Описание Картин Александра Бенуа

Описание картины Александра Бенуа «Парад при Павле »

8. Скрепя сердце, привыкший по воспитанию повиноваться, принимался несчастный Щедрин «заделывать», «успокаивать» их и при этой скучной, не по сердцу работе нередко доводил их, по требованию заказчика, почти до зализанности произведений модных видописцев. Ему казалось, что все недостойно его вдохновения, что это недостаточно значительно, чтоб прорвать плотину, сковывавшую богатство его гения, в сущности же, он видел, принимаясь за любую из этих композиций, что странным образом то, что он делал, чрезвычайно походило на произведения других академических «магистрантов», тогда как ему нужно было во что бы то ни стало сделать что-нибудь новое и совершенно замечательное. Решение стать художником созрело у Александра очень рано. Он начал с рисунков к «Пиковой даме» (1898) и потом дважды возвращался к иллюстрированию этой повести (в 1905 и 1910 годах). Именно из «Записок» Бенуа узнал о ритуалах прогулок Людовика, о кормлении рыб, о созерцании королем величественных скульптур в парке («Прогулка в кресле», 1897 «У бассейна Цереры», 1897 «Кормление рыб», 1897 «У Курция», 1897— все в Русском музее, Санкт-Петербург).

Кому в целой русской живописи удалось передать такое истинно летнее настроение, как то, которое вложено в его картину «Лето» (галерея Третьякова), где за несколько угловато посаженной бабой, с чуть выправленным профилем, расстилается чисто русская, уже вовсе не выправленная природа: далекая, желтая нива, зреющая в раскаленном, насыщенном солнцем воздухе. Среди современных Левицкому иностранных живописцев Антон Графф и Гейнсборо только и могут поспорить с ним и если Графф не переспорит, то Гейнсборо уже наверное возьмет верх, так как в нем все есть, что и у Левицкого, плюс явная и несомненная сознательность, постоянное превосходство художника над моделью, взгляд на натуру сверху вниз, не в силу какои-либо ходячей эстетики, но прямо по гениальной природе, тогда как в Левицком взгляд хоть и не робкий, не подобострастный, как у Рокотова, слегка даже насмешливый, но и не с высоты превосходства художника над своим предметом, а «дружественный», простодушно хитроватый. Легкий и нервный рисунок художника создает неповторимую атмосферу «галантного века». Н. Бенуа в 1924 году по приглашению Национальной оперы уехал во Францию.

То, что так чудно пришлось по вкусу утонченным, усталым французам, с якобы детской беспечностью сбросившим железные фижмы и выбежавшим в широких и мягких халатах из прямолинейных, граненых садов на нежную травку, под тень шуршащих рощиц, то милое, но чуточку старческое ребячество, —не могло прийтись по вкусу полуазиатам, мечтавшим о грубых наслаждениях, о выпивке, о блеске, а вовсе не о таких «невинных» удовольствиях. Видно, кое-что во взглядах, в культуре общества переменилось, еще более переменилось кое-что и в художественном образовании русских мастеров (вне всякой Академии), вероятно, благодаря великому наплыву при Елизавете хороших иностранных мастеров вроде Гроота, Ротари, Торелли, Токке, Эриксена и других. В ней приняли участие едва ли не все деятели «Мира искусства». Кроме того, сразу заметно в работе Бенуа, что он мастер своего дела: мазки положены один к другому, сплошными плоскостями, но работа не смотрится «тяжёлой», она не переполнена мазками и элементами, которые бы давали ей дополнительный смысл. Позади было и создание в 1898 году возглавленного С. П. Дягилевым нового журнала «Мир искусства», в художественном отделе которого исключительно важную роль «души» всего дела играл А. Н. Бенуа уже отгорели первые, самые острые споры в обществе вокруг этого издания ушел в прошлое период, когда сложилось одноименное журналу выставочное объединение молодых петербургских и московских художников и к нему примкнули едва ли не все лучшие силы того времени, связанные с новыми веяниями в творчестве. Стасов находил «замечательными и истинно художественными» только портреты «юного Серова», особенно портрет великого князя Павла Александровича, «весь блистающий золотом лат и каски на солнце и ярком воздухе» и эскиз Левитана «Над вечным покоем».

Среди других пришел иссушенный кавалер Камуччини, одобрил фигуры, классические позы, как истый итальянец был тронут трескучим эффектом освещения и, несмотря на кипение зависти, воскликнул: «Брюллов, вы колосс. » Пришел Вальтер Скотт, старенький, разоренный, но все еще великий во мнении тех, которые воображали, что его герои и оперные теноры в точности передают средневековых рыцарей, долго сидел и смотрел на картину, заметил громадное сходство между этим зрелищем и захватывающими перипетиями своих романов —и воскликнул: «Это не картина, это целая эпопея. » Такие слова в устах таких людей, как Скотт и Камуччини, казались высшим одобрением и после них никто уж не смел сомневаться в таланте Брюллова. Но с нами их связала ненависть ко всему затхлому, установившемуся, омертвевшему». Новейшие исследователи искусства Венецианова напоминают, что до Бенуа его нередко рассматривали чуть ли не как «альбомного художника», подражателя Брюллова (который на деле разочаровал Венецианова). Лучшие качества живописной системы Сомова проявились в долгой работе над Дамой в голубом.

Бенуа старается передать характер каждого героя, персонажа картины, своё отношение к нему. Наоборот, даже те произведения мирискусников, которые наиболее сильно окрашены стилистикой модерна (Фантазия на Версальскую тему Бенуа, Элизиум Бакста), основаны на натурных этюдах и академическом понимании композиции. И. Грабарь отметил в иллюстрациях Бенуа тонкое понимание Пушкина и его эпохи и вместе с тем обостренное чувство современности, а Л. Бакст назвал цикл иллюстраций к «Медному всаднику» «настоящим перлом в русском искусстве». И если русская литература не захотела сужать себя тесной доктриной исполнять чисто служебную роль, то живопись, по мнению Бенуа, «покорно пошла под ярмо», что сказалось и на ее последующей судьбе.

Выдающийся образец книжной графики — иллюстрации к «Медному всаднику» А. С. Пушкина, выполненные в технике имитации цветной гравюры на дереве (1903). Но и его захватила волна брюлловского академизма и он поступил в чиновники высокого искусства, принявшись писать дюжинные образы никому не нужных «вакханок», так что для нас этот мастер теперь представляется скорее типом ужасного брюлловца, нежели хорошим последователем Венецианова. Определение «декаденты» утвердилось в обществе после первых же выставок, устроенных С. П. Дягилевым. Решение стать художником созрело у Александра очень рано. Шутя выпутывался он из такой красочной какофонии, какою, вероятно, являлись в натуре красный мундир и через него голубая лента (на портрете графа Васильева): для этого ему достаточно было подчеркнуть серебряный блеск орденов, отвлекающий глаз от монотонного красного сукна, в фоне дать дополнительные зеленые —и как раз в нужных оттенках —цвета, чтобы убийственная для всякого другого тема дала ему случай сделать превосходную именно по краскам, вещь. Даже В. В. Стасов идеолог и защитник передвижничества, в статье «Выставки» 1897 года отмечал незначительность сюжетов, к которым обращались художники этого направления.

Следует заметить, что художественные вкусы и взгляды молодого Бенуа формировались в оппозиции к его семье, придерживавшейся консервативных «академических» воззрений. Трудно также найти что-либо трогательнее той очаровательной бледненькой и болезненной девочки (в том же музее), которая своими тоненькими ручками обхватила как будто в испуге, с чем-то страдальческим во взоре свою жирную и гордую мамашу. Положим, несметное количество его акварелей, которое хранится в Эрмитаже, показывает в нем лишь порядочного перспективиста, славно, чисто по-английски «мывшего» бумагу, недурно, хотя и шаблонно, выбиравшего местности, но мы имеем свидетельства о том, что это был пылкий, горячий человек, вносивший большое воодушевление в свое преподавание, сильно оживлявший все русское художественное общество, а его участие в Теребеневских карикатурах, некоторые батальные картины и те прекрасные акварели позднейшего времени, вовсе не уступающие лучшим вещам Роландсона, которые хранятся у И. Е. Цветкова в Москве, отлично это подтверждают. В 1901 году князь С. М. Волконский, директор Императорских театров, поддавшись уговорам С. П. Дягилева, принял решение подготовить специальную постановку под его руководством одноактного балета Делиба «Сильвия».

в Париже, которые включали в свою программу не только оперные и балетные постановки, но и симфонические концерты. Александр Бенуа в своих работах старался избегать вычурности, дикости, всего болезненного и нарочитого, но в то же время проводил в жизнь принципы спокойной целесообразности – иначе говоря, принципы «вечной» красоты. Остались верными венециановцами немногие. Он оставил огромное количество работ, публикаций и мемуаров. К числу прекраснейших его произведений этого рода принадлежит его собственный портрет (Музей Александра III), написанный сочно и жирно, в приятных, густых серо-желтых и желто-черных тонах, никого из современников его не напоминающих, но имеющих что-то общее, общую даже прелесть, с вещами Уистлера первой эпохи, а также портрет, писанный им со старичка живописца Головачевского (Императорская академия художеств), окруженного несколько по-«грезовски» слащавыми воспитанниками.

Журналы «Артист» и «Русский художественный архив» напечатали в 1894 году переводы главы. Однако князь Гагарин замечателен не только как археолог, но и как художник, живой и интересный, к сожалению, впоследствии совершенно забросивший свободное творчество и отдавшийся (следуя своей рассудочной и далеко не верной теории) восстановлению древней византийской иконописи в «усовершенствованном» виде. Я изучая художественные объединения 20-х годов 20 века, особенно обратила внимание на объединение «Мир Искусства».

Художник Бенуа Александр Николаевич, картины и биография

Увлечение балетом оказалось настолько сильным, что по инициативе Бенуа и при его непосредственном участии была организована частная балетная труппа, начавшая в 1909 году триумфальные выступления в Париже — «Русские сезоны». Бенуа стал задумываться об эмиграции. Но радость профессоров хлынула через край, когда через несколько лет, уже масляными красками, в большом виде, он прибег к тому же приему, на сей раз вместо «Гения» переписав натурщика в «Нарцисса».

Ничто не любил он так горячо и не знал так глубоко. Во всяком случае, мы вправе с тем же недоумением спросить: откуда явился Венецианов. В картине «Грот Аполлона» как раз хорошо выражена эта особенность живописи Бенуа: На картине я увидела летний яркий день и небольшой грот, который, вместе с зеленью деревьев, окружающих его, освещает яркое, ослепительное солнце. Первые его картины действительно оправдывают его прозвище «русского Грёза» —не столько за хорошенькие личики, которые он, подобно французскому мастеру, любил изображать, сколько за густой, смелый мазок, красивый тон имеющий что-то общее с жирными сливками, какую-то приятную теплую белесоватость, совершенно не похожую ни на болезненную гамму Боровиковского, ни на горячий, темный колорит Кипренского. Эта удача первого опыта окрылила Бенуа, но, как он признает, он все же испытал и «долю огорчения». Если портрет неизвестного гетмана и портрет Петра I на смертном одре (приписываемый также Таннауэру), в музее Академии, действительно кисти Никитина, то можно только крайне пожалеть о такой печальной участи его, так как он не уступает в мастерстве их живописи, сочном и густом колорите западным современным живописцам но приписывание ему этих портретов ничем достоверным не подтверждено.

И таким образом, в припадке театрального восторга, усиленного свежим впечатлением от только что виденных в действительности развалин погибшего города, зародилось «светлое воскресение живописи» —«гениальная Помпея». Года проходили и Брюллову начинало становиться неловко перед самим собой и перед уверовавшими в него, что он засиделся на всяких портретах (лучшее, что было им сделано в Италии) и пустячках, когда он, Брюллов, был призван, чуть ли не предназначен Богом подарить Россию великим выражением «высшего» искусства, а слова Камуччини (имевшего, несмотря на свою бездарность, громадное значение в глазах академической молодежи), что этот великий талант способен только на мелкие вещи, не давали ему покоя. Если М. В. Ломоносову принадлежит слава первого русского учёного-энциклопедиста, то А. Н. И разве не ему принадлежит честь своеобразного «открытия» красоты и поэзии живописи А. Г. Венецианова и его школы, чем он справедливо гордился в пожилые годы. Может быть, он называл себя так так как серьёзно начал писать маслом как «настоящие» художники только когда ему уже исполнилось 35 лет. Целью группы было чистое искусство, поиск гармонии и красоты жизни.

Александр Бенуа: самые популярные картины (топ 12)

Очень часто Кипренский писал самого себя и во всех этих портретах скорее различных между собой встречается и нечто общее: живой и приветливый взор, что-то мягкое и чувственное в губах, чуть-чуть аффектированный и элегантный беспорядок в костюме, розовые (подрумяненные. ) пухлые щеки, поэтично взбитые волосы но опять-таки ни в одном из этих портретов нет чего-либо хотя бы отдаленно подходящего к мрачной сосредоточенности Рембрандта или к гордой от самосознания мине Рубенса и Рейнолдса, даже нет того измученного тщеславием и собственной пустотой взгляда, который пугает в портрете Брюллова. Из письма художника к Ф. Ф. Не менее плодотворно работал он и как историк искусства: издал в двух выпусках (1901, 1902) получившую широкую известность книгу Русская живопись в XIX веке, существенно переработав для нее свой ранний очерк начал выпускать серийные издания Русская школа живописи и История живописи всех времен и народов (1910-17 издание прервалось с началом революции) и журнал Художественные сокровища России создал прекрасный Путеводитель по картинной галерее Эрмитажа (1911). Противопоставив академическому течению свою школу работы с натуры, отвергнув принятую «манеру», Венецианов сумел создать произведения, от которых «веет теплотой и настроением».

Русский музей). Результатом было не только пренебрежение формой искусства, но и сужение его содержания, вообще его творческих возможностей: «направленство» подталкивало в сторону «житейских, а не жизненных интересов», порабощения действительностью вместо вдохновенного увлечения ею. Вот почему нельзя от меня требовать какой-либо выдержанности».

Рисовать он начал ещё в частном детском садике, а в 1885-1890 годах, обучаясь в частной гимназии К. И. Мая, Александр познакомился и подружился с людьми, которые, став старше, составили костяк общества «Мир искусства»: К. Сомовым, В. Нувелем, Д. Философовым (двоюродным братом С. П. Дягилева), Л. Бакстом. По гибкости карандаша, по сочности краски, по меткости характеристики они не только не уступают лучшим однородным произведениям Брюллова, но даже иногда превосходят их, так как сделаны с большим вниманием и без преднамеренного отношения к делу. Обыкновенно эти портреты исполненные неизвестными художниками, полуремесленниками, производят очень сильное впечатление, несмотря на все убожество их техники, по той непосредственности, которая сквозит из них, по необычайно верному отражению вкусов и самых слабостей того времени, чего не встретишь в хороших вещах, «устроенных» по всем правилам искусства. Они составляют едва ли не половину его наследия. Сам Петр не понимал живописи: он любил забавляться в картинках воспоминаниями тех сценок, которые он видел в своей милой Голландии, он еще больше любил наслаждаться «портретами» столь нужных ему кораблей, но европейское искусство не вошло к нему в дом, не ужилось с ним.

Она уже не может представлять былой угрозы ибо «академия, попирающая академизм, —существо компромиссное», «нестрашное». Нортау следует, что именно нарком уговорил его не возвращаться на Родину. Год тому назад, в феврале 1897 года, в том же Музее училища барона А. Л. Штиглица, состоялась выставка немецких и английских акварелистов, а в октябре – в залах Императорского Общества поощрения художеств – «Скандинавская выставка», организованная по заказу вице-председателя этого Общества. Выше уже упоминалось о значении таких «открытий», как русская портретная живопись XVIII века и архитектура старого Петербурга. В историю русской книжной графики художник вошел своей книжкой Азбука в картинах Александра Бенуа (1905) и иллюстрациями к Пиковой даме А. С. Пушкина исполненными в двух вариантах (1899, 1910), а также замечательными иллюстрациями к Медному всаднику, трем вариантам которых посвятил почти двадцать лет труда (1903-22). С. П. Дягилев учился вместе с Бенуа на юридическом факультете. Программа «Мира искусства» предполагала вторжение его деятелей во все области культуры, включая не только изобразительное искусство, театр, оформление книг, но и создание предметов быта — мебели изделий прикладного искусства, проектов оформления интерьеров.

В ней приняли участие едва ли не все деятели «Мира искусства». Таков еще портрет (в Румянцевском музее) тоже какого-то полувосточного господина в зеленом мундире, у которого такая коварная улыбка в хитрых, темных и глубоких глазах и на толстых губах. В еще сравнительно недавние годы именно так и судили о книге Бенуа: конечно, в ней немало талантливых, блестящих заметок, но стержневое построение в корне ошибочно, автор явно недооценил роль передвижничества и эстетики «революционеров-демократов». Как ни странно, сложнее оказывается теперь суждение о критике академизма у Бенуа. Яркие характеристики неповторимой творческой индивидуальности мастеров искусства, умение остро чувствовать и передавать другим «тайну красоты» придают особый интерес живой, талантливой работе А. Н. Бенуа, впервые переиздающейся со дня выхода в свет в 1902 году. Автор в своей корреспонденции из Германии утверждал, что лишь с появлением талантливой книги Мутера, где была помещена «толково составленная статья о русской живописи», в Мюнхене начали интересоваться русским искусством (Мюнхен был в ту пору одним из главных художественных центров Европы).

Тем же темам, в сущности, были посвящены и его многочисленные натурные пейзажи, которые он обычно исполнял то в Петербурге и его пригородах, то в Версале (Бенуа регулярно ездил во Францию и подолгу жил там). Ведь странно: в какой-нибудь простой избе с ее резьбой и полотенцами, в каком-нибудь девичьем наряде есть искусство, хоть и бедное, но вполне подходящее, милое и даже необходимое простой, бедный мужик прямо нуждается в искусстве, он раскрашивает свои недолговечные барки, свою дугу (и как красиво. ), свою посуду —и все это так характерно, сочно, своеобразно и даже прекрасно, хоть и неумело а в богатом доме, кроме вздорного, ребяческого, подчас испошленного копирования западного искусства, ничего не встретишь. Это мог сделать только человек, «воистину живущий искусством». Наконец, находясь как-то в опере Паччини «Lultimo giorno di Pompeia» имевшей тогда громадный успех, он так был поражен захватывающим ее сюжетом, декорациями, бенгальскими огнями, хоровыми массами, печальной судьбой действующих лиц, что, придя домой из театра, немедленно и сразу набросал почти целиком всю композицию новой картины.

Александр Бенуа – картины с названиями и описанием по алфавиту

Но созревало уже, хотя и медленно, самосознание и среди этих забитых существ являлись уже какие-то протестанты-Антроповы кто-то написал ту чудную искреннюю сценку в Третьяковской галерее сам профессор Академии Угрюмов, по-видимому, живой человек, недаром поездивший по чужим краям, не гнушался писать портреты (и очень недурные), робко отворял отдушину в препорученной ему тюрьме, допускал свободу и собственную инициативу в молодом поколении. Действительно, Петр с 10-х годов XVIII века, когда существеннейшее в государственном устроении им было уже сделано, стал вместо прежних своих блокгаузов строить дворцы на немецкий лад, украшать их плафонами, стенной живописью, картинами сам он не дичился больше художников, позволял им списывать свою «персону» и, таким образом, способствовал тому, что и у нас укоренился обычай оставлять потомкам свои изображения наконец, послал нескольких молодых людей, проявивших кое-какие способности, за границу для обучения живописным и другим мастерствам и даже приблизил одного из них к себе, по возвращении его в Россию, назначив его гофмалером вероятно также, он привел бы в исполнение свое намерение, вернее, проект первого ревнителя художеств Аврамова, основать Академию художеств, если бы смерть не прервала его планов. Картины и зарисовки, сделанные там, хранятся во многих музеях России. Они организовали кружок любителей искусства. С торжеством повесили они в классе его рисунок «Гений искусства», в назидание всей школе и действительно, в этом рисунке мальчик явился уже готовым академиком, остроумно переиначившим, по всем правилам классического канона, классный этюд с натурщика в изображение какого-то древнего бога и положившим к ногам его всевозможную аллегорическую рухлядь. Перекресток Философов зимой включен и в ностальгический альбом рисунков Версаль, созданный уже в Ленинграде (1922).

Кроме того, сразу заметно в работе Бенуа, что он мастер своего дела: мазки положены один к другому, сплошными плоскостями, но работа не смотрится «тяжёлой», она не переполнена мазками и элементами, которые бы давали ей дополнительный смысл. Вместе с С. П. Дягилевым, К. А. Сомовым и другими «мирискусниками» не принимал тенденциозность передвижников и пропагандировал новое русское и западноевропейское искусство. В 1900 году появилось ее отдельное издание под заглавием «Русская живопись в XIX веке».

Краткая информация о художнике и его картинах

Оба художники. Увлечение балетом оказалось настолько сильным, что по инициативе Бенуа и при его непосредственном участии была организована частная балетная труппа, начавшая в 1909 году триумфальные выступления в Париже — «Русские сезоны». Тут же принимал он участие в крупной карточной игре, как ни в чем не бывало проигрывал пол своего состояния или вдруг выигрывал невероятные суммы, которые на следующий же день растрачивал до последней копейки на покупку всякого исторического старья (как характерно для времени. ) на толкучке: лат, пик, шлемов, панцирей, старинных костюмов. Художник признавал сам, что патриотом его назвать сложно. При этом – необходимо отметить, что ведущую роль во всей многосторонней работе мирискусников – устройстве выставок, создании и редактировании журнала и, наконец, организации знаменитых, получивших мировую славу «Русских сезонов», где в оформлении балетных спектаклей принимали участие всё те же художники «Мира искусства», – играл Сергей Павлович Дягилев.

Пушкина «Пиковая дама» с иллюстрациями А. Н. Зато гермы философов разрастаются до небес, касаясь даже края листа. Сам Венецианов сознавал свое значение, да иначе оно и не могло быть, так как без внутреннего самосознания он не решился бы «победить невозможность», тем менее принять на себя такой крест: удовлетворяться скромным положением русского Тенирса или Доу, когда таланта и сил в нем было больше, чем во всех российских Пуссенах и Рафаэлях, вместе взятых. Превосходно скомпонованные, звучные, эти иллюстрации похожи на завершённые картины. Как на вполне достойного предшественника Венецианова можно было бы указать лишь на первого директора Академии —Лосенко, если бы только оказалось, что та необычайная картина в Третьяковской галерее, под которой значится его подпись с годом 1757, действительно его работы но можно сильно в том сомневаться, так как ничто ровно —ни колорит, ни письмо, ни отношение к жизни —не указывает на то, что она писана тем же гладким и холодным художником, который написал портреты Волкова и Сумарокова, который, в назидание своим ученикам издал атлас академической анатомии и, к великому удовлетворению господ любителей, создал такие вполне условные и скучные вещи, как «Улов рыбы», «Авраама», «Товия», «Рогнеду» и другие.

Я изучая художественные объединения 20-х годов 20 века, особенно обратила внимание на объединение «Мир Искусства». Речь шла о том, чтобы по-новому осветить процессы развития русской художественной культуры за два последних столетия, привлекая материалы, не только ранее не изученные, но и почти не тронутые. Русско-финляндская выставка имела большой успех. В 1907 году А. Н. Бенуа играл важную роль в основании Старинного театра в Петербурге (для которого создал занавес), на следующий год одна из его декораций была использована в парижской постановке «Бориса Годунова». Автор материала – Людмила Васильевна Короткина Вступление. В конце 1890-х годов кружок молодых единомышленников преобразовался в общество «Мир искусства» и редакцию одноименного журнала.

4. Никто никогда в истории литературы и не говорил о них. Бенуа исполнил также две серии иллюстраций к «Капитанской дочке» и в течение ряда лет подготавливал свою главную работу — рисунки к «Медному всаднику». И здесь Бенуа дает отрицательный ответ —«вряд ли за все XIX столетие в истории живописи сыщется где-либо такое собрание отчаянных борцов и преобразователей». То был Орест Кипренский.

Его программа «Явление трех ангелов Аврааму», положим, превосходила по скуке и ходульности все предшествующие программы, но зато была так «обдумана», так правильно нарисована, так гладко написана, что вполне заслуживала первой академической награды. Бенуа часто выступал в печати и каждую неделю публиковал свои «Художественные письма» (1908-16) в газете «Речь». Дягилев, по большому счёту, являлся лишь талантливым администратором с хорошим, говоря современным языком, «административным ресурсом»: связями, знакомствами, доступом к государственному финансированию. Он осмыслил и систематизировал искусство прошлого. В ту же серию входят работы, принадлежащие к числу самых удачных произведений Бенуа, заслуженно пользующихся широкой известностью: «Парад при Павле I» (1907, Гос.

Весь последний период его жизни прошел одной сплошной драмой: любимое его дело разваливалось, уничтожалось, ненавистный враг креп и взлелеянные им птенцы, самые лучшие, самые надежные, один за другим перелетали во вражеский стан, попадали в общую темницу, где, пребывая в постоянной галлюцинации перед ложным блеском (там выставляемым как само солнце), гибли от леденящего воздуха брюлловского чванливого творчества, от соприкосновения с мертвечиной гипсового класса. Соблазн остаться за границей был велик, но страх навсегда оторваться от родной почвы, оказавшись «беженцем» без определённых занятий, останавливал художника на протяжении нескольких лет. Она не только позволила ему лучше «разобраться в себе», глубже продумать, систематизировать, выверить собственные позиции в искусстве, но и способствовала более критическому отношению к тому, что делал Мутер, поначалу воспринятый как непререкаемый образец. Изменниками же являются и оба брата Чернецовы, особенно Григорий, автор прекрасной по своей интимной прелести известной по литографии картинки «Утро» (собрание приятелей в небольшой комнатке).

Описание картины Александра Бенуа «Вечер»

Успех Бенуа в «Павильоне Армиды» лишь подтвердил его художественное призвание. В его медалях, разумеется, много скучного и ходульно-аллегорического, но некоторые из его восковых барельефов и вся его «Душенька» полны такой грации и ритма, так тонко задуманы исполнены такой прекрасной античной страстности, с изредка встречающимися мотивами лафонтеновской шаловливости, что эти произведения могут быть причислены к истинно эллинским созданиям нового времени вроде работ Прюдона и некоторых Флаксмена. В творчестве Бенуа-художника решительно преобладала история. Все это в придачу сопровождалось претензиями к художнику, которого ценили за то, что он начинал «объяснять жизнь», «выносить приговор», «учить». С лихорадочной тревогой хватался он то за патриотический сюжет «Олега», то за грациозного «Гиласа», то за бурную «Осаду Коринфа», начинал глубокопатетическую картину «Клеобис и Битон», принимался за сладострастную, блестящую по краскам «Вирсавию», но ко всему сейчас же охладевал. Природа интересовала художника главным образом в ее связи с историей.

Искусство становилось каким-то «руководством для начинающих изучать жизнь». Лучшая из книжных работ художника, безусловно, его шедевр – рисунки к «Медному всаднику» Пушкина. Часто выступал в печати и каждую неделю публиковал свои Художественные письма (1908-16) в газете Речь. «Главарём» этой «шайки» оказался Александр Бенуа – очень интересный и своеобразный художник имеющий талант подмечать настроение персонажей своих картин и проявляющий особую чуткость по отношению к обстановке и времени. В конце 1890 годов кружок молодых единомышленников преобразовался в общество «Мир искусства» и редакцию одноименного журнала.

Природная красота в картинах Момо Чжоу

В сюжетных композициях циклов «Последние прогулки ЛюдовикаXIV» и «Версальская серия», равно как и в пейзажах, для художника важны не люди с их переживаниями и деяниями, а величественная красота искусства и природы. Именно его постановка «Павильона Армиды» стала началом «дягилевских сезонов» в Париже в 1909 году. Русский музей стр.

Бенуа оформил оперу Р. Вагнера «Гибель богов» на сцене Мариинского театра и вслед за тем исполнил эскизы декораций к балету Н. Н. Черепнина «Павильон Армиды» (1903), либретто которого сочинил сам. Их называли декадентами, а она спасали красоту – везде и во всём.

Более зрелую фазу в развитии книжной графики Бенуа отражает его «Азбука в картинах» (1904) – первая книга, в которой художник выступил как единоличный автор, создатель замысла иллюстратор и оформитель. Бенуа оформил оперу Р. Вагнера Гибель богов на сцене Мариинского театра и вслед за тем исполнил эскизы декораций к балету Н. Н. Черепнина Павильон Армиды (1903), либретто которого сочинил сам. Также в картинах есть такая общая черта, как целостность живописи, то есть, картины понятны для восприятия и зритель может легко погрузиться в атмосферу картины (в спокойствие и невозмутимость «Бретонского пейзажа» и в знойный яркий летний полдень «Грота Аполлона»). Автор отметил, что молодые художники смотрят на живопись «не как на средство, а как на искусство, как на нечто такое, что может существовать само собой, своими задачами».

Вместе с другими мастерами «Мира искусства», Бенуа был одним из самых активных деятелей художественного движения, возродившего в России искусство книжной графики. Александр Николаевич Бенуа был девятым (и последним) ребёнком в семье академика архитектуры Николая Леонтьевича Бенуа и музыкантши Камиллы Альбертовны (урожденной Кавос). Пропагандируя старое русское искусство и западноевропейских мастеров живописи, в 1901 году начал издавать журналы «Старые годы» и «Художественные сокровища России»8.

Описание картины Александра Бенуа «Парад при Павле»

Однако далеко не все именитые художники благосклонно отнеслись к «Миру искусства». В этом секрет его таланта, тут пробилась через последнюю кору робости (если и не перед гипсом, то перед таким же мертвецом-натурщиком) его простая и задушевная природа, умиленная при лицезрении родных мест, родной обстановки, родных типов. Это происходит не в силу какой-то особой приверженности его к «западничеству», как может решить иной современный читатель, а просто потому, что в то время еще не свершилось открытие эстетической ценности иконы, которое произойдет в ближайшие годы (не без участия, кстати и ряда мирискусников) и мощно повлияет на все последующие представления об истории и судьбах художественного творчества в России.

«Главным врагом, главной поддержкой чужого, лживого и ненужного» Бенуа считает все же академизм. Их называли декадентами, а она спасали красоту – везде и во всём. Надо не забывать, что Бенуа и его единомышленники мыслили себя «последними могиканами» культуры, которую уничтожал капиталистический мир. В 1904 году вышла в свет «Азбука в картинках» (1904)13, едва ли не единственная его крупная работа для детей. К ним он обращался в первую очередь в своих исторических композициях – в двух версальских сериях (1897, 1905-06), в широко известных картинах Парад при Павле I (1907), Выход Екатерины II в Царскосельском дворце (1907) и др., воспроизводя давно ушедшую жизнь с глубоким знанием и тонким ощущением стиля.

• Картины — Бенуа, Александр Николаевич
• Прогулка короля, Александр Николаевич Бенуа, 1906
• Александр Николаевич Бенуа (1870–1960)
• История гениального художника Александра Бенуа
• Бенуа Александр НиколаевичКартины и биография
• Акварельный мир искусства Александра Бенуа

Несчастным переломом в его жизни является поездка на 33-м году в Италию. Сам Галактионов был художник робкий и аккуратный, но его заслуга и состояла как раз в том, что он был робкий и аккуратный, не мудрствовал лукаво, не «шикарил», а внимательно присматривался к природе, переносил все, что видел, на бумагу и при этом следует заметить, что он видел очень тонко, не упуская ничего характерного. Бенуа был инициатором и вдохновителем этой работы.

В примечании было отмечено, что работа «написана Мутером в сотрудничестве с Александром Бенуа». Она напряженно искала собственные пути в творчестве и постепенно все дальше отходила, стремясь выразить мироощущение уже иного времени, от «заветов отцов» —передвижников и академистов. Он говорил о появлении нового направления в русской живописи, о талантливых молодых художниках-передвижниках – В. Серове, К. Коровине, А. Васнецове, которым «тесно» в рамках тенденциозного передвижнического искусства. Почему же подобный процесс не коснулся русского искусства. Наиболее чуткие, жаждущие света души фатально уходили туда, куда их толкали решительно все и где им обещали преподать сколько их пламенным сердцам было бы угодно самого «высокого» искусства. В 1901 году князь С. М. Волконский, директор Императорских театров, поддавшись уговорам С. П. Дягилева, принял решение подготовить специальную постановку под его руководством одноактного балета Делиба «Сильвия».

Это издание стало вершиной его работы как искусствоведа. В 1907 году А. Н. Бенуа играл важную роль в основании Старинного театра в Петербурге (для которого создал занавес), на следующий год одна из его декораций была использована в парижской постановке «Бориса Годунова». Сюжеты для большинства картин этих циклов навеяны мемуарами Сен-Симона. Правда, тем временем в казарменных каморках уже скромно списывал портретики с товарищей бедняк офицер Федотов, которому выпало на долю впоследствии бросить самый тяжелый камень в этого кумира, но для которого Брюллов тогда был так недосягаемо высок, что о приближении к этому колоссу, а тем паче о борьбе с ним ему, дилетанту-самоучке и в голову не приходило правда, в разных местах России уже жили, росли и развивались те юноши, которые выступили потом одни сознательно, другие (так же, как Федотов) бессознательно самыми опасными врагами всего брюлловского принципа правда, в Италии, в том же Риме, уже жил и страдал великий мученик Иванов, явившийся самой печальной жертвой Академии и навеки тем опозоривший ее.

• БИОГРАФИЯ И КАРТИНЫ АЛЕКСАНДРА БЕНУА
• Статьи и воспоминания Александра Бенуа
• Описание Картин Александра Бенуа
• Пейзаж в творчестве Александра Бенуа
• Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
• Джон Констебл, легкая и лиричная живопись

Однако судьба готовила иное и когда академическая скука достигла высших пределов, когда и молодое поколение художников, вроде Сухих и Басина, сулило на многие годы столь же безысходную тоску, тогда-то как раз оказалось, что «жив курилка»: зачахнувшая Академия выпустила, одного за другим, двух действительно своих птенцов и столь великолепных, что все начинания Венецианова, завоевавшие себе в 20-х годах некоторую общественную симпатию, в один миг были забыты и все наперерыв бросились кадить скончавшейся было старушке, которую теперь вынесли на своих плечах два дюжих и преданных ей силача: полунемец Брюллов и полуитальянец Бруни. А. Н. Чем отличалось творчество передвижников 1890-х годов. Следует заметить, что художественные вкусы и взгляды молодого Бенуа формировались в оппозиции к его семье, придерживавшейся консервативных «академических» воззрений. 1.

Также в картинах есть такая общая черта, как целостность живописи, то есть, картины понятны для восприятия и зритель может легко погрузиться в атмосферу картины (в спокойствие и невозмутимость «Бретонского пейзажа» и в знойный яркий летний полдень «Грота Аполлона»). Большинство из них, пораженное неожиданностью, спивалось, меньшинство же или вовсе ни на что не смотрело и сидело дома, занимаясь, в сплошной тоске по родине, всяким вздором или застревало на первой попавшейся задаче, по совету, благоговейно выслушанному от какого-нибудь римского «Шебуева». Роль этих первых начинателей известных и неизвестных поименно, вероятно, сводилась к тому, чтоб кое-как, в скромной степени, помогать иностранцам (также не очень значительным, преимущественно театральным декораторам, бравшимся за всякую всячину) исполнять заказы по расписыванию стен дворцов, по изготовлению девизов и транспарантов для иллюминаций и триумфальных арок, по производству сотнями царских изображений, а в лучших случаях им удавалось писать портреты с вельмож и богатых купцов, которые к художникам относились не лучше, а скорее в сто раз хуже, нежели к поэтам. Две темы неизменно пользовались его вниманием: «Петербург XVIII – начала XIX в» и «Франция Людовика XIV». Но приведенный выше подробный рассказ – скрытый комментарий к одному из самых интересных произведений Бенуа – к Фантазии на Версальскую тему (1906, ГТГ). Здесь по-старому все внимание было обращено на древний мир, на возрождение его, а следовательно, прежде всего на скульптуру (Канова и Торвальдсен стояли в зените своей славы), живопись же допускалась лишь такая, которая ближе всего походила на раскрашенные барельефы. «И вот, хотя я и не отличался примерным патриотизмом, —вспоминал Бенуа несколько десятилетий спустя, —я все же возмутился за Россию, за русское художество».

• «Охватить предмет как можно шире иизучить как можно глубже»
• «К простейшим ивернейшим изображениям действительности»
• Александр Бенуа вкомиссии Горького
• Эстетические взгляды «Мира искусства»
• Западноевропейская и антикварная живопись

Художник работал над ними в течение всей своей жизни. Именно в «Мире искусства» начинали свою разнообразную деятельность всемирно известные художники: Леон Бакст, Мстислав Добужинский, Евгений Лансере, Игорь Грабарь. Каждый из рисунков к «Азбуке» представляет собой развёрнутую повествовательную сцену, проникнутую мягким юмором иногда жанровую, чаще – сказочную или театральную, всегда неистощимо изобретательную по сюжетным мотивам. В каком учреждении состоялась выставка русских и финских художников.

Также удивительная вещь —парная ей «Весна», где опять-таки слегка академизмом отдает только главная фигура женщины, но где в пейзаже задолго до Саврасова, а в сивке —задолго до П. Соколова выражена вся скромная, тихая прелесть русской весны, милой русской лошаденки. К этим темам он обращался как в своих исторических картинах, так и в пейзажных работах, выполненных с натуры в Петербурге и окрестных дворцах и во Франции, в Версале, где он часто и подолгу бывал (серия "Последние прогулки Людовика XIV", 1897 — 98 "Версальская серия", 1905 — 06). Брюллов, создавший свою «Помпею» согласно назревшему внутри его и еще со школьной скамьи, горячему честолюбию, сделавшись официальным художником, уже ничего равного этой Помпее, все же хоть похожей на жизнь, больше не сделал, больше не мог ничего сделать. Книга «История русской живописи в XIX веке» имела свою собственную интересную предысторию.

• Декоративно-прикладное искусство

Стал одним из организаторов и идеологов художественного объединения «Мир искусства», основал одноимённый журнал. Стоит заметить, что раньше Бенуа и всех мирискуссников часто обвиняли в безудержном космополитизме и антипатриотизме. Он продолжал копировать старых мастеров в Эрмитаже и у Строганова, опять-таки без непременной указки на болонцев, все более и более развивался, освобождаясь от академических приемов, от известной робости и «жидкости» письма и кисть его становилась все свободнее, краски —гуще, тон —вернее и теплее. Когда думаешь о русском искусстве, то совсем не нужно, чтоб приходили на ум великолепное здание на Васильевском острове и все бывшие в нем премудрые заседания, вечная и фатальная их бестолочь, чтоб рисовались воображению схороненный в нем некрополь гипсов, мерцавшие когда-то кинкеты «натурного класса» и треуголки, шпаги и мундиры профессоров и учеников, так часто менявшие свой вид.

Слава Тропинина за последнее время чуть ли не превысила славу Кипренского (разумеется, это еще вовсе не значит, чтоб он был оценен по достоинству), но не по справедливости. Часто произносились упреки Венецианову в приторности —и действительно, некоторые картины его отличаются этим недостатком: он в них отдал дань своему времени, в угоду доброжелателям, указывавшим на пример английских картинок Морленда и уже славившегося тогда Уилки, но непонятно, что та именно вещь, в которой всего больше им сделано таких уступок, «Причащение умирающей», пользовалась во все времена наибольшей симпатией даже у тех, которые с презрением, но, вероятно, не вполне разобравшись в вопросе, толковали об этой его приторности. Бассейн опять похож на Времена года, но на сей раз его центр украшает лишь одна маленькая фигурка.

Его первые самостоятельные работы (1892-1895) представляют собой цикл изображений Павловска, Петергофа, Царского Села, уголков старого Петербурга, а также городов Германии и Швейцарии их старинных кварталов и памятников архитектуры. Именно значение Дягилева в истории «Мира искусства» и всей русской культуры объясняет то внимание, которое автор данного пособия уделяет деятельности Сергея Павловича. То, что было им сказано о «простой и задушевной природе» искусства художника, умевшего вносить сердечное чувство в изображение «родных мест, родной обстановки, родных типов», навсегда останется в сокровищнице искусствоведения России. За этим первым опытом последовали четыре акварели – иллюстрации к «Золотому горшку» Э. Т. А. Там он работал главным образом в театрах: сначала в «Гранд-опера» в Париже с 1924 года с перерывом по 1934 год (знаменитый «Поцелуй феи» И. Стравинского), а в 1930-1950-е годы — в «Ла Скала» в Милане, где постановочной частью заведовал его сын Николай.

Трудно переоценить масштабы этой работы, которая могла быть только коллективной. Расцвет художественно-критической деятельности Бенуа падает на период создания третьей серии его статей – под общим заглавием «Художественные письма», которые еженедельно печатались в газете «Речь» с ноября 1908 по 1917 год. Именно из «Записок» Бенуа узнал о ритуалах прогулок Людовика, о кормлении рыб, о созерцании королем величественных скульптур в парке («Прогулка в кресле», 1897 «У бассейна Цереры», 1897 «Кормление рыб», 1897 «У Курция», 1897— все в Русском музее, Санкт-Петербург). Бенуа оформил оперу Р. Вагнера Гибель богов на сцене Мариинского театра и вслед за тем исполнил эскизы декораций к балету Н. Н. Черепнина Павильон Армиды (1903), либретто которого сочинил сам.

Понятие «художественности» с детства ассоциировалось у Бенуа с понятием «театральности». Одной из важнейших миссий этого движения, возникшего в русле «Мира искусства», был систематический пересмотр всего материала, критических оценок и основных проблем истории русской живописи, архитектуры, пластики и декоративно-прикладного искусства XVIII и XIX столетий. Его первые самостоятельные работы (1892-1895) представляют собой цикл изображений Павловска, Петергофа, Царского Села, уголков старого Петербурга, а также городов Германии и Швейцарии их старинных кварталов и памятников архитектуры. Первые выставки С. П. Дягилева Предлагаемое пособие посвящено группе живописцев – основателей и главных деятелей художественного объединения «Мир искусства», организаторов выставок и издателей журнала под этим же названием.

Он решился даже выломить целую стену в гумне для того только, чтобы иметь возможность лучше написать его внутренность и осветить (это-то больше всего его и интересовало —перещеголять Гран) первый план и наконец в 1824 году действительно светлая и правдивая картина «Гумно» была готова и поднесена государю. Однако, дело в том, что явления искусства мирискуссники (и в том числе сам Александр Николаевич) оценивали не с точки хрения национальной принадлежности, а по законам красоты. Ведь именно ему Бенуа был обязан рядом концептуальных положений своего очерка —подчеркиванием роли эстетического критерия при оценке искусства, резкими высказываниями против тенденциозности, «литературщины», «анекдотизма» в творчестве передвижников, восхвалением художественного артистизма и т. д. С другой стороны, Бенуа воздавал должное передвижникам за то, что они повернули в искусстве от академических штампов к национальной почве и в лучших картинах (как это удалось, например, И. Е. Репину) выразили «народный дух». Бенуа, поколебавшись, дал свое согласие. Сюда попадут несколько его народных и уличных сцен, типов мужиков и продавцов, всяких азиатов, татар, жидов, калмыков, казаков сюда попадут очень живые сцены со страстно любимыми им лошадьми: то породистыми, запряженными в четверку и везущими в карете богатого сановника, то деревенскими сивками, жалостно плетущимися обозом по бесконечным дорогам сюда попадут также быстро набросанные, но очень типичные пылкие генералы, славные поручики, юнкера и майоры иногда изображенные в карикатурах, незлобных, но чрезвычайно метких, вроде того инженерного генерала, который пугает кур или Багратиона с предлинным носом или Брызгалова в невероятных ботфортищах (в Музее Александра III).

Но на этот здоровый в своей основе процесс наложилось стимулированное «направленством» стремление подходить к жизни «с заготовленной идейкой», подстраивать под нее изучение реальности. В 1894 году начал свою карьеру теоретика и историка искусства, написав главу о русских художниках для немецкого сборника «История живописи XIX века». Главным критерием оценки произведений искусства Бенуа считал их художественность. Ротари оставил, кроме подобных портретов, бесчисленное количество минодирующих головок идеальных пастушков, пейзанов всяких стран, часть которых без меры украшает «Кабинет мод и граций» в Большом Петергофском дворце. Когда в Петербурге узнали, что автор «Помпеи» на пути домой, что он уже в Москве, то решено было устроить ему небывалые овации.

Именно в «Мире искусства» начинали свою разнообразную деятельность всемирно известные художники: Леон Бакст, Мстислав Добужинский, Евгений Лансере, Игорь Грабарь. К сожалению, пример Воробьева, чрезвычайно всеми одобренный, оказался заразительным и ему последовали вскоре его ученики: братья Чернецовы, о которых мы говорили уже выше, москвич Рабус (не за границу, но в столь же чуждую страну —в Крым), позднее сын Воробьева Сократ, Фрикке и бесчисленная масса других. Но с этого момента, с первых годов нового века, во вкусах и увлечениях общества, как повсюду, так и у нас, получилась какая-то невозможная сумятица, представляющаяся странным и знаменательным контрастом тем общим, дружным и ровным увлечениям, которые до того времени владели целиком всей образованной Европой, а именно: с одной стороны, все еще царила классическая, тяжелая рутина, не признававшая никаких отступлений от своего канона (крайне ребячески понимаемого), рутина, поддержанная авторитетными стариками, воспитанными на поклонении Буало и Винкельману и той передовой молодежью, которая увлекалась античностью, как запрещенной и тем более прельстительной модой из Парижа с другой стороны, явились какие-то (у нас очень смутные, почти безотчетные) порывы к чему-то более свободному, самостоятельному, к выражению своих чувств —все это и в виде глупой моды и в виде естественного пробуждения самосознания.

В 1911 году выходит, пожалуй, лучшее дореволюционное издание знаменитой повести А. С. Создать вторую «Помпею» стало мечтой горячих и пламенных энтузиастов старые профессора убедились, что им нечего бояться Брюллова, что он не изменил им: хоть и дерзкая вещь была его «Помпея», но все-таки несомненно кровное детище Академии умеренные же юноши также были очень довольны, так как если они и отчаивались дойти до самого маэстро, то все же не теряли надежду попасть хоть в свиту его, выучившись рисовать, как он тому выучился, не боясь эффектничания, как он того не боялся. Гофмана (1899), оставшиеся неизданными и две страничные иллюстрации к книге П. И. Кутепова «Царская и императорская охота на Руси» (1902), созданные в сотрудничестве с Е. Е. Лансере. Гимназистом-семиклассником Бенуа пытался посещать «вольноприходящим учеником» Академию Художеств, но очень скоро, отвращенный регулярной и безнадёжно отсталой системой преподавания, сбежал оттуда «на волю». Тем же темам, в сущности, были посвящены и его многочисленные натурные пейзажи, которые он обычно исполнял то в Петербурге и его пригородах, то в Версале (Бенуа регулярно ездил во Францию и подолгу жил там). «Главарём» этой «шайки» оказался Александр Бенуа – очень интересный и своеобразный художник имеющий талант подмечать настроение персонажей своих картин и проявляющий особую чуткость по отношению к обстановке и времени. Много работал в книжной графике. В конце 1896 года вместе с друзьями впервые приехал во Францию, где написал «Версальские серии»— картины изображали парки и прогулки «короля-солнце» Людовика XIV.

Я задалась вопросом: Кто же напутствовал этим художникам. Позже они работали вместе с сыном Николаем и дочерью Еленой. Главная картина Александра Алексеева изображавшая с интереснейшими подробностями и, как кажется, очень трогательно мастерскую Венецианова, также пропала бесследно, но если она равнялась по достоинству премилой картине другого (крайне неплодовитого) венециановца, Зеленцова, —«Мастерской Басина», то об этой потере нельзя достаточно пожалеть.

Но для Бенуа натурные штудии являлись лишь начальным этапом творчества. Впоследствии, уже стариком, он много сделал смешного, нехорошо вникнув в чуждый ему романтизм и все же без меры увлекаясь им, но в те самые годы, когда создавалась «Душенька» исполнены им и те совсем венециановские, по своей интимной прелести, виды комнат его квартиры, где за столом сидят он и его домашние, где в бесконечной зале отдыхает на диване друг дома или где у скромного окошечка, вероятно, под чердаком, занимается шитьем девица. Например, картина Валентина Александровича Серова «Девочка с персиками» 1887 года, также показанная на выставке русских и финских художников, с ее светлым, ярким колоритом и беззаботным обликом девочки вызвала резкие высказывания со стороны маститых передвижников. Затем он переехал в Италию, где на протяжении многих лет (с 1937 по 1970 годы) был директором постановочной части в Миланской Ла Скала.

От Петра ускользнуло то, что в данное время являлось в Европе истинным, живым искусством. Руководителем его явился самый академический из академических профессоров, перещеголявший «обдуманностью» Шебуева и засушенностью Егорова, а именно —убежденный и строгий схоласт Андрей Иванов, отец несчастного творца «Явления Спасителя» и учитель так полюбил своего ученика, что задался целью сделать из Брюллова то, к чему он сам стремился всю жизнь, но что исполнить помешали ему, бедняку, всякие скучные заказы. Почерпнул ли Щедрин что-либо от этого ловкого итальянца —мы не знаем, так как не имеем работ первого периода его деятельности, но скорее можно сказать, что нет, если судить по тому, что им было сделано при Павле (многочисленные виды загородных дворцов и «английских» парков), в которых видно только кое-какое ремесленное умение, слабое подражание иностранным пейзажам и лишь изредка робкое доискивание сентиментального настроения. Автором статьи был 24-летний Сергей Павлович Дягилев. Видимо, «иностранцу» прощалось то, что позже ставили в вину русскому автору. Много работал в книжной графике. В отечественной историографии существует мнение, что «Александр Бенуа, подобно Блоку, Белому и Брюсову, поддержал Октябрьскую революцию и с обычным своим усердием работал в качестве хранителя произведений изобразительного искусства в своем родном Петербурге». Это был художник, для которого краски значили все.

В 1896—1898 и 1905—1907 годах работал во Франции8. Они организовали кружок любителей искусства.

Действительно, для Бенуа все связанное со сферой искусства было не только профессией, доставляющей средства к жизни, не только занятием, приносящим удовольствие и радость, но и чем-то гораздо большим, связанным с вдохновением, горением, с тем, что называют «искрой божьей» и что требует от человека для своего воплощения полной самоотдачи. На смену прежним благодушным и вялым профессорам, вроде Акимова и Угрюмова, позволявшим своим ученикам делать, в сущности, все, что им было угодно, доведшим подведомственное им заведение до крайних, но в известном смысле благотворных для истинного искусства пределов распущенности, явились теперь Шебуев, Егоров и Андрей Иванов из которых оба первые, побывав за границей, третий же понаслышке, крепко уверовали в суровое классическое учение Давида, достигшее в их молодости высшей точки своего энтузиазма и, уверовав в него, признали всю академическую систему за лучшую и единственную, так как действительно она лишь была в состоянии душить, сковывать в людях, с младенческих еще лет, все их «беспорядочные» порывы, всякое самостоятельное движение души. Они в высшей степени интересны и занятны, но для любования ими совсем не нужно непременно становиться на такую историческую точку зрения они действуют прямо и просто, сами по себе, всем своим высокоаристократическим изяществом, великолепием живописи, красочной прелестью (какой аккорд, например, розового с белым платья и серого кафтана travesti в вышеупомянутом портрете. ), а та нотка исторической пикантности, не так уж невольно вложенная Левицким в эти вещи, как теми наивными ремесленниками-художниками, лишь обостряет очарование, очень тонко проглядывая в лукавых и простодушных улыбочках, в остроумном пользовании костюмом, в ужимках, позах, поворотах. Особенно резкие замечания Бенуа вызвало написанное Мутером вступление к главе о русской живописи, которое Бенуа расценил как безвкусное, сентиментально-слащавое, прибавленное лишь «для красоты и для местного колорита», но совершенно не идущее к делу. «Ныне я себя чувствую более усталым, разбитым и удрученным, нежели за все эти годы. Лишь одно «новое» было в этой картине и это новое со временем развилось и стало страшным оружием в руках Брюллова, а следовательно и Академии: была в этой картине какая-то не то чтобы прелесть, но все же порядочность колорита, какой-то намек на красочную сочность, заимствованную у Кипренского и этот-то колорит, развившись впоследствии до театральной эффектности «Помпеи», увлек более, чем что-либо, русскую публику, ничего до того не видавшую, кроме недоступных для ее понимания, слишком утонченно-прекрасных Левицких, Кипренских и Венециановых или же тоскливых егоровских и шебуевских «заслонок».

Природа интересовала художника главным образом в ее связи с историей. В творчестве Бенуа-художника решительно преобладала история. Театр был в течение всей жизни Бенуа самым сильным его увлечением. В период с 1896 по 1898 год Александр Бенуа жил и работал во Франции. В 1897 году приобрёл известность серией акварелей «Последние прогулки Людовика XIV», написанные под впечатлением от пребывания в Париже и Версале. Глашатаем принципов, объединивших достаточно разнородные художественные силы в широкое культурное движение «Мира искусства», стал А. Н. Бенуа. Но более известны эскизы театральных декораций для «Русских сезонов» Дягилева, доказывающих несомненный талант художника в воссоздании духа разных эпох и национальных культур (балет И. Стравинского «Петрушка», опера Р. Вагнера «Гибель богов»).

С. П. Дягилев учился вместе с Бенуа на юридическом факультете. В сюжетных композициях циклов «Последние прогулки ЛюдовикаXIV» и «Версальская серия», равно как и в пейзажах, для художника важны не люди с их переживаниями и деяниями, а величественная красота искусства и природы. Разглядывание книги вызывает множество ассоциаций и при выполнении традиционного задания для детей «рассказ по картинке» фантазия маленьких читателей и их родителей или наставников может быть просто безграничной.

«Авось, что там не будет этих русских. » – записал А. Бенуа в своём дневнике перед очередной заграничной поездкой. Однако происходящее в стране очень расстраивало художника. Бенуа был инициатором и вдохновителем этой работы. И вот почему Врубель у нас оказался рядом с Бакстом, а Сомов рядом с Малявиным.

Мальчишка-художник, неуклюже усевшийся на табурет, в узкой курточке и со смешной дьячковской косичкой, со вниманием всматривается в свою модель —очень милую девчонку в курьезно длинном платье, прислушивающуюся к увещаниям доброй мамаши смирно сидеть, —общий тон, несколько темный (опять-таки не без иконописной черноты) и все настроение картины свидетельствует о строгом, любовном и внимательном изучении действительности. Его первые самостоятельные работы (1892-1895) представляют собой цикл изображений Павловска, Петергофа, Царского Села, уголков старого Петербурга, а также городов Германии и Швейцарии их старинных кварталов и памятников архитектуры. Отъезд как и ранее состоялся для постановки спектакля в «Гранд-опера» и участия в выставках, но оттуда в Россию он не вернулся. Гимназистом-семиклассником Бенуа пытался посещать «вольноприходящим учеником» Академию Художеств, но очень скоро, отвращенный регулярной и безнадёжно отсталой системой преподавания, сбежал оттуда «на волю».

«Среди молодых художников, – писал Н. И. Кравченко, – теперь очень мало таких, которые гонялись бы за кричащим сюжетом //». Увлечение балетом оказалось настолько сильным, что по инициативе Бенуа и при его непосредственном участии была организована частная балетная труппа, начавшая в 1909 г. триумфальные выступления в Париже — «Русские сезоны». Здесь Бенуа старался показать уют работы и тёплую обстановку. Основные особенности версальских акварелей Бенуа идут от образцов архитектурно-пейзажной гравюры: их четкая, почти чертежная планировка, ясная пространственность, преобладание простых, всегда уравновешенных горизонталей и вертикалей, величие и холодноватая строгость композиционных ритмов, наконец, подчеркнутое противопоставление грандиозных статуй и скульптурных групп Версаля – маленьким, почти стаффажным фигуркам короля и придворных, разыгрывающим несложные жанрово-исторические сценки.

Будучи отпущен на волю, он пяти лет был определен в Академию художеств, не случайно (как то бывало в большинстве случаев), а потому, что успел проявить кое-какие задатки к рисованию. «Дягилев вечен, Дягилев чудо», – сказал о Сергее Павловиче его ученик известный танцовщик и хореограф Сергей Лифарь. Художник трудился над ней около года, но создаётся впечатление, что все иллюстрации сделаны «за один присест» и что процесс рисования сопровождался играми и разговорами с маленьким сыном Колей, впоследствии известным театральным художником.

В 1894 году начал свою карьеру теоретика и историка искусства, написав главу о русских художниках для немецкого сборника «История живописи XIX века». Особенности пейзажной живописи Александра Бенуа – это чуткость к натуре, максимальная передача атмосферы и настроения работы, конкретность, очень выразительные и яркие образы, которые надолго запоминаются, техника написания каждой картины отличается и тем самым достигается максимальная выразительность образов, действий и атмосферы, в которую погружают нас работы этого прекрасного живописца. Тем же темам, в сущности, были посвящены и его многочисленные натурные пейзажи, которые он обычно исполнял то в Петербурге и его пригородах, то в Версале (Бенуа регулярно ездил во Францию и подолгу жил там). Его перу принадлежат «История живописи всех времен и народов», «Русская живопись в XIX веке». Лучшими творческими достижениями мастер обязан книжному искусству и театру.

Театр был в течение всей жизни Бенуа самым сильным его увлечением. Но, как ни странно сказать, несмотря на то что фигуры занимают значительную часть во всех его картинах, несмотря на то что часто они —или кукольны или слащаво условны (это уже в угоду времени), общее впечатление от его произведений остается вполне жизненным, от них необычайно веет теплотой и настроением. Критерий художественного качества объявлялся важнейшим в оценке произведений. Вещь эта фальшива не только по фигурке вполне здоровой «умирающей» и по некоторым довольно-таки «пейзанистым» типам мужиков, но более всего по слишком приятному общему тону, по какой-то вкусненькой, совершенно неподходящей пестроте и больно тщательному письму.

По воспоминаниям Бенуа, знакомство с книгой произвело на него «впечатление какого-то откровения». Что вы знаете о русских художниках, которые были представлены на выставке 1898 года. Может быть, он называл себя так так как серьёзно начал писать маслом как «настоящие» художники только когда ему уже исполнилось 35 лет. Умер Александр Бенуа в Париже в 1960 году, немного не дожив до 90-летнего юбилея.

Однако в СССР нельзя было жить вне политики. Какая умная, тонкая, поэтичная это вещь, полная живописной прелести, как удивительно смела по рисунку (по совершенно «Вермеровской» перспективе) и как характерна. В начале XX века не заметить различий между «старым» и «новым» было попросту невозможно. Антропов. По технике исполнения «Грот Аполлона» и «Бретонский пейзаж» очень похожи: и в одной и в другой картине хорошо читаются плоскости, переходы от света к тени выполнены плотными, хорошо прилежащими друг к другу мазками, но при этом нет переполнения элементами, лишними мазками, ненужными предметами, что подчёркивает то, что в обоих картинах присутствует чувство меры, которое присуще и художнику, создавшему эти шедевры.

История «Мира искусства» началась с устроенной Сергеем Дягилевым выставки русских и финляндских художников в январе 1898 года в помещении училища барона Штиглица в Петербурге. Брюллов создал целую религию. Позднее, уже зрелым мастером, Бенуа исполнил серии пейзажей Версаля, к которому много раз возвращался (1896, 1897, 1898, 1905, 1906, 1907, 1914), Петергофа (1900), Ораниенбаума (1901), Павловска (1902), Рима (1903), Венеции (1912). К ним он обращался в первую очередь в своих исторических композициях – в двух версальских сериях (1897, 1905-06), в широко известных картинах Парад при Павле I (1907), Выход Екатерины II в Царскосельском дворце (1907) и др., воспроизводя давно ушедшую жизнь с глубоким знанием и тонким ощущением стиля. В картине «Грот Аполлона» как раз хорошо выражена эта особенность живописи Бенуа: На картине я увидела летний яркий день и небольшой грот, который, вместе с зеленью деревьев, окружающих его, освещает яркое, ослепительное солнце. Постепенное смыкание академистов и передвижников отразилось на выставках: в отзывах на них стали сообщать, что публика нередко «перекочевывает» с академической выставки на передвижную или наоборот, не замечая какой-либо особой разницы между ними. Одной из важнейших миссий этого движения, возникшего в русле «Мира искусства», был систематический пересмотр всего материала, критических оценок и основных проблем истории русской живописи, архитектуры, пластики и декоративно-прикладного искусства XVIII и XIX столетий.

Свою «Историю русской живописи в XIX веке» Бенуа начинает с положений, принципиально важных для понимания его концепции развития искусства в России. Однако, дело в том, что явления искусства мирискуссники (и в том числе сам Александр Николаевич) оценивали не с точки хрения национальной принадлежности, а по законам красоты. Он не был ни художником, ни артистом. В отличие от короля и его свиты, напоминающих легкие тени прошлого, бронзовые ребятишки кажутся энергичными и живыми. Вдали, на скамье играет на флейтах пара, символизируя семейное согласие, а от дамы в голубом (цвет ее платья правильнее было бы назвать призрачно-синим) уходит, ковыряя тросточкой песок, сумрачный господин с неуверенным и печальным лицом, очень похожий на самого художника.

Марка и варшавские дворцы но эта самая сочность, горячность красок их полное вкуса сопоставление и «жирная» техника сообщают этой картинке такое живописное очарование, что не приходится сожалеть об отсутствии в ней чего-либо более правдивого. Дягилевым Александр Бенуа организовал объединение «Мир искусства», выпускавшее одноименное издание. Бенуа, занявший в труппе пост директора по художественной части исполнил оформление к нескольким спектаклям. Впрочем, о русском искусстве петровского времени невозможно ничего сказать, кроме таких общих соображений, так как те сведения, которые имеются у нас о первых русских художниках, до крайности бессодержательны и сбивчивы, достоверных же произведений их почти что нет. Несмотря на портретность (ему позировала рано умершая художница Елизавета Михайловна Мартынова), название картины обобщает и ситуацию и образ. Шаляпина и З. Е. Однако и его, при всем его апломбе, все же как-то покачнуло от космополитической сутолоки, он тоже как-то ошалел при виде той настоящей Италии, о которой не думал и не гадал и хотя стал сходиться с другими иностранцами, но это ничего нового ему, в сущности, не могло дать, ничего не могло выяснить, так как и все другие пенсионеры, разные «prix de Rome», съехавшиеся отовсюду в Рим, были солдатами того же войска, той же дисциплины, как и он сам, такие же калеки, не сознававшие своей искалеченности.

Две темы неизменно пользовались его вниманием: «Петербург XVIII – начала XIX в» и «Франция Людовика XIV». В этой связи автор прежде всего обрушивается на Академию художеств, «всемогущее учреждение», которое «взяло на себя вершение судеб русского искусства на основании самых правильных и патентованных данных, заимствованных из таких же учреждений на Западе». В течение ряда поколений искусство являлось наследственной профессией в его семье. Его отставание от уровня литературы и музыки представляется Бенуа очевидным. Александр Николаевич Бенуа был девятым (и последним) ребёнком в семье академика архитектуры Николая Леонтьевича Бенуа и музыкантши Камиллы Альбертовны (урожденной Кавос).

Здесь Бенуа старался показать уют работы и тёплую обстановку. Его «Хозяйка сводит счеты» —не только по сюжету и по общему расположению (по сюжету и расположению она недалека и от симпатичного, но уж больно сухого Дроллинга), но и по своей дивной живописи, по прелести отношений, по одному уже бесподобному клочку серенького летнего дня, тускло сквозящего в окошко, —подходит и весьма близко, к чудеснейшему из голландцев, к Питеру де Хоху. Не исключено, что А. Н. В конце 1890 годов кружок молодых единомышленников преобразовался в общество «Мир искусства» и редакцию одноименного журнала. Ведь Бенуа сам иногда считал себя «недоживописцем», но всегда – апостолом красоты, культуртрегером, в своих статьях и книгах неустанно разъяснявшим «что такое хорошо и что такое плохо» в искусстве и культуре. Значительную часть перечисленных серий составляют работы с натуры. Решение стать художником созрело у Александра очень рано. В течение ряда поколений искусство являлось наследственной профессией в его семье. В противоположность В. В. Стасову другие критики, как, например, Сергей Глаголь, восхищались новизной произведений, молодостью и мастерством экспонентов и с восторгом отмечали, что выставка «собрала яркие образчики всего наиболее свежего и молодого в русском современном искусстве».

Назовите имена финских художников, представленных на выставке 1898 года. Он вошел затем в моду среди варшавской аристократии, но почему-то бросил Польшу и переселился (в 1802 году) в Петербург. Как отнеслись критики на эту выставку.

И случилось так, что несколько усталое, книжное изящество мирискуссников, осложненное множественными художественными и историческими аллюзиями, пришлось по вкусу публике того времени, которая находилась тогда в социальной истерии второй половины девятнадцатого столетия истосковавшейся по «красивому изображению», которое не рвет сердце гневом и печалью, а вносит в душу тихую умиротворённость. Была известным живописцем и две ее картины приобрело Французское правительство. Мая, Александр познакомился и подружился с людьми, которые, став старше, составили костяк общества «Мир искусства»: К. Сомовым, В. Нувелем, Д. Философовым (двоюродным братом С. П. Дягилева), Л. Бакстом. Не менее плодотворно работал он и как историк искусства: издал в двух выпусках (1901, 1902) получившую широкую известность книгу Русская живопись в XIX веке, существенно переработав для нее свой ранний очерк начал выпускать серийные издания Русская школа живописи и История живописи всех времен и народов (1910-17 издание прервалось с началом революции) и журнал Художественные сокровища России создал прекрасный Путеводитель по картинной галерее Эрмитажа (1911). Когда настала пора получать первую золотую медаль, он даже оробел перед испытанием и направил все усилия не на то, конечно, чтобы получить медаль, —в этом он был уверен, —но чтобы теперь же создать вещь совсем умную, совсем «прекрасную» и ему удалось достигнуть намеченной цели.

Итак, мастерство могло быть —и было. Лучшие силы и не шли к нему их тянуло к успеху их притягивали лавры, расточаемые «высоким искусством», говорить же о том, что нет никакого высокого и низкого искусства, а есть одно единое искусство и что во всяком случае не академическое и не брюлловское искусство должно считаться высоким, —никому в то время в голову не приходило и не могло, при общем равнодушии, прийти. Бенуа стал первым художником среди историков русского искусства, а потому и первым историком, который смотрел на него не «со стороны», а как непосредственный участник живого, продолжающегося, творимого на глазах процесса развития художественной культуры. Были ли Чернецовы учениками Венецианова, достоверно, кажется, неизвестно, но что они, в молодых годах, прямо по своему участию в изданиях Общества поощрения художников, в которых сотрудничал так деятельно и Венецианов, могли быть с ним в общении и находиться под его влиянием, лучше всего доказывают их первые перспективы всяких дворцовых зал и комнат исполненных тихо и добросовестно, с любовью и большой тонкостью в рисунке и «отношениях».

Он сразу же был вовлечен во множество театральных проектов. Все завещание Венецианова у него свелось к какому-то действительно «фотографированию» безразлично чего, без внутренней теплоты, зря, с совершенно излишними подробностями, с грубым битьем на иллюзию, на «выпирание». В этом была и сила и слабость Бенуа-исследователя. Я задалась вопросом: Кто же напутствовал этим художникам. История академизма от его истоков до расцвета в творчестве К. П. Брюллова и Ф. А. Бруни, а затем деятельность их эпигонов и далее —вплоть до «последних академиков» Г. И. Семирадского и К. Е. Маковского рассматривается автором книги как господство далекого от народных идеалов, велеречивого, нарядного, но внутренне пустого искусства, параллели которому в художестве стран Западной Европы не раз упоминает Бенуа. Хоть Карл подчас и зачерчивал в альбом кое-какие сценки уличной жизни, быть может, под слабым влиянием начинавшего тогда Венецианова, но эти сценки в «низком роде» не должны были пугать неумолимого и влюбленного в гипсы учителя: в этих русских мужиках и бабах русского, мужицкого ровно ничего не было и они, несомненно, уже предвещали более благородных «пиффераро» и «чучарок». Он считал, что «неверных, ложных фактов там масса.

По ним хорошо видно, что работа над главой об искусстве России действительно оказалась для молодого автора, как он сам признавал, «превосходной школой». От Крендовского имеется в музее Цветкова интересная вещь 1837 года —«Сборы на охоту», где с величайшим усердием, несколько сухо и уж больно безразлично нарисованы и выписаны люди, собаки, комната, бездна оружия, всевозможные другие детали. Вдохновитель и организатор объединения «Мир искусства», куда в разные годы входили К. Сомов, Л. Бакст, Е. Лансере. К своим персонажам (Людовику и придворным) Бенуа относится с долей иронии.

Обоих пенсионеров Петра постигла грустная участь: Матвеев умер, не дожив до сорокалетнего возраста, Никитин в лучшую пору своей жизни был (при Анне) засажен в тюрьму, впоследствии бит кнутом и сослан. Этим же темам художник уделял много внимания в своих театральных и книжных работах. Вместе с другими мастерами «Мира искусства», Бенуа был одним из самых активных деятелей художественного движения, возродившего в России искусство книжной графики. «СД» энергично призывал художественную молодежь России отбросить рутину, принять активное и притом постоянное, участие в культурной жизни Европы и в этом деле «идти напролом». Там он работал главным образом в театрах: сначала в «Гранд-опера» в Париже с 1924 года с перерывом по 1934 год (знаменитый «Поцелуй феи» И. Стравинского), а в 1930-1950-е годы — в «Ла Скала» в Милане, где постановочной частью заведовал его сын Николай.

Но даже с большевиками А. Н. Бенуа предполагает, что позже, на расстоянии, можно будет обрисовать пока не заметные современникам общие черты эпохи, но одно ему представляется несомненным —и академизм и «общественное направленство» в целом исторически уже изжиты, свершается какой-то переходный процесс в искусстве. Русско-финляндская выставка имела большой успех. Только что набив себе руку на гигантской и удачной (хотя подслащенной) копии с «Афинской школы» Рафаэля, он легко справлялся с колоссальной задачей. В своей первой книге История русской живописи в XIX веке (1900 — 1902) и в статьях начала 1900-х гг.

Художник работал над ними в течение всей своей жизни. Александр Бенуа в своих работах старался избегать вычурности, дикости, всего болезненного и нарочитого, но в то же время проводил в жизнь принципы спокойной целесообразности – иначе говоря, принципы «вечной» красоты. Это решение было связано, главным образом, с финансовыми и семейными обстоятельствами. Национальная и индивидуальная безликость, условность общеевропейских штампов академизма —опасность, которая побуждает Бенуа к полемическим преувеличениям и он сравнивает деятельность Академии то с «художественной казармой», «удушливым департаментом», то с насосом, который принялся «накачивать бедное русское искусство всякой схоластикой, уже окончательно отчуждавшей его от общества».

Ведь Бенуа сам иногда считал себя «недоживописцем», но всегда – апостолом красоты, культуртрегером, в своих статьях и книгах неустанно разъяснявшим «что такое хорошо и что такое плохо» в искусстве и культуре. Бенуа оформил оперу Р. Вагнера Гибель богов на сцене Мариинского театра и вслед за тем исполнил эскизы декораций к балету Н. Н. Черепнина Павильон Армиды (1903), либретто которого сочинил сам. В этих сериях нет историко-жанровых сцен, нет изображений людей и вот таким образом нет оттенка лирической иронии, которой отмечены «Последние прогулки Людовика XIV». Детство будущего художника прошло в Петербурге. По технике исполнения «Грот Аполлона» и «Бретонский пейзаж» очень похожи: и в одной и в другой картине хорошо читаются плоскости, переходы от света к тени выполнены плотными, хорошо прилежащими друг к другу мазками, но при этом нет переполнения элементами, лишними мазками, ненужными предметами, что подчёркивает то, что в обоих картинах присутствует чувство меры, которое присуще и художнику, создавшему эти шедевры.

Девяти лет он из отцовской «академии» поступил в казенную и там сразу поразил своих учителей необычайной подготовкой. Художник продолжал работать, оформлял декорации во многих театрах, писал книги и картины. С. П. Дягилев в свое время верно подчеркивал, что она создавалась в расчете не на узкий круг знатоков искусства, а «для многотысячных читателей». 401), «Выход императрицы Екатерины II в Царскосельском дворце» (1909, Гос.

Три картины с этой выставки были приобретены П. М. Третьяковым. С бесподобным в XIX веке мастерством приведены вообще все краски в этой картине в соответствие между собою, начиная с этого колорита неба и листвы, продолжая желтоватым тоном лица, красным —мундира, белым —лосин (по которым удивительно кстати свешивается серебряный шнур портупей), кончая загрязненными перчатками и пестрыми перьями на шап. Рисунок Арлекин и смерть, посвященный памяти Сапунова, декоративная картина Волшебство (1898 – 1902, ГРМ) также проникнуты ароматами фиалок и тления. Он резко критикует и односторонние доктрины реализма, вытекающие, на его взгляд, не «из личной склонности художника» (как это было, по Бенуа, у А. Г. Венецианова), а под воздействием диктата общественного мнения. Само обращение к пейзажу у Бенуа было продиктовано интересом к истории. В этих работах можно заметить некоторое изменение самого принципа исторического мышления художника.

М. Н. Воробьев, почему-то более всего прославившийся своими видами Палестины и всякой заморской «живописности», ничего ровно не выражающими и очень неважно исполненными, в первую половину своей деятельности, до 1820-х годов, также преимущественно был занят Петербургом, но он уже не инстинктивно, как его учитель Алексеев и товарищ Галактионов, а прямо намеренно задавался известными поэтичными темами, в которых сказывалась его мягкая, восприимчивая к музыке душа и, быть может, влияние нарождавшегося тогда романтизма, от которого все вдруг как-то ожило, приобрело смысл и значение. Позднее, уже зрелым мастером, Бенуа исполнил серии пейзажей Версаля, к которому много раз возвращался (1896, 1897, 1898, 1905, 1906, 1907, 1914), Петергофа (1900), Ораниенбаума (1901), Павловска (1902), Рима (1903), Венеции (1912). Ученикам, вышедшим во всякое другое время из-под такой черствой и жесткой ферулы, представлялось бы, сообразно их дарованиям, два пути: или продолжать безнадежно тупое дело своих учителей или, благодаря Божьему дару (имевшемуся и у Брюллова и у Бруни), постепенно разорвать эти оковы и вырваться на простор и свободу. Оба выпуска книги публиковались еще как приложение (4-й том) к трехтомному изданию на русском языке сочинения Мутера, но в 1902 году вышло также и ее отдельное издание.

Зарянко представляется типом тех исказителей, которые встречаются во всех вероучениях. Недаром его лучшие создания принадлежат искусству книги и живописи театра. Одной лишь ролью «памятника», однако, значение книги А. Н. Бенуа не исчерпывается. Две темы неизменно пользовались его вниманием: «Петербург XVIII — начала XIX в. » и «Франция Людовика XIV». И если они подтачивали «направленство» изнутри передвижничества, будучи внутренне чуждыми ему, то, с другой стороны, «умерла» и старая академия: с ее реформой, с приходом в ее стены передвижников в качестве преподавателей на месте прежней академии «выросла другая».

Трудно переоценить масштабы этой работы, которая могла быть только коллективной. Подобных открытий мирискусниками совершалось немало в самых разнообразных сферах художественной культуры. Большевики, едва захватив власть, объявили «войну дворцам» и радетель отечественного искусства деятельно занялся проблемами реорганизации дворцовых комплексов, а также сохранения этих памятников отечественной культуры от вандализма и разграбления.

Никто не постарался его вылечить, так как никому не было дела до его страстного искусства: в нем видели только очень хорошего портретиста, который в Италии мог усовершенствоваться благодаря драгоценному влиянию «единственной» во всем мире художественной среды. Ознакомившись с приложенным к первому выпуску «Истории» Мутера проспектом всего труда, Бенуа с удивлением обнаружил, что в нем будет рассказано и о польской и о скандинавской живописи, но главы о русском искусстве попросту нет. Бенуа14. Значительную часть перечисленных серий составляют работы с натуры.

Брюллов был в исключительных условиях: он получил порядочное домашнее образование, знал кое-что по книгам (и действительно знал), а главное, владел языками. картинная галерея Армении, Ереван), «Петербургская улица при Петре I» (1910, частное собрание в Москве) и «Петр I на прогулке в Летнем саду» (1910, Гос. Он начал с рисунков к «Пиковой даме» (1898) и потом дважды возвращался к иллюстрированию этой повести (в 1905 и 1910 годах). Он взял на себя обязанности не только найти художественные силы, но и направить их при этом, согласно своей прирожденной наклонности к параду и дисциплине, он неминуемо должен был еще более затянуть мундиры «казенных» художников, еще более покрыть эти мундиры золотом и почетом, но, разумеется, не мог внушить им что-либо иное, нежели то, чему они были обучены в своем «государственном питомнике». Вопросы к Вступлению: Первые выставки С. П. Дягилева.

Именно по той же причине, по которой с таким усердием выписывались иностранные портретисты (что и повело к расцвету собственной школы портретистов), выписывались с не меньшим усердием иностранные «портретисты местностей» —перспективисты и видописцы, под влиянием которых и среди доморощенного малерства стали проявляться вскоре первые проблески пейзажной живописи, но относящиеся сюда произведения сперва представляют собою не что иное, как просто архитектурные и топографические съемки, а затем только они, по мере того как иностранные наставления глубже прививались, приобретают все большее техническое совершенство и все более художественный характер. С 1901 — 1903 г. г. Пропагандируя старое русское искусство и западноевропейских мастеров живописи, в 1901 году начал издавать журналы «Старые годы» и «Художественные сокровища России»8. Выше уже упоминалось о значении таких «открытий», как русская портретная живопись XVIII века и архитектура старого Петербурга. Сергия Радонежского в цикле посвященных ему картин Нестерова.

Бенуа оформил оперу Р. Вагнера Гибель богов на сцене Мариинского театра и вслед за тем исполнил эскизы декораций к балету Н. Н. Черепнина Павильон Армиды (1903), либретто которого сочинил сам. Пора расцвета этого сообщества продолжалась и в 1902 году, каждая новая выставка «Мира искусства» становилась событием, как некогда первые выступления передвижников и все большим признанием стали пользоваться принципы, которые сблизили на этих выставках десятки самых разных художников —поиск красоты как вечная проблема искусства, отвращение к рутине, стремление к высокой художественной культуре. Отмечая «непропорциональность архитектурных частей» книги, противоречивость позиции Бенуа, отрицающего программность в искусстве, но, по сути, выдвигающего свои программные установки его оценки, не соглашаясь и с рядом важных для Бенуа суждений об искусстве, Дягилев, однако, верно отметил главное: вышел в свет «новый и свежий труд», присмотревшись к которому поближе приходишь к убеждению, что заслуга работы автора —«чрезвычайна». В 1910 году вышло в свет обширное исследование Бенуа «Царское Село в царствование императрицы Елизаветы Петровны» – обстоятельно документированный труд, посвященный истории быта и художественной жизни России в первой половине XVIII века.

Часто выступал в печати и каждую неделю публиковал свои Художественные письма (1908-16) в газете Речь. Изредка к нему заезжал какой-нибудь русский турист —и тогда для Щедрина начиналась пытка, так как патриотический барин считал долгом поддержать русского художника и заказывал ему «окончить» один из таких горячих, страстных и непосредственных этюдов с натуры. Экспозиция выставки стала прообразом будущих выставок журнала «Мир искусства» именно здесь наметилась их структура и состав участников. Надо не забывать, что Бенуа и его единомышленники мыслили себя «последними могиканами» культуры, которую уничтожал капиталистический мир.

Бенуа старается передать характер каждого героя, персонажа картины, своё отношение к нему. В прессе, живо откликавшейся на все явления художественной жизни, началась дискуссия. Другая линия вредного вмешательства в искусство связывается в книге с направлением, которое он называет «реально-обличительным». Александр Николаевич Бенуа был девятым (и последним) ребёнком в семье академика архитектуры Николая Леонтьевича Бенуа и музыкантши Камиллы Альбертовны (урожденной Кавос). И влюбился он не во что-либо скрытое в этой красоте, не в тайное, «настроительное», а прямо во всю ее внешность: в нежные линии скал, в ритмичный плеск зеленого моря, в серебристое журчание каскадов, а главное —в солнце, божественное солнце, которое торжественно царит над всем и во всем, прихотливо играет в зелени, по дороге и на старых, облупившихся стенах домов. Одновременно с этими крупными работами Бенуа опубликовал в журнале «Мир искусства» (1899-1904) и ежемесячном сборнике «Художественные сокровища России» (1901-1903), а позднее в журнале «Старые годы» (1907-1913) и некоторых других изданиях множество статей и заметок по отдельным вопросам истории русского и западноевропейского искусства.

Его имя неотделимо не только от «Мира искусства», но и от истории всей русской культуры конца XIX – первой четверти XX века. И до него были в России художники, которые писали картины с народным содержанием. Они бы не поверили: Ватто для них ничего не означал.

Петр охотнее всего прожил бы весь век в своих убогих домишках (только чтоб не оставаться в пугавших его старинных покоях) и если к концу жизни и заметно в нем большее стремление к роскоши и блеску, то это не в силу внутренней потребности изящного, но из политических соображений, таких же, которые руководили им, когда он в торжественных случаях надевал, против желания, роскошные кафтаны и новые дорогие парики. Недаром его лучшие создания принадлежат искусству книги и живописи театра. Ее начало относится к 1893 году, когда А. Н. Бенуа был 23-летним студентом юридического факультета Петербургского университета, начинающим художником и главой дружеского кружка молодых любителей искусства, музыки, театра (через пять лет этот кружок стал ядром редакции журнала «Мир искусства» —издания, сыгравшего исключительно важную роль в развитии русской художественной культуры конца XIX —начала XX века). Книга богато иллюстрирована. В портретах Щукина сказалась несомненная наклонность к «фламандскому» как в рыхлой манере писать, так и в горячих, «вкусных», как бы подпеченных красках.

скорее предвещали своими «жанровыми» ужимками, почти анекдотическим заигрыванием последующее блуждание москвичей (с Перовым и Вл. Его манера держать себя, его снисходительный и великолепный тон, «гениальные» причуды —все свидетельствовало о сознании им своей огромной силы. Наконец, таковы все работы, производившиеся в Академии художеств в основанном (в конце XVIII века, но ненадолго), для образования русских Тенирсов и Схалкенов, классе живописи «домашних упражнений» (был и такой) на темы вроде следующей: «Представить мещанина, который, чувствуя небольшой припадок, готовится принять лекарство». «Хорошо, если благодаря мне Зимний дворец будет спасен и превращен в памятник-сокровищницу мирового значения», – искренне надеялся он. На плече она держит зеркало, в котором смутно видна обнимающаяся (или сплетающаяся) обнаженная пара среди огня.

Отъезд как и ранее состоялся для постановки спектакля в «Гранд-опера» и участия в выставках, но оттуда в Россию он не вернулся. Мая, Александр познакомился и подружился с людьми, которые, став старше, составили костяк общества «Мир искусства»: К. Сомовым, В. Нувелем, Д. Философовым (двоюродным братом С. П. Дягилева), Л. Бакстом. Среди ее работ есть портрет Б. Ф. В ту же серию входят работы, принадлежащие к числу самых удачных произведений Бенуа, заслуженно пользующихся широкой известностью: «Парад при Павле I» (1907, Гос. Это решение было связано, главным образом, с финансовыми и семейными обстоятельствами.

В историю русской книжной графики художник вошел своей книжкой Азбука в картинах Александра Бенуа (1905) и иллюстрациями к Пиковой даме А. С. Пушкина исполненными в двух вариантах (1899, 1910), а также замечательными иллюстрациями к Медному всаднику, трем вариантам которых посвятил почти двадцать лет труда (1903-22). В конце 1896 года вместе с друзьями впервые приехал во Францию, где написал «Версальские серии»— картины изображали парки и прогулки «короля-солнце» Людовика XIV. Позднее, уже зрелым мастером, Бенуа исполнил серии пейзажей Версаля, к которому много раз возвращался (1896, 1897, 1898, 1905, 1906, 1907, 1914), Петергофа (1900), Ораниенбаума (1901), Павловска (1902), Рима (1903), Венеции (1912). Но кончал он свой отзыв почти миролюбиво: уж если этой главе суждено будет появиться в русском переводе, то надо будет только ее «всю переделать и переправить». Увлечение балетом оказалось настолько сильным, что по инициативе Бенуа и при его непосредственном участии была организована частная балетная труппа, начавшая в 1909 году триумфальные выступления в Париже – «Русские сезоны». На этот раз Брюллов почувствовал, что выбрал «верную» тему.

С 1910 года начал выпускать серийные издания «Русская школа живописи» и «История живописи всех времен и народов» (издание прервалось лишь с началом революции в 1917 году). С 1904 г публикуется в газетах: Слово, Русь и Речь. Три картины с этой выставки были приобретены П. М. Третьяковым.

Книга известного исследователя искусства, художника Александра Николаевича Бенуа (1870—1960), раскрывающая широкую панораму развития русской живописи в XIX столетии, стала не только классикой отечественного искусствоведения, но и замечательным памятником серебряного века в русской художественной культуре. Александр Николаевич Бенуа (1870 —1960) был замечательным художником театра и иллюстратором книг, живописцем и графиком, создавшим множество историко-бытовых картин, пейзажей, портретов изображений интерьеров. В литературе, более близко связанной с жизнью всего народа, сразу явились силы, которые непосредственно, глубоко и всесторонне удовлетворили эти ожидания, но в живописи Венецианов и вся его школа, разумеется, не отвечали этой русской «буре и натиску», а проходили —слишком скромные и, так сказать, смирные —почти незамеченными. Но для Бенуа натурные штудии являлись лишь начальным этапом творчества. Задолго до Нестерова Венецианов понял и передал в своем пейзаже позади «Спящего мальчика» тот полный тончайшей поэзии и какой-то приниженной прелести, худосочный северный пейзажик, который так прекрасно дополняет и объясняет настроение св. К ним он обращался в первую очередь в своих исторических композициях — в двух «версальских сериях» (1897, 1905-06), в широко известных картинах «Парад при Павле I» (1907), «Выход Екатерины II в Царскосельском дворце» (1907) и др., воспроизводя давно ушедшую жизнь с глубоким знанием и тонким ощущением стиля. Эта настроенность сказалась и в работе Бенуа над «Историей русской живописи в XIX веке» —его первым крупным исследовательским трудом.

Что дает Тропинину особенно почетное место в истории русской живописи, это —сродство его в некоторых задачах с Венециановым, вернее —его зависимость, столь почетная, от последнего а для Москвы это имело громадное значение, так как он первый (а за ним, гораздо позже, прямой ученик Венецианова Зарянко) посеял семена того реализма, на котором вырос и окреп впоследствии чисто московский протест против чужого и холодного, академического, петербургского искусства. От Щедровского осталось еще больше, чем от других (но зато вовсе нет сведений о нем самом): 30 рисунков тушью в Музее Александра III и, затем известные, почти вполне с ними схожие литографии изданные с текстом в 40-х годах Обществом поощрения художников и в обеих этих сериях Щедровский с чрезвычайным вниманием и точностью, прямо с натуры, но без всякого личного отношения к делу, точно в камер-обскуру, срисовал нравы и типы простых классов гоголевского времени, что сообщает этим рисункам, в историческом по крайней мере отношении, чрезвычайную драгоценность. Однако лизаные его портреты последнего периода, напоминающие, до обмана, увеличенные и раскрашенные фотографии, явно свидетельствуют (особенно при сопоставлении их рядом с его же великолепной, чисто венециановской внутренностью Никольского собора и теми редкими портретами первого периода, которые еще писаны широкой и бодрой, в роде Тыранова, кистью) о том, что и он не устоял, одинокий, всеми оставленный, вдобавок сухой и ограниченный человек, от влияния всеобщего безвкусия. К ранним работам Бенуа для книги принадлежит иллюстрация к «Пиковой даме» (1898), опубликованная в трехтомном собрании сочинений Пушкина (1899) иллюстрированном многими русскими художниками, в том числе и мастерами «Мира искусства». Александр Бенуа (1870-1960). Это отозвалось и на Брюллове. Много ли найдется книг, о которых можно так отозваться.

Серебряковой. Ведь он считал себя убежденным поборником отнюдь не педантично-сухого, холодного и сугубо рационалистичного подхода к искусству, с которым он связывал «черствость» ученого-профессионала, стоящего на позициях принципиального объективизма напротив, для Бенуа был важен «субъективный» подход, в том числе и соответствующий метод критики ибо только в этом случае, как он считал, можно уловить в искусстве все, в чем «с особой яркостью сказывается искра божия». Пусть позже, как он это делал десятки раз и по отношению к другим художникам, Бенуа уточнит свои оценки «русского Милле», сочтя их, быть может, несколько преувеличенными поначалу. Но работы художников, занимавшихся в этом классе, получили совсем другой характер, нежели тот бездушно-топографический, который был в махаевских «проспектах» и это благодаря, с одной стороны, участию в преподавании таких свежих или почтенных художников, как М. Иванов, старший Щедрин и Алексеев, а с другой стороны и потому, что в обществе изменился взгляд на самую природу.

Бенуа, занявший в труппе пост директора по художественной части исполнил оформление к нескольким спектаклям. В историю русской книжной графики художник вошел своей книжкой «Азбука в картинах Александра Бенуа» (1905) и иллюстрациями к «Пиковой даме» А. С. Пушкина исполненными в двух вариантах (1899, 1910), а также замечательными иллюстрациями к «Медному всаднику», трем вариантам которых посвятил почти двадцать лет труда (1903-22). Положим, старик Венецианов с разбитым сердцем глядел на то, как его ученики один за другим перебегали к Брюллову и считал их погибшими, но кто же слушал этого старика чудака, кому какое дело было до его настоящих мужиков, до его настоящей России, когда Брюллов обещал дать в своей «Осаде Пскова» совсем новую, просветленную Россию, какое-то высшее выражение русского героизма, русского религиозного подъема, нечто такое, что вполне равнялось бы по возвышенности пятому акту «бессмертных» драм Кукольника.

Воспоминания Бенуа очень точно отражают его «огорчения». Сюжеты для большинства картин этих циклов навеяны мемуарами Сен-Симона. Бенуа неоднократно изображал этих мраморных мудрецов. Программа «Мира искусства» предполагала вторжение его деятелей во все области культуры, включая не только изобразительное искусство, театр, оформление книг, но и создание предметов быта — мебели изделий прикладного искусства, проектов оформления интерьеров. Они составляют едва ли не половину его наследия. Это нельзя считать случайностью или излишней субъективностью.

«Реалисты-передвижники, —пишет Бенуа, —завоевали для искусства жизнь, правду искренность». Именно такая ситуация, как считает Бенуа, сложилась в России с середины XIX века. В 1926 году художник эмигрировал во Францию, где в конце жизни написал мемуары «Мои воспоминания» о России начала XX века. Надо же раз навсегда решиться считать все, что происходило с основания Академии до появления Брюллова в ее стенах, простым историческим курьезом и помнить, что русская живопись XVIII и начала XIX века есть живопись Левицкого, Боровиковского, Венецианова, Орловского и Тропинина, вовсе не обучавшихся в Академии художеств, живопись Щукина, Кипренского, Галактионова, Иванова, Мартынова и Алексеева, бывших в Академии, но не имевших с ее основным значением ничего общего, —а вовсе не Козлова, Пучинова, Лосенки, Акимова, Угрюмова, Егорова, Шебуева и массы других профессоров, академиков и «назначенных», к счастью, теперь навсегда забытых. Бенуа исполнил также две серии иллюстраций к «Капитанской дочке» и в течение ряда лет подготавливал свою главную работу — рисунки к «Медному всаднику». Русский музей). Александр Бенуа, став идеологом и теоретиком объединения «Мир искусства», активно участвовал в его художественной жизни, а также в издании журнала «Мир искусства», взявшего на себя роль основы и идейного рупора этого объединения.

Орест Адамович Швальбе родился в 1782 году в семье крепостного человека бригадира Дьяконова, крещен в селе Копорье (Петергофского уезда) и от этого села получил фамилию, под которой стал известен: Капорский —Кипренский. Более свежим, нежели Щедрин, является Михаил Иванов, вернувшийся в Петербург из пенсионерства (учился он у Лепренса и Хаккерта) еще в 1779 году, но поступивший в Академию преподавателем гораздо позже, впрочем, в лучшую пору своей деятельности, в 1800 году. История «Мира искусства» началась с устроенной Сергеем Дягилевым выставки русских и финляндских художников в январе 1898 года в помещении училища барона Штиглица в Петербурге.

---