Эдуард Мане Мальчик С Вишнями

Картина Эдуарда Мане "Мальчик с вишнями"

Он хорошо знает две картины Рубенса: луврский «Пейзаж с радугой» и «Парк замка Стен», который видел в музее Вены. Что ж, пожалуй, жюри и впрямь может уйти в отставку, он этого тоже опасается – хорошо, достаточно об этом. Жюри может не собираться во второй раз. В ней есть «блеск, вдохновение, пьянящая сочность, неожиданность», – говорит Закари Астрюк. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия».

Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь. Мане предложил Лежону первый вариант «Завтрака на траве», отныне картина эта украшает гостиную «майора». Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку – безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза – эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» – скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, – Шарлю Бодлеру. Вот там и следует нанести решительный удар. Живопись эта напоминает терпкость зеленых фруктов, которым не дано созреть».

Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. Обстоятельства решительно благоприятствуют Мане. «Вывод один, – говорит Бодлер, – надо быть самим собой». – «Дорогой Бодлер, я всегда вам это говорил, – восклицает Мане. – Но разве я не был самим собой в Любителе абсента. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Мане в колебаниях – следует ли ему признаваться в подражании Рафаэлю. Через минуту звонит у нее телефон, она отвечает, а там спрашивают: Это маленькая лошадка.

А разве иначе возможно. Толпа «рапэнов» устремляется к Академии: напротив ее здания водружают огромный черный крест, на котором гигантскими белыми буквами написано: «Здесь покоится прах жюри Института. » станцевав вокруг этого карнавального сооружения фарандолу, все отправляются на улицы, размахивая виселицей с манекеном, одетым в зеленый академический мундир. Дерзко. Викторина Меран тотчас же начинает позировать в мастерской на улице Гюйо. Да нет же, эти отвергнутые полотна, эти «изгнанные», «проклятые» картины куда как забавны. Чтобы предотвратить это, художник меняет направление взятых у Рубенса элементов.

Какое разочарование. Теперь лучше, чем прежде, лучше, чем ранее, когда девять лет назад Мане копировал «Ладью Данте», понимают, какое место занимал Делакруа. Тщеславия в нем больше, чем гордости.

Лезут к кассе, торопятся войти в зал, чтобы приобщиться к наполняющему его смеху. К тому же у него окончательно созрел новый замысел. Отец болен, его свалил ревматизм. Его похороны состоялись 17-го.

Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. Наконец-то вы поняли. Париж становится городом развлечений.

Он заметил это позже. Альфонс Легро тоже.

Он написал то, что видел, что ласкало его глаз, который деспотически им управлял. Тринадцатого августа, то есть накануне того дня, когда «Moniteur» опубликовала постановление о Салоне, в своей квартире на улице Фюрстенберг в семь часов утра навеки закрыл глаза Эжен Делакруа. К тому же женщина – понимаете, женщина – это слишком рискованно. То, что он не допущен в Салон, представляется ему верхом несправедливости. Если кто-то и воспринимает его таковым, так это только те никому не известные молодые люди, которые бродят по залам «Салона отвергнутых» и беспрестанно возвращаются к «Завтраку», чтобы восхищаться этой живописью – для всех подрывной, но для них вдохновляющей. А нет – надо начать сызнова.

Мане никак не может достичь гармонии ансамбля, связать воедино все фигуры таким образом, чтобы возник пластический контрапункт он не в состоянии найти все это и потому тяготится, так как это противоречит его натуре. Мане лихорадит – он хочет стяжать свои первые лавры. Художник уже размышляет о следующем салоне и в расчёте на это пишет картину «Старый музыкант», хорошую в плане исполнения, но явно слабую в построении композиции. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез. Он воплощается в мастере «Турецкой бани»56 и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. Похоронная церемония подходит к концу.

Художник уже размышляет о следующем салоне и в расчёте на это пишет картину «Старый музыкант», хорошую в плане исполнения, но явно слабую в построении композиции. И все-таки его терзает тревога. Он уверен, да, да, совершенно уверен — это Кутюр оговорил его перед членами жюри. После Ван-Гога, Сезанна и Тулуз-Лотрека героем четвертой биографии в серии «Искусство и судьба» я выбрал Эдуарда Мане, художника, создавшего «Олимпию» и явившегося средоточием той художественной эпохи историю которой я вознамерился рассказать.

Описание картины Эдуарда Мане «Мальчик с вишнями»

Это постановление приводит в негодование не только Мане. Мы решительно отказываемся следовать туда за ним. Ему просто необходимо добиться успеха. Совсем недавно такой замысел показался бы ему дерзким, но сегодня его ничуть не пугает, так как «Музыка в Тюильри» внушила художнику уверенность в себе.

На лето 1870года приходится апогей франко-прусской войны, затеянной Наполеоном III. У первой «одолжит» радугу, собаку (повторив ее почти буквально) и расположение небольшой группы деревьев из второй – две фигуры во фламандских костюмах XVII века. Здесь все воспринимается как нелепое, абсурдное. У Мане на этот счет иное мнение. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Полдюжины – самое большее – напоминают пыл прежних лет.

Сперва Мартине не решился на столь откровенную дерзость и побоялся открывать салон, однако вмешательство императора Наполеона III вынудило его провести выставку, сразу же получившую название «Салон отверженных». Он писал портрет с натуры.

Впрочем, рассуждать среди возбужденной толпы бесполезно. Последовал же за провалом «Любителя абсента» триумф «Гитарреро». Будучи суеверным, он одержим одним желанием – как можно скорее распрощаться с мастерской, где сосредоточиться больше не в силах, где кисти просто падают из рук. «В картине "Завтрак на траве" (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Мане, Бодлер и Фантен-Латур спускаются в город. Но пусть в картине есть красивые черные тона, густые и бархатистые67, – от этого она не перестанет быть кутюровской. На его похороны собрался весь артистический Париж. Это триумф «энгризма».

Описание картины «Мальчик с вишнями»

Но работа производит двойственное впечатление, отрицать это не приходится. Общественное мнение создавалось тогда такими вот «любителями» – они могли быть порой упрямыми, порой пристрастными, но в искусстве толк всегда понимали. Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность. Этюд «Христос с посохом» подарен молодому священнику, наставнику герцога Масса, аббату Юрелю, который часто бывает у родителей Мане. Мане лихорадит — он хочет стяжать свои первые лавры. Как он бренчит на гитаре, как распевает во все горло. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки.

Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую». Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. Удача придет она должна прийти. И в Салоне и в Контрсалоне царит битюм и там и тут господствует анекдот.

Право, надо непременно посетить этот «Салон парий», эту «выставку комедиантов». Г-н Колларде будет позировать на улице Лавуазье. Пишет быстро, очень быстро. Тень фигуры не соответствует её положению. Жизнь Мане далеко не так ясна и очевидна, как о ней думали. «Фатальность его дара» бесповоротно отторгает Мане от ничтожных помыслов честолюбия. Бодлер сообщает об этом достаточно незначительном событии в своей (недописанной) статье «Офорт в моде», напечатанной в «Revue anecdotique».

Мальчик со шпагой, Эдуард Мане, 1861

Он игриво смотрит на зрителя, как бы желая ему подмигнуть. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей»: у Бодлера связь – связь бурная, сплошные ссоры и примирения – с мулаткой Жанной Дюваль. Светлые тона выделяются на темном фоне, разграниченном, как и у Тициана, по вертикали.

Эдуард был бы несправедлив, если бы не отвечал Кутюру признательностью. Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности. Маркиз де Лакей, директор журнала «Beaux-Arts», предлагает издать каталог за свой счет, но ему отказываются дать список художников и выставляемых ими произведений. Это, например, я прежде всего, три полотна г-на Мане.

Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем – да разве могло быть иначе. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой — обрезать веревку. Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. Все голосовали против него, все, кроме одного человека: Делакруа, совсем недавно избранного наконец в Институт66.

Протест нарастает повсеместно мастерские молодых художников бурлят возмущением. «Нынче вместо поединка перед вами свалка, вместо торжественной выставки – беспорядочный базар, вместо отобранного – все целиком». Он воплощается в мастере «Турецкой бани»56 и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. Ведь он еще не знает, что он – Мане. Что скажет отец.

Подписи на петиции множатся. Но Мане поспешно исчезает. Какое разочарование.

Ему все же не хочется просто переносить композицию «Сельского концерта» на собственное полотно – ну нет, это его не устраивает. Только успех может служить для него оправданием. Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности. Процветает коммерция.

Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. Ему всего двенадцать с половиной лет и потому он не совсем понимает, что происходит. Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена. Она умеет бренчать на гитаре. Ему просто необходимо добиться успеха. Мане отправляет обе картины в Салон.

Какой натурщицей была бы эта девушка. Мане – а рассказ был посвящен ему – хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Мане действительно был «отцом» современной живописи, тем, от кого исходил определяющий импульс, повлекший за собой все остальное.

Разрешение выставляться в Салоне — это гарантия, своего рода патент на талант. Легко сказать. В то время, когда у него возникает дружба с Бодлером, Мане пишет этюды с Александра – мальчик-подручный по мастерской часто ему позирует. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта живая шаловливая физиономия, принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской.

Живопись Мане кажется насмешкой над обычной живописью. «Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей» : у Бодлера связь – связь бурная, сплошные ссоры и примирения – с мулаткой Жанной Дюваль. «Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, "Нана" (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого "покровителя". Курбе – а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно – тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) – как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. «Nu».

Живописность этой блестящей работы влечет и чарует публику. Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Жертвы в негодовании, они бушуют их крики разносятся по городу и предместьям.

Картина Мальчик с вишнями – Мане Эдуард

Он не прочь повеселиться, любит шутки, не чурается смелых выражений. Так отчего бы ей не стать музыкантшей. Страшился ли Мане подобного братства, которое, неожиданно возникнув, не могло не затронуть самой глубины существа этих двух людей. Кто-то говорит, что есть подходящий вариант на площади Клиши.

Наконец-то вы поняли. Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Революционер Курбе остается современником. Именно ее, эту судьбу, я и попытался здесь разгадать. Однако изящная легкость подвижных ритмов картины, противопоставление строгой вертикали высокой подставки зеркала гибкости фигурки полуодетой женщины, перед ним стоящей, пушистость матово мерцающих золотистых волос, тусклый блеск зеркала, бездумная оживленность ее больших сияющих глаз – полны очарования. В поисках «монументального» полотна для следующей выставки Мане решается на написание картины с изображением обнажённой натуры.

Эдуард Мане – вдохновитель импрессионизма

Мужчина этот — начальник кабинета хранителя печатей, г-н Огюст Мане. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. «Правильно только одно, – говорит он Прусту, – делать сразу то, что видишь. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» — всегда в кругу семьи одна и та же песня. Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена.

Но в состоянии ли художник не переоценивать того, кто его хвалит. Наняв натурщика-испанца, он пишет с него задуманную картину. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. – Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». Чтобы оживить композицию, придать ей необходимую рельефность, Мане поместит в правой части картины второстепенную фигуру: служанку, подносящую «Венере» букет цветов, – букет даст возможность сделать несколько многоцветных мазков.

Репродукция картины "Мальчик с вишнями"

В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством. В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством. Увлечение старой живописью обусловило многочисленные путешествия Мане. Мане его не признал. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане. В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант.

В часы прогулок по Тюильри он быстро фиксирует в блокноте позы и лица людей, фиксирует «мимолетность изменчивость и случайность» сцен современной жизни. Мане тотчас же сочиняет другой плакат: «Andar in gondola. » («Покатаемся в гондоле. ») Новая улыбка — по ту сторону канала дали очевидное согласие. Его Тореадоры испугали бы даже испанских коров его «Контрабандисты» одним своим видом обратили бы в бегство самых неустрашимых таможенников. Выставка должна была разжечь интерес зрителей как раз накануне открывающегося салона. Мане – а рассказ был посвящен ему – хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Вождь реализма, несомненно, прослышал и об отказе Мане и о мотивах этого отказа.

Мальчик с вишнями – Мане, Эдуард

Пока его самостоятельность дальше не простирается. Он признается Прусту, что идет от картины Джорджоне. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо – какая разница. Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов – Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Отец болен, его свалил ревматизм.

Пример роскошной жизни задает двор. Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. В 1853 году он совершил традиционное для французских художников путешествие в Италию, где посетил Венецию и Флоренцию. Некоторые художники – несколько десятков художников – тайком отправляются во Дворец промышленности, чтобы забрать свои произведения. «. Однако, картины встретили полнейшее неприятие публики и старших коллег Мане по цеху.

Композиция была навеяна художнику гравюрой Марка-Антонио Раймонди с рафаэлевской композиции «Суд Париса». И вот Мане уже пишет с нее «Уличную певицу» – придерживая одной рукой инструмент, она, выходя из кабаре, ест вишни. Такова была их оценка «Завтрака на траве». Образцовый чиновник, он быстро поднялся по ступеням административной иерархии. Мане приобретает скандальную славу, хотя и не стремится к ней.

Виртуальная галерея мировой живописи

Он целиком покоряется доподлинным склонностям своего творческого «я» : максимально упрощает технику, отказывается от всех приемов «зализанной» живописи, от всех ухищрений моделировки, от всех этих «обманов глаза», уничтожающих хроматические валеры и проецирует формы на плоскость холста, разграничивая их чисто живописно. – обнародовал – поразительно. Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской.

И тогда, словно под воздействием внезапно нахлынувших потаенных чувств, неожиданно заявляет, что напишет картину «В честь Делакруа». Лицу, обнаженным частям тела Мане умел придать необыкновенную жизненность тем, что первоначально писал их неярким ровным тоном, затем намечал тени и лишь потом, на третьем этапе, накладывал блики.

Эдуард Мане – Мальчик с вишнями 1859

Он ее стержень, ее движущая сила. Г-н Колларде будет позировать на улице Лавуазье. Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. Эта живопись вытеснила человека. Именно эта часть работы ему хуже всего удается.

Ибо, — уточняет он, — окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Респектабельность сохранена. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты. Тот факт, что во Франции существует только одна-единственная выставка живописи – Салон (а сейчас, например, он бывает раз в два года), по убеждению Мартине, чрезмерно сокращает возможности диалога между публикой и художниками.

Респектабельность спасти необходимо. Ничто не отвлекает его внимания. Он следил за чистотой в помещении и выполнял различную мелкую работу. Еще до того, как начать «Завтрак», у Мане мелькнула мысль переосмыслить в собственном стиле «Венеру Урбинскую», некогда скопированную им в галерее Уффици.

Заказ картины – Мальчик с вишнями

Вскоре художник узнал, что жюри салона отвергло «Любителя абсента» (из всех членов жюри за картину проголосовал только Делакруа сам учитель Мане – Кутюр, проголосовал против). Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом. Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос.

Но Кутюр не оттаивает. Она бросает трубку, выключает полностью телефон. В это же время один из организаторов салона Луи Мартине, осознавая трудности для признания на салоне молодых художников, организовал альтернативную выставку, среди картин которых были и творения Мане: «Мальчик с вишнями», «Читающий» и получивший признание «Гитарреро». Вот так мы в первый раз познакомились с определителем номера.

Вскоре последовала новая трагедия: повесился Александр, мальчик, помогавший Мане в мастерской и ставший персонажем его картины «Мальчик с вишнями». В «Музыке в саду Тюильри», наоборот, при ближайшем рассмотрении лица становятся почти абстрактными формами. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» – всегда в кругу семьи одна и та же песня. Викторина нравится не только Мане-художнику, она нравится и Мане-мужчине. С его именем заканчивается один период и начинается другой. Успех растет, крепнет.

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Никакой взаимосвязи между ними не чувствуется. «Вообрази, – доверительно говорит он, – я написал голову одним махом. В марте издатель устраивает в витрине лавки выставку работ Мане и еще двух аквафортистов.

Он теряет всякое спокойствие. Затем берется за живопись совсем уж необычную. Одним из художников, оказавших наибольшее влияние на Мане, становится Веласкес. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем – да разве могло быть иначе. Вот там и следует нанести решительный удар.

Истина и поэзия. Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку – безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза – эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» – скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, – Шарлю Бодлеру. Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой.

Короткие штаны Фигаро носят только тореадоры и бандерильеро. Размышляя над следующим предложением салону, Мане вновь обращается к офорту. Люди заливаются смехом, едва ступив на порог, не видя еще ни одной картины.

Как-то вечером 1858 года «майор» представляет Мане странному человеку — безбородое лицо, кривящиеся губы, необычайно черные, горящие каким-то магнетическим блеском глаза — эфир и опиум успели опалить лихорадочным жаром глаза автора «Цветов зла» — скандальной книги, которая годом раньше стоила поэту исправительного дома, — Шарлю Бодлеру. Перед его глазами уже вырисовывается композиция: две обнаженные дамы и два одетых господина, только не в венецианских нарядах XVI века, а в костюмах эпохи Второй империи группа располагается, как и у Джорджоне, на фоне природы, среди зелени и деревьев это будет какая-то увеселительная прогулка – то ли «купанье», то ли «завтрак на траве», в общем, увеселительная прогулка, рассуждает Мане, подмигивая, – тема старая, которой, однако, его совершенно современное видение придаст новую жизнь. Но так ли уж он им интересуется. Он-то свои слабости знает. Единственно, с чем надо бороться, так это с посредственностью.

Мане хватает итальянский словарь и со всех ног мчится за дверь. Мане украдкой и не без зависти посматривает на его красную ленточку. А потом все стало бы просто, считает он. Ее популярность началась еще там, теперь же она процветает в парижских мастерских. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез. Он тоже знает, что такое кожа черного цвета.

В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант. Он надеялся сделать карьеру. В былые времена в Салон было не так трудно попасть.

После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями» : здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо – он, кстати, Мане совсем не нравится. Здесь кто-то повесился. Он пытается возражать.

Какое разочарование. Возникшее поначалу возбуждение быстро затухает. Заканчивается одна эпоха и начинается другая. Отец болен, его свалил ревматизм. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. У Мане же ничего похожего.

Будут просить министра облегчить условия. И больше я к ней не прикасался». Этих молодых людей зовут Клод Моне, Поль Сезанн, Эмиль Золя и Фредерик Базиль. Мане любит Тюильри не только потому, что ощущает себя здесь в собственной, среде, привычной буржуа и городскому жителю.

Слухи распространились по Парижу, но Сюзанна ни о чём не узнала или не подала виду. Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Имперский режим рухнул ранней осенью 1870 года, во Франции была объявлена республика, но военные действия шли с прежним размахом. Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами. От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. Мане – а рассказ посвящен ему – хладнокровием Бодлера не отличался. Правительство императора поручило ему большой заказ. Его персонажи ничего не «рассказывают».

От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. Это триумф «энгризма». И вот, просматривая однажды альбом старых эстампов. «Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт – и все безуспешно. «Смеялись, плакали, целовались. Он уверен, что публика его поймет и воздаст сторицей.

– самые живые возможности своей техники. Так как следующий Салон будет только в 1861 году, ему следует запастись терпением еще на два года. Но Делакруа не просто возбуждает его любопытство, он почти пленяет. Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Тематическая и техническая новизна картины снова вызвала удивление и непонимание близких Мане.

Она его обманывает, она ему лжет, они дерутся, когда пьяны, как-то даже до крови, она зла, лицемерна, она необратимо глупа, наконец, но «глупость часто является украшением красоты, – произносит Бодлер своим ледяным тоном, – это она придает глазам мрачную ясность черного омута и маслянистое спокойствие тропических морей». Ведь ему всего тридцать один год. Но мало-помалу идея кристаллизуется. Столь могучий прилив восстановил против себя представителей власти: академики опасаются за состояние «здоровья» искусства в этом году они будут так же непреклонны, как и в 1859-м.

Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. Мадам Женевьева Э. Оливье-Труазье была так любезна, что пожелала записать специально для меня рассказ о венецианском приключении Мане, неоднократно слышанный от своего отца. «М-да, м-да», – поэт больше не хочет ничего говорить.

Источник ее – картина Тициана что из того. Видите ли искусство состоит в том, чтобы делать нечто значительное. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года.

Мане погружен в созерцание этого лица, тонкого и нежного, как лицо мадонны. – удивленно восклицает она. Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике – трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, – что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела». Он не мог понять мальчишку, который так поступил с ним.

Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. Он не лгал. Обнаженная натура – его реванш – захватывает художника все сильнее и сильнее. «Ну, что ты скажешь. » – спрашивает Мане Пруста. «Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни.

Одной рукой приходилось его поддерживать, а другой – обрезать веревку. Вот тот, на первом плане, до чего дошел, – у него на голове ермолка с кисточкой. Размышляя над следующим предложением салону, Мане вновь обращается к офорту.

В той же мастерской работал юный мальчишка пятнадцати лет, которого звали Александр. От произнесенного ими «да» или «нет» зависит карьера или гибель тех, кто жаждет признания. – восклицает он.

Разрешение выставляться в Салоне – это гарантия, своего рода патент на талант. – побледнев, спрашивает он консьержку. Но он должен двигаться дальше. Но и этим дело не кончилось: маленькое чудовище воспользовалось очень тонкой бечевкой, которая глубоко впилась в кожу и теперь, чтобы высвободить тело, надо было тонкими ножницами нащупывать бечевку в глубине рубца, который образовался на вздувшейся шее». Курбе – а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно – тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) – как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. На лицо падают лучики солнца.

Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Мане одновременно договаривается с Мартине об устройстве выставки— она включит лучшие из прочих его холстов, среди которых будут «Музыка в Тюильри» и «Старый музыкант», «Gitanos» и «Испанский балет», «Уличная певица» и «Лола из Валенсии». Вот уже несколько месяцев Бодлер страдает заболеванием ног, желудка он с трудом двигается, порой задыхается. Та самая публика, которая оказала ему такой отвратительный прием в галерее Мартине.

Но он чувствует себя во всеоружии. Вышло – так вышло. Но как расположить персонажей. На этом славном испанце – «sombrero calanes», марсельская куртка и панталоны. Прекрасно, тогда пусть его заменит кто-нибудь из подчиненных.

Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все»54. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований.

Этого уже достаточно, чтобы Мане пришел в хорошее расположение духа. Дом на улице Гюйо заселен людьми среднего достатка. То, что Адольф Гупиль, фирма которого имеет филиалы в Берлине и Нью-Йорке, этот старый лис, чья скаредность стала притчей во языцех (он никогда не давал гарсонам на чай ни единого гроша у Диношо, где завтраки стоят 22 су, а обеды – 40, он всегда заказывает «завтрак»), – что этот хитрый, корыстный торговец заметил Мане, тоже явилось для живописца добрым предзнаменованием. Он набрасывает портрет аббата Юреля, затем увлекается другой неожиданной работой: начинает довольно большой по размерам холст иллюстрирующий эпизод из романа Лесажа «Жиль Блаз», – «Студенты Саламанки».

Он приобрел здесь мастерство, ремесленную основу живописного искусства. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Это так неожиданно, такая мера неминуемо нанесет ущерб престижу жюри. Ведь это означает стать мишенью для насмешек.

В 1856 году на Пасху Мане покидает ателье. Но законченная работа его, очевидно, не удовлетворила. Всегда ли жюри, вынося решение, руководствовалось только достоинствами произведений. Уистлер, представивший «Девушку в белом», принят не был.

Они с Мане подружились. Разве его картину вдохновляли не луврские произведения – к примеру, Джорджоне. Сановники и привилегированная публика, вознесенная нынешним режимом, – денежные воротилы, богатые иностранцы – соперничают в расточительстве, швыряют целые состояния на драгоценности и туалеты. Затем эти художники, в свою очередь, привели на улицу Дуэ тех критиков, кто так или иначе защищает реализм Курбе, – Шанфлери, Закари Астрюка, Кастаньяри, Фернана Денуайе и Дюранти – последний известен как автор «Несчастья Генриетты Жерар» и вот уже пять лет выпускает газетку «Реализм», которой не суждено существовать долго.

Процесс против «Цветов зла», равно как и процесс имевший место шесть-семь месяцев тому назад, против автора «Мадам Бовари» означал разрыв Литературы с большой буквы с моралью банальной и обывательской. Но тут же возникают колебания. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо – какая разница. Мане не хочет скандала. Вот уже шесть лет как он трудится в его ателье. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. «Он загримирован, – говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, – но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту – ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» – оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим», чтобы понять, что представляет собой Мане.

Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. Все остальное – чепуха». Вместо фимиама — проклятия и яд, вместо пристойной торжественности — судебный процесс. Я заставил себя прочесть все. А если и думает, то скорее всего о том, что Делакруа был единственным, кто когда-то голосовал за «Любителя абсента» и думает, конечно же, взволнованно и с большой признательностью. Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм.

Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Что писать. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт — и все безуспешно. А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее. Церемония открывается речью министра графа Валевского. Отчего эти персонажи размещены именно так.

Но что дано предвидеть Мане. Ничто его не удовлетворяет. Смехом судорожным истеричным.

Для него важно только одно – исполнение. «Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Появляются картины «Аржантей», «Партия в крокет», «В лодке».

Число отвергнутых несметно. В своих колебаниях они подчиняются чему-то такому, что граничит с модой. Здесь но преимуществу коренится творческое превосходство Мане. Он теряет всякое спокойствие. Вместо фимиама – проклятия и яд, вместо пристойной торжественности – судебный процесс.

– восклицает он. – Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». «Жизнь Парижа, – пишет поэт, – изобилует поэтичнейшими и чудесными сюжетами. Поглощенный мыслями о реванше, Мане снова работает в мастерской Стевенса, пишет с натуры квадрилью тореадоров, по мотивам которой собирается затем создать «Эпизод боя быков». Его отец, прикованный к креслу, – как вопрошающе глядит он каждый раз, когда Мане приходит домой. Он опасается слишком раскрыть себя.

«В картине «Завтрак на траве» (1863) Мане демонстрировал приверженность реалистической традиции прошлого, утверждал важность обращения к большим эпохам реалистического искусства и вместе с тем – к реальной действительности, – отмечает М. Т. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. Так вот она где, та самая «современность», о которой толкует Бодлер. Ему часто доводилось бродить по нищим улицам так называемой Малой Польши, расположенной между парком Монсо и вновь построенным кварталом Эроп. Только успех может служить для него оправданием.

Чтобы передать петицию графу Валевскому, делегатами выбраны Мане и Гюстав Доре. В таком случае не экспонироваться. может, просто не хочет признаваться, что его затея оказалась неудачной. Споры смолкают, сменившись всеобщим смехом. Эдуард Мане родился 23 января 1832 года в Париже.

То было время, когда эпоха натурщиков и натурщиц заканчивалась., вешает трубку. Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. Находясь в постоянном поиске, он принимается за написание следующей картины «Уличная певица», натурщицей для которой стала Викторина-Луиза Меран, юная провинциалка, стремившаяся выбиться из нищеты любыми методами. Совсем недавно, 27 апреля, он прочел в газете «La Presse» оскорбительную статью Поля де Сен-Виктора о своей выставке на Итальянском бульваре: «Вообразите себе Гойю, пропущенного через Мексику, одичавшего в пампасах и малюющего картины кошенилью вместо красок и вы получите г-на Мане. Тщеславия в нем больше, чем гордости.

Процветает коммерция. Он отправляется туда. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. Их воздействие на Мане от этого не меняется. Кто вам сказал. Делакруа ли писал это.

А разве иначе возможно. Мане отбросил академическую технику «тщательной отделки» картины, в которой не имело значения, рассматривалось ли полотно с близкого или далёкого расстояния. И когда маркиз с грехом пополам соберет материалы (разумеется, далеко не полные) и каталог все-таки напечатает, администрация постарается натравить на него судебного исполнителя, который запретит продажу каталога в залах Дворца промышленности. Стевенс не послушался, почетной медали не получил, а вот теперь выиграл.

Отчаявшись, цепляется за собственное представление о самом себе. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра. Вздохи матери он слышит заранее. Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую».

Всего за несколько часов было выдано семь тысяч входных билетов. Его стесняет не сама идея заимствования. Вскоре художника и натурщицу стали связывать не только творческие узы, но и интимные. Раз так – экспонироваться и только экспонироваться.

Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Талант Жозефа Галла – это талант честного ремесленника, лишенного огонька искорки. Потрясающа настолько, что картина Мане почти тотчас же становится символом «Салона отвергнутых», олицетворением всего самого дерзкого, самого раздражающего. Как-то в Лувре — а там бродит много разных чудаков — Мане заметил (может быть, это Бодлер обратил его внимание) высокого тощего малого, который на манер Тальма драпировался в длинный коричневый плащ, одет был бедно, неряшливо, а на голове имел пыльный, выцветший цилиндр. Человек заурядный прав, когда рассуждает следующим образом: если бы Мане, желая привлечь внимание, выбрал скандальный путь, если бы он смело искал «иной способ заставить говорить о себе, чем официальные награды и упоминание своего имени в списке представленных к ним», то это удалось ему как нельзя лучше.

Воспользоваться «Салоном отвергнутых» и выставить свои работы, минуя жюри, – как это просто, нет ничего проще. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Но Кутюр не оттаивает. А вдруг жюри потом будет искать способов как-то отомстить за проявленную самоуверенность. А вдруг его упрекнут в плагиате.

Общее впечатление – мрачно, резко, жестко. Ну, разумеется, нет. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки. У нее маленькое, но сильное, тонкое изящное тело. Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность.

Кое-кто в сомнении. Почувствовав желание усовершенствовать свою технику «аквафортиста» (слово это тогда только что появилось), Мане решает награвировать «Мальчика со шпагой» и обращается за советами к Легро. В начале 1857 года «Le Figaro» организует кампанию против Кутюра. Коварный люэс делает свое страшное дело.

Вне Салона надеяться не на что. Да, но он как бы очистил Викторину от всего эфемерного, случайного. Перед ним открывается жизнь, о которой он мечтал. Его одолевают сомнения. Отборочное жюри посчитало за лучшее отстранить две посланные им на выставку картины и как раз те, которыми он особенно дорожил: «Похороны в Орнане» и «Мастерскую».

Кажется, что мы и вправду слышим все это. Мане польщен, он принимает делегацию чрезвычайно любезно, подробно отвечает на любой вопрос, касающийся и его самого и «Гитарреро». Он, Мане, был искренен, когда писал и только. Но опасаясь слишком жёсткой и академичной программы обучения в Школе, Мане в 1850 году поступает в мастерскую модного в то время художника Тома Кутюра, который прославился в 1847 году благодаря монументальному полотну «Римляне периода упадка». Жюри салона 1863 года также отвергло все три представленные Мане картины. После выставки 1855 года – «этого глотка горечи» – его мизантропия усилилась, язвительность возросла. «.

Потому, что поддержка Кутюра ободрила бы его, внушила бы уверенность. Отдельные кабинеты Английского кафе ( 16) и Мэзон-Доре ( 6) были известны всей Европе. Его тревожат слухи, а их день ото дня становится все больше.

Его «Концерт в Тюильри» ранит глаз так же, как балаганная музыка дерет уши». К тому же скованная поза героя картины искусственна и отдает мелодрамой. Насмешки удваиваются. Слухи распространились по Парижу, но Сюзанна ни о чём не узнала или не подала виду. Ведь понятия возраста относительны. Курбе — а он тщеславен, как Кутюр и горяч необычайно — тут же порешил: построить на собственные средства частный павильон (поступок прямо-таки неслыханный) — как раз напротив Дворца изящных искусств на авеню Монтень. Число отвергнутых несметно. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра.

Но Кутюр не оттаивает. Не за горами то время, когда к нему придет слава, богатство, великолепная мастерская и к ее дверям каждую пятницу – а по пятницам принимают все «великосветские» художники – будут тянуться вереницы экипажей. В былые времена в Салон было не так трудно попасть. «Гитарреро» был для Готье всего лишь занимательной картинкой. Фернан Денуайе – рыжий заморыш, разговаривающий прямо-таки замогильным голосом, лыс, но усы торчат весьма заносчиво и при всех, даже при Бодлере, заявляет: «Есть только один поэт – и это я. » Спит Денуайе до пяти часов вечера, живет как самый обыкновенный прихлебатель и повсюду таскает за собой Нуазетту, кабацкую танцовщицу. Его увлекают возможности пленэрной живописи, мазок в его картинах становится более дробным, способным чутко улавливать и передавать нюансы изменчивой жизни природы.

Еще больший скандал сопутствовал картине Мане "Олимпия" (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков. Да черт с ним, если это и вызовет подозрения. Какая тут смелость. Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. Правительство императора поручило ему большой заказ.

Никогда еще Мане не отваживался на холст такого большого формата. Жмут руку. В результатах Мане не сомневается. И Мане решает – не Бодлер ли натолкнул его на такую мысль. Картина Мане «Завтрак на траве», на которую художник возлагал наибольшие надежды, была раскритикована и вызвала смех у посетителей салона.

Теперь все изменилось. Оригинал картины можно найти в одной из самых известных французских галерей. Гюстав Курбе, представитель реалистической живописи, тоже не удовлетворен. Коварный люэс делает свое страшное дело. «Прелесть большинства картин Мане этого периода не в значительности события, а именно в остроумной зоркости художника к оттенкам жизни Так, «Нана» (1877) с формально сюжетной точки зрения есть всего лишь изображение довольно банального эпизода: полуодетая молодая женщина завершает свой туалет в присутствии непринужденно сидящего на кушетке одетого в вечерний костюм пожилого «покровителя».

И на что бы он мог еще опереться. Ему просто необходимо добиться успеха. Чего ради, собственно, поднят весь этот шум. Число кандидатов и впрямь велико. Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь.

«Ага. Развивается промышленность. «Завтрак» выделяется на фоне остальных холстов своим новаторством, живостью колорита и затмевает все, что его окружает. Здесь царит культ женщины. По материалам книги А. Перрюшо Эдуард Мане. / Пер. Насмешки удваиваются. Предложение принято. Мастерская – помещение на первом этаже – особой роскошью не блещет.

Живым всегда избегают воздавать должное. Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка»65. Ведь чрезмерное поощрение искусства увеличивает количество неудачников, а они – постоянный источник смуты в обществе, неизбежная угроза порядку. Уже размеры «Старого музыканта» – а таково название картины – свидетельствуют о намерении Мане показать эту работу в Салоне.

Здесь царит культ женщины. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. Однажды Кутюр — он при случае не прочь узнать мнение Мане — показывает ему только что написанный портрет оперной певицы мадемуазель Пуансо. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года.

Картина «Купанье» была предложена жюри вместе с менее значимыми «Молодой женщиной в костюме эспада» и «Молодым человеком в костюме махо». Фантен-Латуру повезло чуть больше: из трех его картин одну все-таки взяли.

Однако он не жертвовал ради них ничем из того, что было только его достоянием. ему нравилось больше рисовать. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все».

Делакруа, тридцать пять картин которого озаряют стены огромного зала, «вершин» этих, как видно, не достиг. Никогда еще Салон живописи не привлекал такой беспокойной толпы. Чиновник крайне изумлен: не ослышался ли он. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. – спрашивает он, забыв обо всех уступках. с фр., послесл.

Данная история, конечно же, вошла в мировую историю искусства. Она написана в три слоя, с такой уверенностью и сноровкой, что никогда и никто не смог их превзойти. После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями»: здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо — он, кстати, Мане совсем не нравится. Как-то в Лувре – а там бродит много разных чудаков – Мане заметил (может быть, это Бодлер обратил его внимание) высокого тощего малого, который на манер Тальма драпировался в длинный коричневый плащ, одет был бедно, неряшливо, а на голове имел пыльный, выцветший цилиндр. Им показалось, что испанский музыкант «написан в необычной, новой манере» и они решили незамедлительно «всем вместе отправиться к г-ну Мане».

«Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Выбрав холст 75 сантиметров в высоту на 1 метр 20 сантиметров в ширину, он с великим тщанием приступает к работе используя этюды, выполненные непосредственно на натуре, пишет сад Тюильри в самые людные часы гулянья, во время концерта – такие концерты устраиваются дважды в неделю и собирают вокруг музыкального павильона буквально весь Париж. Третьего июля критик официальной газеты империи «Moniteur universel» Теофиль Готье, великий Тео, в восторге хвалит «Гитарреро» : «Карамба.

Край стола, на котором стоит бокал, не согласуется с перспективой. Г-н де Ньюверкерке в отсутствии.

Воодушевленный первыми успехами, он намеревается теперь заполнить Салон своими холстами. Правда, не одного Мане постигла такая участь: 2800 картин было отвергнуто. «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», – говорит ему Пруст. Вскоре между ними возникает интимная близость, а слух об этом ползет по Парижу. Мане лихорадочно гонит работу.

Баллеруа увлекается живописью и пишет маслом сцены псовой охоты. Мане привлекает скандальную славу, хотя и не стремился к ней. Экспонироваться, а если публика будет единодушна с мнением жюри. Явившись громадным переломом в искусстве, «Завтрак» открывает живописи головокружительное будущее. В первую очередь необходимо выяснить, чего же он хочет. Но у Мане нет времени пережевывать оскорбительный отзыв. Преодолевая проявление болезни, Мане написал последнее большое масляное полотно «Бар в Фоли-Бержер», которое с энтузиазмом было воспринято в Салоне в 1882 году.

Император бегло просматривает около четырех десятков холстов. Какое же полотно начать. Главный герой картины под названием «Мальчик с вишнями» – как раз тот самый паренек из мастерской. Тут даже «Джоконда» вызвала бы развеселый хохот. О Мане писали много равно много писали и о его современниках. Курбе внимательнейшим образом изучил «Гитарреро» и сразу же углядел здесь влияние испанцев, Веласкеса.

Мане пытается защищаться. Ба. Он осведомляется, каких художников они предпочитают и подчеркнуто настойчиво советует изучать Рубенса, «этого Гомера живописи», «отца пламени и энтузиазма в искусстве, где он затмевает всех не столько совершенством, какого достиг в том или ином отношении, сколько тайной силой и жизнью души, какую вносит во все»54. Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений. «Венера» – его шедевр. Надо сказать, что судьба мальчика с вишнями была трагична. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований.

«Эпизод боя быков» не продвигается вперед, как хотелось бы того Мане. Проекты Мартине, явно направленные против рутины, зачастую пугают вышестоящие инстанции. Человек, которого Мане так хочется подбодрить, станет героем удивительного по своей душевной тонкости полотна – «Читающий», где угадывается растроганность автора. Каждый из ее персонажей – босоногая, одетая в лохмотья девочка, пара мальчуганов, один из которых напоминает «Жиля» Ватто, закутанный пестрым шарфом старик восточного обличья, с мертвенно-бледным лицом – живет как бы сам по себе. У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины. Он просил их о поддержке, о помощи, о том, что придало бы ему уверенности.

От беспокойства, сомнений не осталось и следа. Что скажет отец. – М. : ТЕРРА – Книжный клуб. Как необычна судьба гения в этом мире.

Служащие мечутся во все стороны. Этюд «Христос с посохом» подарен молодому священнику, наставнику герцога Масса, аббату Юрелю, который часто бывает у родителей Мане. – 400 с., 16 с. ил. И все же Мане тяжело переживает его кончину.

В 1874 году Мане отказывается участвовать в первой групповой выставке импрессионистов. Пример роскошной жизни задает двор. Другой глядит, но ничего не видит, будто погрузился в мечты.

В кафе Бад или Тортони – у последнего Мане завтракает почти каждый день – художник становится как бы центром «маленького двора». Поэту нравится не только пылкость Мане, но и его манеры, благовоспитанность, отвращение к вульгарности и неряшливости, принятым у представителей богемы. Проходят недели и количество рисунков, эскизов, подготовительных материалов множится. Салон произведений, не допущенных жюри, организуется сам по себе. Кузьмина. Этот породистый, невысокий, худой, необычайно нервный, живущий в одиночестве человек с аристократическими манерами принял юношей с присущей ему отстраненно-утонченной вежливостью.

«Любитель» самым недвусмысленным образом заявляет о намерении Мане не иметь никакого дела с исторической живописью, говорит о его стремлении искать модели в современной жизни. Когда же рискует туда отправиться, то все равно остается горожанином и не снимает цилиндра. Пятнадцатью годами ранее Малую Польшу описал Бальзак в своей «Кузине Бетте», где поведал о жалких, убогих, а подчас и опасных жителях этих мест. Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом.

С помощью Эмиля Оливье, подсказывающего ему итальянские слова, он пишет крупными буквами: «Ti amo da disperato» («Я влюблен в тебя как безумный») на большом листе картона и начинает размахивать им, чтобы привлечь внимание девушки. Ведь если верить слухам, официальные лица и академики, возмущенные дерзким и обидным вторжением Наполеона III в сферу их собственной компетенции, сделают все, чтобы «Салон императора», как они, скрежеща, его окрестили, продемонстрировал бы себя «Салоном бездарностей». После того как художник изучил приятные черты Александра в живописных набросках, рисунках и лависах, он резюмирует свои наблюдения в картине «Мальчик с вишнями»: здесь преломились самые разные влияния, начиная с голландских мастеров и Шардена и кончая даже Мурильо – он, кстати, Мане совсем не нравится. – изобразить служанку чернокожей. Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести. Смысл их существования состоит лишь в том, чтобы служить основой для мелодии красок, то нежных, чуть «журчащих», то светлых, острозвучных нот, паузы меж которыми насыщаются молчанием и покоем.

Мане отбросил академическую технику «тщательной отделки» картины, в которой не имело значения, рассматривалось ли полотно с близкого или далёкого расстояния. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника. Решительно это успех, успех, о каком всегда мечтал Мане. Чтобы обрести поддержку общественного мнения, Мартине добивается права выпускать периодическое издание «Le Courrier artistique» оно начинает выходить с 15 июня дважды в месяц. Правительство императора поручило ему большой заказ. Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия».

Сидим, боимся. Пребывая после всех этих скандалов в растерянности, он тем не менее отваживается – разумеется, неохотно – на кое-какие признания они становятся известны критикам и сеют среди них лишнее замешательство. Забыв о Сюзанне, он заглядывается на венецианок. Вскоре художника и натурщицу стали связывать не только творческие узы, но и интимные.

И на что бы он мог еще опереться. Семь раз выставлял он свою кандидатуру в Институт – и все безуспешно. Эти куртки, эти панталоны.

Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Сохраняя структуру «Венеры Урбинской» (не забыв и об «Обнаженной махе» Гойи), Мане располагает тоненькое смуглое тело Викторины Меран на фоне белоснежных простынь и подушек, чуть отливающих голубизною. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» – дело нелегкое – и «Малых кавалеров». Чреватое революцией, последствия которой предвидеть невозможно, произведение Мане становится в «Салоне отвергнутых» угрожающим и опасным.

В его ушах уже звучит гул будущей славы. Он взбешен, но никому не обмолвился даже словом. — восклицает он. — Вот кто отобьет у вас вкус к нездоровой пище». Пример роскошной жизни задает двор. Г-н Мане должен был очень рано казаться «мужчиной в возрасте». Двадцать четвертого июня «Moniteur» сообщает: primo – отныне Салон будет устраиваться ежегодно secundo – граф Валевский уходит в отставку с поста министра tertio – г-н де Ньюверкерке назначается суперинтендантом департамента изящных искусств.

Особо тёплые отношения Мане завязывает с французским поэтом Шарлем Бодлером. Что скажет отец. Чудесное окружает нас, питает, как воздух но мы не видим его».

Позднее в семье родилось еще двое мальчиков. Все голосовали против него, все, кроме одного человека: Делакруа, совсем недавно избранного наконец в Институт. Но увы. Художник возлагал большие надежды на реалистичную (чем-то схожую с творчеством Бодлера) картину «Любитель абсента».

Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка». Прелестные губки шлют ему улыбки. Ибо, – уточняет он, – окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Есть ли у этих персонажей прошлое, будущее. Что касается собачонки из «Венеры Урбинской», то Мане в поисках подобного же пластического мотива после долгих колебаний останавливается на черном коте – это его самое любимое животное. Край стола, на котором стоит бокал, не согласуется с перспективой.

А Сюзанна. Все, что он делает, будь то копии или оригинальные произведения, выносится на суд Кутюра. Премьера пьесы, где впервые прозвучало это слово, состоялась в марте 1855 года. Мане этого вполне достаточно.

К помощи Агостины часто прибегает Жером. Мане — а рассказ был посвящен ему — хладнокровием Бодлера отнюдь не отличался. Процветает коммерция. Ему всячески льстят.

Неожиданная поддержка придает Мане бодрость и силы. Сидим у подруги дома, родители её ушли то ли в магазин, то ли по делам. 2000.

«Читающий» настолько нравится Мане, что в сентябре 1861 года он показывает его публике. «Мане», «Эдуард Мане». Вскоре их примеру следуют уже сотни. Он принимает к сведению только один из приведенных аргументов. Он бездумен и слеп, он не относится к тем, кому ведомы тайны предзнаменований.

Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос. Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. Мане чрезвычайно любит подростка, ему привлекательна эта «живая шаловливая физиономия», принимающая порой грустное, меланхолическое выражение. Париж становится городом развлечений. Кутюр, настроенный в тот момент миролюбиво, не воспринимает критику всерьез.

«Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», — говорит ему Пруст. Сходство достигается только тогда, когда картину разглядывают с определённого расстояния. Надо написать обнаженную натуру чего бы это ни стоило. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Его упрекают в «непристойности», но помилуйте.

Ведь он еще не знает, что он — Мане. «. Поживем – увидим. Какой пример подал строптивцу Мане Шарль Бодлер. «Г-н Колларде, как вы отнесетесь к тому, чтобы я сделал ваш портрет. » Ну разумеется. После выставки 1855 года – «этого глотка горечи» – его мизантропия усилилась, язвительность возросла.

Жюри считало, что поступает правильно, воздвигнув «плотину», преградившую поток честолюбию художников, число которых растет с катастрофической быстротой. «Не могу понять, почему ты так хочешь понравиться Кутюру», – говорит ему Пруст. А потом все стало бы просто, считает он. В его больших женских портретах нет и намека на форму, особенно в изображении Певицы, где самым непонятным образом, крайне нас возмутившим, брови, потеряв присущее им горизонтальное расположение, заняли вертикальное, напоминая две темные запятые, поставленные вдоль носа. Если говорить на языке «районов», на бытующем в парижских мастерских арго, то это своего рода беспроигрышное дело, «махина», громадное полотно – такие делают «в расчете на медаль». Персонаж этот чем-то Мане привлек. «Он загримирован, — говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, — но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту — ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» — оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим»59, чтобы понять, что представляет собой Мане. Художник возлагал большие надежды на реалистичную (чем-то схожую с творчеством Бодлера) картину «Любитель абсента».

Да к тому же как одеты. Этот преждевременно состарившийся неудачник симпатичен Мане. Перед тем как построить композицию будущей сцены, его всегда одолевает неуверенность. Париж быстро меняет свой облик. Набирает подруга очередной номер и начинает петь в трубку: Я маленькая лошадка и. Очень может быть, что именно ему художник был обязан замыслом неосуществленной картины.

Но слово это столь мало ему соответствует, что один из приверженных «реализму» критиков, Кастаньяри испытывает потребность придумать новый термин: термин этот – «натурализм». Помимо него самого и его брата Эжена, это друзья и знакомые, среди которых люди широкоизвестные: Бодлер и Баллеруа, Теофиль Готье и Оффенбах, барон Тейлор и князь Бульваров Орельен Шолль, парижский хроникер, создававший свои знаменитые остроты не столько в газетах, сколько на террасе кафе Тортони писатель Шанфлери, близкий друг Мюрже и Курбе, страстный проповедник реализма, афиширующий свои убеждения как собственной не слишком опрятной внешностью – спутанные лохмы волос, так и своими статьями и книгами, написанными крайне небрежно, с бесконечным презрением к «ненужным красотам стиля» и супруга «майора» мадам Лежон, чьи прекрасные плечи заставляли забыть о некрасивых чертах ее лица и Фантен-Латур, молодой художник, склонный к созерцанию, молчаливый, по виду даже несколько холодный искусный копиист, охотно исправляющий живописные поделки дамочек и барышень в Лувре, где Мане часто уступает желанию поболтать с ним и уроженец Анже Закари Астрюк, по-южному говорливый, артикулирующий каждый слог на манер профессионального актера он старается приобщиться ко всем видам искусства – пишет маслом, лепит, сочиняет стихи и музыку, выступает в роли критика и журналиста приехав в один прекрасный день из Испании, Астрюк появился на улицах Парижа (а он, как утверждают, «испанец больше самого Сида Кампеадора») в испанских холщовых туфлях на веревочной подошве его багаж заменяла папка, набитая рисунками и поэмами. С первых же дней, даже с первых часов «Завтрак на траве» собирает толпу. Министр принимает посланцев «самым любезным образом», но никаких последствий встреча эта за собой не повлечет.

А Сюзанна. Ибо, – уточняет он, – окраска теней имеет массу оттенков, она вовсе не однообразна». Мане тоже просит ее позировать – это смуглое томное личико его очаровало. Они превращаются в дам полусвета, кокоток, лореток, они дорого стоят всем этим бульварным денди и модникам им не надо теперь бегать по урокам, они живут иначе. Действуйте смело, господа.

Салон открывается 1 мая. В былые времена в Салон было не так трудно попасть. Обещайте изменить жанр и вы получите от нас медаль». Да и как не быть смущенным. Что бы там ни было, а уроки автора «Римлян» еще крепко сидят в нем — да разве могло быть иначе.

Он теряет всякое спокойствие. Она больше чем реальность, она сама истина. Рубенс — это «бог». Вне Салона надеяться не на что. Их воздействие на Мане от этого не меняется. Внезапно где-то раздаются взрывы смеха и вот они уже разносятся повсюду.

А разве иначе возможно. Войдя в зал «М», Мане с неудовольствием констатирует, что его картины загнали на самый верх. – созерцает его в своей порочной наивности и притягательной бесстрастности. Персонаж этот чем-то Мане привлек. Мане пребывает в состоянии некой эйфории. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Их поставляют Неаполь или Абруцци (на таком «экспорте» специализировалась преимущественно деревня Пиччиниско) почти все без исключения итальянцы и итальянки едут в Париж с единственной целью – всячески экономя, предельно ограничивая расходы, накопить небольшое состояние, чтобы, вернувшись на родину, пожить в относительном достатке.

«Каждый день я завтракал и обедал вместе с их величествами». Тех, кто еще колеблется, елейно убеждают подумать, не имеет ли смысла отказаться от рискованной демонстрации, – ведь так можно и «потонуть в волне ничтожеств». Буржуа Мане, элегантный завсегдатай Бульваров – кому он современник.

Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов — Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Париж становится городом развлечений. Для посетителей композиция «Завтрака» смешна, тут двух мнений быть не может. Он намеревался сделать «Завтрак на траве» «махиной в расчете на медаль» он не предполагал и предположить никогда не сможет, что «Завтрак» открывает новую эру в живописи, что встретившая его брань переживет свой век, что пропасть, только что возникшая между ним и публикой, шириться не перестанет, пропасть между прежней публикой и новой живой живописью, ее-то в настоящий момент именно он и воплощает. «В деревне» он просто «скучает». Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике – трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, – что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела»58.

Спешат пробраться к «Купанью» Мане, этому, ну как его там, «Завтраку на траве» – так, зубоскаля, толпа мгновенно окрестила эту картину и так ее стали называть все. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты. Только успех может служить для него оправданием. Тень фигуры не соответствует её положению. Они, несомненно, славные парни, эти ребята, хотя в их манерах, поведении есть что-то настораживающее.

А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее. Особняком стоит Эмиль Золя— горячий сторонник творчества Мане, ярый защитник его живописи. Но и этим дело не кончилось: маленькое чудовище воспользовалось очень тонкой бечевкой, которая глубоко впилась в кожу и теперь, чтобы высвободить тело, надо было тонкими ножницами нащупывать бечевку в глубине рубца, который образовался на вздувшейся шее. Скучно. Ведь он еще не знает, что он – Мане. Я должен также поблагодарить г-на Жана Денизе, начальника Архивной службы и библиотек Морского министерства, он охотно содействовал розыску документов имевших отношение к кандидатам в Мореходную школу, среди которых в те годы был юный Мане г-на Мишеля Робида, уточнившего некоторые сведения относительно Изабеллы Лемоннье, его бабки г-на Франсиса Журдена, передавшего мне письмо Клода Моне по поводу «Олимпии».

Осенью 1856 года ему было показалось, что судьба вот-вот улыбнется вновь. После выставки 1855 года — «этого глотка горечи» — его мизантропия усилилась, язвительность возросла. Не все целиком, конечно, но количество огромное. Пусть в те времена «Малых кавалеров» принимали за работу Веласкеса, на самом деле они написаны Масо — какая разница. Напротив гостиницы, в доме по другую сторону канала, он приметил юную блондинку дивной красоты — «склонившись над каким-то рукоделием», она почти всегда работает у окна. Когда была маленькая, мобильных ещё не было, а стационарные были, но не у всех.

При этом «Moniteur» уточняет: условия приема в очередной Салон, равно как и состав жюри, будут оговорены в следующем постановлении. Воодушевленный одобрением, он пишет первую картину – уголок сада, где играют дети. Особо тёплые отношения Мане завязывает со скандальным поэтом Шарлем Бодлером. Одно другого стоит.

Однако вскоре Эдуард находит новый сюжет для будущей картины. Его работы уже дважды были отмечены в Салоне. Рану скрытую, но болезненную, которую лишний раз разбередили эти траурные дни. Неужели господа из жюри подымут руку на «Гитарреро» и «Портрет г-на и г-жи Мане». Он тоже знает, что такое кожа черного цвета. Борьба между художественными школами оставалась для широкой публики практически безразличной – на борьбу эту она взирала как бы издалека, а мнения, рождавшиеся в результате столкновений, ее никак не волновали. Присутствующие расходятся. В самом деле, Мане давно пора, как считает его мать, «проявить себя», доказать свой талант.

Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. В таком окружении и даже невзирая на сравнительно многочисленные работы, отмеченные печатью новизны и творческих сил, такие, например, как «Девушка в белом» Уистлера, «Завтрак» Мане приобретает значительность исключительную. И эта самая публика – а ее мнения высказывались тем громогласнее, чем менее основательны они были 15 мая заполняет, торопясь и тесня друг друга, двенадцать дополнительных залов «Салона отвергнутых». Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами». Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм. Одна из таких наград — медаль первого класса — выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали.

Он едет в Аржантей, где работает с Моне и Ренуаром. Пока еще ничто не потеряно. Скорее уж Мане думает о статье, опубликованной в «Gazette de France» после открытия «Салона отвергнутых», которую, по мнению некоторых, продиктовал сам Делакруа: «Среди отвергнутых произведений девять десятых просто смешны.

В «Любителе» есть что-то такое, что отдает дисциплиной ателье и школярством. Но что дано предвидеть Мане. «Завтрак» рождает не только смех, он вызывает ярость. Самоубийство Александра его потрясло. Этот неосуществленный замысел тоже не способствует успокоению Мане.

Ему присуждена почетная медаль, критики поют ему дифирамбы Теофиль Готье возносит его «на вершины искусства, на золотой трон с пьедесталом из слоновой кости, где пребывают увенчанные лаврами гении, достигшие полноты славы и удостоившиеся бессмертия». Развивается промышленность. Бредовое произведение, нелепое и неприличное. это кошачий концерт на палитре.

Отправившись в Салон вместе с Феликсом Бракмоном и Фантен-Латуром – последний в этом году дебютировал во Дворце промышленности, – молодые художники Альфонс Легро, Каролюс-Дюран и еще два или три человека остановились перед «Гитарреро» как вкопанные. Поэт глядит на художника. Свет и тени вступают в неистовый диалог черного и белого, образуя утонченные вариации: резкое сочетается с изысканным, терпкое – с нежным.

Разрешение выставляться в Салоне – это гарантия, своего рода патент на талант. Она смеется и, кажется, благосклонна к автору этого признания. Ставка в начатой игре настолько серьезна, что Академия собирает против ее участников все свои силы. Мане приглашен экспонироваться в галерее Мартине. Вот таким образом Эдуарда еще сильнее мучат угрызения совести.

«Старый музыкант» раскрывает ни с чем не сравнимое владение живописным «тестом». Это была ужасная картина, художник после этого долго не мог привести себя в чувство. Поздравляют. И на что бы он мог еще опереться. Пятнадцатилетний мальчишка по имени Александр кое-как прибирает помещение, моет кисти и палитру.

В другом случае, когда г-н Мане пребывал в хорошем расположении духа, он написал Музыку в Тюильри, Испанский балет и Лолу из Валенсии это, если угодно, картины, раскрывающие, так сказать избыток его жизненных сил, но пестрая мешанина красных, голубых, желтых и черных красок – это никак не колорит, а карикатура на него. «Г-н Мане обладает качествами, необходимыми для того, чтобы стать единодушно отвергнутым всеми жюри мира. » Но Мане глух к скрытым голосам и вряд ли думает о чем-нибудь подобном. Число отвергнутых несметно. Что обрел Мане в этом диалоге с великими мастерами.

«Мальчик с вишнями» имеет, в свою очередь, такой успех, что владелец художественной фирмы папаша Гупиль (он долгое время специализировался на издании эстампов, а затем начал торговать и картинами тоже) предлагает выставить его в своей витрине на бульваре Монмартр. Полотно «Музыка в Тюильри», отмеченное таким обостренным ощущением современности, написанное с таким непринужденным блеском, с такой «вкусностью» живописного теста, с такой необычайной свежестью, раскрыло лучшие качества, заложенные в таланте Мане и проявленная им здесь смелость была тем более значительна, что сам художник смелости этой еще никак не осознавал. Его обступают. Мане дорожит его обществом.

В картине нет ничего, кроме крикливых сопоставлений гипсовых и черных тонов. Мадам Женевьева Э. Оливье-Труазье и мадам Аннет Труазье де Диаз, дочь и внучка Эмиля Оливье, любезно разрешили мне ознакомиться с рукописным «Дневником» политического деятеля текст этот представил исключительный интерес в связи с путешествием, совершенным Мане в Италию в 1853 году. Две голые женщины вместе с двумя одетыми мужчинами – слыханное ли это дело. Иначе как оценить отношение жюри к членам Общества аквафортистов. Дружба Мане и Бодлера, возникшая в силу потаенных импульсов исполнена грядущих знамений.

Париж быстро меняет свой облик. Мане лихорадит – он хочет стяжать свои первые лавры. Вернувшись в Тюильри, Наполеон III вызывает г-на де Ньюверкерке. Подумайте сами, ну может ли он открыть как раз напротив Салона (а его жюри, как известно, возглавляет г-н де Ньюверкерке) выставку произведений, осужденных этим жюри. Один из мужчин что-то говорит, но его же никто не слушает.

Обиженные художники обратились к Мартине с просьбой провести выставку без редакции жюри. Мане дорожит его обществом. Бодлера – тоже. Пока его самостоятельность дальше не простирается. По улицам снуют новые омнибусы — у омнибуса появился теперь верхний этаж и его называют империалом — новшество по случаю Всемирной выставки.

Он выходит из этой работы изнуренным, но ликующим. Маленькое, плохо освещенное помещение, но все лучше, чем удручающие воспоминания о «мальчике с вишнями». У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины.

Наконец не без некоторого смущения отваживается на это. Он всячески старается ему помочь, сунуть немного денег, маскируя милостыню шутками. Вздохи матери он слышит заранее. Коварный люэс делает свое страшное дело.

Июльская монархия тоже ему благоволила. Он не прочь повеселиться, любит шутки, не чурается смелых выражений. Это триумф «энгризма».

Мане общается не только с элегантными завсегдатаями Бульвара. Находясь в постоянном поиске, он принимается за написание следующей картины «Уличная певица», натурщицей для которой стала Викторина-Луиза Мёран, юная провинциалка, стремившаяся выбиться из нищеты любыми методами. Никогда еще он не был уверен, что достиг столь высокого результата. Короче говоря, чтобы охарактеризовать все эти начинания, можно процитировать слова одного из современников: «В то время как взоры, нежась, скользят по картинам искусные исполнители услаждают слух». Ни он, ни его друзья не испытывают ровным счетом никакой нерешительности.

«С талантом вроде вашего не следует писать сюжеты, какие пишете вы. Прежде чем распрощаться с улицей Лавуазье, художник приглашает поглядеть на «Любителя абсента» своих знакомых из мира искусств. Решено. «До Мане», «после Мане» — такие выражения полны глубочайшего смысла. Ему вовсе не хочется, чтобы его принимали за кого-то вроде таких вот «революционеров», которые, между прочим, «почти открыто требуют поджечь Лувр», чтобы впоследствии и на него обрушился гнев представителей официального искусства, критики и публики.

А в среде художников Мане мгновенно становится личностью заметной. А вот и нет. Но это пока прелюдия, подготовительная работа. Но в плане компоновки картина грешит очевидными слабостями. Наконец-то вы поняли.

Равно как и трудиться над тем, что принято называть композицией, ему тоже скучно. Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. Мало-помалу и не без затруднений Мане организует картину. Осторожная, умело написанная заметка в «Le Courrier artistique» от 15 апреля ловко вуалирует вопрос суть ее вкратце такова: люди талантливые прекрасно знают, что вправе рассчитывать на галерею Мартине. Мане хвалит работу, но тем не менее находит ее колорит «тяжеловатым, слишком засоренным полутонами».

Как далеко оказался Мане от Кутюра, от академических чинных почестей. Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Чего бы это ни стоило, но он заставит учителя отозваться о работе с похвалой. В это же время один из организаторов салона Луи Мартине, осознавая трудности для признания на салоне молодых художников, организовал альтернативную выставку, среди картин которых были и творения Мане: «Мальчик с вишнями», «Читающий» и получивший признание «Гитарреро».

Мане по-своему претворит эту обнаженную. Посетив вместе со своим двором выставку «отвергнутых» император и императрица подарили зевакам магическое слово «непристойность». Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года. Вскоре художник узнал, что жюри салона отвергло «Любителя абсента» (из всех членов жюри за картину проголосовал только Делакруа, сам учитель Мане, Кутюр, проголосовал против). – восклицает он. Этот трагический случай станет у Бодлера сюжетом для жестокого рассказа «Веревка»65. Картина выстраивается вся целиком, как по волшебству. Он уверен, да, да, совершенно уверен – это Кутюр оговорил его перед членами жюри.

Ничего неожиданного в этом не было – старый судья дряхлел день ото дня.

К счастью, ему удалось уцелеть в период боевых действий. А быть может, он угадал, почуял родство внутреннее. Обычно сдержанный и молчаливый, он кипит от возмущения при виде служащих похоронного бюро, уносящих, «словно торговцы одеждой», академический мундир Делакруа он взрывается при виде этой сцены – смехотворного контраста славы гения и суетных внешних почестей. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника.

Его «Венера» не имеет отношения ни к конкретному времени, ни к определенному месту. Художнику становилось всё труднее не только работать, но и передвигаться. Делакруа уже пятьдесят шесть лет, но его битва с врагами все еще не закончена. Более уравновешенные и искушенные посетители пытаются судить картины непредвзято. Не так уж и мало. Одна из таких наград – медаль первого класса – выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали.

Как-то летом после полудня Бодлер приводит на улицу Гюйо свою любовницу Жанну Дюваль, эту «жрицу разврата», свое мучение и свою отраду, с которой, несмотря на бесконечные ссоры, вот уже почти двадцать лет расстаться не в состоянии. Борода не зря отличает буржуа от лакея она ведь еще и признак респектабельности. Мане не хочет доискиваться истинных причин этих похвал. В числе отстраненных работ были такие листы Бракмона, как «Эразм», награвированный с портрета Гольбейна и «Турнир» с картины Рубенса. Или Дюранти – поговаривают, будто он внебрачный сын Мериме, – бедный, озлобленный, угрюмый писатель, хоть он и гордец, но добивается от Министерства общенародного образования денежного «поощрения литературе» в сумме ста пятидесяти или двухсот франков.

«Ага. Рубенс – это «бог». Некоторые хотят уклониться.

Полноте. Зато Мане видит. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. Он воплощается в мастере «Турецкой бани» и в произведениях художников, так или иначе считавших себя учениками Энгра и почти без исключения получивших награды. Он хотел соразмерить с ними свою индивидуальность. Зрелище их беспорядочного бегства Мане очень забавляет. Он воспринимает себя скорее как «сына Мане», чем просто Мане.

«Ведьма с эбеновыми бедрами, дитя черных ночей»: у Бодлера связь — связь бурная, сплошные ссоры и примирения — с мулаткой Жанной Дюваль. Викторина Меран, по-видимому, позировала художнику и в следующей его значительной работе – «Флейтист» (1866). А Сюзанна.

Мане не использует полутона, только лёгкая светотень подчёркивает выпуклость фигуры. «Г-н Колларде, как вы отнесетесь к тому, чтобы я сделал ваш портрет. » Ну разумеется. Так ведь никто не одевается. Его превосходительство отмечает растущее количество художников, скульпторов и граверов, призывает жюри ни на минуту не послаблять требований, оставаться непреклонным и непоколебимым на вверенном ему поприще. Мастерские охвачены энтузиазмом. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» — дело нелегкое — и «Малых кавалеров».

Роскошь, жизнь, сосредоточенная только на удовольствиях и развлечениях (чему способствовало экономическое процветание государства, о котором особенно пекся императорский режим, задавшийся целью потопить все политические и гражданские свободы в преуспевании материальном), толкают на стезю содержанок женщин, прежде зарабатывавших на хлеб позированием в мастерских. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Но, рассуждает Мане, когда публика окажется лицом к лицу с его произведениями, с его «Купаньем», то немедленно признает достоинство его живописи. Впрочем, сами события принимают благоприятный поворот.

Но что дано предвидеть Мане. Еще больший скандал сопутствовал картине Мане «Олимпия» (1863) с ее сложной и неясной структурой художественных ассоциаций, намеков. Он играючи использовал здесь – и как великолепна эта игра.

Вместо фимиама – проклятия и яд, вместо пристойной торжественности – судебный процесс. Рядом с произведениями Курбе и Добиньи Мартине вешает в сентябре «Мальчика с вишнями» и «Читающего», в следующем месяце заменив его прогремевшим «Гитарреро». Вздохи матери он слышит заранее. Вот там и следует нанести решительный удар.

Эдуард Мане отправляет своих родных на юг Франции в Олорон-Сент-Мари. Пока его самостоятельность дальше не простирается. Что же делать. Здесь царит культ женщины. Картина Мане «Завтрак на траве», на которую художник возлагал наибольшие надежды, была раскритикована и вызвала смех у посетителей салона.

Прежде всего, конечно, знание, которым наделяют они всех тех, кто к ним обращается, но к тому же еще и опору, возвышенный пример. Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри. Но ведь и вправду речь идет об экзамене – экзамене, последствия которого будут куда как серьезны. Но ведь пишет-то он в силу наслаждения, наслаждения зрительного. В июле 1849 года, после возвращения в Париж, Мане ещё раз безрезультатно попытался сдать экзамен в Морскую школу. После чего заказы (кроме одного-единственного) были у него отняты.

Мане пока на половине пути. Он уверен, да, да, совершенно уверен – это Кутюр оговорил его перед членами жюри. Ладно, я им покажу, как это делается.

Но статья эта ничуть не поколебала уверенности живописца. Как-то летним воскресеньем того же года, прогуливаясь вместе с Прустом по Аржантейю, он разглядывает с берега плавающие по Сене ялики, смотрит, как плетутся в воде женщины и внезапно ему на память приходит луврская картина – «Сельский концерт» Джорджоне. У счастливчика Баллеруа взяли четыре картины. «Он загримирован, – говорит Мане о Бодлере, намекая на его румяна, – но какой гений таится под этим гримом. » Что же касается Бодлера, то этому провидцу, этому иконопоклоннику, этому поэту – ведь его первой подписной публикацией был «Салон 1845 года» – оказалось вполне достаточно изучить некоторые работы Эдуарда на улице Лавуазье, достаточно было окинуть художника своим взглядом ясновидца, взглядом, «пронизывающим насквозь, почти сомнамбулическим»59, чтобы понять, что представляет собой Мане.

Но эту уступку цивилизованной моде искупают альпаргеты. Следующий Салон откроется через семь-восемь месяцев, 15 апреля 1859 года. – восклицает он. Да, кстати и Баллеруа собирается переехать в Кальвадос.

В этой самостоятельной работе порукой и гидами Мане служат испанцы – и не только Веласкес, но еще и Сурбаран и Рибера. Художник начал изображать энергичного, полного жизни и доброты мальчишку на своих холстах. Его картины. Вскоре последовала новая трагедия: повесился Александр, мальчик, помогавший Мане в мастерской и ставший персонажем его картины «Мальчик с вишнями». Нагая женщина – для нее позировала Викторина – смотрит на зрителя взором «сомнамбулы». Он пытается успокоить себя.

Наконец он обращается к Жозефу с просьбой немного попозировать. Наполеон III молча его выслушивает. Несколько иронический прием срезывания рамой фигуры покровителя, показанного как бы между прочим, придает особый, чуть насмешливый оттенок этой столь незначительной по сюжету и столь тонкой в своей наблюдательности картине. Такого рода сцены природы воспринимались как живопись, предназначенная лишь для иллюстраций журналов и репортажей. Следует «созерцать Рубенса, вдохновляться Рубенсом, копировать Рубенса». Она наверняка могла бы помочь создать большую картину, о какой он давно мечтает.

С тех пор прошло два года и г-н Мане с характерным для него неосознанным дерзновением вторгся в область ему явно непосильную. Он пишет ее портрет и – как знать. Здесь, если очертить границы улицами Миромениль, Пепиньер и Роше, среди пустырей, где когда-то вращались крылья многочисленных мельниц, окруженных лесными угодьями королей (отсюда название одной из вышеупомянутых улиц), ютились ветхие, грязные лачуги это трущобы, куда, как писал Бальзак, «полиция заглядывает только по приказу правосудия».

Здесь есть полотна и хорошие и плохие – больше, конечно, плохих, но среди «наплыва безликих произведений» можно выделить «около пяти десятков холстов, которые в среднем превосходят полотна, принятые к экспозиции Институтом». Люди, представленные Мане в картине, отнюдь не анонимны. Самоубийство «мальчика с вишнями» его потрясло. Этим я во многом обязан любезной помощи многих лиц.

Хочешь не хочешь, но всем этим господам в зеленых фраках ты должен понравиться. Но, невзирая на плохую развеску, его произведения привлекают всеобщее внимание, особенно «Гитарреро» картина встречена единодушным одобрением. В ее «решительности» есть «нечто строгое, острое и энергичное», в этом и заключается суть работы и потому она кажется вызывающей. Обжегшись на первой неудаче, он не может быть спокоен и сейчас. А потом все стало бы просто, считает он. Мало того – администрация отказалась сделать каталог.

Его отец руководил департаментом в Министерстве юстиции, мать была дочерью дипломата. Увы, отныне все это кануло в Лету. Он был правдив.

А фон слишком сплющен репуссуарами. Тщеславия в нем больше, чем гордости.

Бывают поражения и похуже. Однако вскоре Эдуард находит новый сюжет для будущей картины. В очередной раз – правда, теперь на более длительный срок – он сменил мастерскую. В театральном репертуаре тридцатилетних называли «старыми развратниками»4.

Париж быстро меняет свой облик. М. Прокофьевой. Вместе с графом Альбером де Баллеруа художник снимает под мастерскую помещение на улице Лавуазье. Знаток литературы и искусства, предпочитающий в них ценности сугубо «неофициальные», он приглашает в свой салон на улице Трюден писателей, художников, скульпторов и музыкантов – Лежон почитает лишь те умы и таланты, которые далеки от конформизма. Он просто ликует, этот тщеславный малый. И не придется ли ему тогда сложить свои обязанности. Я никогда не был в состоянии приобщиться к этой породе».

Очень может быть, что именно ему художник был обязан замыслом неосуществленной картины. Он в восторге, он раскланивается и, опьяненный успехом, упивается похвалами. Павильон этот был официально открыт в конце июня под вывеской: «Реализм.

Он, конечно же, ни за что не променяет кафе Тортони и кафе Бад на прокуренные залы пивной Мучеников, где представители парижской богемы, эти «странствующие рыцари кисти и пера искатели бесконечного, торговцы химерами, строители башен вавилонских» горланят и жестикулируют, а вокруг снуют простоволосые девицы, жалкие проститутки по кличке Титин, Мими Бретонка, Виноградная Гроздь или Яичница-Глазунья. Как хотелось бы ему жизни легкой и ничем не отягощенной, но в действительности все идет наоборот. Вне Салона надеяться не на что. Помимо этого, чтобы как-то привлечь внимание публики (а нововведение было так необычно, что могло легко сбить ее с толку или, еще хуже, оставить равнодушной), Мартине регулярно устраивает в залах выставки концерты.

Их воздействие на Мане от этого не меняется. Мане пристраивается у Веласкеса, пытаясь воспроизвести «Инфанту Марию-Маргариту» – дело нелегкое – и «Малых кавалеров». Его непрерывно гложет теперь скрытая тревога. Он адресуется исключительно к глазу он сразу покончил с областью вымысла.

Постановление это – а оно появится в «Moniteur» 14 августа – сразу же лишает Институт его привилегий: начиная с 1864 года три четверти членов жюри будут выбираться художниками, удостоенными медалей право назначать остальных членов жюри администрация сохраняет за собой. – возможно, в глубине души надеется показать его в Салоне.

Одна из таких наград – медаль первого класса – выпадает на долю Кутюра, представленного «Римлянами времен упадка» и еще одним полотном под названием «Сокольничий» однако Кутюр возмущен: его оценили по низшему разряду, он отказывается от медали. Особняком стоит Эмиль Золя— горячий сторонник творчества Мане, ярый защитник его живописи. Жребий брошен.

Этот военный, убежденный республиканец, рьяный поклонник Гюго, не чужд общения с музами. Пока академическое жюри, успокоенное провалом «Салона императора», почивает на лаврах и вправе полагать, что в результате этого испытания его авторитет только выиграл, Наполеон III – какая муха его укусила. Ну конечно, эту картину следует рассматривать как неприличную.

«Так, значит, Бодлер меня тоже ругает, – восклицает Мане. – Все ругают. ». По привычке идущей еще со времен Курбе, снабжать этикеткой «реализм» самые смелые живописные произвеведения Мане квалифицируют как реалиста. Стремясь как можно ближе узнать этого человека, я максимально умножил поиски материалов.

Он то впадает в возбужденное настроение, то так же внезапно падает духом. Он неоднократно посещал голландские музеи, где любовался живописью Франса Халса. Еще в 1839 году, то есть двадцать лет назад, Бальзак в «Пьере Грассу» жаловался, что Салон заполонен плотной массой картин. В «Музыке в саду Тюильри», наоборот, рассматриваемые с близкого расстояния лица становятся почти абстрактными формами. Залы переполнены. Разумеется, то, что «Завтрак» был повешен среди этих проклятых холстов, с особой силой и очевидностью выявило его сущность, чего, возможно и не случилось бы, будь он попросту допущен в Салон.

Для него самого официально ничего не изменилось. Вот так-то. Кто из сотрапезников по кафе Тортони мог догадаться о том, какую рану носит Мане в сердце. Р. Рей пишет: «Картина говорит об удивительных успехах художника.

Но в действительности. «Ага. Терзает беспокойство.

Мане на них присутствовал вместе с Бодлером и Фантен-Латуром. Но Делакруа не просто возбуждает его любопытство, он почти пленяет. Если рассмотреть вблизи то, как написаны штаны флейтиста цвета морены, то они покажутся однотонными, плотными, как китайский лак. «Те произведения искусства, которые не заслужат подобного упрека, могут рассчитывать на благосклонный прием». Он берет несколько пробных аккордов – пишет этюды деревьев, вид острова Сент-Уэн. Мане включил в этот холст и своего «Любителя абсента» – он кажется здесь явно ненужным и лишний раз подчеркивает непродуманность композиции, ее несвязность, почти искусственность.

Превосходная техника, где пылкость художника дополняет строгость мастерства, где взволнованность исполнения и сдержанность живописных средств рождают нерасторжимый аккорд. Ночами читает Вергилия и сам сочиняет сонеты. Он пишет тщательно и, обуздывая собственные склонности идет на некоторые уступки. Насмешки удваиваются.

Он не задается целью скомпоновать эту толпу как единую органичную массу. За светской внешностью Бодлер угадывает муки, терзающие художника. К тому же ему очень не везло. Вскоре, оставив на будущее завершение корриды, он со страстью отдается той большой работе идея которой пока расплывчата, но все глубже его возбуждает. Номера брали в местной газете объявлений. Едва распределив элементы картины в подготовительной акварели, сразу же приступает к созданию самого полотна.

Мальчик с вишнями. Вы отказываетесь видеть последовательность промежуточных тонов». Он теряет всякое спокойствие. Мане не использует полутона, только лёгкая светотень подчёркивает выпуклость фигуры.

Отныне он может распрощаться с неизвестностью. «Салон», «Салон», как раньше «Мореходная школа», «Мореходная школа» – всегда в кругу семьи одна и та же песня. – новые, приводящие в недоумение декреты. Одержимый желанием создать «шедевр», он памятует о заветах Кутюра и требованиях, предъявляемых академическим жюри.

Его новизна потрясающа. Рубенс – это «бог». Художественный критик Теодор Пеллоке рассказывал однажды в ресторанчике — трубка в зубах, вокруг головы облако табачного дыма, — что ему как-то от кого-то довелось узнать (Пеллоке не помнит имен собственных), будто Кутюр работает теперь у мольберта не иначе как одетым «в треуголку, украшенную галунами и зеленый костюм времен Людовика XV, на боку охотничий нож, а на ногах огромные берейторские сапоги, почти скрывающие нижнюю часть тела»58.

«Я сделал то, что видел», – говорит себе Мане. Хотя отношения с африканским миром в те годы нельзя назвать слишком тесными, но тем не менее можно вспомнить несколько примеров: уже в 1842 году некий Жалабер изобразил в своей картине «Одалиска» цветную служанку. Мане редко смешивал краски. Сперва Мартине не решился на столь откровенную дерзость и побоялся открывать салон, однако вмешательство императора Наполеона III вынудило его провести выставку, сразу же получившую название «Салон отверженных».

Развивается промышленность. «Ах, тут, по крайней мере, все ясно. Многие из художников, его окружающих, отводят офорту важное место в своем творчестве. С объявлением этого «Салона отвергнутых» – его стали называть так почти сразу же – мастерские охватывает неописуемая радость.

Но она темна, эта картина.

---