочи стоял такой густой туман, какой только можно себе представить я обернулся к Алессандро и сказал ему: «Вернемся домой как можно скорее, так как здесь ничем нельзя помочь вы видите, те лезут, а эти бегут». Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объема. Этот идеал великих дел предполагает натуры цельные и решительные. Челлини саркастически берется даже прокомментировать одно темное место из песни VII «Ада» Данте, который, как известно, одно время жил в Париже и перенес, дескать, в свою поэму восклицание судьи, призывающего публику к порядку.

Сложив престарелые ладони, он поднял вместе с ними очи к Богу и сказал: «Господи, благодарю тебя от всего сердца этот мне очень дорог и да будет он Желанным». «Этот дьявол Бенвенуто не выносит никаких замечаний Нельзя же быть таким гордым с папой». «Нельзя давать законов тому, — иронично замечает он, — кто их хозяин».

почти все живут в самой гуще интересов своего времени. Мы боялись, как бы на нас не упала крыша.

И вот мы привязали фартуки за спиной и почти втихомолку дошли до Сиены. Отсюда видно, что Бог ведет счет добрым и злым и каждому воздает по заслугам.

Теперь вернемся к Пьеро Торриджани, который, с этим моим рисунком в руке, сказал так: «Этот Буонарроти и я ходили мальчишками учиться в церковь дель Кармине, в капеллу Мазаччо а так как у Буонарроти была привычка издеваться над всеми, кто рисовал, то как-то раз среди прочих, когда он мне надоел, я рассердился гораздо больше обычного и, стиснув руку, так сильно хватил его кулаком по носу, что почувствовал, как у меня хрустнули под кулаком эти кость и хрящ носовые, как если бы это была трубочка с битыми сливками и с этой моей метиной он останется, пока жив». Здесь познается, как звезды не только направляют нас, но и принуждают. Папу Павла III он, как утверждал кое-кто, назвал «разодетым снопом соломы» и тот ему в свое время это припомнил. Отдельную главу мастер посвятил жадности Медичи. Это в высокой мере пристрастный и эмоциональный стиль человека, который прошел жизненный путь в борьбе с врагами и завистниками, в борьбе с самой судьбой, как бы руководствуясь надписью на одной из своих медалей: «Fortunam virtute devicit» — «Доблестью судьбу победил».

В 13 лет у будущего скульптора появился интерес к ювелирному делу.

Значение слова «вирту» для Возрождения (как и всякое богатое в своей исторической конкретности понятие) может быть только приблизительно передано современным русским словом «доблесть». Сказанную вазу отнесли к Саламанке, каковой пожелал, чтобы ее оценили. Как-никак, я нечаянно задал ему большого страха.

Когда я кончил эти слова, Фиренцуола, который был человек очень горячий и смелый, обернулся к сказанному Джаннотто и сказал ему: «О жалкий негодяй и тебе не стыдно применять такие вот способы и приемы к человеку, который тебе был таким близким товарищем. » И с той же горячностью обращаясь ко мне, сказал: «Поступай ко мне и сделай, как ты говорил, чтобы твои руки сказали, кто ты такой». И, наведя дуло этой пищали на их домоправителя и делая вид, будто я готовлюсь выстрелить, сказал: «А ты, разбойник, который их науськиваешь, я хочу, чтобы ты умер первым». Так он ушел из его дома и оба они бурчали друг другу неистовые слова.

После всяких разговоров и диковинок, о каковых я не хочу распространяться, так как я здесь не для этого: только одно словцо мне надлежит сказать, так как его сказал этот удивительный Юлио, художник, каковой, многозначительно обведя глазами всех, кто там был вокруг, но больше глядя на женщин, чем на остальных, обратясь к Микеланьоло, сказал так: «Микеланьоло мой дорогой, это ваше прозвище «галки» сегодня им идет, хоть они и похуже галок рядом с одним из великолепнейших павлинов, каких только можно себе представить». Как бы оно там ни было, мне сейчас о нем говорить нечего.

Это имя не первого ранга. Джованни ничего другого им не ответил, как только: «Да будет он Желанным (Бенвенуто)».

Мой отец сказал: «О дорогой сын мой, я тоже был хорошим рисовальщиком но для прохлаждения от этих столь удивительных трудов и из любви ко мне, который тебе отец, который тебя родил и вскормил и положил начало стольким достойным дарованиям, на отдыхе от них, неужели ты мне не обещаешь взять иной раз эту самую флейту и этот нежнейший корнет и, к некоторому усладительному своему удовольствию, услаждая себя, поиграть. » Я сказал, что да и весьма охотно из любви к нему. Бывал у меня часто также синьор Орацио Бальони, каковой весьма меня любил. Папа прислал ему сказать, чтобы он ехал туда и благо ему будет. Когда я подумал о том, сколь многим этот Аннибале обязан моему дому, меня обуял такой гнев, что, готовый на все дурное и будучи и по природе немного вспыльчив, я стал ждать, чтобы сказанный Совет Восьми ушел обедать и, оставшись там один, видя, что никто из челяди Совета за мной не смотрит, воспламененный гневом, выйдя из Дворца, я побежал к себе в мастерскую и, отыскав там кинжальчик, бросился в дом к своим противникам, которые были у себя дома и в лавке.

В своих записках Челлини неоднократно предупреждает, что он не историк, что пишет «только свою жизнь» и «то, что к ней относится». Если мы рассмотрим постамент, то можем придти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами. В те времена я ходил рисовать когда в Капеллу Микеланьоло, а когда в дом Агостино Киджи, сиенца, в каковом доме было много прекраснейших произведений живописи руки превосходнейшего Раффаэлло да Урбино и бывало это по праздникам, так как в сказанном доме проживал мессер Джисмондо Киджи, брат сказанного мессера Агостино. Наступил самый ответственный и напряженный момент. Его бросили в подземелье, «где было много воды, полно тарантулов и множество ядовитых червей». На это папа сказал: «Так это сын маэстро Джованни. » Тот сказал, что это я и есть.

Последняя работа привлекает внимание папы Климента VII. Все те лица, которые были при этом, радостно его спрашивали, какое ему дать имя. Как известно, современники восторгались его ювелирным искусством и здесь, вероятно, не было ему равных в Италии. Необычайно интересна и колоритна в этом смысле глава 27-я книги 2-й его мемуаров. Эти слова возымели такую силу, что, весьма устрашенные, они от меня удалились так что, по необходимости, принуждены были поведать весь случай монсиньору, каковой был прегорд и всех этих слуг и подчиненных изругал как потому, что они учинили такое бесчинство, так и потому, что, раз начав его, не довели до конца.

Тогда, поняв, что он употребил глупые слова, он тут же мне сказал: «Так как они настолько свежие, что еще не смердят и так как помощь поспела вовремя, то ты не так уж пугайся, так как я надеюсь во всяком случае тебя вылечить». — в общем благоволил к земляку (отчасти в силу традиционных связей родов Челлини и Медичи) и отпускал ему грехи не только убийства, но и недозволенной гордыни, то отношения Челлини с новым папой Павлом III довольно скоро испортились непоправимо. «Таких, как я, ходит, может быть, один на свете, а таких, как ты, ходит по десять в каждую дверь», — бросает он в лицо майордому Козимо I ибо нет, кроме него, человека, который смог бы создать его «Персея».

Герцогу Козимо, в ответ на его сомнения, он прямо дает понять, что «его светлость» «не разбирается в искусстве». Так, лишь в XIX веке доказано, что эскуриальское мраморное «Распятие» принадлежит резцу Челлини и установлено, что «венская солонка» является той самой знаменитой солонкой, которую сделал Челлини для Франциска I. Своей славой мемуары Бенвенуто Челлини не обязаны также какому-то исключительному богатству исторических свидетельств или точности в их передаче. Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини: вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности. Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объёма. Малое время спустя неблагодарный Пьеро от этого увечья умер.

Такова была сила этой полыни, что она сразу вернула мне потерянные силы. Мастер делал её в течение восьми лет. Эти слова до того их устрашили, что ни один не двинулся на помощь двоюродному брату.

На это Пьеро ответил и сказал правду: «Гораздо больше пользы и чести извлечет ваш Бенвенуто, если он займется золотых дел мастерством, вместо этого дуденья». В различных мастерских он практиковал свое ремесло. И вот, взяв лошадь, видя, что он мне не отвечает, я направился к римским воротам. На что я сказал: «Я имел его нынче ночью». И вдобавок меня постигло еще и то, что начался пожар в мастерской.

Cкульптура «Персей», расположенная возле нового главного дворца (резиденция герцогов переехала из палаццо Медичи в символ бывшей республиканской вольности— Палаццо Синьория) становится программным памятником Козимо I Медичи. Сцены, посвященные беседам художника с духовными и светскими князьями (например, та, где приводится суждение папы Павла III, что мастера, «единственные в своем художестве, не могут быть подчинены закону», цитируемое историками и критиками), незабываемы и полны исторического колорита. На этот великий шум высыпали наружу все соседи да кроме того, мимо проходило несколько знатных римлян, которые сказали: «Убей этих нехристей, мы тебе поможем».

Сам «Персей» был ему заказан Козимо I как символ победы над обезглавленной республиканской вольницей. Разумеется — как и у других итальянских художников и ученых, как у Микеланджело, его учителя, — поэтические опыты (образчиком его стихов служит написанная в тюрьме поэма в терцинах).

Девиз поддерживающего небесный свод Атланта на одной из его медалей: «Summa tulisse juvat» — «Высшее сладко нести» — мог бы стать творческим девизом самого Челлини. В эту пору я много развлекался музыкой и такими удовольствиями, подобными ей. И так как некий Джованбатиста, по прозвищу Тассо, резчик по дереву, юноша как раз моих лет, начал мне говорить, что если я хочу отправиться в Рим, то и он охотно пошел бы со мной этот разговор, который у нас с ним был, происходил как раз после обеда и так как я по причинам все той же музыки поссорился со своим отцом, то я сказал Тассо: «Ты мастер на слова, а не на дела». «Не в богатстве, не в занимаемой должности, а единственно только в доблести духа заключается благородство (Кристофоро Ландино).

На этом маленьком дельце я много приобрел. Творческая работа Бенвенуто перемежалась со ссорами, драками и скандалами. В эту пору я сделал серебряную вещицу барельефом, величиной с руку маленького ребенка.

Как бы то ни было — он великолепен. Лишь в 1518 году он вернулся во Флоренцию. О ранней карьереЧеллини в Риме известно немного. и т. п. Мой отец очень рассердился и считал, что они учинили ему великую обиду.

Метким выстрелом из любимой аркебузы он подстрелил зазевавшегося Бурбона, внеся в ряды наступающих сумятицу и уныние. Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объём (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. Совет Восьми осудил Бенвенуто за серьёзную драку.

Это я делал весьма охотно и этот славный мой учитель находил в этом изумительное удовольствие. Впрочем и девизом всей его жизни. Когда же пришла пора отливки «Персея» из бронзы, мастера свалила лихорадка. На это Фиренцуола сказал: «Я у тебя просить тебя не желаю и ты ни за чем больше ко мне не показывайся».

Но спокойно работать ювелиру мешали некоторые события его беспокойной жизни. Когда он пополз дальше, на него набросились собаки и сильно искусали Челлини. Заболев в Мантуе лихорадкой, он в раздражении громко «проклинал Мантую и того, кто ей хозяин» и вызвал гнев герцога («но в гневе, — замечает Челлини, — мы были равны»). Саламанки испанца.

Потом сказал: «О добрый сын мой, с этим в руке ты живи или умри». 1562, Эскориал). Челлини чрезвычайно высокого мнения о себе. В этих словах, проникнутых гордостью плебея и чувством человеческого достоинства, звучит общий для всех гуманистов мотив учения о «доблести» и истинном благородстве. Первое печатное издание появилось в Неаполе в 1728 году. Если — принимая во внимание склонность автора мемуаров к хвастовству — можно и усомниться в совершенной точности передачи подобных дерзких выходок, то в общем свидетельства современников показывают, что он действительно «не умел изображать льстеца».

Остальные товарищи разбрелись кто куда по своим делам так что сказанное художническое содружество почти совсем расстроилось. Наконец, восковая модель Персея была готова, оставалось отлить фигуру из бронзы.

Оказывается, что он уже успел «для своей зашиты учинить много этих самых дел». Герцог заказывает мастеру статую «Персей», которая должна ассоциироваться с победой власти Медичи над флорентийской республикой. Вот уж где полный какус. Герцог не давал ему денег, необходимых для работы. Подойдя к нему, я его спросил, он ли тот наглец, который дурно отзывается о флорентинцах.

— не может быть непревзойденным. Многие места книги рисуют автора преданным другом, хорошим товарищем, остроумным сотрапезником, гостеприимным хозяином.

«Ужасающее величие» (terribilita) и «ярость» (furore), характерные для итальянского искусства XVI века и для этики «доблести», пронизывают и образ Челлини в этом эпизоде. Когда подошло время обедать и я, усталый, словно прошагал много миль, захотел принять пищу, у меня вдруг началась сильная головная боль, со множеством прыщей по левой руке, а на левой кисти, с наружной стороны, вскочил нарыв. Спустя пару лет он расстригся. Авторство остального, приписываемого ему творческого багажа, сомнительна.

Таким образом, «сделав из необходимости добродетель» — употребляя любимое выражение автора, — Челлини оказывается не на высоте положения как придворный художник. Тотчас же обернувшись и видя, что он этому смеется, я так хватил его кулаком в висок, что он упал без чувств, как мертвый затем, повернувшись к его двоюродным братьям, я сказал: «Вот как поступают с такими ворами и трусами, как вы». Так и сделали. Свидетельств других очевидцев немного. И, протянув руку, передал ему в платке сто золотых камеральных скудо и сказал: «Подели их так, чтобы и он получил свою долю».

Сказанный Микеланьоло, сиенский ваятель, делал в это время гробницу умершего папы Адриана. Титан Позднего Ренессанса, предтеча надвигающейся эпохи Барокко. Тем временем я домогался, через посредство одного ученика Раффаэлло да Урбино, живописца, чтобы епископ Саламанка заказал мне большую вазу для воды, так называемую «аккуеречча», которые служат для буфетов и ставятся на них для украшения. Немного дней спустя умер папа Юлий II. И, точно так же смеясь, откланявшись ей, я пошел, говоря, что не желаю иной награды, чем эта.

Разные виды многогранного ювелирного мастерства, резьба печатей и медалей, чеканка монет. Ему нельзя отказать в большой храбрости, он сам пишет о себе, что «не знал, какого цвета бывает страх». Плавку продолжали его работники.

Эта рана и была причиной, почему больше, чем все остальные, этот мессер Бенвеньято ругался на этот их перуджийский лад, говоря: «Клянусь господним, я хочу, чтобы Бенвеньято научил Бенвенуто, как жить». Нет в «Жизнеописании» и интереса к психологическому анализу. Эта цельность Челлини — характерная историческая черта человеческого типа его эпохи. Но Бенвенуто любил рисование и лепку больше, чем музыку.

Услышав великий шум, который происходил на этом дворе внизу, добрый синьор Орацио с великой поспешностью побежал вниз а я, высунувшись наружу, там, где упала бочка, услышал некоторых, которые говорили: «Хорошо бы убить этих пушкарей». Взяв сказанную вазу, Саламанка, чисто по-испански, сказал: «Клянусь Богом, что я так же буду медлить с платежом, как и он тянул с работой». И я, чтобы не лишать их такой славы, молчал и восхищенно ими любовался.

Это увлекательный рассказ о достойно прожитой жизни, отмеченной большими творческими дерзаниями, увенчавшимися успехом благодаря независимому духу и непреклонной энергии человека. Как мы дальше увидим, это в значительной мере определило биографию Челлини, его непоседливый образ жизни, его судьбу, в которой он наивно усматривает влияние «зловредных звезд». Много времени спустя, придя в себя, он обнаружил, что у него разбита голова и сломана нога. Начал мой отец учить меня играть на флейте и петь по нотам и хотя возраст мой был самый нежный, когда маленькие мальчики обычно находят удовольствие в какой-нибудь свистульке и подобных игрушках, я имел к этому неописуемое отвращение однако, единственно чтобы слушаться играл и пел.

Это был вьюк кирпичей. Артиллерийское искусство, к которому он, по его признанию, даже «более склонен», чем к ювелирному. Я же, собираясь не спешить и ее не отдавать, сказал, что торопиться не желаю.

Мадонна Порция добавила, что таланты редко уживаются с пороками и что, если бы я это сделал, я бы сильно обманул ту славную внешность честного человека, какую я показываю и, повернувшись, взяв за руку благородную римскую даму, с приветливейшей улыбкой сказала мне: «До свидания, Бенвенуто». Эти тяжбы приводят его в отчаяние. Двигаться он не мог, так как нога еще не зажила. Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини: вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности. За ним уже установилась прочная слава, что он «всегда хочет делать наоборот», а не то, что угодно заказчику. А мой отец ему сказал: «Я утешаюсь тем, что наверняка вы этого не знаете». Истекающий кровью, со сломанной ногой, Бенвенуто продолжал двигаться вперед. Рассуждения, медитации играют здесь небольшую и скорее орнаментальную роль.

Но самой любимой его скульптурой, над которой он работал каждый день, был «Персей с головой Медузы». Приходится исполнительным органам применить силу — против самого блюстителя законности. Прав был Гёте, когда писал, что «Челлини обязан своей славой едва ли не больше своему слову, чем творениям» ибо «своим пером, едва ли не вернее, чем резцом, он оставил прочный памятник себе и своему искусству». Спустя некоторое время после ареста, Челлини стал готовиться к побегу из крепости.

На что я сказал: «Мой Тассо, вот ворота, которых ни ты, ни я не заметили и раз уж я здесь, то мне кажется, что я сделал полдороги». Благородная дама, тоже слегка покраснев, сказала: «Ты сам знаешь, что мне хочется, чтобы ты мне служил» и, передавая мне лилию, сказала, чтобы я взял ее с собой и, кроме того, дала мне двадцать золотых скудо, которые были у нее в кошельке и сказала: «Оправь мне ее так, как ты мне нарисовал и сохрани мне это старое золото, в которое она оправлена сейчас». К XVI столетию изменилось само отношение художников к жизни.

Шум был превеликий и дело тянулось немалое время. Если мы рассмотрим постамент, то можем прийти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами. Благородная римская дама тогда сказала: «Будь я на месте этого юноши, я бы ушла себе с Богом».

А мой отец ему: «Век буду благодарить Бога, что он его вызволил». Хотя сам Челлини воспринимал свою работу как апогей ренессансного искусства. Гиперболический стиль Челлини страстный и восторженный: его фантастика неотделима от его чувства жизни, от эстетики «фантастического реализма» его эпохи, питавшей повышенный интерес к идеализированным сказочным приключениям (рыцарские поэмы Боярдо и Ариосто в Италии, роман Рабле о великанах во Франции). Этот кардинал дал ему убежище и начал его лечить. Повитуха, которая знала, что они ждут его девочкой, обмыв создание, завернув в прекраснейшие белые пелены, подошла тихонечко к Джованни, моему отцу и сказала: «Я несу вам чудесный подарок, какого вы и не ждали». Нигде в его произведениях не видно следов особой начитанности.

Независимо от оценки критика — осуждает ли он такую позицию «по ту сторону добра и зла» или восхищается ею, — это чудовищная модернизация, это искажение реального образа автора мемуаров. Группа стоит на постаменте. Его творчество оказало влияние на развитие маньеризма. Челлини, лишенному разлагающего цинизма, скорее присуще традиционное и естественное чувство долга.

В конце концов, кардинал выдал Челлини папе, получив за это выгодную церковную должность. Но самым сильным ударом судьбы был арест. Гордость за Флоренцию, которая «поистине всегда была школой величайших дарований» и даже известное высокомерие по отношению к другим городам (отзвуки традиционных распрей) нередко чувствуются в «Жизнеописании».

Он накопил много простынь, разрезал их на длинные полосы и спрятал в своем тюфяке. Колотушек им, видно, при вспыльчивом нраве маэстро достается во время работы немало (а рука у него тяжелая. ), но это тоже в духе обычая. Прекрасным примером флорентийского маньеризма является бронзовая статуя «Персей с головой Медузы», выполненная дляКозимо I. Это творение помогло Челлини добитьсявсеобщего признания по всей Италии. Я только попросил его, чтобы он согласился взять некоторое изрядное количество скудо, которые лежали в ларчике тут же рядом с моей кроватью и чтобы, раз уж Господь взял меня от мира, он послал их отдать моему бедному отцу, написав ему ласково, как я сам это делал, насколько позволял обиход этого бешеного времени.

Едва Принцивалле делла Стуфа, каковой был в числе Восьми, дал мне договорить «пощечина», как он сказал: «Ты ему не пощечину дал, а ударил кулаком». Тут я, который стал на сторону моего доброго отца, выйдя из этого дома вместе с ним, сказал ему, что хочу отомстить за оскорбления, которые этот негодяй ему учинил, с тем, чтобы вы мне позволили заниматься рисованием. Так решили, такое имя дало мне святое крещение и так я и живу с помощью божьей.

Тогда он рассмеялся и, снова порумянев лицом, наиприветливейше мне сказал: «Мой Бенвенуто, я тебя люблю как только могу и, когда настанет время, чтобы Богу было угодно, я тебе это докажу дал бы Бог, чтобы ты их убил, обоих этих мошенников, так как один причина этих великих бед, а другой, быть может, будет причиной и худшего». В глазах Челлини талант и гений выше всякого герцогского титула или кардинальского сана. Его лицо обращено к распластанному под ногами телу. Подобно другим художникам и поэтам итальянского Возрождения от Данте до Микеланджело, Челлини — питомец городской культуры, взращенный строем жизни вольных городов-государств. Он совсем не похож на свой психологический образ, который складывается в голове читателя по мере знакомства с искрометной автобиографией Челлини «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции»9.

Благородным человек себя делает своими великолепными делами». Ростом он был мал, но хорошо сложен. Часть драгоценных камней, золота и серебра, предназначавшихся для этой работы таинственно исчезают. Мой бедный отец, однако же, смело ответил, говоря им: «То, что Бог судит, то вы и сделаете и не больше». Челлини Бенвенуто появился на свет в 1500 году во Флоренции.

Отец мой изготовлял в те времена удивительные органы из деревянных трубок, клавесины, наилучшие и прекраснейшие, какие тогда можно было видеть, виолы, лютни, арфы, красивейшие и превосходнейшие он был инженер и, чтобы делать инструменты, как то: снаряды для наводки мостов, снаряды для валяльных мельниц, всякие другие машины, работал изумительно по слоновой кости он был первый, который хорошо работал. Джованни некоторое время слушал, скрытый от них и, подойдя внезапно, сказал: «О мой отец, я пожелал и полюбил эту девушку, а не их деньги. Прикрепив к выступавшему куску черепицы полосу простыни, он спустился по ней с большой высоты на землю. Ему легко прощают убийства, но не строптивость и дерзкую независимость.

Во всех этих суждениях мы узнаем традицию флорентийской культуры, ее антифеодальные идеи. Законы грамматические, как и законы юридические, явно его стесняют.

И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся). Но еще незадолго до рождения Челлини идеал этот красноречиво формулирует Пико делла Мирандола в речи «О достоинстве человека»: человек «по собственному произволу чертит границы своей природы», «по собственному желанию избирает место, дело и цель» своих занятий. Он несколько раз впадал в отчаяние и готов был бросить работу и уехать, но затем вновь обретал мужество, чтобы «сразиться со своей судьбой». Когда тот сказал эти слова, Луканьоло взял в руки вазу и долго ее осматривал затем сказал Паулино: «Красивый мальчик, скажи своему хозяину, что он великий искусник и что я его прошу считать меня своим другом, а в остальное не входить». На протяжении нескольких веков Италия становится поставщиком даровитых художников и государственных деятелей для соседей и тип странствующего художника или артиста, как и тип крупного авантюриста (Казанова, Калиостро), связан с европейской культурой XVI–XVIII веков именно с Италией (вспомним «Египетские ночи» Пушкина).

Не в этом ли универсальный секрет успеха. Не проходило дня, чтобы я не убил кого-нибудь из врагов с воли. Попало это письмо в руки этому моему учителю Уливьери и он тайно от меня его прочел потом он мне открылся, что прочел его и сказал мне такие слова: «Значит, мой Бенвенуто, меня не обманул твой славный вид, как это мне подтверждает одно письмо, которое попало мне в руки, от твоего отца по каковому это должен быть очень добрый и честный человек считай же, что ты у себя в доме и как бы у своего отца». Узнав об этом, мой отец, вооружившись, отправился к нему и, в присутствии его отца, которого звали Никколайо да Вольтерра, трубач Синьории, сказал: «О Пьеро, мой дорогой ученик, очень меня печалит твоя беда но, если ты помнишь, я еще недавно тебя предупреждал и все-таки случится между твоими детьми и моими то, что я тебе сказал». Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит своё произведение не единым объёмом, но объединением значимых частей.

«Гораздо больше горжусь тем, что, родясь простым, положил своему дому некоторое почтенное начало, чем если бы я был рожден от высокого рода». Но этот колоритный образ выступает на живописном бытовом фоне, представляющем немалый исторический интерес. Вот таким образом во Франции у Челлини сразу возникает ряд процессов с соседями, с натурщицей и т. д. При этом я не упускал иной раз угодить моему доброму отцу, то на флейте, то на корнете играя и всегда он у меня ронял слезы с великими вздохами, всякий раз, как он меня слушал и очень часто я из любви, его ублажал, делая вид, будто и я тоже получаю от этого много удовольствия.

Проспер Мериме писал в предисловии к Хронике царствования Карла IX. Бенвенуто Челлини, работы которого стали известны за пределами Италии, процветал в творческой деятельности, но по-прежнему вёл беспутную жизнь, наживая врагов. Поистине — Терминатор. Удалившись, я пошел наверх и с усердием безостановочно стрелял и почти ни один выстрел не попадал мимо.

Хвастун, мистификатор и плут. Подобные заявления чередуются с обычными проклятиями власти денег и заключают в себе существенный оттенок: у этих «наемных» художников, «кондотьеров искусства», каким является и Челлини, нет внутреннего уважения к тем, кому они создают памятники своими творениями, кого они славословят в литературных посвящениях. Таким образом и случилось знакомство между Луиджи Пульчи и мной.

Челлини решил изобразить Персея в тот момент, когда он только что убил Медузу и, в порыве торжества, попирая ногами её скрюченное тело, держит в высоко поднятой руке за волосы отрубленную им голову. Джованни, который стал моим отцом, больше, чем который-либо из остальных, занимался им. В XVIII веке после разнообразных приключений, рукопись пропала. Через три месяца я закончил сказанную работу, с такими красивыми зверьками, листьями и машкерами, какие только можно вообразить, Я тотчас же послал ее с этим моим Паулино, учеником, показать этому искуснику Луканьоло, сказанному выше каковой Паулино, с этой своей бесконечной прелестью и красотой, сказал так: «Мессер Луканьоло, Бенвенуто говорит, что посылает вам показать свое обещание и ваш хлам, ожидая увидеть от вас свою дрянь».

На что этот же самый ответил, что Бог наверняка так и судил. На это мой отец ответил: «Худое дерево никогда не приносило доброго плода, а наоборот и еще я тебе скажу, что ты худой человек и дети твои будут безумные и бедные и придут за подаянием к моим дельным и богатым детям». Характер Челлини был далеко не спокойный, а скорее даже буйным, что и не позволяло оставаться ему долго на одном месте, резко менять свой образ жизни и вновь пускаться вплавь по бурным волнам «этого бешеного времени» (как называет свою эпоху сам Челлини), не заботясь о том, к какому берегу они его прибьют. Я же, набравшись чуточку смелости, хоть и смешанной с чуточкой застенчивости, покраснел и сказал: «Каков бы я ни был, я всегда, мадонна, буду всецело готов вам служить». На что я сказал: «Сегодня обождите, а завтра я вам отвечу». Это был первейший и превосходнейший золотых дел мастер в Риме и он был учителем этого Фиренцуолы. Обернувшись затем к Лессандро и к Чеккино, я им сказал, чтобы они запалили свои аркебузы и показал им способ, чтобы не угодить под выстрелы тех, что снаружи.

Невольно вспоминается бессмертное творение режиссера Уайлера с Питером О, Тулом, Одри Хепберн и Венерой Челлини, срисованной с бабушки главной героини. Этот синьор, который был прегорд, постоял немного и гневно мне сказал: «Мне охота больше не приходить сюда и сделать как раз обратное тому, что я думал сделать для тебя». Подвигнутый к состраданию его великими талантами, любовью к родине и так как таково свойство моей природы, я взял его к себе в дом и начал его лечить так, что, будучи таким молодым, он быстро вернулся к здоровью. Брат Алессо одел меня монахом и дал мне в спутники послушника. С детства у мальчика стали проявляться способности к музыке. «Насколько больше заслуги построить дом, чем обитать в нем Благородство — атрибут доблести», — учил гуманист Поджо Браччолини.

Факт, что горожане восторженно восприняли новый символ Флоренции, а мрачный тиран герцог Козимо I Медичи даже выплатил автору 3000 скудо (против запрошенных 10 тыс. ). На фоне блестяще образованных современников, мастеров пышного, закругленного, «правильного» стиля, автор «Жизнеописания» был человеком малограмотным.

Когда он полечил меня и ушел, тотчас же явился один мой дражайший друг, по имени Джованни Ригольи, каковой, огорчась и моей великой болезнью и тем, что меня покинул так одного мой товарищ, сказал: «Будь покоен, мой Бенвенуто, я от тебя не отлучусь, пока не увижу, что ты поправился». По другой версии — родственник барона Мюнхаузена. Но и здесь он меньше всего ниспровергатель норм: он просто их еще не усвоил. Сам папа Климент VII заказал у Челлини несколько вещей. Подсвечники эти были богато отделаны, насколько требуется для такого рода работы. И вот, учинив мне здоровый разнос, они послали нас к секретарю я же, бурча, все время говорил: «Это была пощечина, а не кулак», так что Совет продолжал смеяться. Болонья, Пиза, Рим, Париж, Флоренция.

«Даже войны тогда были не больше как крупными дуэлями» (например, нескончаемые распри между Карлом V и Франциском I). Так кончился этот превеселый ужин и этот день и каждый из нас вернулся по своим домам. Я их оценил в восемьсот скудо. И если папа Климент VII, более тонкий знаток искусства — как-никак из рода Медичи.

Когда Франциск I советует Челлини беречь свое здоровье и не утруждать себя чрезмерно, тот заявляет в ответ, что «сразу же заболел бы, если бы не стал работать». Оба они свалились наземь, а Бакьякка, со спущенными штанами, вопил и убегал.

Чем объясняются этот непоседливый образ жизни и скитания Челлини. Они очень гордились, когда видели, как юноши вроде меня приходят учиться в их дом. Здесь ему иностранцу, все кажется просто поразительным.

Он тихонько окликнул меня: «Кум. » — так мы называли друг друга в шутку и умолял меня Господом Богом, говоря такие слова, чуть не плача: «Кум мой, я вас умоляю, чтобы вы не делали зла этой бедняжке, так как она ровно ни в чем не виновата». Челлини вручают повестки — и вот он в зале суда.

Потомство охотно приписывало Челлини все шедевры ювелирного искусства. Из созданных им произведений ювелирного искусства сохранилось немногое: солонка Франциска I (1540—1543, Вена, Художественно-исторический музей), медали и монеты, сделанные для папы Климента VII и Алессандро Медичи, а также эскизы декоративной застёжки для облачений Климента VII. И — как венец его творческого развития — высокое искусство ваятеля.

У Рабле, современника Челлини, любимый герой Панург утверждает, что «человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит». Видя и слыша, что в доме никого нет, кроме прислужницы, по имени Канида, я пошел отнести плащ и ножны от шпаги и опять вернулся к сказанному дому, который стоял позади Банки, на реке Тибре. Вспомним, что на постаменте «Юдифи и Олоферна» изображаются вакхические сцены, не относящиеся непосредственно к теме памятника, но служащие антитезой образу главного героя. Этот точно так же женился и имел четырех детей мужеского пола.

Страницы мемуаров Челлини — это преимущественно рассказ о его делах, его «Труды и дни». И все же это еще не объясняет биографии Челлини. Здесь он с отчаянием заметил, что замок окружен с этой стороны еще двумя высокими стенами. И было бы странно ожидать от него ниспровержения всяких моральных норм.

Тотчас же обернувшись к сыну, он сказал ему: «О сын предатель, ты меня разорил. Так, к своему неудовольствию, я продолжал играть до пятнадцатилетнего возраста.

На это Луканьоло, думая, что я убедился, сказал: «Не хуже кажется и мне твоя работа, но скоро мы увидим разницу между той и другой». Известно, что тексты пережили две редакции их авторство приписывается Варки. Сначала Челлини создал восковую, а потом гипсовую модель скульптуры в полный рост.

Услышав это, я остался крайне недоволен, проклиная всю Испанию и всех, кому она мила. Сочетание тем в главной скульптуре и рельефе постамента— черта XVI века. Как мы узнаем в начале «Жизнеописания» от самого автора, Челлини приступил к автобиографии в возрасте пятидесяти восьми лет, то есть в 1558 году. Но только предупреждаю тебя об одном: что, если ты имел соитие, ты не жилец». Я сказал этому другу, чтобы он ко мне не подходил, так как я кончен. Пока они были целы, они были школой всему свету. Как настоящий человек эпохи Ренессанса, питая большое уважение к «учености», к «культуре», к развернутому, богатому, но соразмерному слогу, Челлини, особенно в рассуждениях, пробует свои силы в сложном цицероновском периоде, однако, запутавшись в нем, вырывается на волю, так и оставив словесное здание недостроенным. «Ему так невесело, что на этот раз мне хочется, чтобы он посмеялся».

Мой отец послал ему свои пророческие четыре стиха. Это был ларец, копия с порфирового, который перед дверьми Ротонды. Челлини не историк своего времени.

И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся). Своим резцом в мастерской он действует так же, как на площади кинжалом, — «смело и с некоторой долей ярости».

«Он сам себе творец и сам выковывает окончательно свой образ» ибо «данное» и возвышенное назначение человека в том, что «ему дано достигнуть того, к чему он стремится и быть тем, чем он хочет». Свою автобиографию «Жизнь Бенвенуто», скульптор писал, пребывая в глубокой депрессии.

Отсюда и господство в мемуарах чисто повествовательного начала. Я продолжал весь этот день когда настал вечер, в то время как войско вступало в Рим через Трастевере, папа Климент, поставив начальником над всеми пушкарями Некоего римского вельможу, какового звали мессер Антонио Санта Кроче, этот вельможа первым делом подошел ко мне, учиняя мне ласки он поместил меня с пятью чудесными орудиями на самом возвышенном месте замка, которое и называется «у Ангела» и это место обходит весь замок кругом и смотрит и в сторону Прати и в сторону Рима он дал мне под начало сколько нужно людей, которыми я бы мог командовать, чтобы помогать мне ворочать мои орудия и, велев выдать мне плату вперед, отпустил мне хлеба и немного вина и затем попросил меня, чтобы я как начал, так и продолжал. Огонь разгорелся так сильно, что работать стало крайне тяжело. Вот таким образом этот дворецкий не давал мне вымолвить ни слова, говоря: «Живо, живо, неси вазу».

И первое из них такое: что, так как сказанный мессер Антонио Санта Кроче велел мне спуститься из-под Ангела, чтобы пострелять в некои соседние с замком дома, куда видно было, как вошли некои враги с воли, то, пока я стрелял, в меня грянул орудийный выстрел, каковой угодил в край зубца и отхватил столько, что по этой причине не сделал мне вреда: так как это большое количество все целиком ударило меня в грудь у меня остановилось дыхание и я лежал на земле, простертый, как мертвец и слышал Все, что говорили окружающие, среди каковых очень сетовал этот мессер Антонио Санта Кроче, говоря: «Увы, мы лишились лучшей помощи, какая у нас была. » Подоспел на этот шум некий мой товарищ, которого звали Джанфранческо флейтщик, — этот человек был более склонен к медицине, чем к флейте, — и тотчас же, плача, побежал за графинчиком отличнейшего греческого вина накалив черепицу, он положил на нее добрую пригоршню полыни затем попрыскал сверху этим добрым греческим вином когда оказанная полынь хорошо пропиталась, он тотчас же положил мне ее на грудь, где ясно была видна ушибина. Чем труднее задача, тем больше она его воодушевляет. Это темперамент неукротимый, неуемный и буйный. Когда я там прожил несколько дней, мой отец взял меня от сказанного Микеланьоло, как человек, который не мог жить без того, чтобы не видеть меня постоянно. У него начали выпадать зубы и волосы. Такое представление о назначении человека и вся этика «доблести» связаны с безграничной верой в себя, в свои творческие силы.

На многих обложках книг портрет скульптора и вовсе отсутствовал20. Среди этих экспонатов много изделий мастеров позднейших эпох или иных стран. Прав Гёте, отмечая глубокую внутреннюю связь характера Челлини и его этики с правовым и политическим состоянием переходного времени.

Если бы я хотел описать подробно, каковы и скольки были многочисленные работы, которые я делал разного рода людям, слишком был бы длинен мой рассказ. С другой стороны, дождь хлестал с такой силой, был такой ветер, что горн остывал.

А толкователи Данте этого не поняли Вся эта глава мемуаров достойна занять место рядом с эпизодами о сутягах из «Гаргантюа и Пантагрюэля». Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит свое произведение не единым объемом, но объединением значимых частей. Я сказал брату: «Иди со мной» и так мы расстались с бедным отцом и, вместо того чтобы дать нам сколько-нибудь денег, потому, что у него их не было, он дал нам свое благословение. Из приводимого в настоящем издании письма Бенвенуто Челлини к Бенедетто Варки видно, что в ходе работы над мемуарами автор обращался к известному историку Флоренции, своему другу, с просьбой исправить его слог и придать ему литературную форму. Прошло всего три года с момента, когда свирепые имперские ландскнехты самозабвенно шинковали папских гвардейцев на римской площади. Жизнеописание ювелира и скульптора Бенвенуто Челлини (1500–1571)— одно из самых замечательных произведений литературы XVI века, в полной мере отражающее дух итальянского Возрождения.

На что я сказал, чтобы он сохранил ее в таком виде до следующего дня так как я надеюсь, что как моя работа в своем роде не хуже, чем его, так я жду, что такую же покажу ему и плату за нее. Присланная рукопись была возвращена автору с замечанием, что в таком виде она ему, Варки, больше нравится. Он так рассердился на те слова, которые ему сказал его учитель, что сказал, что со мной незнаком и не знает, кто я такой тогда я, возмущенный такими речами, сказал ему: «О Джаннотто, когда-то мой близкий друг, с которым мы бывали там-то и там-то и рисовали и ели и пили и ночевали на твоей даче, мне нет нужды, чтобы ты свидетельствовал обо мне этому честному человеку, твоему учителю, так как я надеюсь, что руки у меня таковы, что и без твоей помощи скажут, кто я такой».

Я ему ее дал, так как в моей природе творить милостыню и потом я со слезами вспомнил то благополучие, в каком пребывал Пьеро, когда мой отец сказал ему эти слова, то есть что дети сказанного Пьерино еще придут за подаянием к его дельным детям. На что я ей сказал, что величайшая награда, желаемая за мои труды, это угодить ее милости. Все эти различные художества я с превеликим усердием принялся изучать. Челлини часто торопят заказчики, но он с этим не считается, наверное памятуя, что «удивительный» и «великий» Леонардо да Винчи почти четыре года готовил картон для фрески «Битва при Ангиари» и столько же лет писал портрет «Джиоконды», что «Тайная вечеря» создавалась целых десять лет, а макет колоссального памятника Франческо Сфорца — целых шестнадцать, да и то остался незавершенным. Пока же начну о том, как Богу было угодно, чтобы я родился.

При лепке и отливке скульптуры Челлини натолкнулся на многочисленные трудности. И, уходя во гневе, сказал ему, что скоро он это увидит. Над «Персеем», например, он работал девять лет, давая при этом пищу злословию соперников и завистников, утверждавших, что он, золотых дел мастер, не справится с таким большим скульптурным замыслом.

Его изобретательный и пытливый ум постоянно ищет все новых сфер деятельности. Жить для него значит действовать. За несколько столетий книга «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции» выдержала сотни переизданий.

Тридцать лет скитаний по разным городам Италии. Мы оба весело посмеялись и она мне заказала еще несколько красивых и хороших работ. Из сохранившихся произведений, выполненных им по возвращении во Флоренцию: Персей (1545—1553, Флоренция, Лоджия деи Ланци), статуэтка Борзая (1545—1546, Флоренция, Барджелло) бюст Козимо Медичи (1545—1548, там же) Ганимед (1548—1550) Аполлон и Гиацинт Нарцисс (все во Флоренции) бюст Биндо Альтовити Распятие (ок. Также и среди многих бронзовых медалей мне попалась одна, на которой была голова Юпитера. Когда мы пришли в Сиену, Тассо сказал, что натрудил себе ноги, что дальше идти не хочет и просил меня ссудить его деньгами, чтобы вернуться на что я сказал: «Мне тогда не хватит, чтобы идти дальше а тебе следовало подумать об этом, трогаясь из Флоренции но если это ты из-за ног решаешь не идти, то мы найдем обратную лошадь в Рим и тогда у тебя не будет повода не идти». В последующие годы юный Челлини много путешествовал по Италии, обучаясь у лучших ювелиров. Флоренция, признание у прославленных мастеров ее «чудесной школы», влечет его к себе и он часто приезжает в родной город, но не задерживается в нем подолгу. Вот таким образом сама по себе находка нескольких подобных между собой лиц среди персонажей Челлини еще не могла служить доказательством обнаружения «автопортретов».

О становлении своего таланта и о драматических эпизодах своей судьбы Челлини рассказал богатым разговорным языком, обладающим своеобразным и незабываемым очарованием. Еще был в Риме другой превосходнейший искусник, каковой был миланец и звался мессер Карадоссо. С другой стороны, отчасти основываясь на указаниях из «Жизнеописания», такие исследователи, как Плон и другие, могли установить в целом ряде случаев его авторство.

Расплавленный в горне металл должен был стечь и заполнить форму. «Жизнеописание» Челлини принадлежит к той разновидности мемуарной литературы, где личность автора, вынесенная на первый план, господствует над всем повествованием и больше всего приковывает к себе внимание. В это время приехал во Флоренцию один ваятель, которого звали Пьеро Торриджани, каковой прибыл из Англии, где он прожил много лет и так как он был очень дружен с этим моим учителем, то каждый день приходил к нему и, увидев мои рисунки и мои работы, сказал: «Я приехал во Флоренцию, чтобы набрать как можно больше молодых людей так как имея исполнить большую работу для моего короля, я хочу себе в помощь своих же флорентинцев а так как твой способ работать и твои рисунки скорее ваятеля, нежели золотых дел мастера, то, благо мне предстоят большие работы из бронзы, я в одно и тоже время сделаю тебя и искусным и богатым». Когда я кончил рисунок, подошла другая весьма красивая благородная римская дама, которая была наверху и, спустившись вниз, спросила у сказанной мадонны Порции, что она тут делает та, улыбаясь, сказал а: «Я любуюсь на то, как рисует этот достойный молодой человек, который и мил и красив». Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объем (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство.

Он тотчас же сказал: «Я тот самый». На что сказанный синьор мне ответил: «Не теряй времени, Бенвенуто во-первых, не может быть, чтобы так, как она стоит, ветер от пушки ее свалил но если бы даже она свалилась, а там внизу стоял сам папа, беда была бы не так велика, как тебе кажется стреляй же, стреляй. » Я, не раздумывая больше, выпалил в самое солнце, как и обещал, точь-в-точь. Делался он для одного, которого звали Раффаэлло Лапаччини. Правая рука с мечом отведена чуть назад. Я тебе его добыл, а ты его у меня отнял я тебя научил играть и всем искусствам, которые ты знаешь, а ты препятствуешь моему сыну исполнить мою волю но держи в памяти эти пророческие слова: не пройдет, я не говорю лет или месяцев, но и нескольких недель, как за эту твою столь бесчестную неблагодарность ты провалишься». По этой причине я играл много больше, нежели то делал прежде. Вследствие чего мастера обвинили в воровстве и приговорили к пожизненному заключению.

Лоренцо деМедичи и Пьеро, его сын, которые его очень любили, увидели потом, что он весь отдался флейте и забросил свой прекрасный талант и свое прекрасное искусство они лишили его этого места. Вещицу эту я сделал в мастерской у одного, которого звали Франческо Салимбене. Имя ему было Франческо, сын Филиппо и внук Фра Филиппо, превосходнейшего живописца.

На что я сказал: «Синьор, взойдите, но только один, а там приходите как вам будет угодно». Меньше всего это человек книжной культуры. Еще Петрарка писал, что «кровь всегда одного цвета. Тогда Бенвенуто приказал собрать все имевшиеся в доме оловянные блюда, чашки и тарелки. Этот синьор не без страха остановился немного и сказал мне: «Бенвенуто, твой друг».

Разве в этих строках не запечатлен идеал «многосторонности» целой эпохи. Он развел такой сильный огонь, что металл снова начал светлеть.

В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт. Почти о каждой вещи, вышедшей из его рук, он пишет, что мир не видал ничего подобного или же утверждает, что на свете нет человека, способного довести до конца такое дело: «Такой, как я, может быть только один во всем мире, а таких, как вы, по десятку у каждой двери». Стояли эти два картона — один во дворце Медичи, другой в папском зале. Забавно, что облик Великого Гения, взысканного небом и обласканного сильными мира сего, сформирован его же новеллами. Противоречие между натурой Челлини и его местом в жизни движет его биографию и определяет его «превратную и кусачую судьбу».

«Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентинца, написанная им самим во Флоренции» открывается горделивой генеалогией потомственного горожанина, род которого восходит к полулегендарным временам, когда зачинался город. Неудивительно, что при таком «очень странном» для придворной среды характере Челлини не удается ужиться и при французском дворе, где вскоре он создал себе непримиримого врага в лице фаворита короля. И если в первой половине своей жизни Челлини не испытывает особого трепета при общении с папой Климентом VII, с епископами, с Франциском I и со многими знатными особами, то отношения с Медичи меняют эту тенденцию. Этот Луканьоло поднял меня на смех, говоря: «Вот увидишь, Бенвенуто, к тому времени, когда ты кончишь эту работу, я потороплюсь кончить эту вазу, которую я начал, когда и ты свою вещицу и тебе на опыте станет ясно, какую пользу я извлеку из своей вазы и какую ты извлечешь из своей вещицы».

Уже наступила ночь и тьма, а римские ворота не запирались. Сказанный Джанъякомо в точности сказал ему мое имя. Тогда она сказала, что я очень верно их оценил. Весь Рим узнал его имя. Бурная политическая жизнь итальянских городов-синьорий, как известно, послужила прологом к истории буржуазного прогресса в Европе и среди итальянских городов — за Флоренцией наибольшие заслуги как за мастерской передовых идей Возрождения, недаром ее иногда называют «яйцом нового времени». Сказанный Лессандро испугавшись, сказал: «Дал бы Бог, чтобы мы сюда не приходили. » — и с превеликой поспешностью повернулся, чтобы идти.

Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми». Но принятых мер оказывается недостаточно и тогда король советует Челлини: «Поступите по вашему обычаю» Исход этой распри решает уже упомянутый длинный кинжал Челлини Таковы нравы. Когда все было готово, Бенвенуто ночью открыл дверь и выбрался на крышу. Челлини снова попал в крепость. Так мы находим и так полагаем, что происходим от доблестного человека. Эти слова — «служу тому, кто мне платит» — первым из художников Возрождения сказал, кажется, Леонардо да Винчи.

Знаменитый, ставший уже хрестоматийным, рассказ об отливке «Персея» дает достаточно яркое представление о творческой ярости, творческом раже художника, преодолевающего упорное сопротивление материала, укрощающего своим словом даже неистовство стихий — огня и воды. Как отмечает доктор, профессор сэр Джон Поуп-Хеннесси1, автор фундаментального труда о знаменитом флорентийце, отмеченного премией Вазари2: «нам неизвестно, как выглядел Бенвенуто Челлини, когда был еще относительно молодым человеком»3. Челлини Бенвенуто в очень короткие сроки обрёл много заказчиков. Эти слова ничуть не поколебали меня в моем решении, продолжая говорить ему то же самое.

Тогда истерзанный сказанными колючками и вынужденный сказанными словами этого юноши, выскочив вон, я поднял шпагу громким голосом я сказал: «Всем вам конец». Его «Жизнеописание» изобилует стычками с сановными советниками двора и в уста папы Климента VII он вкладывает собственную презрительную оценку придворных: «Больше стоят сапоги Бенвенуто, чем глаза всех этих прочих тупиц». Каковой Тассо мне сказал: «Я тоже поссорился со своею матерью и будь у меня столько денег, чтобы они довели меня до Рима, то я бы даже не стал возвращаться, чтобы запереть свою жалкую лавчонку». Челлини является воплощением одновременно и пороков и высоких достоинств, свойственных ярким представителям Возрождения. По существу, Челлини уже достаточно аполитичен.

Его родина там, где есть заказы. Если память в изложении событий, от которых он отделен двадцатью-тридцатью годами, ему порой изменяла в отдельных частностях — некоторую роль здесь могла играть и кичливость художника, — нет сомнений, что нарисованная им историческая картина в целом верна.

«Рвением и усердием» в работе он всегда достигает высшего совершенства и заставит всех признать, что он не только сравнялся с античными художниками, но и превзошел их ибо и античное искусство — перед которым он вместе с другими мастерами Возрождения преклоняется. Он лежал на тюфяке, брошенном на пол и пропитанном водой.

Я сказал графу тот поднял тревогу фусты виднелись в море. В последующие годы Бенвенуто занимался обработкой мрамора («Венера и Амур», «Нарцисс», «Аполлон с Гиацинтом», «Ганимед») и изготовлением различных предметов роскоши. Италия раздиралась на части иноземными завоевателями — французами и испанцами.

Причиной тому была служба этой проклятой музыке. Но Бенвенуто был так силен духом и телом, что перенесенные испытания не сломили его. Во Флоренции Челлини продолжает свою карьеру ювелира, но при этом он занимается и созданием крупномасштабных скульптур, став конкурентом известного мастераБаччо Бандинелли (1493–1560).

Персей держит только что отрубленную (как мы можем догадаться по потокам крови) голову медузы, высоко подняв ее над собой. Хоть я несколько и отклонюсь от своего художества, но так как я желаю описать свою жизнь, то меня вынуждают некоторые эти самые дела не то чтобы подробно их описывать, но все ж таки сжато о них упоминать. Юлио Романо, художник сказанный, уехал служить маркизу мантуанскому. В 1537 году во время поездки во Флоренцию его мучила ужасная лихорадка.

Уже весь мир был под оружием. В это время проходил по улице отец этого моего ученика, каковой был врачом кардинала Якоаччи и жил у него на жалованье и ученик этот и сказал отцу: «Зайдите, отец, посмотреть Бенвенуто, которому нездоровится немного и, он лежит». Герцог так до конца и не расплатился за сделанную для него статую «Персей». Заветная мечта отца — сделать из сына знаменитого музыканта и мальчика заставляли с раннего детства заниматься игрой на флейте.

Из чего проистекало, что множество раз я возвращался нагруженный прежирными голубями. Я ему напомнил про мои деньги. 9 лет отделяют восковую модель от конечного результата.

Постамент украшен четырьмя небольшими скульптурами. Уже само начало мемуаров знаменательно: «Все люди всяческого рода, которые сделали что-либо доблестное (virtuosa) или похожее на доблесть (virtu), должны бы описать свою жизнь». На эти слова Пьерино возразил и сказал: «Маэстро Джованни, большинство людей, когда состарятся, вместе с этой самой старостью дуреют, как сделали и вы и я этому не удивляюсь, так как вы наищедрейше роздали все свое имущество, не подумав о том, что вашим детям оно может понадобиться, тогда как я думаю сделать как раз наоборот, оставить своим детям столько, чтобы они могли помочь и вашим». Будучи в Сиене, я подождал нарочного в Рим и к нему присоединился. Однажды в воскресенье, около 22 часов, он был между воротами Сан Галло и воротами Пинти и здесь он повздорил с некоим юнцом лет двадцати, со шпагами в руках он так ретиво на него наступал, что, люто его ранив, продолжал теснить.

На каковые слова я поднял руку, ударив его по лицу и сказал: «А я вот этот». Фортификация и зодчество. Новые атлантические пути мировой торговли, проложенные Великими географическими открытиями, лишают итальянские города их экономических преимуществ и приводят к хозяйственному кризису и упадку.

Достаточно сказать, что современники Бенвенуто вполне заслуженно дали неистовому авантюристу прозвище «Дьяболо». Через жизнь он проходит «с открытыми глазами и с доброй охраной и отлично вооруженный, в кольчуге и наручах». Я его попрекнул, говоря ему: «Раз уж вы меня сюда привели, необходимо сделать что-нибудь по-мужски» и, направив свою аркебузу туда, где я видел более густую и более тесную кучу боя, я прицелился в середину, прямо в одного, которого я видел возвышавшимся над остальными так как туман мешал мне разобрать, на коне он или пеший. Это явно не его сфера. И, подав мне шпагу и доспех, собственными своими руками помог мне их надеть. Тотчас же он пришпорил конька, на котором сидел и во весь опор поскакал прочь. Наиболее значительное из его произведений, созданных во время пребывания во Франции, — бронзовый рельеф Нимфа Фонтенбло (до 1545, Лувр).

Мемуары Челлини в этом смысле — удивительно характерный исторический документ. По приезде Челлини в Париж король дарит ему свой замок Мель для мастерской. В этом — прогрессивная, демократическая сторона идеала «доблести». И больше всего ему льстит изумление окружающих перед этим «удивительным человеком», который «должно быть, никогда не отдыхает». Таких работ я сделал много и делать их было очень трудно.

И это показательно для наметившегося в Италии упадка общественного самосознания в век, который Микеланджело с негодованием назвал «блестящим и постыдным». Скажу при этом только о некоторых примечательных и более редких вещах.

Мой отец очень обрадовался и ему не терпелось встретить опять того из Восьми, который его оскорбил и, встретив его, он сказал так: «Вы видите, Антонио, что это Бог знал, что станется с моим сыном, а не вы. » На что тот ответил: «Пусть только попадется нам еще раз». Было мне тогда ровно девятнадцать лет, так же, как и столетию.

В его характере и стиле жизни много добродушия.

В ночь на 3 ноября 1500 года в семье флорентийского мастера по изготовлению музыкальных инструментов Джованни Челлини родился мальчик, которого назвали «желанным», по-итальянски — Бенвенуто. Маньеризм — что тут скажешь. Отец мой, которому этого до смерти хотелось, послал меня я же, будучи не прочь увидеть свет, отправился охотно. Творческие сомнения в своих силах ему неведомы. Он мне сказал, что пришел один и так как, когда он взошел, он был изменившись в лице больше, чем следовало, то я приложил руку к шпаге и смотрел на него по-собачьи. Бенвенуто было настолько плохо, что он стал готовиться к смерти.

Правосудие бездействовало или служило тому, кто больше платил судьям. Не только «из края в край из града в град», но и от одной области искусства — к другой. Челлини заключают в тюрьму, где его долго держат как человека опасного. Тогда мадонна Порция сказанная обернулась к этой благородной римской даме и сказала: «Вы видите, что эти таланты, которые мы в нем угадали, сопровождаются вот чем, а не пороками. » И та и другая были восхищены и мадонна Порция сказала: «Мой Бенвенуто, слышал ли ты когда-нибудь, что когда бедный дает богатому, то дьявол смеется. » На что я сказал:. Окно было настолько близко от стола, что, приподнявшись немного, я увидел на улице этого сказанного Луиджи Пульчи вместе со сказанной Пантасилеей и услышал, как из них Луиджи сказал: «О, если этот дьявол Бенвенуто нас увидит, горе нам. » А она сказала: «Не бойтесь, слышите, как они шумят: они заняты всем, чем угодно, но только не нами».

Его заказчики и их консультанты должны безусловно в него верить. Пантасилея бросилась бегом в церковь по соседству.

---